Отрывок из летописи с.

Пушкино Дорогобужского уезда
(Орфография и пунктуация исходного текста для удобства чтения и электронной верстки, по возможности приведены в соответствие с ныне действующими нормами и правилами русского языка.)
Подготовили: Владимир Пучков, Юрий Шорин
О происхождении или племени прихожан.
Пушкинские прихожане по языку и обычаям принадлежат все, исключая помещиков, к белорусскому племени. Произношение их смешанное, в разговоре можно услышать слова польские, малороссийские и такие, что для великорусса будут служить немалой загадкой, так, например:
Пуга, шелип – кнут.
Болонка – стекло в раме.
Ни тряссы не боюсь – ровно ничего не боюсь.
Вечерять – ужинать.
Жупан – верхнее одеяние домашнего сукна, длиною до колен.
Саян – женская юбка с лифом.
Андарак – женская юбка без лифа.
Смашно – сладко, вкусно.
Рахманный – смирный, тихий.
Хлудец – прут, большей частию называют ивовый.
Услон – скамейка.
Кринка – горлач.
Мотыр – коромысл, водонос.
Троху – немного.
Цаца – детская игрушка.
Огарнуться – одеться чем-нибудь лежа или сидя.
Не замай – не трогай.
Не галузай – не шути, не играй со мной.
Дянка – тетка.
Сдобель – очень много.
Не здикайся – не шали.
Шукай – ищи.
Пытать – выспрашивать.
В произношении между буквой д и гласною литерою вставляют з, например, вместо деньги произносят дзеньги. Литеру з употребляют впереди слова вместо литеры с, например, вместо того, чтобы произнести с луком, с маслом, произносят – злуком, змаслом; вместо лучше произносят – залучше. Перед каждым словом произносят частицу ти, а в конце слова литеру л изменяют в литеру в, например, ти-ходив, ти-видев; частица «ти» составляет особенность жителей Дорогобужского уезда, без нее они не произносят ни одного слова; посему природного жителя Дорогобужского уезда можно узнать по разговору из нескольких миллионов людей.
По внешнему виду своему они далеко уступают великорусским (жителям хоть Гжатского и Юхновского уездов). Они худощавы, с длинным лицом, острым носом, длинной шеей и узкой грудью; в движениях неповоротливы, ленивы и во время самой работы, ко всему окружающему хладнокровны. Сделайся хоть какая беда в доме, они не вдруг-то встанут со своего логовища (если он, например, лежит), а прежде всего помечтают лежа, да поговорят: «Да как же это случилось!?» Равнодушие не покидает их никогда: они равнодушно относятся к атмосферическим явлениям, равнодушны также и к самой смерти: «Умереть-то ничего, – говорят они, – только бы не потрошили», – одного анатомирования только они, кажется, и боятся. Поэтому-то, едва только у кого заболит живот или голова, они уже спешат снарядить подводу за священником, – «Нужно приобщить больного, – говорят они, – а то иногды умрет, наделает струшней» (то есть хлопот и убытков, заставит ведаться со становым). Все крестьяне здоровьем слабы и климатические перемены сильно на них действуют, оттого часто и болят, особенно же весною и осенью. Болезнь бывает, большей частью, следующих родов: удушье, колика в боках, иногда – горячка, лихорадка. Во время болезни они редко, очень даже редко обращаются к лекарям и аптекарским лекарствам, а ищут спасения или в своих домашних лекарствах, или же у знахарей и знахарок. И вот эти-то фурии, воспользовавшись доверием больного и его семьи, наносят вместо пользы страшный вред. Иногда очень вредными лекарствами пользуется в болезнях простой народ. Их лекарства, насколько мне известно, следующие: белена, нашатырь, квасцы, сера, простая водка, жгучая крапива, соль с медом, мел, алебастр, трипутник, мак, перец, редька, хрен и проч. проч. Самым же главным и действительным лекарством считается у них «паренье в печи». Не зная употребления вышеупомянутых лекарств, они опробуют все по очереди, и какое лекарство сильнее забирает, тем и пользуются.
Составил сию летопись села Пушкина священник Александр Конокотин 1875 г.