Песни Пахмутовой и Добронравова выходили одна за одной. В них целая эпоха, жизнь народа большой страны. Сложно даже сказать, какие из них пользовались наибольшей популярностью, потому что каждая становилась настоящим шедевром. «Как молоды мы были», « И вновь продолжается бой», «Команда молодости нашей», «Обнимая небо», «Надежда», «Трус не играет в хоккей», «Герои спорта» — эти и многие другие композиции распевали буквально на каждом углу. А песня «Нежность», которую исполнила актриса Татьяна Доронина в картине «Три тополя на Плющихе», звучала буквально в каждом доме. Творческий дуэт Добронравова и Пахмутовой писал не только для кинематографа, супруги создали множество эстрадных композиций. Их песни стали лучшими советскими шлягерами, они звучали в исполнении Эдиты Пьехи, Майи Кристалинской, Анны Герман, Иосифа Кобзона, Аллы Пугачевой и многих других.
Специально к московской Олимпиаде - 80 творческий тандем создал композицию под названием «До свиданья, Москва, до свиданья», которая прозвучала на церемонии закрытия игр.
Добронравов всегда любил спортивную тематику, и это увлечение привело к написанию сценария к вышедшей в 1981-м году документально-художественной ленте «О спорт, ты – мир!». В картине снова звучат песни семейно-творческого тандема. Режиссером этой ленты стал Юрий Озеров, она снималась при непосредственном участии Николая Озерова, спортивного комментатора, и Федора Хитрука, мультипликатора. Все создатели фильма получили Государственную премию СССР. В том же, 1981 году, фирма «Мелодия» выпустила пластинку под названием «Птица счастья», в которую вошли композиции из этой картины.
Николай Добронравов писал тексты и для других композиторов. Больше всего ему нравилось работать с Микаэлом Таривердиевым, с которым написал несколько шлягеров – «Предчувствие любви», «Маленький принц», «Твой голос». Помимо этого, он сотрудничал с Евгением Мартыновым, Арно Бабаджаняном, Аркадием Островским.
Одной из главных тем творчества Добронравова была война. В 2000-х годах Николай создал произведение «Военные осколочки», которое посвящено людям его поколения.
Комментарии 56
ЛЮБИ МЕНЯ.
Значит, такая судьба,
Если смешную тебя,
Может, себе на беду
Я у других уведу.
А я не зря, а я не зря тебя ревную.
Горит заря, горит заря на склоне дня.
А я тебя не отпущу без поцелуя.
Люби меня, люби меня, люби меня.
Не уходи, не уходи, побойся Бога.
Горит заря, горит заря на склоне дня.
Моя любовь, моя судьба, моя дорога.
Люби меня, люби меня, целуй меня.
Там, где не видно ни зги,
Слышатся чьи-то шаги.
Стой, прокричу, кто идёт,
Всем от ворот поворот.
Ты и спасенье, и грех,
Ты мой внезапный успех.
Ради других не прерви
Музыку нашей любви…
А я не зря, а я не зря тебя ревную.
Горит заря, горит заря на склоне дня.
А я тебя не отпущу без поцелуя.
Люби меня, люби меня, люби меня.
Не уходи, не уходи, побойся Бога.
Горит заря, горит заря на склоне дня.
Моя любовь, моя судьба, моя
...ЕщёЛЮБИ МЕНЯ.
Значит, такая судьба,
Если смешную тебя,
Может, себе на беду
Я у других уведу.
А я не зря, а я не зря тебя ревную.
Горит заря, горит заря на склоне дня.
А я тебя не отпущу без поцелуя.
Люби меня, люби меня, люби меня.
Не уходи, не уходи, побойся Бога.
Горит заря, горит заря на склоне дня.
Моя любовь, моя судьба, моя дорога.
Люби меня, люби меня, целуй меня.
Там, где не видно ни зги,
Слышатся чьи-то шаги.
Стой, прокричу, кто идёт,
Всем от ворот поворот.
Ты и спасенье, и грех,
Ты мой внезапный успех.
Ради других не прерви
Музыку нашей любви…
А я не зря, а я не зря тебя ревную.
Горит заря, горит заря на склоне дня.
А я тебя не отпущу без поцелуя.
Люби меня, люби меня, люби меня.
Не уходи, не уходи, побойся Бога.
Горит заря, горит заря на склоне дня.
Моя любовь, моя судьба, моя дорога.
Люби меня, люби меня, целуй меня.
ЛЮБОВЬ, КОМСОМОЛ И ВЕСНА...
Звени, отваги колокол!
В дороге все, кто молоды.
Нам карта побед вручена.
Отчизне в дар останутся
Рабочей славы станции.
Запомните их имена:
Любовь, Комсомол и Весна.
Дорога, вдаль идущая, –
Наш первый шаг в грядущее.
И звёзд, и земли целина…
Мечты края безбрежные,
Твоя улыбка нежная…
В душе, что отвагой полна, –
Любовь, Комсомол и Весна.
Мы сами – ритмы Времени.
И нам с тобой доверены
И песни, и ночи без сна…
И снова вьюги кружатся,
И песня учит мужеству,
И с нами на все времена –
Любовь, Комсомол и Весна
КОЛОКОЛА.
Ещё сердца окутывает ложь,
Ещё заря спасенья не взошла…
Взгляни вокруг, взгляни – и ты поймёшь:
Настало время бить в колокола!
Остался нам один глоток воды,
И вся земля так нищенски мала…
И мы стоим над пропастью беды!
Настало время бить в колокола.
У нас запас одних и тех же слов,
Забыли мы про добрые дела,
И на земле, где тысячи голгоф, –
Настало время бить в колокола.
Дай силы нам, дай силы, добрый Бог!
Спаси, спаси от скверны и от зла…
Настало время боли и тревог.
Настало время бить в колокола!
ХЛЕБ.
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями,
Помним в горькие годы ясней, чем себя мы.
Хлеб везли на подводе. Стыл мороз за прилавком.
Мы по карточкам хлеб забирали на завтра.
Ах какой он был мягкий, какой был хороший!
Я ни разу не помню, чтоб хлеб был засохший…
Отчего ж он вкусней, чем сегодняшний пряник,
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями?
Может быть, оттого, что, прощаясь, солдаты
Хлеб из двери теплушки раздавали ребятам.
Были равными все мы тогда перед хлебом,
Перед злым, почерневшим от «Юнкерсов» небом,
Пред воспетой и рухнувшей вдруг обороной.
Перед желтенькой, первой в семье похоронной,
Перед криком «ура», и блокадною болью,
Перед пленом и смертью, перед кровью и солью.
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями,
И солдаты, и маршалы вместе рубали.
Ели, будто молясь, доедали до крошки.
Всю войну я не помню даже корки засохшей.
…З
...ЕщёХЛЕБ.
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями,
Помним в горькие годы ясней, чем себя мы.
Хлеб везли на подводе. Стыл мороз за прилавком.
Мы по карточкам хлеб забирали на завтра.
Ах какой он был мягкий, какой был хороший!
Я ни разу не помню, чтоб хлеб был засохший…
Отчего ж он вкусней, чем сегодняшний пряник,
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями?
Может быть, оттого, что, прощаясь, солдаты
Хлеб из двери теплушки раздавали ребятам.
Были равными все мы тогда перед хлебом,
Перед злым, почерневшим от «Юнкерсов» небом,
Пред воспетой и рухнувшей вдруг обороной.
Перед желтенькой, первой в семье похоронной,
Перед криком «ура», и блокадною болью,
Перед пленом и смертью, перед кровью и солью.
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями,
И солдаты, и маршалы вместе рубали.
Ели, будто молясь, доедали до крошки.
Всю войну я не помню даже корки засохшей.
…За витриною хлеб вызывающе свежий.
Что ж так хочется крикнуть: «Мы все те же! Все те же!»?
Белой булки кусок кем-то под ноги брошен.
Всю войну я не помню даже крошки засохшей…
Мы остались в живых. Стала легче дорога.
Мы черствеем, как хлеб, которого много.
НАВСТРЕЧУ ДРУГ ДРУГУ.
Пока есть любовь и надежда, и мы не сдаёмся,
Не верим ни в жизни, ни в песне фальшивому звуку.
Взяв под руки звёзды, по нежному небу несёмся
Навстречу друг другу, навстречу друг другу.
По нежному небу, по снежному лугу,
От севера к югу – навстречу друг другу, навстречу друг другу.
По минному полю, сквозь смертную вьюгу –
На волю, на волю, навстречу друг другу, навстречу друг другу!
От подлых наветов и грязи любовь защищая,
Наденем не бронежилеты, а правды кольчугу,
И вновь пронесёмся по свету от края до края,
Навстречу друг другу, навстречу друг другу.
По нежному небу, по снежному лугу,
От севера к югу – навстречу друг другу, навстречу друг другу.
По минному полю, сквозь смертную вьюгу –
На волю, на волю, навстречу друг другу, навстречу друг другу!
Мы знали подвалы, трущобы и царские залы,
Мы знали рассветное солнце и смерт
...ЕщёНАВСТРЕЧУ ДРУГ ДРУГУ.
Пока есть любовь и надежда, и мы не сдаёмся,
Не верим ни в жизни, ни в песне фальшивому звуку.
Взяв под руки звёзды, по нежному небу несёмся
Навстречу друг другу, навстречу друг другу.
По нежному небу, по снежному лугу,
От севера к югу – навстречу друг другу, навстречу друг другу.
По минному полю, сквозь смертную вьюгу –
На волю, на волю, навстречу друг другу, навстречу друг другу!
От подлых наветов и грязи любовь защищая,
Наденем не бронежилеты, а правды кольчугу,
И вновь пронесёмся по свету от края до края,
Навстречу друг другу, навстречу друг другу.
По нежному небу, по снежному лугу,
От севера к югу – навстречу друг другу, навстречу друг другу.
По минному полю, сквозь смертную вьюгу –
На волю, на волю, навстречу друг другу, навстречу друг другу!
Мы знали подвалы, трущобы и царские залы,
Мы знали рассветное солнце и смертную вьюгу.
За то, что мы вместе, мы сдвинем, мы сдвинем бокалы
Навстречу друг другу, навстречу друг другу.
ПТИЦЫ ПЕВЧИЕ.
Птицы певчие,
Птицы певчие…
Серебром звенит роса…
От жестоких бурь
Уцелевшие
Неподкупные голоса…
Ветры встречные,
Бессердечные…
А вокруг всё дымят города.
Птицы певчие,
Птицы певчие,
Ах, куда вам лететь, куда?
Словно таинство
Древней Вечери,
Что не всем дано понять,
Птицы певчие,
Птицы певчие
Могут жизнь мою предсказать.
Людям разное
В жизни выпало:
Побеждать или молча терпеть…
А у певчих птиц
Нету выбора –
Только петь или умереть.
Птицы певчие,
Птицы певчие…
Пусть дожди, пускай гроза…
Песни вечные,
Песни вечные
Размагнитить уже нельзя.
С песней вечною
Мы обвенчаны,
Снова жизнь начинаем с листа.
Птицы певчие,
Птицы певчие,
Ах, куда вам лететь, куда?
ТАК ПОЙ, ДОРОГАЯ...
Лишь в голосе сердца такое раздолье,
Что вольным напевам внимает судьба,
И слушают птицы, и слушает поле,
И слушает небо тебя.
Сегодня в России мелодиям тесно,
Со сцены покорно ушли голоса,
Но ты – моя радость, но ты – моя песня,
А всё остальное – попса.
Сейчас наша песня уходит в подполье,
Сейчас наша песня почти не слышна,
И только надежда на вольную волю
Разбудит людей ото сна.
Я знаю, я верю, что ты не уступишь
Ни сладостной лести, ни злу, ни рублю,
А сердце не купишь и счастье не купишь,
Не купишь улыбку твою!
Мы нынче живём приземлённо и пресно.
Забыли мы небо и звёздную даль.
Но ты моя радость, но ты моя песня,
И свет, и полёт, и печаль…
Так пой, дорогая! Последней любовью
Озвучена наша земная судьба,
И слушают птицы, и слушает поле,
И слушает небо тебя.
МЫ НАЧАЛИ РЫНОК С ПРОДАЖИ ДЕРЖАВЫ...
Мы начали рынок с продажи Державы.
Мы отдали земли. И продали славу.
Потом нашим дедам спокойно сказали:
«Напрасно всем миром страну защищали.
Напрасно страдали. Напрасно старались.
Напрасно безропотно в плен не сдавались.
Давно надо было Державу свалить…
Как вас угораздило столько прожить?»
Но люди смекнули: здесь что-то не то.
Тогда шуранули страну, как авто.
Чтоб эту аферу, не Дай Бог, не сглазить,
Сумели страну перестро…перекрасить.
Потом разобрали ее на запчасти,
И каждой запчасти раздали по власти,
Чтоб власти любой ну хоть самую малость
От этой лихой распродажи досталось.
В кювет тарантас наш летит — будь здоров! —
Уже без мотора и без тормозов.
Теперь понаставили всюду палатки,
И в них продают от Державы остатки.
Страну продают — да все чаще на вынос, —
Со знаком не «плюс» для Державы,
...ЕщёМЫ НАЧАЛИ РЫНОК С ПРОДАЖИ ДЕРЖАВЫ...
Мы начали рынок с продажи Державы.
Мы отдали земли. И продали славу.
Потом нашим дедам спокойно сказали:
«Напрасно всем миром страну защищали.
Напрасно страдали. Напрасно старались.
Напрасно безропотно в плен не сдавались.
Давно надо было Державу свалить…
Как вас угораздило столько прожить?»
Но люди смекнули: здесь что-то не то.
Тогда шуранули страну, как авто.
Чтоб эту аферу, не Дай Бог, не сглазить,
Сумели страну перестро…перекрасить.
Потом разобрали ее на запчасти,
И каждой запчасти раздали по власти,
Чтоб власти любой ну хоть самую малость
От этой лихой распродажи досталось.
В кювет тарантас наш летит — будь здоров! —
Уже без мотора и без тормозов.
Теперь понаставили всюду палатки,
И в них продают от Державы остатки.
Страну продают — да все чаще на вынос, —
Со знаком не «плюс» для Державы, а «минус».
Так значит, еще от России убудет.
Торгуют Державою новые люди.
Они энергичны. Они моложавы.
Мы начали рынок с продажи Державы.
ВЕТКА РЯБИНЫ.
Не шелохнётся, не дрогнет калитка,
Тают следы на ином берегу…
Линия жизни — пунктирная нитка,
Ветка рябины на белом снегу.
Ах, не одни мы судьбу проглядели.
Кружит над церковью белая мгла…
Ах, не напрасно так плачут метели —
Я твоей песней когда-то была.
И у огня мне теперь не согреться,
Зимнею полночью глаз не сомкну.
Вот и трепещет усталое сердце
Веткой рябины на белом снегу.
Не шелохнётся, не дрогнет калитка,
Тают следы на ином берегу…
Горькая, горькая чья-то улыбка —
Ветка рябины на белом снегу.
Это судьбы нашей горькой улыбка —
Ветка рябины на белом снегу.
***
В Паланге гляжу не дыша:
Качая трапеции-ветки,
Такие дают антраша
Ручные курортные белки!
Артистов лелеет народ.
За эти лесные потехи
Восторженный зритель несет
Печенье, изюм и орехи.
И кормятся белочки с рук,
И кружатся в танце повесы,
Своих созывая подруг
Из дебрей недальнего леса.
Открыты доверчиво рты,
С зарей по-над каждым оконцем
Забавно искрятся хвосты
Лучами пушистого солнца.
Но тают к зиме голоса.
Съезжает с курорта элита.
Закрыли сезон корпуса,
И дачные ставни забиты.
А белки все пляшут вокруг,
В измену людскую не веря.
В себе подавляя испуг,
Стучатся в закрытые двери.
И вновь с удальством циркачей,
С последней надеждою слезной
Танцуют до звёздных ночей,
Для них непривычно морозных.
Отвергнет и лес чужаков.
Никто не помянет с тревогой</p
...Ещё***
В Паланге гляжу не дыша:
Качая трапеции-ветки,
Такие дают антраша
Ручные курортные белки!
Артистов лелеет народ.
За эти лесные потехи
Восторженный зритель несет
Печенье, изюм и орехи.
И кормятся белочки с рук,
И кружатся в танце повесы,
Своих созывая подруг
Из дебрей недальнего леса.
Открыты доверчиво рты,
С зарей по-над каждым оконцем
Забавно искрятся хвосты
Лучами пушистого солнца.
Но тают к зиме голоса.
Съезжает с курорта элита.
Закрыли сезон корпуса,
И дачные ставни забиты.
А белки все пляшут вокруг,
В измену людскую не веря.
В себе подавляя испуг,
Стучатся в закрытые двери.
И вновь с удальством циркачей,
С последней надеждою слезной
Танцуют до звёздных ночей,
Для них непривычно морозных.
Отвергнет и лес чужаков.
Никто не помянет с тревогой
Несчастных голодных зверьков,
Замёрзших на дачных дорогах.
Лишь сторож, свой круг обходя,
Довольный, что лето умчалось,
Прокашлявшисъ, скажет:
«Дитя,
Ко мне бы в подвал постучалось!»
Ах, я не о том, не о том…
Случаются в жизни моменты,
Когда мы себя продаем
За сладкие аплодисменты.
Как публика балует нас,
Охочая до развлечений,
Когда мы уводим, резвясь,
Её от забот и сомнений!
Уходит из песен тепло,
А голос становится глуше.
И как нам потом тяжело
Стучаться в замёрзшие души…
***
В наши дни становились известными
Не за доллары, а по таланту.
И в концертах всё было по-честному:
Не щадили себя музыканты.
Раньше голос не знал фонограммы.
Был не имидж, а честное имя.
И Козловский ходил без охраны.
Пел не хуже, чем многие ныне…
***
Были беды у нас, были боль и испуг…
И такие случались напасти…
Но в беде помогал твой единственный друг,
Что товарищем слыл по несчастью.
Нынче слово «товарищ» у нас не в чести.
И над искренней дружбой смеются
Профурсетки экранные. Бог им прости…
Много видов у нас проституции.
Повсеместно приказано всем позабыть,
Как мы жили, друзьям помогая.
Нынче в моде другая, обманная прыть.
Нынче жизнь у народа другая.
Что ни день — то гроза. Что ни час — то беда.
Пребывание в страхе животном.
Кто-то сверху кричит: «Господа! Господа!»
Ну, а люди в испуге: «Кого там?»
Нету денег больших. Нету слуг у меня.
Мясо редко бывает к обеду.
По утрам на работу, эпоху кляня,
В переполненном транспорте еду.
Пацаненок шипит на Героя Труда:
«Старикашка, в помойке не ройся!»
А по радио диктор вопит: «Господа!
Покупайте „Вольв
...Ещё***
Были беды у нас, были боль и испуг…
И такие случались напасти…
Но в беде помогал твой единственный друг,
Что товарищем слыл по несчастью.
Нынче слово «товарищ» у нас не в чести.
И над искренней дружбой смеются
Профурсетки экранные. Бог им прости…
Много видов у нас проституции.
Повсеместно приказано всем позабыть,
Как мы жили, друзьям помогая.
Нынче в моде другая, обманная прыть.
Нынче жизнь у народа другая.
Что ни день — то гроза. Что ни час — то беда.
Пребывание в страхе животном.
Кто-то сверху кричит: «Господа! Господа!»
Ну, а люди в испуге: «Кого там?»
Нету денег больших. Нету слуг у меня.
Мясо редко бывает к обеду.
По утрам на работу, эпоху кляня,
В переполненном транспорте еду.
Пацаненок шипит на Героя Труда:
«Старикашка, в помойке не ройся!»
А по радио диктор вопит: «Господа!
Покупайте „Вольво“ и „Роллс-Ройсы“!»
Торжествующий бред. Пир во время чумы.
И держава распалась на части.
И успехи скромны. И утехи срамны.
Мы теперь — господа по несчастью.
Памяти Б.Г.Добронравова
Ах, искусство — не жизнь, не войдёшь налегке.
Мир волшебен контрастами света и тени.
Молодая богема сидит в кабаке,
А великий актёр умирает на сцене.
Лишь великие сердце сжигали дотла,
Воскрешая потомков царя Мономаха.
Если шапка его и была тяжела,
Тяжелее актёрские дыба и плаха.
Если даже артиста недуг распростер
И в палате (не царской) лежит без движенья, —
Всё равно, если он настоящий актёр,
Настоящий Актёр умирает на сцене.
Надо быть до последнего вздоха в строю,
Не играть, а выигрывать роль, как сраженье.
Полководец-герой погибает в бою.
Негерой-лицедей погибает на сцене.
Помню: он прямо в гриме на сцене лежал.
Всё казалось: вот-вот царь Феодор очнется…
Третий акт, задыхаясь, актёр доиграл,
А четвёртый с тех пор всё никак не начнется.
Много было потом и прощаний, и встреч,
Но я
...ЕщёПамяти Б.Г.Добронравова
Ах, искусство — не жизнь, не войдёшь налегке.
Мир волшебен контрастами света и тени.
Молодая богема сидит в кабаке,
А великий актёр умирает на сцене.
Лишь великие сердце сжигали дотла,
Воскрешая потомков царя Мономаха.
Если шапка его и была тяжела,
Тяжелее актёрские дыба и плаха.
Если даже артиста недуг распростер
И в палате (не царской) лежит без движенья, —
Всё равно, если он настоящий актёр,
Настоящий Актёр умирает на сцене.
Надо быть до последнего вздоха в строю,
Не играть, а выигрывать роль, как сраженье.
Полководец-герой погибает в бою.
Негерой-лицедей погибает на сцене.
Помню: он прямо в гриме на сцене лежал.
Всё казалось: вот-вот царь Феодор очнется…
Третий акт, задыхаясь, актёр доиграл,
А четвёртый с тех пор всё никак не начнется.
Много было потом и прощаний, и встреч,
Но я знаю, я твёрдо уверовал в это:
Только те, кто сердца не умеют беречь,
Берегут человеческий облик планеты.
Я надеюсь, что в юной душе прорасту.
Только б силы найти не прервать восхожденье…
Дай мне Бог умереть на ветру, на посту,
Как Борис Добронравов на мхатовской сцене.
ДРУГОЕ ИМЯ.
Как писал молодой Шукшин:
Власть решила сменить иконы…
Был Господь, а стал — господин.
Великанов сменили гномы.
Я теперь и себя виню:
Как покорно мирился с ними,
Кто придумал Афган, Чечню,
Кто отнял у Отчизны имя.
Входит в храм он, как в личный дом.
Верит: здесь он покой обрящет…
Осеняет себя крестом,
Со свечою стоит горящей.
Не погаснет угар-огонь
На земле до тех пор, покуда
Мы с тобой не поймём, что он
Нераскаявшийся Иуда.
Небиблейские времена.
Нам святые уже не снятся.
Перепутались имена
На земле, в небесах, и в святцах.
Тот, кто ищет в толпе Христа,
Так хорош в либеральном гриме…
А толпа, как и встарь, пестра.
У Иуды — другое имя.
Стал он в этот последний год
Респектабельней и дородней.
Он на площадь народ ведёт
И… скрывается в подворотне.
Н
...ЕщёДРУГОЕ ИМЯ.
Как писал молодой Шукшин:
Власть решила сменить иконы…
Был Господь, а стал — господин.
Великанов сменили гномы.
Я теперь и себя виню:
Как покорно мирился с ними,
Кто придумал Афган, Чечню,
Кто отнял у Отчизны имя.
Входит в храм он, как в личный дом.
Верит: здесь он покой обрящет…
Осеняет себя крестом,
Со свечою стоит горящей.
Не погаснет угар-огонь
На земле до тех пор, покуда
Мы с тобой не поймём, что он
Нераскаявшийся Иуда.
Небиблейские времена.
Нам святые уже не снятся.
Перепутались имена
На земле, в небесах, и в святцах.
Тот, кто ищет в толпе Христа,
Так хорош в либеральном гриме…
А толпа, как и встарь, пестра.
У Иуды — другое имя.
Стал он в этот последний год
Респектабельней и дородней.
Он на площадь народ ведёт
И… скрывается в подворотне.
Не блестит полковая медь.
Офицеришка пьёт с чужими.
Посылает ребят на смерть…
У Иуды — другое имя.
Он на кафедру вуза влез.
Он всю прошлую Русь отринет.
Рядом крутится мелкий бес…
У Иуды — другое имя.
И читаешь какой-то бред.
Понимаешь: ты раб отныне.
Новый век. Новый звук. Новый свет.
У Иуды новое имя.
Вновь забвенья взойдет трава.
Но останутся после нас
Недосказанные слова…