“Мы получили в 1934 году настоящие танки, и это было прекрасно”. Вильгельм фон Тома Надменный! кто тебя подвигнул? Кто обуял твой дивный ум? Как сердца русских не постигнул Ты с высоты отважных дум? Великодушного пожара Не предузнав, уж ты мечтал, Что мира вновь мы ждём, как дара; Но поздно русских разгадал… А.С. Пушкин. “Наполеон”, 1821 Предвоенная западная мистика “умиротворений” не принесла Европе ничего хорошего. Это стало тем более ясно, когда Гитлер пришёл к власти. Не стесняясь и в полный рост ступив на лазурно-прекраснодушный берег иллюзий Старого Света. Его открыто поощряли к агрессии против СССР. Особенно с отказом в 1935 году от резолютивной материализации Версальского договора. Плюнув на брошенные репарации, взявшись безостановочно и бесконтрольно наращивать вооружения Третьего рейха. Казавшийся народам Европы гигантской фигурой Гаргантюа и Пантагрюэля в одном лице, Гитлер мнился стратегом наполеоновского масштаба, макиавеллевской хитрости, фантастической одержимости Магомета! Безапелляционно нацеленный на Восток, он почему-то воспринимался обязательно лояльным к западным соседям. Увы… Чинный флёр благодушия и благопочитания витал недолго. “Очарованный” вседозволенностью зверь подобрался к кормушке. Вслед первым же сокрушительным поражениям в России он стал явно меньше ростом. Дальше — больше. Точнее, меньше, мизерней. Пристрастней и смешней. К концу войны Европа считала фюрера незадачливым дилетантом в военном искусстве. Сумасбродные приказы, отдаваемые безумцем, его стратегическое невежество сослужили отличную службу союзникам! Подобно союзникам из Шестой коалиции за сто с лишним лет до того. Отечественные же, не побоюсь этого слова, “державные” ненависть-мстительность только выросли в размерах. Приняв чёткие очертания истребления врага “до конца”. До последнего солдата (в отличие от некоторых очерченных здесь персонажей). Причём совместно с пристально-внимательным отношением к штабным умам противника, мыслям, планам. Будто на шахматной доске мнений и размышлений, — развёрнутой в Ставке Главкома. Странно, но все катастрофические провалы немецких вооружённых сил приписывались Европой Гитлеру. Победы же — фашистскому генералитету. Что в корне неверно. Это сталинское руководство понимало отменно. Особенно после московского перелома — как было и с Наполеоном. Ставка понимала: в течение кампании на Восточном фронте недостатки, недоработки Гитлера перетянули чашу весов Истории. Приведя отрицательный баланс армейских настроений и пристрастий — к банкротству. Точь-в-точь наполеоновскому: от краткой пушкинской пьянящей эйфории Победы — к неоглядному бегу назад. В жуткое дантово Безмолвие и, в конечном счёте, в Ад. Ад, который для Наполеона сузился до размеров Св. Елены, а для Гитлера — до нескольких комнат в берлинском бункере. Сталин, разумеется, имел сведения о том, что Гитлер рассчитывал уничтожить основные силы Красной Армии, не доходя до Днепра. Когда эти расчёты оказались сорванными, фюрер некое время находился в растерянности — не мог решить, как действовать далее. (Это было схоже с растерянностью самого Сталина в первые дни ВОВ). Шахматная партия в разгаре — цугцванг близок. Когда же наконец решился — и предпринял наступление на столицу, было уже слишком поздно: до чрезвычайно скорой лютой зимы добиться успеха не представлялось возможным. Боясь завязнуть в снегах и морозах, предполагая, предвидя это в кабинетной партитуре битвы, — завяз по горло в очередном ошибочном прогнозе. Россия, бранная царица, Воспомни древние права! Померкни, солнце Австерлица! Пылай, великая Москва! Настали времена другие, Исчезни, краткий наш позор! Благослови Москву, Россия! Война по гроб — наш договор!

Кадры из фильма «Разгром немецких войск под Москвой» Не следует также забывать, что Бонапарт, — профессиональный полководец, — в не меньшей степени, чем рейхсканцлер, был ослеплён блеском своих побед. Совершив абсолютно те же самые роковые ошибки почти что в той же последовательности… В той же “непонятной”, “варварской”, отринувшей его, культуртрегера, северной стране. Да, внезапный взлёт Гитлера привёл к более быстрой перекройке европейской геополитической карты, чем даже войны Наполеона. Добиться сего помогло создание мощнейших бронетанковых сил: решающего инструмента первых блестящих викторий. Сталин, можно полагать, знал это, но — не успевал противостоять чисто по времени. Что требовало отсрочек и приснопамятных договорённостей с фашистами, споры о которых не утихают и поныне. Танковые дивизии — залог осуществления грандиозных экспансионистских замыслов. Поинтересней всяких люфтваффе и коллаборационистско-норвежских “квислингов”, французских “режимов Виши”. Принявших уродливые формы интеллектуально-морального разложения — сиречь “возрождения”, — как называл предательство элементарно продавшийся немцам французский маршал Петен. Далее обратимся к воспоминаниям избежавшего Нюрнберга генерала Вильгельма фон Тома1. Самого знаменитого танкового эксперта после Гудериана. Тома поведал о зарождении-развитии бронетанковых сил в германской армии — с избавлением фюрером от “постыдных” ограничений, наложенных Версалем: “Я командовал всеми немецкими сухопутными войсками в Испании, — обрисовывает фон Тома начало гражданской войны 1936-го. — Мы поставляли Франко технику, самолёты и танки”. Первая партия фашистских танков Т-1 прибыла в сентябре. Вторая — крупнее — в октябре. В тот же момент стали появляться русские машины — более тяжёлого типа, чем у нацистов: в основном Т-26. Командир легионеров давал марокканским солдатам по 500 песет за каждую захваченную советскую “тэшку”. Используя их в своих частях, причём успешно. Убедив генерала Франко не распределять танки небольшими группами по пехотным дивизиям, как то было принято у правых. А — сосредоточить их в одной мощной ударной группировке. Чем в дальнейшем и объяснялись успехи франкистов. “Ко времени нашего наступления на Западном фронте в мае 1940 года, — пишет Тома, — у нас было десять полностью оснащённых танковых дивизий и танковый полк СС “Лейбштандарт Адольф Гитлер”. Который по численному составу и технике значительно превосходил обычные полки. Число средних танков в дивизиях к этому времени возросло. Хотя в них всё ещё немало было и лёгких танков”. Таким образом, помогая Франко, нацисты использовали Испанию как неплохой учебный полигон для подготовки Третьего рейха к стержневому нападению на Восток. Любопытно, что генерал танковых войск вермахта Хассо-Эккард фон Мантейфель — так же не тронутый Нюрнбергом и мирно скончавшийся в 1978 году — считал самым достойным танком в мире советский ИС-2 — “Иосиф Сталин”. (Состоявший на вооружении СССР и РФ аж до 1993-го!) В этом исполине удачно сочеталось мощное оружие — 122-мм пушка — с толстой бронёй и низким приземлённым корпусом. По скорости — ИС-2 обгонял тяжёлый немецкий “Тигр”, почти не уступая лучшему среднему — “Пантере”. Обладая притом лучшей маневренностью, чем любой германский танк. Раз уж коснулись Мантейфеля, обратимся к его воспоминаниям о боях, которые вела его дивизия “Великая Германия” под Яссами в Румынии в мае 1944 г. По поводу грозного ИС-2: “Разгорелось танковое сражение, в котором с обеих сторон участвовало около 500 боевых машин. В этих боях я впервые столкнулся с танками “Иосиф Сталин”. Мы были потрясены, обнаружив, что наши “Тигры”, открыв огонь по советским танкам с расстояния в два километра, хоть и добились ряда попаданий, но снаряды их орудий не пробивали броню. Пока дистанция не сократилась вдвое. Нам пришлось противопоставить техническому превосходству русских мобильность, маневр и умелое использование рельефа местности”.

Хассо-Эккард фон Мантейфель Но то уже финал войны. А мы вернёмся к началу… “Первое время мы не встречали сильного сопротивления, — говорит генерал Гюнтер Блюментрит (тоже избежавший Нюрнберга). — Но наступление развивалось медленно, дороги развезло. Наши войска устали. К тому же мы наткнулись на хорошо укреплённую оборону на реке Нара (Подмосковье, левый приток Оки, — прим. авт.) и были остановлены подошедшими свежими советскими частями”. Командиры подразделений обеспокоенно спрашивали начальство, дескать, когда же близкий обещанный конец? Неплохо образованные, немецкие офицеры прекрасно помнили, что случилось с армией Наполеона. Оттого волнение обострялось непомерно. Мало того, многие из них стали перечитывать мрачные мемуары французского посла Коленкура о 1812 г. (в интендантском обеспечении вермахта имелась приличная библиотека для досуга господ офицеров. Так же, как у Бонапарта, у которого даже театральные артисты имелись на подхвате). Эти мемуары в критические дни 1941 года действовали на психику агрессоров крайне угнетающе. “Мне кажется, я вижу командующего 4-й армией генерал-фельдмаршала Клюге. Как он, с трудом вытягивая ноги из грязи, идёт по двору к себе на командный пункт. А там долго стоит перед картой с книгой Коленкура в руках”, — заканчивает одну из дневниковых заметок Блюментрит. Ещё в августе 1941 казалось — ничто не в состоянии затормозить неостановимый победоносный маховик Третьего рейха! Небывалые мощь, напор. Наглость и беспринципность. В октябре 1941 года английский журналист, в будущем известный военный историк Б. Лиддел Гарт опубликовал пророческую статью в журнале The Strand. Где приводил многочисленные цитаты из Коленкура. Дабы въяве изобразить обречённость нацистского крестового похода в Россию: “Гитлеровские генералы, видимо, слишком поздно стали вспоминать Коленкура, — сказал однажды Гарт генералу Блюментриту после войны. Тот “утвердительно кивнул, мрачно усмехнувшись”. Гитлер, считавший, что оборона русских вот-вот развалится, всё же отдал приказ о решающем броске: “Кремль должен быть взорван, чтобы возвестить о свержении большевизма!” — гласил приказ фюрера. Первой перешла в наступление танковая группа генерала Гёпнера (казнён в 1944 за участие в заговоре, — прим. авт.) на левом фланге. Но быстрого успеха перед лицом решительных контратак противника достичь не удалось. Ко всему тому германские войска несли тяжелейшие потери — ничего подобного не было ни во Франции, ни в Югославии, вообще ни на одном из фронтов, кроме Восточного. Затем густо пошёл снег… Фланговые выпады русских продолжались. Гёпнер вынужден отвлекать всё бо́льшую и большую часть своих сил для отражения внезапных и очень болезненных ударов. 2-я танковая дивизия достаточно глубоко вклинилась в оборону неприятеля, — дабы лицезреть башни Кремля. Увидеть-то они увидели… Ближе к Первопрестольной продвинуться немцам не пришлось ни на пядь. 2 декабря, вслед недельной передышке, — когда почва изрядно подмёрзла, — находившиеся под командованием Гюнтера фон Клюге войска возобновили атаки. Но уже ко второй половине дня в штаб стали поступать панические донесения: мол, армия столкнулась со здоровенными неприступными заслонами в непролазных подмосковных лесах. Лесах, где полновластно хозяйничали партизаны. Что было так похоже на ту беспощадную партизанско-давыдовскую войну 1812-го: с поднявшейся из недр русского горя громадной волной народного гнева. Сметающей всё на своём пути. Без остатка. И это — было началом конца Второй мировой. Вот, окружён своей дубравой, Петровский замок. Мрачно он Недавнею гордится славой. Напрасно ждал Наполеон, Последним счастьем упоенный, Москвы коленопреклоненной С ключами старого Кремля… А.С. Пушкин. “Евгений Онегин”, гл. 7 1 В ноябре 1942 г. Вильгельм фон Тома взят в плен британцами. Тайная прослушка его бесед с другими пленными раскрыла перед союзниками факт разработок ракет Фау-1 и Фау-2 в Пенемюнде. В других прослушиваемых разговорах фон Тома неоднократно высказывал критику военных преступлений Гитлера. Так, по поводу немецких зверств в СССР фон Тома заявлял, что ему стыдно быть офицером Рейха. Вокруг него группировались антигитлеровски настроенные высокопоставленные чины, сожалевшие о провале заговора в июле 1944 г. Находясь в плену, в знак милосердия к поверженному врагу был приглашён генералом Монтгомери на обед. Этот факт вызвал скандал в английской прессе. Узнав об обеде, Черчилль с присущим ему юмором сказал в Палате общин: “Бедный фон Тома! Мне тоже доводилось обедать с Монтгомери!”.В ноябре 1947 г. Тома освобождён из плена. Скончался от сердечного приступа в 1948 г. Игорь Фунт