КАСЫДА.
Уж время шашками закрыть шесть клеток мировой доски,
С небес две кости для игры смахнуть движением руки.
А черноту и белизну небес расписки долговой –
Обещанных ночей и дней – рви, не жалея ни строки.
И гидросферы весь объём пусть испарится без следа,
И геосферы весь объём пусть разлетится на куски.
Давно уж может небосвод направить прочь свою ладью,
Чтоб канул мир в небытие, как тонущий – на дно реки.
О, если бы чуть легче стал вращающийся небосвод!
У мельницы короче век, коль жернова её легки.
Поскольку держит Землю Бык, уравновесив на рогах,
Дома, что воздвигаешь ты, все ненадёжны, не крепки.
Как поразить Быку Земли своим копытом Льва Небес?
Бык дрогнет, встретив когти Льва и смертоносные клыки.
Однако вижу я кругом сердца собачьи и боюсь:
Вдруг Бык теперь могуч и храбр, у Льва же – лапы коротки?
Пугает Землю небосвод – парящий купол голубой,
Так голубь башню облетит, боясь наткнуться на силки.
Чтоб в бурном океане дней корабль уверенней ты вёл,
Пусть якорем твоя нога уйдёт в смирения пески.
Стань Хызром праведным. Когда откочевать пора придёт,
Все воды перейдёшь ты вброд, сколь ни были бы глубоки.
Ты на Аллаха уповай, и, если морем станет мир,
Клянусь, на пальцах ног твоих сухими будут волоски.
Старея, не добреет страсть, и нам не легче сладить с ней:
Кусается змея больней в свои последние деньки.
Прямой и честный сделай шаг и станешь прям, как кипарис.
Крупицей мускуса весы на благовонье обреки.
В искусстве слов не почитай искусный вычурный обман,
Пусть правда славится тобой любым соблазнам вопреки.
Таким явись перед людьми, что если даже и солжёшь,
Поверят правдолюбцы в ложь, от всех сомнений далеки.
В обитель веры и добра вселись, душою обновлён,
В ней против дивов не нужны тебе ограды и замки.
Ослепнет страшная змея, едва взглянув на изумруд,
Иблис, услышавший Коран, оглохнет с первой же строки.
Когда, как праведный Халил, ты путь смиренья изберёшь,
К тебе разбойники пойдут в смиренные проводники.
Кричи и в стену бейся лбом, но сердце спящее твоё,
Пока не грянет Судный день, презрит и крики, и пинки.
Будь голосом хоть сам Санджар, греми под куполом небес,
Но эха тщетно станешь ждать: уж слишком своды высоки.
Но каждый, скорбный сердцем, свят и обретёт огонь Мусы.
Пророком Хызром стать не всем, кто открывает родники.
Довольно горечи морской испить придётся прежде, чем,
Глотнув дождинку, различишь в себе жемчужины толчки.
Жемчужину свою блюди, хоть свет её ничтожно мал,
Тусклей того, каким весной в ночи мерцают светлячки.
А ты, готовый мотыльком к семи светильникам взлететь,
Пугайся солнечной свечи: сгорают быстро мотыльки.
Став мудрой, голова твоя в човгане этом круговом
Всем клюшкам пусть подставит лоб, чтоб рады были игроки.
Слугой послушным быть учись. Избравшего служенья путь,
Возвысит тот, кого Аллах избрал себе в ученики.
Шихна, который справедлив, эмира обретает власть.
Эмира, коль он справедлив, о небо, шахом нареки.
Потворствуй преданным друзьям, их за проступки не гони,
Как напоит тебя сосуд, тобой разбитый в черепки?
Скликая войско, щедрым будь, хлеб не жалея раздавай,
И муравей, дающий хлеб, способен в бой вести полки.
Не жри, как плотоядный червь, жизнь воздержанием продли:
Ведь режут первыми овец, чьи тяжелее курдюки.
Но съеденное возвращай, стань словно шелковичный червь.
Его сверкающий венец – слюны бессчётные витки.
Страсть плотскую ты низведи до уровня тончайших трав
И бди, чтоб сосны невзначай не превратились в стебельки.
Страсть похотливую спеши как можно раньше одолеть:
Змея, в дракона превратясь, под старость злее жмёт тиски.
Не прочно царство у того, кто кровь ему подвластных пьёт,
Луна кровь солнца пьёт, и вот ей лик пятнают синяки.
Спеши пополнить свой амбар, хотя б крупицей добрых дел.
И от невзрачного зерна тучнеют хлебные мешки
Но те, кого ты угнетал, – страшись! – поднимут в Судный день
Над грешной головой твоей неумолимые клинки.
В мирах обоих суд один, и справедливость – всем судья:
Бесценней взятых золотых раздаренные медяки.
И если руки раздробит Бахману славному дракон,
То из обломков прорастут ладони, но не кулаки.
Мягкосердечен будь, как воск, Давуду кроткому под стать,
Чтоб стала сталь в твоих руках не твёрже сеяной муки.
Твоё стремленье к естеству естественно, ты им рождён.
Когда младенец ищет мать, его попробуй отвлеки.
Учёных общества взыскуй, уподобляясь в том Исе,
Амвон жилищем почитай, из мудрых фраз одежды тки.
Страшись в пророчествах дурных истолковать движенье звёзд:
Вдруг дымом собственных невзгод заволокло тебе зрачки?
Вода, земли недремный страж, когда-то в плоть войдёт земли,
А ветер озарят огня, взметнувшиеся языки.
Упрись ногой в небытие, вцепись руками в бытие
И успокойся: прочен кров, подпоры у шатра крепки.
Не говори: «Я буду мёртв, а здесь живому – жить в живом».
Твои суждения бедны, твои воззрения узки.
Там – всё иное, для иных, султан там нищ, босяк богат,
Тиран унижен, и для них законы эти не жёстки.
Круг солнца в небе голубом – как мыло в голубом тазу,
Чтоб смыли мы с одежд души и грязь, и пятна, и плевки.
Умою руки мылом тем и больше мира не коснусь.
А ты как хочешь: мой – не мой, тут выгоды не велики.
О Низами, забудь скорей про голубой небесный свод,
Пусть якорем пока не стал и не вцепился в дно реки.
И бренность мира ты пять раз напевом флейты возвеличь,
Тогда, быть может, царство слов придёт под власть твоей руки.
Чтоб клады счастья обрести, прибегни ко всесилью слов,
Чтоб камень в злато обратить, из сердца слово извлеки.
(Перевод Марины Борисовой.)
#АзербайджанскаяЛитература
Комментарии 4
***
Не сотвори, душа, себя кумиром.
Единой будь и с обществом, и с миром,
Испив вина желаний и надежд,
Мир отпусти, пускай уходит с миром.
Ты в каждом встречном друга не ищи:
Любовь пренебрегает людным пиром.
Не требуй, чтобы друг был справедлив,
Ты с другом не одним, ли мазан миром?
Страшись обидеть даже муравья,
Неси добро обиженным и сирым.
Обидчик на столетья осужден
Стенать во прахе, будь он хоть эмиром.
О, Низами, достиг ты тех вершин,
Где храм низверг, расправился с кумиром.
***
Будь весел — короток наш век — он горя твоего не стоит.
Забот о малом и большом — что спрашивать с него! — не стоит.
Ячменное зерно, и то — стократ весомее его.
Все правосудие его — мизинца, и того не стоит.
И сам он, и его тепло, и дня его случайный свет —
Чуть холод утренний дохнет — мгновенья одного не стоит.
Ты говоришь: не может быть, чего-то все же стоит он.
Вглядись же пристальней в него: клянусь, он ничего не сюит.