Васильич, не спеша, гулял по кладбищу, наслаждаясь теплой летней ночью, полной луной и удивительно гармоничным хором цикад. Тропинка причудливо петляла между крестов и надгробий, огибая редкие деревья и кусты. - Тьфу-ты! Ни стыда, ни совести! - Васильич с трудом нагнулся, подобрал жестяную банку из-под пива, смял ее и засунул в старый армейский вещмешок, болтающийся за спиной. Вот уже шесть лет Васильич работал сторожем на деревенском кладбище. Кладбище не то, что б уж и большое, да и особо ценного там ничего нет, но сельские власти решили отрядить сторожа охранять «последний покой» преставившихся жителей деревни после того, как банда каких-то недоумков разломала часть ограды кладбища, сожгла несколько старых деревянных крестов и повалила два мраморных надгробия, предварительно их расколов. Вандалов так и не нашли, а для тихой и мирной деревни такое событие было как гром среди ясного неба, и разъяренная общественность потребовала от властей принять меры по предотвращению подобных инцидентов.Власти, в лице аж главы района, меры приняли, и у кладбища появился свой сторож. У центральных ворот погоста поставили старый списанный железнодорожный вагон, где-то раздобытый местным предпринимателем-меценатом, утеплили его, подключили электричество, даже газовую трубу провели, оборудовали надлежащим образом (кровать, телевизор, стол холодильник и микроволновка), ну и, в принципе, все. Рабочее место сторожа готово. Сначала кладбищу со сторожами не везло. Двоих уволили за постоянные пьянки, один умер от инсульта прямо на обходе, а вот Васильич прижился. Он практически не пил, был еще не очень старым и вроде как ничем серьезным не болел. Да и спокойная жизнь отшельником-бобылем ему была по душе. Васильич был человеком ответственным и чистоплотным, руки у него росли из того места, так что кладбище вскоре преобразилось. Он за лето полностью вычистил всю территорию от мусора, подстриг кусты, выкосил траву и заменил сгнивший штакетник кладбищенской ограды. Люди ходили, цокали языками, удивлялись, благодарили Васильича, кто-то даже принес пару бутылок водки. Васильич только улыбался в седые усы, да сдержанно отвечал на похвалы. Бутылки он припрятал до лучших времен. Со временем все привыкли к чистоте и порядку на кладбище, о стороже вроде как и забыли (есть и есть), но все же старались не мусорить и не гадить. Васильича такой расклад вполне устраивал. Вот потому-то он и злился, когда все-таки обнаруживал какой-нибудь мусор на своей территории, оставленный кем-то уж очень нерадивым. - Поймаю, отлуплю! – в сердцах произнес Васильич, – если себя не уважаете, то хоть к мертвым уважение выказывайте! Он немного постоял, похмурился и двинулся дальше. Раза три за ночь Васильич производил обход кладбища. Фонариком он пользовался редко, только когда ночи были уж совсем темными, а за шесть лет он все тропинки узнал наизусть: каждый поворот, кочку, ямку. Вот и сейчас он шел без света, благо ночь была на удивление лунная. - Вот и брат приехал. Мы его долго ждем, а он все путешествует, счастье ищет. Эх, и матушка не дождалась, померла. А ему много обещал. Всякую малую малость, а получилось много. Кто-то все-таки помнит меня. А Светка забыла. Ох, и курва ты, Светка. А мы брата все ждем, – раздался глухой, но вполне отчетливый голос из-под земли, прямо из-под довольно старого надгробия. «Антонов Андрей Витальевич, любящий и любимый сын, отец, брат. 1973 год-1998 год». Этот поболтать любит, часто разговаривает. Все Светку какую-то вспоминает, и недобрым словом. Правда, ничего нового за эти шесть лет, пока Васильич его здесь слушал, так и не сказал. А вот соседка этого Андрея, умершая еще раньше, почти каждый год добавляет по новому слову. В этом году у нее выходит: «Вот так вот все и надоело. Думала-думала, да не придумала». Прям как песня какая-то. Мало кто знает, что после смерти в теле человека остается маленькая искорка жизни. И эта искра не дает полностью умереть. Вряд ли в теле остается душа: есть ли она, нет ли – это только церковники, наверное, скажут. Но эта маленькая искорка заставляет их говорить. О чем они говорят, и связано это с какими-то важными, или не очень, моментами их жизни, Васильич тоже сказать не мог. Кто-то говорит много, почти каждый день, от кого-то можно услышать лишь пару слов в год; кто-то каждый раз болтает о чем-то новом, а некоторые всегда произносят всего одно и то же слово. Свежие вот только первые три года не говорят ничего. Лежат себе спокойно. Вот парень, разбившийся на мотоцикле три года назад, недавно начал говорить. И говорил же не про машины и мотоциклы, вообще не про технику, а про сад за каким-то домом из красного кирпича. Его при жизни Васильич немного знал, и знал, где этот парень раньше жил. Так не было в его деревне никогда дома из красного кирпича с садом. Вот и попробуй угадай, о чем он. Васильич, когда шесть лет назад, зимой, их в первый раз услышал, думал, что «кукушкой» поехал. Первого он услышал деда какого-то, который все весло поминал. Какой тогда ужас Василич испытал, не дай бог кому. Не помнил, как убегал с кладбища подальше, что-то крича. Пришел в себя где-то в канаве, километрах в пяти от погоста. Долго в себя приходил, бродил по деревне, мерз, а вернуться решился только на утро. На следующую ночь он опять их услышал. Васильич, после нескольких дней пьянки, рассказал все-таки о ночных «разговорах» одному вроде как хорошему знакомому. Знакомый сделал вид, что поверил, и они вместе пошли ночью на кладбище. Стоит ли говорить, что за ночь никто ни разу ничего и не сказал. Знакомый обозвал Васильича дураком и насмерть обиделся на, как ему показалось, неудачную шутку. Теперь у Васильича на одного из хороших знакомых меньше. Сторож думал уже увольняться, переехать куда, благо денег немного подкопил, но… Остался. Ну не было никакой угрозы от мертвых, хоть убей.И вот за шесть лет ни разу не было повода бояться. Все они болтали, что-то рассказывали, кого-то вспоминали, о чем-то сокрушались, но о своем. Живых они не трогали, и Васильича тоже. Они его не замечали. Васильич вообще сомневался, что они кого-то замечали или что-то чувствовали. Мертвые они, и точка. А то, что разговаривают, он принял как данность, божественную волю. Да и слышать мог их только он один. Вот так уже шесть лет Василич ходит по кладбищу, слушая мертвых и думая о чем-то своем. Лишь в два места на кладбище он старался не заходить лишний раз. И уж так совпало, что эти места находились совсем недалеко друг от друга, в северо-восточной части погоста. Первое место – могила совсем молоденькой девушки, жившей на одной улице с Васильичем. Этот случай поразил тогда не только деревню и район, он потряс всю область. Группа молодых парней, перебрав хмельного, не придумала ничего лучшего, как поискать девушек для скрашивания своего вечера. И уж так вышло, что в это же вечер одной девчонке нужно было в круглосуточную аптеку. Она бы никогда никуда не пошла бы одна в одиннадцать вечера, но бабушке резко стало плохо, а необходимые лекарства, как назло, дома закончились. Когда девушка уже возвращалась домой, рядом с ней остановилась старенькая «девятка» с тремя молодыми пьяными парнями. Сначала они пытались ее пригласить относительно мирно в машину, ну уж потом и на отдых. Но когда девушка отказалась, просто затащили силой. Дома, в квартире, после еще одной распитой бутылки, у парней совсем сорвало башню. Девушку они изнасиловали, а потом убили. Как говорили на суде: что-то необъяснимое затмило им глаза и отключило мозг. Убийц взяли тогда сразу же, через пару часов после содеянного; соседи, услышав невнятные крики с их двора, вызвали наряд милиции, полагая, что парни напились и опять, как было уже не раз, подрались. Отморозкам впаяли по максимальному сроку. Всем почти одинаково, и очень много. Что делают в тюрьме с насильниками, знают все, но это, естественно, невинно убитую девушку не вернуло, и ее родственникам облегчения если и принесло, то совсем небольшое. Из трех парней на волю смог выйти только один, да и то, тихим и кротким дурачком. Живет он теперь при храме, работает и не думает; совсем не думает. Так что и себе жизнь испортили, и невинную душу загубили.А девушка та в гробу каждый день кричит, да так кричит, что ноги становятся ватными, а сердце предательски екает. И даже не говорит ничего эта девушка, а просто кричит. А Васильич, во избежание какого-нибудь случайного инсульта, от греха подальше обходит это место стороной. И ему приходится делать еще больший круг, потому что недалеко, всего в тридцати метрах от могилы девушки, находится другая могила…Могила пятилетнего сына Васильича, Андрейки. Он умер очень давно, еще когда в деревне не было ни медпункта, ни даже какого-нибудь завалящего врача-самоучки. И прошло целых две недели, когда родители забеспокоились постоянным ночным кашлем маленького сына. И, когда в районной поликлинике врачи обнаружили у мальчика пневмонию в последней стадии, никто Андрейке помочь уже не мог. Сын умирал, а Васильичу оставалось умирать вместе с ним от горя. Беспомощно и страшно. После смерти сына, как это часто бывает, все пошло по наклонной – строго вниз. Васильич развелся с женой, отдалился от друзей, да и вообще, зажил бобылем. Он не мог простить себе смерть сына. И вот, после того, как он узнал, что мертвые могут разговаривать, он решил ночью сходить к сыну на могилу. Один. Но он переоценил свои силы.Когда он услышал: «Папа, мне страшно, помоги!» – он понял, что прийти он сюда один больше никогда не сможет. Тогда водка опять помогла, и Васильич остался дальше сторожем на кладбище. Так и ходил Васильич на эту могилу только с бывшей женой, которая приезжала в деревню раз в год, накануне годовщины смерти их сына, либо вместе со знакомыми мужиками, которых просил сходить с ним, вроде как для помощи с уборкой, мотивируя тех бутылкой водки. Вот и сейчас Васильич повернул вправо, чтобы обойти эти могилы, хотя, если уж обходить всю территорию кладбища, нужно идти прямо. И ему на глаза попалась свежая могилка: простой деревянный крест (обычно, из практики, необходимо некоторое время, чтобы появилось нормальное каменное надгробие и фотография), свежая насыпь и множество венков с надписями: «Уважаемой сотруднице от коллег», «Любимой тете», «От верных подруг» и тому подобное. Даже от администрации был венок… Васильич вчера наблюдал издалека за похоронами, внимательно следя за порядком. Но все прошло нормально, люди (которых, кстати, было не так уж и много) спокойно разошлись, и Васильич удовлетворенно убыл в свою коморку. Сторож обошел кладбище и, в который уже раз, не обнаружив ничего подозрительного, поставил будильник и спокойно лег отдыхать в одиннадцать вечера. Но не успел он заснуть, как в маленькое окошко его будки кто-то постучал. Это было неожиданно, но сторож особо не удивился: бывало, к нему даже позже заходили знакомые, правда, не проведать здоровье или поинтересоваться делами, а все больше за бутылкойНо в этот раз никого из знакомых не оказалось, а была уже немолодая, но все еще красивая женщина, зябко кутающаяся в пушистый платок, хотя на улице было довольно тепло: летняя ночь все-таки. - Здравствуйте, а вы сторож кладбищенский, да? - Здравствуйте. Да, я сторож. А вы что-то хотели? - Д-да… - гостья немного замялась, - да нет. Просто живу неподалеку, – она махнула рукой куда-то неопределенно, - я одна, и как-то тоскливо стало, бессонница заела, захотелось поговорить с живым человеком, а не с телевизором. Женщина не выглядела подозрительной, да и если бы кому-то что-то надо было плохое, они уже давно это сделали. - Заходите, я не против, – Васильич посторонился, пропуская гостью. - Ой, спасибо. Я думала, вы не захотите со мной болтать. Поздний час все-таки. Наудачу зашла, – сказала она, уже сидя за столом, и улыбнулась. Васильичу понравилась ее искренняя и добрая улыбка. Он предложил гостье (кстати, ее звали Валерия; Лера, если сокращенно) чаю, и они, чаевничая, проговорили полночи. Собеседницей она оказалась приятной, спокойной и интересной, болтать с ней было легко. Правда, о себе она рассказывала мало, как-то отстраненно, а все больше о внешней жизни, о ситуации в стране и в мире, да о других темах. Она пришла и на следующую ночь. И на третью. Чай стал подозрительно быстро заканчиваться, и пришлось Васильичу идти внепланово в магазин. Заодно и печенья прикупил. Васильич спрашивал Леру, почему она не приходит днем, ведь он всегда, в общем-то, свободен. Оказывается, днем она работала, вроде как библиотекарем. Это, в принципе, объясняло ее ум и образованность, хотя Васильич за свою жизнь встречал настолько глупых библиотекарей, что, казалось, книжки им нужны только как подставки под цветы. И ничего такого в их ночных посиделках не было; просто два одиноких человека нашли утешение в долгих разговорах ни о чем. Пили чай, играли в шашки, смотрели телевизор, читали газеты, обсуждая последние новости. Васильич предложил ей было сыграть в шахматы (это дело он любил и ценил), но Лера отказалась, ссылаясь на то, что играть в шахматы она просто не умеет. В тот день к новой могилке пришли два человека: молодой парень и женщина средних лет. Они принесли маленькую фотографию покойника, повесили на крест, постояли немного и ушли. Васильич всегда приходил посмотреть на новые фотографии, познакомиться, так сказать. Вот и сейчас он подошел к могилке, кинул взгляд на фотографию… и замер. На фотографии была запечатлена улыбающаяся красивая женщина – его ночная знакомая. Постояв немного в ступоре, он с надеждой прочитал подпись под фотографией: может, это ее сестра, или просто похожая женщина. Но нет, - «Коротикова Валерия Николаевна». И все. Мир повернулся. На 360 градусов, наверное. _________________________________________________________ Продолжение следует...