Предыдущая публикация
Повесть о волчьей стае
Глава 63Силой своего инстинкта зверь понимал, что если не сбросить капкан, не освободиться от него, то рано или поздно придется снова столкнуться с с его заклятым врагом.
И Корноухий тащился вперед, прыгал на трех ногах, стараясь скорее добраться до леса. Лес притягивал его словно магнит. Волк надеялся найти там убежище. Он, конечно, не знал, что с тяжелым капканом на лапе в глубоких лесных сугробах будет еще труднее. Но оставаться на заснеженном поле, среди открытого пространства, где даже кочка заметна издалека, было слишком опасно.
Сильные жилистые пальцы защемленной ноги затекли, онемели. Волк старался поднять лапу с капканом повыше и нести ее перед собой. Минуло еще какое-то время, и хищник изнемог. Он уже не мог нести капкан, а волочил его по снегу. Чуткий, осторожный зверь мирился теперь с глубоким недвусмысленным следом позади себя. Долгое единоборство с бесчувственным металлом подорвало не только силы, но и волю зверя. Пар от тяжелого дыхания морозным инеем оседал на серой шерсти хищника, и оттого казалось, что волк поседел за эти несколько часов. Окровавленной пастью он хватал холодный, обжигающий снег и все не мог утолить жажды.
Временами хищник садился в сугробе и смотрел в ту сторону, откуда тянулась, оставленная его телом, глубокая снежная борозда. Он словно ждал кого-то - и не ошибся. На другой стороне открытого пространства появилась темная шевелящаяся точка. Она росла, приближалась. Шел человек. Несколько секунд Корноухий пристально вглядывался в него. И вдруг заспешил, заметался, закружился на месте. Затем опрометью бросился вперед и добрался - таки до леса. Тут он вынужден был умерить прыть. Капкан задевал кусты, цепляясь за торчащие повсюду ветви. А человек приближался. Он шел на лыжах по следу волка с ружьем наперевес, заметно прихрамывая на левую ногу.
Отчаянными усилиями волк продирал капкан между деревьями, рвал его из цепких ветвей, обламывал мелкие стебли. Шапки снега с веток тяжело обвалились на голову хищника, пятнали вокруг глубь сугробов. В глубоком снегу зверь тратил много сил, греб всеми лапами, подминая под себя сугробы. Но продвигался слишком медленно.
Человек уже преодолел большую часть открытого пространства и не шел, а бежал теперь к лесу. Корноухий смотрел туда, откуда приближался его недруг. Он впервые со всей ясностью понял, что ему не уйти. Предательский след все равно приведет к нему человека.
Хромоногий уже отчетливо видел волка. И волк хорошо видел человека и его ружье, скинутое с плеча. Когда очередной ком снега с шипением обрушился на голову Корноухому, он вдруг начал зарываться в снег, пытаясь спрятаться, исчезнуть. Но безумство продолжалось совсем недолго. Уже в следующее мгновение зверь снова спешил вперед.
Человек расталкивал локтями жидкие деревца, путался лыжами в частоколе осинок и был совсем близко. Теперь зверя и человека разделяло не более пятнадцати метров, а Корноухий не мог дальше двигаться. Капкан пружинами зацепился за корягу. Он застрял в упругих сплетениях корней и остановил движение.
Хромоногий был уже рядом, и тоже остановился. Спешить теперь некуда. Он что-то кричал, размахивал ружьем и руками, жестоко злорадно хохотал. От этого хохота, как от несносной боли, волк заметался в западне, неистово взвыл от злобы и бессилия. Он инстинктивно подался от человека, потянул на себя капкан и рванулся, рванулся решительно и сильно. И свершилось чудо. Упругие пружины капкана, удерживаемые корнями, сжались. Они слегка ослабили жесткие скобы, и этого оказалось достаточно. Зверь вырвал израненную лапу из железных челюстей. Еще не веря в свое спасение, Корноухий сделал огромный прыжок в сторону, остановился, потом прыгнул еще и еще и ринулся прочь.
Человек опешил от неожиданности. Секунду-другую он стоял в растерянности. Лишь опомнившись, он вскинул ружье и выстрелил. Эхо выстрела рвануло тишину леса, отдалось на заснеженных полянах. Но заряд крупной дроби лег где-то в снегу, не задев зверя. Какой-то злой рок преследовал охотника. Хищник, который был уже пойман и почти взят, непостижимым образом ушел от него. Было от чего прийти в отчаяние. Степан Зыков до того рассвирепел, что зашвырнул ружье метров на двадцать. Потом, матерно ругаясь, откопал в сугробе ружье и медленно побрел по следу волка.
Глава 64
Корноухий отлеживался в сугробах старого соснового леса. Он невольно ощетинивался, когда вспоминал страшные челюсти стального капкана, злорадный хохот своего врага.
Ночью прошел обильный снегопад, укрывший все следы. Потому Корноухий чувствовал себя в относительной безопасности. Болела раненая нога. Но он терпеливо переносил страдания. Волк зализывая рану, и лишь изредка ковылял к тайнику на склоне лесного оврага, где у него были запрятаны останки старой лошади. Каленое мясо и кости давали возможность поддерживать силы.
Шло время. Нога быстро заживала. Увечье оказалось сравнительно неопасным. В нижней части лапы были, повреждены мышцы, но кость и сухожилия пострадали мало.
Последнюю неделю Корноухий все чаще прохаживался по тропинкам, выходил на чуть заметную в снегу дорогу. Он проверял: нет ли опасных следов. После ранения капканом хищник еще более возненавидел хромоногого. И вот пришла та самая ночь, когда зверь, чуть прихрамывая, выбрался на тропу и снова потрусил в ту сторону, где жил его недруг.
Несколько вечеров подряд когда темнело Корноухий подходил к скотному двору. Он следил за тем, что происходило у овечьих кошар. Здесь работал хромоногий. Волк подкрадывался к овчарне с подветренной стороны, забирался на навозную кучу и отсюда внимательно следил за подворьем. Он узнал, что овец кормят после захода солнца, сено возят на санях от большой скирды. Работают два человека: хромоногий с напарником. У каждого свои сани. Знал Корноухий, что на ферме почти постоянно крутятся две собаки: большой черный кобель и небольшая сучка рыжей масти. Хищник приходил с подветренной стороны, и собаки не могли его почуять.
После раздачи овцам сена напарник хромоногого уезжал на своих санях. Обе собаки провожали повозку до первого столба. Затем останавливались на дороге, стояли недолго и дружно бросались обратно, играя по дороге. Иногда же кобель и сучка убегали в деревню и там задерживались надолго.
Отправив напарника домой, хромоногий оставался один. Он закрывал ворота кошары на засов, отпрягал лошадь и ставил ее в денник. Потом отправлялся в сторожку, и тотчас в небольшом окне сторожки вспыхивал неяркий свет. Иногда хромоногий уходил домой. Тогда он закрывал двери кошары и медленно отправлялся по санной дороге. Даже на этот короткий путь он брал с собой ружье.
Глава 65
Вот и сегодня, еще не подступила к подслеповатым окнам овечьих кошар ранняя зимняя ночь, а Корноухий был уже у околицы села. Он напряженно вглядывался в серую мглу, принюхивался, прислушивался, но ни лая собак на подворье, ни шагов человека зверь не услышал. Сегодня люди раньше накормили овец. Собаки были в деревне. Овчарни чутко дремали, уткнувшись в сугробы.
Волк украдкой подошел к стене одной из кошар, что примыкала к сторожке. Несколькими мощными гребками когтистых лап продрал снег до самой земли, погреб мерзлую глину и убедился, что проникнуть внутрь вряд ли удастся. Зверь пробежал под окнами кошары и вдруг заметил в дальнем окне вместо стекла пук соломы. Хищник вскочил на сугроб и дотянулся головой до оконного проема. От несильного нажатия солома полетела внутрь кошары. Путь в овчарню был открыт. Корноухий просунулся внутрь помещения. Тут было тепло и уютно, крепко пахло овечьими телами и сеном. Тускло светились под самой крышей электрические лампочки.
Волк еще раз оглянулся назад, и спрыгнул внутрь овчарни. Здесь он присел, готовый к любой неожиданности. Но людей в помещении не было. Хищник вытянул хвост и приготовился к броску. Овцы испуганно побежали по загону. Большая часть их сбилась в плотную кучу. Только с десяток животных метались позади волка, пытаясь проскочить мимо зверя и присоединиться к остальным. Хищник хватал их за бока, валил на пол и убивал. Затем бросался к очередной жертве. Наконец он разорвал одну из овец и начал есть внутренности. Овцы перестали метаться по загону. Они остановились и выпученными бессмысленными глазами смотрели на серую тень хищника, склоненную над поверженной жертвой. Волк жадно ел, заглатывая теплое мясо, а овцы стояли вокруг плотной массой в напряженном ожидании. Но так продолжалось недолго. Вдруг зверь снова метнулся к животным, и вновь заходила, закружила карусель смерти.
Волк кидался на овец, рвал, разметывал, кровавил тела и опять бросался в их плотную кучу. Кровь животных дурманила зверя, доводила до исступления, и хищник дал волю свирепой ярости. В эту дикую расправу над животными, в этот разнузданный шабаш хищник вкладывал, казалось, всю свою неистощимую ненависть к человеку.
Зыков вернулся в сторожку уже затемно. Он нашел среди хомутов, вожжей, потников и прочей лошадиной сбруи, висящей на стене, большой гвоздь и повесил на него ружье. Затем посидел, покурил немного и прилег на скамейку. Железная печка-буржуйка, раскрасневшись одним боком, отдавала в пространство сторожки сухое горячее тепло, которое скапливалось вверху, топило смолу потолочных досок. Из щелей окна и дверей по полу струился густой молочный холодок, и на косяках нарастала изморозь. Намороженные за день сыромятные ремни лошадиной сбруи, размякнув в тепле, подсыхали, издавая кисловатую вонь дубленой кожи и дегтя.
Вдруг Степан Зыков услышал в кошаре какой-то шум, и дробный перестук овечьих копыт. "Волк" - тут же мелькнуло у него в голове. Степан схватил ружье и выскочил на улицу. На лбу выступила испарина. Но охотник смело открыл ворота и вбежал в кошару. Когда небритое лицо хромоногого появилось в проеме дверей, Корноухий метнулся к воротам. Хищник сбил Зыкова с ног и расхватил ему щеку и горло. Удар был настолько стремителен и силен, что ружье отлетело, а через поверженного сторожа понеслись обезумевшие животные. Овцы перескакивали через лежащего человека, топтали его. Пронеслась ошалевшая лавина - и человек остался лежать на грязном полу у ворот овчарни.
Овцы подались к деревне. Тут и там они блеяли у калиток. Люди увидели на улице отару и, почувствовав неладное, бросились к кошарам. Ворота одной из овчарен были открыты настежь, овцы разбежались, а два десятка животных, порванных волком, быстро коченели. Зыкова люди обнаружили тут же. Сильно пораненный волком, окровавленный, он лежал на полу. Его срочно повезли в больницу.
Глава 66
Охотники узнали о появлении стаи волков на приваде быстро. На рассвете они, как обычно, объезжали на санях поляну и обнаружили полусъеденную тушу коровы и ленивые следы волков, уходящие от привады. На серебристом от инея снегу тисненые волчьи следы были свежи и отчетливы. Звери уходили с поляны гуськом, ступая след в след. На взгорке хищники разошлись, образовав целое скопище набродов. И опытный охотник без труда мог определить, что прошла стая из семи волков.
Люди решительно повернули с наезженной колеи прямо в снежную новь и направили сани по следу зверей. Лошадь по самый живот бухнулась в снег, испугалась глуби сугробов, задрожала, всхрапнула, но потом успокоилась и, напрягая проступившие ленты мышц, потащила скрипучие розвальни по целине. Маневрируя между деревьями, сани медленно продвигались вперед. Там, где они ненароком цепляли за еловые опахала, ветки сбрасывали с себя навалы лежалого снега. Мягкие снежные глыбы тяжело шлепались в сани, осыпали головы и плечи людей.
Скоро волчья тропа вышла на хорошо наезженную лесную дорогу. Люди остановили лошадь и внимательно осмотрели следы. Было видно, что, выбравшись на крепкий зимник, хищники потоптались на одном месте, затем, отправились по дороге влево. Охотники поехали волчьим следом, который, однако, был плохо заметен. Кое-где след совсем затерли ранее проехавшие подводы. Поэтому мужики больше следили за обочинами, чтобы не пропустить места, где волки свернут в сторону леса. Но по сторонам раскатистого зимника на белом покрывале снега волчьих следов не было видно. Лишь изредка попадались мелкие крестики - наброды птиц, да от ствола к стволу перебегали строчки мышиных двоеточий.
- Дорогой идут хитрые звери, - думали охотники. Вдруг впереди большак раздвоился. Одна дорога пошла в густой березовый лес, другая, обогнув опушку, терялась в открытом поле. Мужики выскочили из саней. Они обследовали тот и другой рукав дороги, но волчьих следов нигде не обнаружили.
- Оставили в дураках, проклятые! - чертыхались охотники. Торопя и понукая лошадь, они развернули сани обратно.
Короток зимний день. Надо было спешить, чтобы засветло отыскать лежку волков и зафлажить их. Люди нетерпеливо тревожили вожжами лошадь. Гулкая тишина лесного массива чутко прислушивалась к визгливой песне саней. Вернувшись к первоначальному месту выхода волков на зимник, охотники поехали дальше по дороге и в нескольких сотнях метров вновь обнаружили тисненые следы хищников. Звери и впрямь обманули людей. Показав уход по дороге влево, они тем не менее ушли вправо. Затем свернули с торной дороги на заячий малик и отправились в глубь леса. След волков был ленив и тропинчат. Такой след явно вел на лежку. У большого пня тропа оборвалась и исчезла. Люди вышли из саней и внимательно осмотрели дали. В глубине кочкарникового мелколесья они заметили синеватую струйку убегающего в лес волчьего следа. Решено было стороной объехать лежку волков, отметить круг для оклада, определить стрелковую линию и зафлажить зверей.
Сани шли по глубокому снегу тяжело, толчками. Они делали еле заметный полукруг, объезжая, замыкая участок леса в большое охватистое кольцо. Возница лишь чуть-чуть шевелил уставшую лошадь, которая тяжело носила боками. Выхода волчьих следов из оклада нигде не было видно, а это значило, что расчет верен, и лежка волков осталась в кольце. Но вот целина кончилась. Сани снова вынырнули на дорогу. Взмокшая, уставшая лошадь несколько раз фыркнула довольно и пошла по дороге легко и ровно.
Волчицу не покидало беспокойное чувство, будто в лесу, кроме них, есть еще кто-то. Но движение воздуха не доносило пока посторонних запахов, хотя слух улавливал чуть слышимое шуршание снега. Потом все стихло, ушло куда-то, замерло последними неясными шорохами вдали. Пахнувший было запах лошадиного пота тоже исчез. Волчица успокоилась. Впервые за долгое время, она сомкнула глаза, глубоко погрузившись в сон.
А тем временем мужики-обкладчики, послав возницу в деревню за охотниками и загонщиками, зафлажили волков. Они размотали с больших катушек шнуры с красными флажками и, лазая по колено в снегу, развесили их на кустах, на деревьях так, чтобы яркие лоскуты были хорошо видны на снегу. Все было сделано быстро и профессионально. Люди потирали руки и с вожделением поглядывали на загадочный клочок леса, где по их предположению укрылись волки.
Волчья семья, утомленная тяжелым переходом и сытостью, спала крепко. Звери раскидались на небольшой заснеженной площадке, и каждый устроился как хотел. Руп и Том улеглись под одинокой елкой. Чен лежал возле матери, отвернув на сторону тяжелый с непривычки живот и положив лобастую голову на лапы. Дина задремала, пригревшись в прогале между двух кочек. Клубком свернулся в стороне Белогрудый. Гуро отошел почти в осинник и там улегся за небольшим, затвердевшим на морозе сугробом. Волки безмятежно спали.
Глава 67
День, несмотря на багряное солнце, поднявшееся над лесом, занялся стылым, неприветливым. Тихо стояли деревья, придавленные морозной дымкой. Вдруг Чен насторожил уши, затем вскочил, вытянулся струной и замер, не сводя глаз с густого мелколесья. Там, за деревьями, послышался шорох и как будто мелькнула тень. Волчица тоже подняла голову, потянула ноздрями воздух. Она внимательно смотрела туда, откуда исходила тревога. Проснулись и другие волки. А трусливый Гуро уже выбрался из своего укрытия и подался с лежки.
За деревьями появились люди, зачем-то пришедшие в зимний лес. Волчица недовольно поднялась и повела стаю удобной линией елового мелколесья, надежно закрываясь густо опушенными елями. Теперь главное было не обнаружить стаю. Соблюдая осторожность, звери бесшумно двигались за волчицей. Только Руп замешкался. Он еще несколько секунд стоял неподвижно. Глаза его внимательно, с любопытством разглядывали движущиеся тени. Внезапно совсем недалеко хрустнула ветка. Руп смешно подпрыгнул от неожиданности и бросился вдогонку за стаей. И вдруг как-то сразу раздался шум, голоса побежали по лесу, хруст и треск послышались со всех сторон. Это загонщики, сохраняя между собой интервалы и шумя, начали двигаться в направлении линию стрелков, которая находились на противоположной стороне оклада.
Волки, боязливо озираясь по сторонам, шли колонной след в след, впереди волчица, за ней Чен. Следом за Ченом пристроился, вернувшийся к стае Гуро. Потом шла молодая волчица Дина, за ней братья Том и Белогрудый. Последним оказался Руп. Волчица осторожничала. Первоначальный бег она сменила на медленный ход трусцой. Такое движение давало возможность хорошо прислушиваться к пространству, видеть местность и осмотрительно выбирать путь. Перед выходом на открытые участки волчица медлила, останавливаясь в тени густых елей. Затем быстро бросалась вперед, когда появлялась опасность.
Вдруг впереди между деревьями показались красные флажки. Кровавыми пятнами они горели на фоне белого снега. Зловещие красные лоскуты завешивали всю опушку и словно поджидали жертву. Волчица остановилась в нерешительности. Молодые неопытные волки в испуге попятились назад, потянули воздух, пахнущий кумачом и плесенью. Они почувствовали скрытую опасность, визгливо зарычали и, словно ища поддержки, поспешили к матери. Волчица еще сохраняла благоразумие. Она поняла, что означают эти молчаливые, стерегущие тряпицы, развешанные по всему лесу. Резко повернув, матерая бросилась в противоположную сторону. И тут, совсем рядом, треснул сухой выстрел. Пуля попала в ствол дерева, запорошив снег крошками сбитой коры. Вероятно, стрелок растерялся, увидев перед собой целую стаю волков.
Волчица метнулась назад. Она предусмотрительно оглянулась и повела стаю на крик людей, предпочитая явную опасность той, которая таилась в тишине противоположной стороны: там укрылись охотники. Этому маневру волчицу научил Матерый. Он не один раз вместе с нею уходил так из оклада. И хищница умело выполнила знакомый маневр. Волчица шла махами прямиком на крики людей. Голоса усиливались. Они неслись отовсюду, будто весь лес был наполнен кричащими, гикающими людьми.
Крики приближались. Волчица осторожно, но решительно стремилась навстречу людям. Шедшие за ней молодые волки боязливо прислушивались, озирались по сторонам, цепенея от ужаса. Внезапно совсем рядом кто-то застучал по дереву и истошно заухал. И тут не выдержал Гуро. Он ошалело метнулся вправо, сбил с ног шедшую за ним молодую волчицу Дину и бросился в противоположную сторону. Большая часть стаи стремглав кинулась за ним. Только старая волчица да еще Чен не устрашились. Они свернули за крупную ель и, умело закрываясь кустами, ушли от человека.
Пять волков во главе с Гуро быстро скрылись в лесу. Началось их паническое бегство. Хищники не руководствовались теперь ни слухом, ни чутьем, ни зрением. Все было отдано во власть безудержного страха. Гуро вконец ошалел. С вываленным набок языком, он носился по глубоким снегам впереди других, стремясь поскорее уйти от шума, от звуков. Молодые волки вновь несколько раз наткнулись на кумачовые флаги, затем, окончательно сбитые с толку, заметались, закружили и выскочили на линию стрелков. Грянули выстрелы. Гуро как-то нелепо заплел задние ноги и повалился. Снег сразу окрасился кровью. Волк крутился на этом окровавленном снегу, пытаясь ухватить зубами за простреленное место, вытащить, выхватить то, что жгло и мучило. Но пуля застряла глубоко в теле. Она буравила кость, валила набок. Вслед за Гуро падали другие звери. Бился в предсмертной агонии Белогрудый. Затихла Дина. Она лежала на окровавленном снегу, и жизнь ее угасала. Том сделал резкий скачок в сторону, хотел ринуться назад, но тут же рухнул замертво. Весь заряд картечи с близкого расстояния попал ему выше плеча и почти отделил голову от туловища.
Из этой группы зверей одному Рупу чудом удалось прорваться сквозь линию стрелков. Он уходил все дальше от криков облавы, от шума и выстрелов. Но теперь появились собаки. Их становилось все больше и больше. Руп бежал со всех ног. Он чувствовал за своей спиной тяжелое дыхание собачьей своры. Псы неслись за ним с радостным, нетерпеливым повизгиванием. Они знали, что зверь станет их легкой добычей. Но молодой волк не собирался так просто сдаваться. Его мышцы делали немыслимые усилия. Ему даже удалось несколько оторваться от погони. Но вдруг к разъяренной своре подвалили еще несколько крупных собак. Они вышли зверю наперехват и вот-вот должны были настигнуть. Руп заметался из стороны в сторону, завертелся на одном месте. Собаки окружили его плотным кольцом.
Вздернув в рычании верхнюю губу и ощетинившись, молодой волк зло огрызался. Он тяжело дышал. Глаза собак алчно горели, предвкушая скорую расправу. Но никто, кажется, не хотел первым бросаться в драку. Тогда Руп сам перешел в наступление, ошеломил собак вихрем мгновенных наскоков. Псы трусливо расступились, а Руп, воспользовавшись замешательством, огромным прыжком вылетел из кольца и понесся дальше по заснеженному полю, выиграв таким образом еще несколько минут жизни. Собаки бросились за ним.
Погоня затягивалась. Впереди показалась деревня с несколькими рядами бревенчатых изб и сараев, щедро занесенных январским снегом. Руп промчался по улице, вскочил в какой-то двор и ринулся в открытые двери хлева. Но в хлеву оказался хозяин, который давал сено корове. Человек ошалело вскрикнул и бросился с вилами на волка. Руп еле-еле увернулся от блестящего острого трезубца. Хищник снова метнулся на улицу и угодил в самую гущу разъяренной своры. Собаки сбили с ног молодого волка и подмяли под себя. Они придавили его, закусили шею, впились зубами в спину, рвали на боках шерсть. На улице тем временем собрался народ. В свалке волчонку изрядно досталось, но ему удалось стряхнуть с себя собак. Он сидел теперь в окружении лютых псов, зло щелкал зубами и огрызался. Шерсть клочьями висела на нем. Были изгрызены морда и плечи.
Передышка длилась всего секунды. Зверь видел перед собой горячие ненасытные пасти лохматых псов, которые вот-вот должны были снова броситься на него. И тогда Руп неожиданно метнулся к людям, ища защиты. Он прижался к чьим-то теплым ногам, но кто-то взвизгнул, ноги отпрянули, и в тот же миг тяжелая дубина с силой опустилась волчонку на голову. Руп, как бы невзначай, вякнул, опрокинулся на бок. Но через несколько секунд открыл глаза, напрягся, осмысленно посмотрел на толпившихся вокруг людей и сразу заторопился, заскреб лапами снег, хотел встать, но снова получил удар, который отрезал его от криков и шума толпы, от света и жизни. Смерть сразу сделала его покорным и тихим, совсем не похожим на волка.
Глава 68
В погоню за Корноухим бросились трое деревенских мужиков с ружьями. За деревней на бугре они обнаружили крупные следы матерого зверя. Хищник шел осторожно, ступал опасливо, вероятно, боялся засады или капкана. Правую переднюю ногу он ставил немного в сторону и в разлет. У самого леса пошел еще тише, еще осторожней. Поступь плавная, крадущаяся. Не дойдя метров пятьдесят до первой сосны, совсем остановился. Стоял долго. Глубокий след под подошвами подтаял, заледенел. Волк слушал лес, оглядывался на пройденную тропу. Собственный след беспокоил матерого хищника. В лес вошел шагом, должно быть, принюхиваясь. Первую сосну обошел вокруг, оставил метку на стволе. Затем погреб снег всеми четырьмя лапами, продрал сильными когтями настил почти до земли, швырнул несколько комьев далеко за себя и отправился трусцой в сторону ельника. Охотники пошли его следом.
Миновав еловую крепь, зверь выбрался на обширный лесной прогал. По открытой местности хищник шел долго, настойчиво. Затем подался к кустам. Тропа зверя стала петлять, склоняться то в одну, то в другую сторону. У самого леса начались прыжки, скидки. Вначале за высокий пень, потом за дерево. Чувствовалось, что волк устал и готовится отдохнуть, лечь на дневку. Глубокие волчьи ямки взбежали на косогор и вдруг исчезли. Кругом расстилалась белая ровная пелена девственного снега. Однако, в стороне, на свежем морозном снегу кочковатого болота, снова виднелся ручеек волчьего следа, словно хищник каким-то образом перелетел к болоту.
Люди осмотрелись. Оказалось, волк сделал десяток огромных скрытых прыжков назад и в сторону. Он метнулся за куст, за большую кочку, еще раз прыгнул за невысокий бугор - и был таков. Охотники распутали волчьи сметки. Они осторожничали, боясь спугнуть серого с лежки.
Вдруг волчья тропа быстрыми прыжками-махами пошла прочь с болота. Хищник перепрыгнул рыхлый сугроб, наследил у ольхового куста. Дальше след снова пошел прямой и ровный. Значит, волк изменил первоначальному намерению и решил уйти из этих мест. А может быть, его кто-то потревожил? Так и есть. Метрах в двухстах от волчьего следа легла на сугробы свежая лыжня. Охотники забеспокоились. Они понимали, что матерого зверя теперь не остановит и следующая лесная крепь. Он может уйти далеко, за многие километры, а зимний день короток. Скоро начало темнеть, и мужики вынуждены были повернуть обратно.
Глава 69
На следующий день погоню возглавил опытный охотник из соседнего села. Когда стылая январская ночь была еще непроглядно темна, мужики стали на лыжи и к рассвету были уже в лесах и на просеках, где, по их мнению, могли оказаться следы серого разбойника. В лесу люди разделились на две группы, оговорив нужные сигналы для связи. На вооружении каждой группы были охотничьи гладкоствольные ружья и патроны для стрельбы картечью. Охотники не имели ни флажков для обкладывания хищника, ни собак. Они надеялись окружить зверя и взять его на короткий выстрел.
Погода была пасмурная. Небо затянуло густыми, плотными облаками. И это радовало охотников. В пасмурную погоду волк, по обыкновению, более спокоен и сонлив. В хмурые туманные дни нередко удается скрытно подойти к его лежке на расстояние выстрела.
Пройдя по лесу километров пять или шесть, одна из групп преследователей оказалась в небольшом лесу, обрамленном с двух сторон пустыми заснеженными полями. Здесь охотники наткнулись на крупные отпечатки, принадлежащие волку. След был свежий, ночной. Об этом говорили острые края ямок и ровные скважинки внутри следа. Скоро след пошел большими скачками, скидками. Значит, хищник прятал, скрадывал свою тропу. После скидок волки имеют привычку уходить в глубину леса на сто-двести метров и ложиться там на дневку.
Еще метров через пятьдесят охотники приняли решение расходиться, чтобы замкнуть круг и взять зверя в кольцо.
Корноухий лежал в еловой гущине леса, откуда еще не ушел сумрак. В лесу было тихо. Лишь несмело шуршали поползни, осматривая стволы деревьев, да негромко, словно боясь нарушить тишину глухозимья, посвистывали снегири. Корноухому не хотелось вставать, не хотелось двигаться, тем более бежать куда-то. Он устал и хотел только - покоя. Вдруг где-то треснул сучок. Волк лениво насторожился. На белом фоне снега он увидел человека. Тот шел прямо на ельник. Справа и слева показались еще фигуры с ружьями. Хищник быстро поднялся и скользнул между деревьями.
Эффект неожиданности был потерян, люди не думали, что волк лежит ближе, чем они предполагали. А дело в том, что Корноухий нередко после скидок, пройдя в глубину леса какое-то расстояние, возвращался назад своей же тропой и делал вдруг новую скидку. Затем уходил в укромное место, укладывался за пень, куст или под елку, но так, чтобы хорошо видеть свой входной след. Эта волчья смекалка не один раз спасала его от неминуемой беды. Охотники, как правило, не замечали обратного следа. А когда им удавалось понять волчью хитрость, было уже поздно. Осторожный зверь успевал обнаружить опасность и уходил незамеченным. Вот и сейчас он первым увидел людей.
Крупная тень волка прошла в дальнем осиннике. Тут хищника обнаружил один из охотников. Он заторопился, сдернул с плеча ружье и сделал вдогонку зверю два выстрела. Однако расстояние оказалось чрезмерным, и стрелявший промахнулся. Корноухий метнулся в чащу. Стряхнув на себя снежную осыпь, быстро пролетел сквозь негустую заросль молодых сосен, перепрыгнул придавленную глыбистыми сугробами валежину и выскочил на опушку леса. Здесь остановился на миг, оглянулся, словно раздумывая. Перед ним лежало пространство, покрытое пеленой свежего снега. Молодой снежок все заровнял, словно приготовил чистую тетрадь для новых росписей. И первой пролегла по ней узловатая цепочка волчьего следа. Линия тяжелых оттисков от лап хищника прошла пологой лощиной, обогнула крутобокий овраг и торопливо подалась напрямик к невысокому взгорку, туда, где островком торчал из-под снега серый, сухой бурьян. На самом видном месте волк остановился и залег, внимательно наблюдая за своей тропой. Иногда он поднимал голову и оглядывался по сторонам.
Охотники выбрались из леса и на расстоянии полутора километров в бинокль заметили волка. Он лежал, почти не таясь, на ровной открытой местности. Подойти к нему неприметно, на дистанцию выстрела, нечего было и думать.
Двое охотников пошли с разных сторон в обход хищника. Двое других остались наблюдать за волком. Преследователи старались окружить серого. Но Корноухий заподозрил недоброе. Он встал с лежки и осмотрелся. Его явно беспокоило внезапное исчезновение людей.
Тем временем, один из охотников показался в стороне. Корноухий подпустил его немного, затем взметнулся и тяжелым скачущим махом пошел по глубоким топким снегам в сторону кустарников. Здесь он чуть было не наскочил на другого охотника, который обегал его лежку с противоположной стороны.
Охотник внезапно увидел волка. Он быстро стал на колено, поднял ружье и выстрелил. В ту же секунду хищник опрометью скатился в овраг. Выскочил он уже метрах в трехстах от преследователя. Люди, не сговариваясь, бросились за зверем, стараясь не упустить его из виду. Они шли широким полукругом, держа волка в центре своеобразной вогнутой подковы. Один из охотников, опережая хищника, преграждал ему путь к лесу, второй не давал уйти через открытое пространство в другую сторону, третий и четвертый подгоняли сзади.
После сильных ветров снежный наст на поле уплотнился, но все-таки не был достаточно крепким. Он то и дело ломался. Корноухий, проваливаясь по самую грудь и торопливо выбираясь из снежного крошева, быстро уставал. Хищник то скакал крупными махами, оставляя за собой провалы в снегу, то останавливался, топтался на месте. Он беспрестанно оглядывался назад и по сторонам, словно мучительно искал выход. Глубокими снегами ему не просто было уходить от погони.
Скоро положение Корноухого еще более осложнилось. На помощь охотникам поспешили еще двое из ближайшей деревни. Теперь серого преследовало сразу шестеро вооруженных людей. Пока волк шел вперед, они на лыжах плавно скользили с боков и сзади, не отставая и не обгоняя его. Люди видели, как зверь тяжело, скачками, идет по снегу, как под ним непрерывно ломается снежный наст, и задались целью измотать хищника, а потом, решительно сблизившись, взять его.
Корноухий по-прежнему шел вперед, махами преодолевая глубокие сугробы. Он кидался то в одну, то в другую сторону, ловчил, норовя укрыться где-нибудь за кустом, зарыться в снег, затаиться. Он ложился головой в сторону своего следа, но, увидев погоню, снова вскакивал и уходил вперед.
Люди бдительно следили за каждой уловкой зверя. Несколько раз они пытались обежать его, взять в кольцо, однако каждый раз волк ускорял бег, и охотники отставали.
Впереди за лесом была деревня. Слышался лай собак и характерные запахи человеческого жилья. Волк занервничал, загорячился. Увидев охотников, он ошалело, скачками уходил вперед, принюхивался к запахам деревни и даже пытался убежать назад.
Наступили решающие минуты. Сосновый подрост постепенно сменился частым осинником. Лес загустел, пошел сплошняком. Заросли молодых осин плотно окружили волка и охотников.
Нетерпение людей возросло. Они невольно прибавили шагу, начали смело сближаться с загнанным зверем, резонно надеясь на то, что теперь-то уж ему не уйти. Но не тут-то было. Раньше, чем удалось приблизиться к хищнику на расстояние выстрела, волк рванулся с места и тяжелым наметом, с усилием подбрасывая тело, быстро пошел вперед. Откуда у него взялись и сила и прыть? Хищник уходил по глубоким снегам такими могучими прыжками, что уставшие охотники, путаясь в жидких переплетениях осинника, не поспевали за ним. Через несколько минут стало ясно, что зверь ускользает. Мужики зашумели, закричали все сразу. Раздались отчаянные выстрелы: один, другой, третий... Но быстрота и решительность волка сделали свое дело. Он вырвался из кольца, стрелою вынесся на поляну перед самой деревней и скрылся.
Все случилось скоро и неожиданно. Досадуя на себя, люди чертыхались, обвиняли друг друга. Один из охотников сидел на снегу. Он снял шапку, из которой, как из широкого раструба, валил пар, и почесывал взмокший затылок. "Нет, его так просто не возьмешь! - сказал он сам себе. - Умен, чертяка!"
Глава 70
Охотники заночевали в Сосновке. Они раздобыли в местном колхозе лошадь с санями, прихватили с собой еще двух местных охотников с флажками для облавной охоты и с раннего утра направились в те урочища, где, по их предположениям, мог оказаться хищник. Мужики решили изменить тактику. Они надеялись незаметно обойти усталого зверя на лежке, зафлажить его и взять в облавной охоте.
Полдня блуждали люди в бесплодных поисках. Наконец, совершенно случайно наткнулись на свежий волчий след, который оказался совсем не там, где его искали. Это еще раз доказывало, что хищник хитер и опытен. След волка шел по дороге. Местами он был затерт подводами. На одной из развилок волк свернул на слабо заметный санный путь, прошел по нему метров триста и кинулся к оврагу. Охотники оставили сани и встали на лыжи. Пройдя километра три по следу зверя, они заметили черную точку. Она быстро двигалась к лесу.
И снова началась нелегкая погоня. Волк, вспарывая снежную целину, уходил в поля, скрывался в оврагах, кружил у болот. Он путал следы, обманывал преследователей, загадывал им загадки. Но опытные охотники без особого труда разгадывали их. Они противопоставляли хитрости зверя свой опыт, свою выносливость и неумолимо шли его следом. Корноухий начал выбиваться из сил. Он все чаще останавливался, затаивался в кустах, залегал в сугробах, ожидая приближения охотников.
Ноги волка, сбитые о крепкий снежный наст, кровоточили. Зверь вслушивался в глухой шум леса, каждый миг ожидая нападения. Достаточно было треснуть сучку или упасть комочку снега, как волк ошалело наметом мчался не зная куда. Но стремительный галоп быстро утомлял хищника, снова приходилось передвигаться медленно или просто ложиться. Глубокий рваный след неизменно приводил охотников туда, где только что был хищник. След рассказывал людям о жизни волка в эти часы, о внутреннем состоянии зверя, о его беспокойных, шальных метаниях.
Вконец выбившись из сил, Корноухий затаился в сугробах под елью. Он вознамерился не вставать, не выдавать себя в этой крепи и, может быть, таким образом обмануть людей. Как только хищник притаился, охотники обошли его и стали зафлаживать. Волк различал шипение снега, но заставлял себя лежать, только сильнее вжимался в сугроб. Людям это и было нужно. Скоро они обошли поляну и замкнули оклад. Четверо охотников с ружьями стали на номера с одной стороны оклада, четверо других с противоположного конца начали гон.
Корноухий слышал опасные звуки, быстро приближающийся людской говор, громкий шум, буханье шагов - и не выдержал. Он метнулся в чащу. Выскочив затем на широкую поляну, волк резко остановился, схватив ноздрями еле уловимую струю необычных запахов. Он увидел на белом фоне снега широкие огненно-багровые листья, висевшие прямо в воздухе. Листья чуть-чуть покачивались на ветру. Хищник вначале осторожно следил за ними, изучал, пытаясь определить для себя степень новой опасности. Но все-таки многого не понял. Странные листья на длинном шнурке висели всюду. Они не пахли ни железом, ни порохом, но издавали заплесневелые запахи человеческого жилья, пыли, крыс и еще чего-то. Это настораживало хищника. Люди обладают силой огня и смерти, и эти красные листья, принесенные в лес людьми, могут быть так же опасны. Волк попытался напугать незнакомые предметы. Он порычал на них, поскалился, даже сделал в их сторону несколько угрожающих движений, зло щелкнул зубами, но пахнущие человеком вещицы так и не открыли ему своей зловещей тайны.
А сзади надвигалась погоня. Она подступала откровенно и шумно. Зверь заметался. Но куда бы ни бросался хищник, всюду его стерегли жуткие в своей молчаливой настороженности, угрожающие ему неведомой опасностью красные листья. Положение казалось безвыходным. Но неподалеку темнела на снегу густая ель. Незнакомые предметы обогнули ее стороной. Они висели слева и справа, но на самой елке их не было видно. И, когда близко зашумели, застучали люди, Корноухий метнулся к этой ели, нырнул под ее опахала и выскочил на поляну, за пределами смертельно опасного круга. Это удивило хищника. Огромными прыжками он уходил из оклада и скоро скрылся. Шум и крики людей остались позади.
Глава 71
Чена волчица потеряла. Он метнулся за дерево, когда справа на поляну выбежал человек. Больше Матерая его не видела. С двух сторон надвигались крики, и ей самой пришлось лезть под старую корягу. Волчица быстро подкопала сыпучий снег и, обдирая шерсть на брюхе, подползла под вывороченный корень упавшего дерева. Шум, голоса вначале нарастали. Затем начали удаляться, стихать. Облава уходила стороной к сосновому лесу и там затихла совсем. Хищница высунула голову из-под корней. Вокруг было непривычно тихо. Будто и не было раздирающих душу криков, топота, выстрелов. Снег остывал от множества следов и запахов. Боязливо озираясь по сторонам, волчица затрусила к опушке. Она забилась в глубокий овраг и лежала там, в кустарниках, дожидаясь ночи.
Перед закатом солнца щемящее беспокойство за детей подняло ее и погнало вперед. Надо было скорее найти и собрать стаю. Волчица подошла к знакомому осиннику со стороны глубокой балки и долго стояла, боясь, однако, войти в лес.
Солнце уже скрылось за горизонт, но облака на сизо-лиловом небе все еще горели багровым пурпуром. Над верхушками деревьев пролегла узкая густо-красная полоса, словно кто-то кровавой кистью небрежно мазнул по небу. Полоса быстро догорела и погасла, оставив после себя серый темнеющий пепел. Откуда-то подул сильный ветер. Поля, опушка, лес, овраг - все вдруг погрузилось в полумрак.
Поджимая хвост, вздрагивая от малейших звуков, волчица вошла в лес. Серой призрачной тенью она скользнула на небольшую сумрачную поляну, сгустком темноты постояла у одинокого дерева и двинулась дальше. Снег в лесу был сильно истоптан. Он отдавал не выветрившимися запахами людей. Попадались и торопливые волчьи следы-махи. У крупной ели было часто нахожено и что-то темнело. Волчица сунулась было носом в снег, в темное густое пятно, но тут же отпрянула назад. Темное пятно оказалось сгустком запекшейся волчьей крови. После облавы люди, вероятно, стаскивали сюда убитых волков и сваливали их в кучу. Затем погрузили на сани и увезли. Волчица несколько раз обежала кровавое пятно. Она принюхивалась, бросалась по следу саней, возвращалась обратно и отчаянно, призывно скулила.
В верхушках деревьев охал и стонал ветер. Голые скелеты осин раскачивались на ветру, постукивали ломкими обледенелыми сучьями. Несуразные длинные тени тянулись отовсюду. Сумерки быстро сгущались. Волчицу обуял страх. Опрометью бросилась она вон из леса и выскочила в открытое поле. Кругом было голо и пусто. В темной вышине простужено завывал ветер. Мела поземка. Волчица села на холодный колючий снег, подняла голову и завыла.
Метель плакала и стонала всю ночь. Волчица, свернувшись клубком, лежала недалеко от дороги, прямо в открытом поле под ударами вьюги и ветра. Снег взъерошил и забил ее шерсть, и оттого старая волчица казалась сгорбленной и поседевшей. Было ветрено и зябко в открытом поле. Но уйти, укрыться в лесу, в сугробистых затишках, где было немного теплей, волчица боялась. Ее пугали призраками мрачные черные тени страшного ночного леса.
Под утро, продрогшая до костей, Матерая снова отправилась на поиски кого-нибудь из своего потомства. Хищница обегала дальние леса и перелески, несколько раз перебиралась на глухие, поросшие кустарником острова, но никого не нашла. Она несколько раз негромко подавала голос, но никто не откликнулся на ее зов. К вечеру, голодная и уставшая, волчица подошла к небольшому березовому колку на краю болота и насторожилась. Где-то в лесу слышалась торопливая ругань и болтовня ворон. Птицы вели себя так, словно готовились поживиться лесной добычей. Они чего-то ждали. Но вот вороны потихоньку стали слетать вниз и притихли.
Волчица направилась в заросли, смело продралась через колючие кусты и остановилась у небольшой поляны. На противоположном конце ее, у старого, занесенного снегом пня лежало что-то серое и бесформенное. В несколько прыжков матерая оказалась на поляне. Навстречу испуганно взлетела и недовольно запричитала воронья стая.
У пня лежал молодой волк. Он был мертв. Воронье еще не успело обезобразить труп, и волчица узнала одного из своих детенышей. Это был Чен. Тяжело раненный, в муках, он дотащился до болотистой крепи. Снег уже запорошил шерсть, начал заносить мертвое тело. Словно не веря своим глазам, волчица обошла по кругу труп молодого волка, постепенно приближаясь. Да, это был Чен. Долго смотрела волчица на лобастую голову сына, на льдинки остекленевших глаз, на вытянутые закоченевшие ноги. Нет, ее мужественное сердце не разорвалось на части, и даже стон не вырвался из груди. Волчица только долго-долго и неподвижно стояла у трупа.
Смерть всюду ходила за ней, но волчица не прекращала поисков. Еще теплилась зыбкая, переменчивая надежда. Ей все время казалось, что стоит только направиться к дальним лесным отрогам или пойти к круглым заснеженным озерам, и непременно отыщется кто-нибудь из стаи. Волчица быстро свыкалась с такой возможностью и торопливо пускалась в путь. Без устали она стремилась в знакомые места и наконец достигала отдаленных лесных отрогов. Но ни следов, ни даже признаков существования волков в здешних местах не находила. По ночам она внезапно вздрагивала, прислушивалась к вою ветра, в посвистах которого ей слышались родные, болезненно-знакомые голоса детей. Тогда волчица вскакивала, кружилась на одном месте, пыталась найти нужное направление, бежала вперед. Но ветер всегда обманывал ее надежды. Потеряв направление и обессилев, она прекращала бег, останавливалась, ложилась на холодный вьюжный сугроб или бесцельно брела полями.
Глава 72
Так продолжалось целую неделю, а может быть, и больше. Наконец Матерая изнемогла. Ноги ее налились свинцовой тяжестью, глаза запали. Появились признаки болезненной худобы. А между ней и ее детьми по-прежнему были снега, белое безмолвие полей. И волчица, вероятно, поняла, что у нее нет больше никого. Некуда стало спешить, не о ком больше заботиться.
Дни шли вереницей, похожие один на другой. Молча бродила волчица по лесам, полям и дорогам. Ночами где-то в пушистых сугробах холодными зарницами плескались огни деревень, уныло гудели телеграфные провода у дорог, завывал ветер. Тогда волчица начинала свою жуткую, тоскливую песню. Она выла тяжело, с надрывом, со стоном часто переходя на долгое, протяжное «о…о». Волчица выла долго, до хрипоты, до осиплости, но в ответ лишь равнодушно свистел ветер.
А потом наступила апатия, тяжкая и опасная. Немым укором ходила она по пустым полям или лежала в липкой, тягучей полудреме, в больном безвольном изнеможении где-нибудь на дне холодного оврага, на вьюжном косогоре или в зябких продуваемых полях. Холодный ветер ерошил и развевал ее шерсть, морозной стужей пронизывал до самых костей.
Иногда волчица поднималась и бежала, не замечая ничего вокруг. Потухшие безучастные глаза глядели куда-то в пустоту. Порой хищница по нескольку раз обегала вокруг какого-нибудь места: лесного участка, зарослей кустарников, оврага - и не замечала этого. Она словно оцепенела в своей безысходности. Матерая не ела, не боялась людей. Тело ее, избитое горем и невзгодами, стало бесчувственным к голоду и опасностям. Она лишь хватала горячей воспаленной пастью снег, чтобы утолить мучившую ее жажду. Лишь много дней спустя она словно очнулась. В эту ночь волчица лежала тихо, без сна, и слушала завывание ветра. Но теперь она знала, что надо вставать, идти, двигаться. Матерая поднялась и медленно направилась туда, откуда дул ветер. Затем остановилась, постояла, будто раздумывая, и порысила совсем в другую сторону.
Глава 73
Всю ночь Корноухий блуждал по полям и лесным дорогам: он надеялся оторваться от преследователей. Зверь то и дело останавливался, прислушивался, тянул носом воздух, внезапно оглядывался и шел дальше.
Под утро на большой прогалине среди леса хищник начал путать свой след. Он шел вперед, возвращался, старательно делал петли и скидки, прыгал туда и сюда, обильно следил во все стороны, уходил к чащам и тем же следом возвращался обратно. Потом, ступив на свою первоначальную тропу, незаметно исчез с поляны. А дальше воспользовался свежим заячьим маликом.
След волка оказался изрядно запутан и скраден. Теперь Корнаухому надо было найти укромное место и отлежаться. Он свернул с заячьего следка, рыхлым снегом прошел в сторону молодого ельника и внезапно сделал длинный скачок к заснеженному пню, затем другой скачок за лохматую низкую елку и залег в сугробе. Долго слушал хищник шумы леса, нюхал морозный воздух и незаметно стал задремывать.
Тем временем из города на помощь местным охотникам прибыли еще люди. Они привезли с собой трех гончих собак, натасканных специально на волка.
День был пасмурный. Свинцовая тяжесть облаков грузно облокотилась на угрюмые дали. Все было тускло и невыразительно. Охотники только что обнаружили свежие следы волка и теперь, горячась, спешили на встречу со зверем. Собаки учуяли запах матерого хищника. Они рвались с поводков и глухо ворчали. След волка шел дорогой. Затем свернул к можжевеловым кустам, прошел ольховыми зарослями и направился туда, где в глубине елового редколесья туманно рисовались на матово-сером фоне неба маковки высоких сосен.
Внезапно перед людьми открылась поляна, сплошь утыканная росписью следов. Отовсюду на нее сбегались волчьи тропы. Они появлялись из осинника, приходили от молодых елей, бежали от старой сосны и бурелома. Ручейки следов встречались, сплетались, перекрещивались в разных направлениях, сходились и расходились. Увидев поляну, испещренную бисером волчьих следов, люди многозначительно переглянулись. Опытный волчатник осмотрел наброды и покачал головой. В этом лабиринте, в этой путанице узловатых волчьих ямок трудно было понять что-либо. Ясно одно: хитрый зверь пытался запрятать свой след.
Вначале охотники не могли обнаружить ни одного выхода хищника с поляны. Были свежие подходы то к одному, то к другому дереву, к нескольким крупным кочкам, к большому пню. Но все следы обрывались на самом видном месте, будто зверь улетал дальше на крыльях. Несомненно, волк отходил с поляны и возвращался на нее тем же следом.
Около часа люди бродили на одном месте, путаясь в бесчисленных следах. Потом бросили бесполезное занятие и попытались в полукилометре от злосчастного места охватом обнаружить уходящий след зверя. Им необходимо было определить, в какую сторону с поляны ушел хищник. Но выходной волчий след как в воду канул.
Кто-то высказал предположение, что зверь ушел с этого места своим же первоначальным следом, который в азарте погони не был замечен. Кавалькада охотников отправилась обратно. Собаки шли назад неохотно, все время заворачивали и оглядывались. Люди внимательно изучали входную тропу хищника. В некоторых местах выволока и поволока от когтистых лап зверя сливались в одну длинную черту на снегу. И это говорили о сдвоенности следа.
Но вот охотники увидели, что хищник свернул на застарелый следок зайца, пытаясь усердно совмещать свой шаг с отпечатками лап тяжелого беляка. Долго волк шел уплотнившейся заячьей тропой. Затем следы на снегу раздвоились, сделали крутой поворот. Заячий малик пошел вправо, волчий нарыск свернул влево. Теперь это была верная тропа хищника. Теперь можно было набрасывать собак на волчий след.
Собаки с готовностью понеслись вперед. Но у старой сосны, где след хищника был сдвоен и скраден, вдруг заметались, затявкали, заходили кругами. Потом снова взяли верное направление и понеслись дальше. Минуту спустя, они скрылись в частых зарослях елового молодняка и показались снова уже далеко, у самого осинника.
Корноухого обдало горячим жаром, когда он услышал визгливый лай гончих собак. Он взметнулся со своей лежки, сильными бросками пошел по лесу, кинулся в одну, в другую сторону, неуклюже провалился в сугроб, выбрался торопливо, тяжело задышал, вывалив язык, и подался скачками в густую чащобу. Ему надо было оторваться от преследования, запутать собак. С усилием вырывал он свое тело из рыхлого глубокого снега и прыжками бросался вперед. Продвигался зверь ходко, но такой бег требовал много сил и быстро изматывал. Уже через сотню метров волк уставал и после двух-трех очередных скачков давал себе секундную передышку.
Охотники на лыжах бежали по следам гончих, чьи азартные, забористые голоса звенели, заливались где-то на самой окраине леса. Чувствовалось, что свора надежно идет по следу зверя. Но вдруг голоса собак ослабели. Теперь они слышались глухо и где-то вдали - это погоня вышла из леса на открытое место и пошла полями.
Корноухий увидел собак издали. Они показались ему маленькими и ничтожными. Но зрение не могло обмануть хищника. Он знал, чувствовал, что идут сильные, злобные собаки, а за ними охотники.
Корноухий рванулся на косогор, упругими махами дошел до его вершины и опрометью скатился по откосу. Он довел собак до пологой балки, по дну которой протекал быстрый ручей с незамерзающими промоинами, перемахнул через открытую воду. Волк уже выбрался на противоположный склон балки, когда собаки подлетели к широким полыньям. Псы закружили, затявкали. Потом обошли черные незамерзающие дыры, отыскали след зверя, снова подали голос и повели звонким, заливистым хороводом.
С отчаянной решимостью Корноухий рвался вперед. Его обуял настоящий ужас. Ощетинив загривок и пригнув назад уши, он в страхе уходил от погони. Шальная, необузданная стремительность быстро изматывала и без того подорванные силы. Мах его становился короче, язык свисал на сторону.
А гончие шли горячо, ходко. Гибкие, сильные тела их метались на фоне белого снега. Вот они снова показались за косогором. Собаки быстро скатились в ложбину между полей, на несколько секунд исчезли из вида и появились как-то сразу очень близко.
Волк спешил, торопливо вылезал из сыпучих сугробов и уходил в сторону. Ноги деревенели и плохо слушались. Изрезанные о жесткий снег мякиши лап кровоточили и саднили. На снегу оставался кровавый рыжеватый след.
Собаки упорно шли вперед. Кровавые пятна на снегу, оставленные хищником, пьянили, подстегивали их, зажигая азартом погони. Гончие испытывали явное нетерпение, предвкушая скорую встречу со своей жертвой.
Корноухий задыхался. С языка его стекала пена. Из горла со свистом рвалось надрывное дыхание. Но он остервенело, неистово распластываялся над полем.
Сильные безжалостные пасти собак были уже на расстоянии десяти прыжков, когда Корноухий метнулся в крутой, обрывистый овраг. Он не удержался на ногах, уткнулся носом в снег, перелетел через голову и кубарем скатился на дно глубокой расщелины. Это, пожалуй, и спасло зверя. На дне крутобокой лощины, где снег был достаточно крепким, волк быстро вскочил на ноги и пологим длинным склоном понесся вон из оврага.
Возбужденная, беснующаяся свора тоже подлетела к обрыву. Собаки резко затормозили о снеговой козырек, нависший над бездной, и он не выдержал тяжести животных. Огромная глыбистая масса снежного сугроба оторвалась от отвесной стены, резко поехала вниз, увлекая за собой растерявшихся собак. Массив целикового снега с шумом сыпуче рухнул на дно оврага и засыпал беспомощно барахтающихся гончих. Когда густая пыль снежного обвала немного улеглась, сугроб в нескольких местах зашевелился. Из него показалась вначале одна голова собаки, затем другая. Растерянные, ошарашенные псы выбирались из снежной осыпи. Они брезгливо отряхивались, скулили, торопело лазили по снежным глыбам. Одна из собак, утопая по брюхо в сыпучем месиве, внезапно полезла вверх на сугроб и вдруг, скуля и повизгивая, начала быстро копать снег, поминутно тыкаясь в него носом.
Люди добежали до оврага и помогли псу откопать сотоварища. Помятого задохнувшегося кобеля извлекли из твердого снега и поставили на ноги. Он вначале несколько раз беспомощно мотнул лапами, потом нашел опору и минут через пять, кажется, совсем пришел в себя.
Погоня терпела неудачу. Однако люди не отказались от своей цели. Они выправили тропу зверя, снова набросили собак на след, и те, хотя и не так старательно, но взяли его. Тем временем, начался густой снегопад.
Глава 74
Корноухий ушел далеко в сторону леса и там наконец выскочил на дорогу, крепкий раскатистый зимник. Но теперь и дорога не могла помочь ему скрыть свой след. Снег уже выстлал ее мягким, пушистым ковром. Когтистые отпечатки волчьего следа торными печатями ложились на дорогу. Корноухий оглянулся и испугался собственной тисненой тропы. Пробежав не больше километра по зимнику, он полез снова в сугробы. Волк прошел по глубокому снегу совсем немного, устал и залег в чистом поле метрах в трехстах от дороги. Зверь свернулся калачиком в холодной постели, прикрыл нос усталым хвостом и, вздрагивая всем телом, чутко задремал. Но сон его длился две-три минуты. Снова вдали послышалось визгливое тявканье гончих, знакомый шум и звуки погони.
А Корноухий не мог встать. Не мог поднять изможденное, обмякшее тело. Израненные онемевшие ноги его наполнились такой свинцовой усталостью, что мышцы отказывались подчиняться воле. Они лишь мелко беспомощно дрожали. Собаки были уже недалеко. Корноухий с ужасом смотрел на них и продолжал лежать. Потом с мучительным усилием дернулся несколько раз, вскинул голову к белесому небу и протяжно завыл.
И все-таки Корноухий недаром был диким зверем. Хищник взметнулся еще раз. Он и сейчас спотыкался и падал, зарываясья мордой в снег, рвал через силу свое тело и бросал его вперед. Он и сейчас горячился и изнемогал, но знал, чувствовал, что не остановится до тех пор, пока злобные пасти собак не разорвут его на части.
Снег валил густыми хлопьями. Под пушистым белым покрывалом исчезли дороги и тропы. Но гончие и под снегом чуяли волчий след. Они тоже несколько сдали. Не было той первоначальной игривой прыти, когда силы расходовались щедро, без оглядки. Теперь они шли устало, но, как и прежде, с желанием и даже азартом.
Огненной пастью Корноухий хватал снег. Он уже не знал, куда шел, куда вел собак, а только механически терзал свои мускулы и, кажется, бесцельно кружил вокруг одних и тех же полей и перелесков, усугубляя свое и без того безвыходное положение.
А снег все шел и шел. Часам к трем дня откуда-то налетел ветер. Он взметнул, закружил, завьюжил снежную метелицу, завыл, засвистел в голых ветвях деревьев, потопил поля и дороги в непроглядной круговерти. Начался настоящий буран. Непогода могла спасти Корноухого, если бы ему удалось хоть немного оторваться от преследователей. Но пасти гончих были недалеко, всего в двадцати-тридцати метрах.
Развязка близилась. Огромные лютые собаки рвались по следу и должны были с минуты на минуту остановить лихорадочный бег хищника. Волк кашлял, задыхался. Вместо дыхания горячий свист рвался из его груди. Очевидно, легкие не успевали обогащать кислородом бешено мчащуюся кровь. Хищник оглядывался, но теперь уже не видел и не слышал собак. Вокруг бесновалась и шипела вьюга. Поземка почти мгновенно закатывала, заносила его следы. И тут хищник догадался круто повернуть и пойти под ветер.
Собаки окончательно выбились из сил. Они ничего не могли поделать с зверем. А волк всякий раз находил в себе новые силы, отыскивал какие-то неведомые возможности и ускользал из-под самого носа преследователей. Вот и сейчас, когда победа была рядом, хищник еще раз поддал и ринулся вперед. Он отмахал тяжелым галопом метров двести и оставил погоню за крутым выступом леса, за плотной стеной непроглядного бурана.
Где-то вдали, унесенные ветром, прозвучали выстрелы. Это были сигналы собакам остановиться. Но те продолжали погоню. Однако кончился след. Ушел под глубокий снег. Собаки торопливо бегали взад и вперед, обнюхивали каждую ямку фыркали, нервничали и, совершенно сбитые с толку, заходили большими кругами, затявкали, заскулили.
Корноухий, кажется, был спасен. Утопая по самое брюхо в свежих сугробах, он буквально прорубал себе новую тропу.
Глава 75
Перешагнув через кровавый след своих детей, волчица как бы перешагнула через собственную жизнь. Серым заиндевелым холмиком лежала она где-нибудь на взгорке, судорожно вздрагивая всей своей тщедушной плотью. Медленно тянулось время в полузабытьи, в полудреме. Вечером Матерая поднималась и уходила в студеные, ветреные поля. Тощая, большеголовая, с выцветшими глазами, бестелесным призраком бродила она опушками лесов, заснеженными оврагами, перелесками, почти не оставляя на обледенелом снежном насте своих следов. Волчица часто останавливалась, топталась на месте или садилась на снег, запрокидывала голову и начинала выть.
Потом она стала посещать места обычных переходов стаи. Березовые колки, окраины болот, где семья нередко останавливалась на дневку. Рыскала по тем лесам, где вместе с детьми голодала и находила пищу. Нет, она никого больше не искала.
Нередко по ночам волчица приходила на сельское кладбище, бродила между темными крестами и конусами памятных пирамид, разрывала холмики земли над свежими могилами и оставалась лежать до утра на этих изрытинах.
Наступил февраль. Днем на припеках солнце плавило тонкие ледяные стекляшки. А по ночам трещали морозы. В густых еловых лесах началось брачное пение клестов. Но в середине февраля вдруг ни с того ни с сего нагрянула оттепель. Она пришла как-то шумно, размашисто. Мокрый ветер за одну ночь порасшвыривал с деревьев снежные навесы, оголил сучья, сделал лес черным и неприглядным. Зима на короткое время стала не настоящей. Снег на опушках и полянах потяжелел, сделался влажным и вязким.
В эти дни волчица вдруг внезапно почувствовала в себе какое-то беспокойство, смутное желание чего-то. Ночи теперь проходили тревожнее прежних. А днем это неожиданно возникшее беспокойство давало о себе знать ощущением еще большей пустоты и одиночества. Все чаще появлялась болезненная необходимость куда-то идти, двигаться, искать чего-то.
Волчица ночами бродила по опустевшим полям, выходила на дороги. А дни коротала в скрытых прогалах частого осинника или в скирдах соломы, где запах спелых хлебов был по-летнему душист и стоек. Этот запах осенней сытости, это воспоминание о тепле и лете еще сильнее, еще настойчивее бередили тело, поднимали щемящее беспокойство. Волчица тоскливо скулила, пыталась дремать, но вдруг вскакивала и долго кружила на одном месте. Она пыталась одолеть нахлынувшую встревоженность, какое-то утробное томление и смутный, еле ощутимый, но настойчивый внутренний зов.
Вначале волчица не понимала этого тревожного беспокойства. Но потом стала узнавать его. Это мучительное и радостное ощущение, этот внутренний будоражащий зов должен был принести ей новое потомство, новое материнство, а с ними неизбежно новые заботы и тревоги.
Недолго продолжалась зимняя оттепель. Снова залютовали февральские метели. Обжигающий ветер носился по сугробам. Он полоскал их шелестящей поземкой, хлестал и гладил колючим снегом, заравнивал редкие следы в наметах, закручивал морозный воздух. Однако с возвращением холодов новое чувство волчицы не заглохло. Оно становилось все более требовательным и властным. Это чувство, это ощущение не давали покоя, повелевали подниматься и идти куда-то. И волчица выходила в безбрежные поля, в белую безмолвную пустыню. Она настойчиво всматривалась в заснеженные дали, ловила каждый звук, каждое еле заметное движение. Она искала себе подобных. Но пусто, безжизненно было вокруг. Тогда волчица садилась у одинокого куста или на взгорке, устремляла затуманенный тоскою взгляд куда-то в бесконечность и выла. Вой начинался тонким фальцетом, поднимался еще выше, начинал вибрировать, превращаться в дикий, заунывный перепев. Затем вой ослабевал, становился тихим, еле слышным, похожим на всхлипывание. Но вот в нем снова появлялись вибрирующие звуки. Они росли, усиливались, пение достигало прежней силы и вдруг падало до нежного призывного повизгивания.
Сумрачно было под луной. Бежали и бежали по заснеженным голым просторам неясные тени без контуров и очертаний. Крепчал, потрескивал мороз, покрякивал от усердия. Грубели, уплотнялись от стужи сугробы. Тени сбегали в лощину, застаивались в ней и снова брели и брели по просторам, мрачные и молчаливые. Волчица долго стояла, прислушиваясь к шорохам ночи. Потом, опустив голову, обреченно брела туда, где в ночном сумраке подо льдом сонно ворочалась небыстрая река. Жадно напившись парящей воды из промоины, она сворачивалась клубком тут же на льду и, утомленная, начинала дремать своей особой волчьей дремой. Все чаще ей снились тесное логово в зарослях на берегу реки, толстые мордашки неуклюжих волчат, которые с увлечением бегали на коротких, ногах, возились, скатывались кубарем на дно оврага, визжали, дрались. Когда борьба принимала форму ссоры, волчица предостерегающе рычала и... просыпалась. Ее по-прежнему окружали ночь и холод. И надо было снова вставать, двигаться, идти куда-то.
Лишь однажды в пустых, холодных просторах волчице померещилась серая тень. Матерая вздрогнула. Нервный озноб пробежал по телу. Радостный блеск оживил глаза, вселил в них надежду. Волчица лихорадочно ждала, топталась на месте, торопливо садилась и снова вставала. Но тщетно. То утомленный мозг и уставшие глаза родили желанный призрак. Но призрак так и остался призраком.
С наступлением марта волчица вернулась в знакомые края, к месту старого логова. Здесь она рвала когтями мерзлую землю, болезненно внюхивалась в давно ушедшие запахи щенят, долго и отчаянно скулила.
Днем на солнцепеке из снега вытаивали шишки, кусочки коры. Отходил молодой мох у стволов деревьев, земля парила и пахла весенней сыростью. Все чаще останавливалась Матерая неподалеку от деревень, слушала собачий лай и не уходила. Что-то властное и непонятное удерживало ее здесь, заставляло подолгу стоять в отдалении.
автор Николай Дмитриевич Котов
Сильные жилистые пальцы защемленной ноги затекли, онемели. Волк старался поднять лапу с капканом повыше и нести ее перед собой. Минуло еще какое-то время, и хищник изнемог. Он уже не мог нести капкан, а волочил его по снегу. Чуткий, осторожный зверь мирился теперь с глубоким недвусмысленным следом позади себя. Долгое единоборство с бесчувственным металлом подорвало не только силы, но и волю зверя. Пар от тяжелого дыхания морозным инеем оседал на серой шерсти хищника, и оттого казалось, что волк поседел за эти несколько часов. Окровавленной пастью он хватал холодный, обжигающий снег и все не мог утолить жажды.
Временами хищник садился в сугробе и смотрел в ту сторону, откуда тянулась, оставленная его телом, глубокая снежная борозда. Он словно ждал кого-то - и не ошибся. На другой стороне открытого пространства появилась темная шевелящаяся точка. Она росла, приближалась. Шел человек. Несколько секунд Корноухий пристально вглядывался в него. И вдруг заспешил, заметался, закружился на месте. Затем опрометью бросился вперед и добрался - таки до леса. Тут он вынужден был умерить прыть. Капкан задевал кусты, цепляясь за торчащие повсюду ветви. А человек приближался. Он шел на лыжах по следу волка с ружьем наперевес, заметно прихрамывая на левую ногу.
Отчаянными усилиями волк продирал капкан между деревьями, рвал его из цепких ветвей, обламывал мелкие стебли. Шапки снега с веток тяжело обвалились на голову хищника, пятнали вокруг глубь сугробов. В глубоком снегу зверь тратил много сил, греб всеми лапами, подминая под себя сугробы. Но продвигался слишком медленно.
Человек уже преодолел большую часть открытого пространства и не шел, а бежал теперь к лесу. Корноухий смотрел туда, откуда приближался его недруг. Он впервые со всей ясностью понял, что ему не уйти. Предательский след все равно приведет к нему человека.
Хромоногий уже отчетливо видел волка. И волк хорошо видел человека и его ружье, скинутое с плеча. Когда очередной ком снега с шипением обрушился на голову Корноухому, он вдруг начал зарываться в снег, пытаясь спрятаться, исчезнуть. Но безумство продолжалось совсем недолго. Уже в следующее мгновение зверь снова спешил вперед.
Человек расталкивал локтями жидкие деревца, путался лыжами в частоколе осинок и был совсем близко. Теперь зверя и человека разделяло не более пятнадцати метров, а Корноухий не мог дальше двигаться. Капкан пружинами зацепился за корягу. Он застрял в упругих сплетениях корней и остановил движение.
Хромоногий был уже рядом, и тоже остановился. Спешить теперь некуда. Он что-то кричал, размахивал ружьем и руками, жестоко злорадно хохотал. От этого хохота, как от несносной боли, волк заметался в западне, неистово взвыл от злобы и бессилия. Он инстинктивно подался от человека, потянул на себя капкан и рванулся, рванулся решительно и сильно. И свершилось чудо. Упругие пружины капкана, удерживаемые корнями, сжались. Они слегка ослабили жесткие скобы, и этого оказалось достаточно. Зверь вырвал израненную лапу из железных челюстей. Еще не веря в свое спасение, Корноухий сделал огромный прыжок в сторону, остановился, потом прыгнул еще и еще и ринулся прочь.
Человек опешил от неожиданности. Секунду-другую он стоял в растерянности. Лишь опомнившись, он вскинул ружье и выстрелил. Эхо выстрела рвануло тишину леса, отдалось на заснеженных полянах. Но заряд крупной дроби лег где-то в снегу, не задев зверя. Какой-то злой рок преследовал охотника. Хищник, который был уже пойман и почти взят, непостижимым образом ушел от него. Было от чего прийти в отчаяние. Степан Зыков до того рассвирепел, что зашвырнул ружье метров на двадцать. Потом, матерно ругаясь, откопал в сугробе ружье и медленно побрел по следу волка.
Глава 64
Корноухий отлеживался в сугробах старого соснового леса. Он невольно ощетинивался, когда вспоминал страшные челюсти стального капкана, злорадный хохот своего врага.
Ночью прошел обильный снегопад, укрывший все следы. Потому Корноухий чувствовал себя в относительной безопасности. Болела раненая нога. Но он терпеливо переносил страдания. Волк зализывая рану, и лишь изредка ковылял к тайнику на склоне лесного оврага, где у него были запрятаны останки старой лошади. Каленое мясо и кости давали возможность поддерживать силы.
Шло время. Нога быстро заживала. Увечье оказалось сравнительно неопасным. В нижней части лапы были, повреждены мышцы, но кость и сухожилия пострадали мало.
Последнюю неделю Корноухий все чаще прохаживался по тропинкам, выходил на чуть заметную в снегу дорогу. Он проверял: нет ли опасных следов. После ранения капканом хищник еще более возненавидел хромоногого. И вот пришла та самая ночь, когда зверь, чуть прихрамывая, выбрался на тропу и снова потрусил в ту сторону, где жил его недруг.
Несколько вечеров подряд когда темнело Корноухий подходил к скотному двору. Он следил за тем, что происходило у овечьих кошар. Здесь работал хромоногий. Волк подкрадывался к овчарне с подветренной стороны, забирался на навозную кучу и отсюда внимательно следил за подворьем. Он узнал, что овец кормят после захода солнца, сено возят на санях от большой скирды. Работают два человека: хромоногий с напарником. У каждого свои сани. Знал Корноухий, что на ферме почти постоянно крутятся две собаки: большой черный кобель и небольшая сучка рыжей масти. Хищник приходил с подветренной стороны, и собаки не могли его почуять.
После раздачи овцам сена напарник хромоногого уезжал на своих санях. Обе собаки провожали повозку до первого столба. Затем останавливались на дороге, стояли недолго и дружно бросались обратно, играя по дороге. Иногда же кобель и сучка убегали в деревню и там задерживались надолго.
Отправив напарника домой, хромоногий оставался один. Он закрывал ворота кошары на засов, отпрягал лошадь и ставил ее в денник. Потом отправлялся в сторожку, и тотчас в небольшом окне сторожки вспыхивал неяркий свет. Иногда хромоногий уходил домой. Тогда он закрывал двери кошары и медленно отправлялся по санной дороге. Даже на этот короткий путь он брал с собой ружье.
Глава 65
Вот и сегодня, еще не подступила к подслеповатым окнам овечьих кошар ранняя зимняя ночь, а Корноухий был уже у околицы села. Он напряженно вглядывался в серую мглу, принюхивался, прислушивался, но ни лая собак на подворье, ни шагов человека зверь не услышал. Сегодня люди раньше накормили овец. Собаки были в деревне. Овчарни чутко дремали, уткнувшись в сугробы.
Волк украдкой подошел к стене одной из кошар, что примыкала к сторожке. Несколькими мощными гребками когтистых лап продрал снег до самой земли, погреб мерзлую глину и убедился, что проникнуть внутрь вряд ли удастся. Зверь пробежал под окнами кошары и вдруг заметил в дальнем окне вместо стекла пук соломы. Хищник вскочил на сугроб и дотянулся головой до оконного проема. От несильного нажатия солома полетела внутрь кошары. Путь в овчарню был открыт. Корноухий просунулся внутрь помещения. Тут было тепло и уютно, крепко пахло овечьими телами и сеном. Тускло светились под самой крышей электрические лампочки.
Волк еще раз оглянулся назад, и спрыгнул внутрь овчарни. Здесь он присел, готовый к любой неожиданности. Но людей в помещении не было. Хищник вытянул хвост и приготовился к броску. Овцы испуганно побежали по загону. Большая часть их сбилась в плотную кучу. Только с десяток животных метались позади волка, пытаясь проскочить мимо зверя и присоединиться к остальным. Хищник хватал их за бока, валил на пол и убивал. Затем бросался к очередной жертве. Наконец он разорвал одну из овец и начал есть внутренности. Овцы перестали метаться по загону. Они остановились и выпученными бессмысленными глазами смотрели на серую тень хищника, склоненную над поверженной жертвой. Волк жадно ел, заглатывая теплое мясо, а овцы стояли вокруг плотной массой в напряженном ожидании. Но так продолжалось недолго. Вдруг зверь снова метнулся к животным, и вновь заходила, закружила карусель смерти.
Волк кидался на овец, рвал, разметывал, кровавил тела и опять бросался в их плотную кучу. Кровь животных дурманила зверя, доводила до исступления, и хищник дал волю свирепой ярости. В эту дикую расправу над животными, в этот разнузданный шабаш хищник вкладывал, казалось, всю свою неистощимую ненависть к человеку.
Зыков вернулся в сторожку уже затемно. Он нашел среди хомутов, вожжей, потников и прочей лошадиной сбруи, висящей на стене, большой гвоздь и повесил на него ружье. Затем посидел, покурил немного и прилег на скамейку. Железная печка-буржуйка, раскрасневшись одним боком, отдавала в пространство сторожки сухое горячее тепло, которое скапливалось вверху, топило смолу потолочных досок. Из щелей окна и дверей по полу струился густой молочный холодок, и на косяках нарастала изморозь. Намороженные за день сыромятные ремни лошадиной сбруи, размякнув в тепле, подсыхали, издавая кисловатую вонь дубленой кожи и дегтя.
Вдруг Степан Зыков услышал в кошаре какой-то шум, и дробный перестук овечьих копыт. "Волк" - тут же мелькнуло у него в голове. Степан схватил ружье и выскочил на улицу. На лбу выступила испарина. Но охотник смело открыл ворота и вбежал в кошару. Когда небритое лицо хромоногого появилось в проеме дверей, Корноухий метнулся к воротам. Хищник сбил Зыкова с ног и расхватил ему щеку и горло. Удар был настолько стремителен и силен, что ружье отлетело, а через поверженного сторожа понеслись обезумевшие животные. Овцы перескакивали через лежащего человека, топтали его. Пронеслась ошалевшая лавина - и человек остался лежать на грязном полу у ворот овчарни.
Овцы подались к деревне. Тут и там они блеяли у калиток. Люди увидели на улице отару и, почувствовав неладное, бросились к кошарам. Ворота одной из овчарен были открыты настежь, овцы разбежались, а два десятка животных, порванных волком, быстро коченели. Зыкова люди обнаружили тут же. Сильно пораненный волком, окровавленный, он лежал на полу. Его срочно повезли в больницу.
Глава 66
Охотники узнали о появлении стаи волков на приваде быстро. На рассвете они, как обычно, объезжали на санях поляну и обнаружили полусъеденную тушу коровы и ленивые следы волков, уходящие от привады. На серебристом от инея снегу тисненые волчьи следы были свежи и отчетливы. Звери уходили с поляны гуськом, ступая след в след. На взгорке хищники разошлись, образовав целое скопище набродов. И опытный охотник без труда мог определить, что прошла стая из семи волков.
Люди решительно повернули с наезженной колеи прямо в снежную новь и направили сани по следу зверей. Лошадь по самый живот бухнулась в снег, испугалась глуби сугробов, задрожала, всхрапнула, но потом успокоилась и, напрягая проступившие ленты мышц, потащила скрипучие розвальни по целине. Маневрируя между деревьями, сани медленно продвигались вперед. Там, где они ненароком цепляли за еловые опахала, ветки сбрасывали с себя навалы лежалого снега. Мягкие снежные глыбы тяжело шлепались в сани, осыпали головы и плечи людей.
Скоро волчья тропа вышла на хорошо наезженную лесную дорогу. Люди остановили лошадь и внимательно осмотрели следы. Было видно, что, выбравшись на крепкий зимник, хищники потоптались на одном месте, затем, отправились по дороге влево. Охотники поехали волчьим следом, который, однако, был плохо заметен. Кое-где след совсем затерли ранее проехавшие подводы. Поэтому мужики больше следили за обочинами, чтобы не пропустить места, где волки свернут в сторону леса. Но по сторонам раскатистого зимника на белом покрывале снега волчьих следов не было видно. Лишь изредка попадались мелкие крестики - наброды птиц, да от ствола к стволу перебегали строчки мышиных двоеточий.
- Дорогой идут хитрые звери, - думали охотники. Вдруг впереди большак раздвоился. Одна дорога пошла в густой березовый лес, другая, обогнув опушку, терялась в открытом поле. Мужики выскочили из саней. Они обследовали тот и другой рукав дороги, но волчьих следов нигде не обнаружили.
- Оставили в дураках, проклятые! - чертыхались охотники. Торопя и понукая лошадь, они развернули сани обратно.
Короток зимний день. Надо было спешить, чтобы засветло отыскать лежку волков и зафлажить их. Люди нетерпеливо тревожили вожжами лошадь. Гулкая тишина лесного массива чутко прислушивалась к визгливой песне саней. Вернувшись к первоначальному месту выхода волков на зимник, охотники поехали дальше по дороге и в нескольких сотнях метров вновь обнаружили тисненые следы хищников. Звери и впрямь обманули людей. Показав уход по дороге влево, они тем не менее ушли вправо. Затем свернули с торной дороги на заячий малик и отправились в глубь леса. След волков был ленив и тропинчат. Такой след явно вел на лежку. У большого пня тропа оборвалась и исчезла. Люди вышли из саней и внимательно осмотрели дали. В глубине кочкарникового мелколесья они заметили синеватую струйку убегающего в лес волчьего следа. Решено было стороной объехать лежку волков, отметить круг для оклада, определить стрелковую линию и зафлажить зверей.
Сани шли по глубокому снегу тяжело, толчками. Они делали еле заметный полукруг, объезжая, замыкая участок леса в большое охватистое кольцо. Возница лишь чуть-чуть шевелил уставшую лошадь, которая тяжело носила боками. Выхода волчьих следов из оклада нигде не было видно, а это значило, что расчет верен, и лежка волков осталась в кольце. Но вот целина кончилась. Сани снова вынырнули на дорогу. Взмокшая, уставшая лошадь несколько раз фыркнула довольно и пошла по дороге легко и ровно.
Волчицу не покидало беспокойное чувство, будто в лесу, кроме них, есть еще кто-то. Но движение воздуха не доносило пока посторонних запахов, хотя слух улавливал чуть слышимое шуршание снега. Потом все стихло, ушло куда-то, замерло последними неясными шорохами вдали. Пахнувший было запах лошадиного пота тоже исчез. Волчица успокоилась. Впервые за долгое время, она сомкнула глаза, глубоко погрузившись в сон.
А тем временем мужики-обкладчики, послав возницу в деревню за охотниками и загонщиками, зафлажили волков. Они размотали с больших катушек шнуры с красными флажками и, лазая по колено в снегу, развесили их на кустах, на деревьях так, чтобы яркие лоскуты были хорошо видны на снегу. Все было сделано быстро и профессионально. Люди потирали руки и с вожделением поглядывали на загадочный клочок леса, где по их предположению укрылись волки.
Волчья семья, утомленная тяжелым переходом и сытостью, спала крепко. Звери раскидались на небольшой заснеженной площадке, и каждый устроился как хотел. Руп и Том улеглись под одинокой елкой. Чен лежал возле матери, отвернув на сторону тяжелый с непривычки живот и положив лобастую голову на лапы. Дина задремала, пригревшись в прогале между двух кочек. Клубком свернулся в стороне Белогрудый. Гуро отошел почти в осинник и там улегся за небольшим, затвердевшим на морозе сугробом. Волки безмятежно спали.
Глава 67
День, несмотря на багряное солнце, поднявшееся над лесом, занялся стылым, неприветливым. Тихо стояли деревья, придавленные морозной дымкой. Вдруг Чен насторожил уши, затем вскочил, вытянулся струной и замер, не сводя глаз с густого мелколесья. Там, за деревьями, послышался шорох и как будто мелькнула тень. Волчица тоже подняла голову, потянула ноздрями воздух. Она внимательно смотрела туда, откуда исходила тревога. Проснулись и другие волки. А трусливый Гуро уже выбрался из своего укрытия и подался с лежки.
За деревьями появились люди, зачем-то пришедшие в зимний лес. Волчица недовольно поднялась и повела стаю удобной линией елового мелколесья, надежно закрываясь густо опушенными елями. Теперь главное было не обнаружить стаю. Соблюдая осторожность, звери бесшумно двигались за волчицей. Только Руп замешкался. Он еще несколько секунд стоял неподвижно. Глаза его внимательно, с любопытством разглядывали движущиеся тени. Внезапно совсем недалеко хрустнула ветка. Руп смешно подпрыгнул от неожиданности и бросился вдогонку за стаей. И вдруг как-то сразу раздался шум, голоса побежали по лесу, хруст и треск послышались со всех сторон. Это загонщики, сохраняя между собой интервалы и шумя, начали двигаться в направлении линию стрелков, которая находились на противоположной стороне оклада.
Волки, боязливо озираясь по сторонам, шли колонной след в след, впереди волчица, за ней Чен. Следом за Ченом пристроился, вернувшийся к стае Гуро. Потом шла молодая волчица Дина, за ней братья Том и Белогрудый. Последним оказался Руп. Волчица осторожничала. Первоначальный бег она сменила на медленный ход трусцой. Такое движение давало возможность хорошо прислушиваться к пространству, видеть местность и осмотрительно выбирать путь. Перед выходом на открытые участки волчица медлила, останавливаясь в тени густых елей. Затем быстро бросалась вперед, когда появлялась опасность.
Вдруг впереди между деревьями показались красные флажки. Кровавыми пятнами они горели на фоне белого снега. Зловещие красные лоскуты завешивали всю опушку и словно поджидали жертву. Волчица остановилась в нерешительности. Молодые неопытные волки в испуге попятились назад, потянули воздух, пахнущий кумачом и плесенью. Они почувствовали скрытую опасность, визгливо зарычали и, словно ища поддержки, поспешили к матери. Волчица еще сохраняла благоразумие. Она поняла, что означают эти молчаливые, стерегущие тряпицы, развешанные по всему лесу. Резко повернув, матерая бросилась в противоположную сторону. И тут, совсем рядом, треснул сухой выстрел. Пуля попала в ствол дерева, запорошив снег крошками сбитой коры. Вероятно, стрелок растерялся, увидев перед собой целую стаю волков.
Волчица метнулась назад. Она предусмотрительно оглянулась и повела стаю на крик людей, предпочитая явную опасность той, которая таилась в тишине противоположной стороны: там укрылись охотники. Этому маневру волчицу научил Матерый. Он не один раз вместе с нею уходил так из оклада. И хищница умело выполнила знакомый маневр. Волчица шла махами прямиком на крики людей. Голоса усиливались. Они неслись отовсюду, будто весь лес был наполнен кричащими, гикающими людьми.
Крики приближались. Волчица осторожно, но решительно стремилась навстречу людям. Шедшие за ней молодые волки боязливо прислушивались, озирались по сторонам, цепенея от ужаса. Внезапно совсем рядом кто-то застучал по дереву и истошно заухал. И тут не выдержал Гуро. Он ошалело метнулся вправо, сбил с ног шедшую за ним молодую волчицу Дину и бросился в противоположную сторону. Большая часть стаи стремглав кинулась за ним. Только старая волчица да еще Чен не устрашились. Они свернули за крупную ель и, умело закрываясь кустами, ушли от человека.
Пять волков во главе с Гуро быстро скрылись в лесу. Началось их паническое бегство. Хищники не руководствовались теперь ни слухом, ни чутьем, ни зрением. Все было отдано во власть безудержного страха. Гуро вконец ошалел. С вываленным набок языком, он носился по глубоким снегам впереди других, стремясь поскорее уйти от шума, от звуков. Молодые волки вновь несколько раз наткнулись на кумачовые флаги, затем, окончательно сбитые с толку, заметались, закружили и выскочили на линию стрелков. Грянули выстрелы. Гуро как-то нелепо заплел задние ноги и повалился. Снег сразу окрасился кровью. Волк крутился на этом окровавленном снегу, пытаясь ухватить зубами за простреленное место, вытащить, выхватить то, что жгло и мучило. Но пуля застряла глубоко в теле. Она буравила кость, валила набок. Вслед за Гуро падали другие звери. Бился в предсмертной агонии Белогрудый. Затихла Дина. Она лежала на окровавленном снегу, и жизнь ее угасала. Том сделал резкий скачок в сторону, хотел ринуться назад, но тут же рухнул замертво. Весь заряд картечи с близкого расстояния попал ему выше плеча и почти отделил голову от туловища.
Из этой группы зверей одному Рупу чудом удалось прорваться сквозь линию стрелков. Он уходил все дальше от криков облавы, от шума и выстрелов. Но теперь появились собаки. Их становилось все больше и больше. Руп бежал со всех ног. Он чувствовал за своей спиной тяжелое дыхание собачьей своры. Псы неслись за ним с радостным, нетерпеливым повизгиванием. Они знали, что зверь станет их легкой добычей. Но молодой волк не собирался так просто сдаваться. Его мышцы делали немыслимые усилия. Ему даже удалось несколько оторваться от погони. Но вдруг к разъяренной своре подвалили еще несколько крупных собак. Они вышли зверю наперехват и вот-вот должны были настигнуть. Руп заметался из стороны в сторону, завертелся на одном месте. Собаки окружили его плотным кольцом.
Вздернув в рычании верхнюю губу и ощетинившись, молодой волк зло огрызался. Он тяжело дышал. Глаза собак алчно горели, предвкушая скорую расправу. Но никто, кажется, не хотел первым бросаться в драку. Тогда Руп сам перешел в наступление, ошеломил собак вихрем мгновенных наскоков. Псы трусливо расступились, а Руп, воспользовавшись замешательством, огромным прыжком вылетел из кольца и понесся дальше по заснеженному полю, выиграв таким образом еще несколько минут жизни. Собаки бросились за ним.
Погоня затягивалась. Впереди показалась деревня с несколькими рядами бревенчатых изб и сараев, щедро занесенных январским снегом. Руп промчался по улице, вскочил в какой-то двор и ринулся в открытые двери хлева. Но в хлеву оказался хозяин, который давал сено корове. Человек ошалело вскрикнул и бросился с вилами на волка. Руп еле-еле увернулся от блестящего острого трезубца. Хищник снова метнулся на улицу и угодил в самую гущу разъяренной своры. Собаки сбили с ног молодого волка и подмяли под себя. Они придавили его, закусили шею, впились зубами в спину, рвали на боках шерсть. На улице тем временем собрался народ. В свалке волчонку изрядно досталось, но ему удалось стряхнуть с себя собак. Он сидел теперь в окружении лютых псов, зло щелкал зубами и огрызался. Шерсть клочьями висела на нем. Были изгрызены морда и плечи.
Передышка длилась всего секунды. Зверь видел перед собой горячие ненасытные пасти лохматых псов, которые вот-вот должны были снова броситься на него. И тогда Руп неожиданно метнулся к людям, ища защиты. Он прижался к чьим-то теплым ногам, но кто-то взвизгнул, ноги отпрянули, и в тот же миг тяжелая дубина с силой опустилась волчонку на голову. Руп, как бы невзначай, вякнул, опрокинулся на бок. Но через несколько секунд открыл глаза, напрягся, осмысленно посмотрел на толпившихся вокруг людей и сразу заторопился, заскреб лапами снег, хотел встать, но снова получил удар, который отрезал его от криков и шума толпы, от света и жизни. Смерть сразу сделала его покорным и тихим, совсем не похожим на волка.
Глава 68
В погоню за Корноухим бросились трое деревенских мужиков с ружьями. За деревней на бугре они обнаружили крупные следы матерого зверя. Хищник шел осторожно, ступал опасливо, вероятно, боялся засады или капкана. Правую переднюю ногу он ставил немного в сторону и в разлет. У самого леса пошел еще тише, еще осторожней. Поступь плавная, крадущаяся. Не дойдя метров пятьдесят до первой сосны, совсем остановился. Стоял долго. Глубокий след под подошвами подтаял, заледенел. Волк слушал лес, оглядывался на пройденную тропу. Собственный след беспокоил матерого хищника. В лес вошел шагом, должно быть, принюхиваясь. Первую сосну обошел вокруг, оставил метку на стволе. Затем погреб снег всеми четырьмя лапами, продрал сильными когтями настил почти до земли, швырнул несколько комьев далеко за себя и отправился трусцой в сторону ельника. Охотники пошли его следом.
Миновав еловую крепь, зверь выбрался на обширный лесной прогал. По открытой местности хищник шел долго, настойчиво. Затем подался к кустам. Тропа зверя стала петлять, склоняться то в одну, то в другую сторону. У самого леса начались прыжки, скидки. Вначале за высокий пень, потом за дерево. Чувствовалось, что волк устал и готовится отдохнуть, лечь на дневку. Глубокие волчьи ямки взбежали на косогор и вдруг исчезли. Кругом расстилалась белая ровная пелена девственного снега. Однако, в стороне, на свежем морозном снегу кочковатого болота, снова виднелся ручеек волчьего следа, словно хищник каким-то образом перелетел к болоту.
Люди осмотрелись. Оказалось, волк сделал десяток огромных скрытых прыжков назад и в сторону. Он метнулся за куст, за большую кочку, еще раз прыгнул за невысокий бугор - и был таков. Охотники распутали волчьи сметки. Они осторожничали, боясь спугнуть серого с лежки.
Вдруг волчья тропа быстрыми прыжками-махами пошла прочь с болота. Хищник перепрыгнул рыхлый сугроб, наследил у ольхового куста. Дальше след снова пошел прямой и ровный. Значит, волк изменил первоначальному намерению и решил уйти из этих мест. А может быть, его кто-то потревожил? Так и есть. Метрах в двухстах от волчьего следа легла на сугробы свежая лыжня. Охотники забеспокоились. Они понимали, что матерого зверя теперь не остановит и следующая лесная крепь. Он может уйти далеко, за многие километры, а зимний день короток. Скоро начало темнеть, и мужики вынуждены были повернуть обратно.
Глава 69
На следующий день погоню возглавил опытный охотник из соседнего села. Когда стылая январская ночь была еще непроглядно темна, мужики стали на лыжи и к рассвету были уже в лесах и на просеках, где, по их мнению, могли оказаться следы серого разбойника. В лесу люди разделились на две группы, оговорив нужные сигналы для связи. На вооружении каждой группы были охотничьи гладкоствольные ружья и патроны для стрельбы картечью. Охотники не имели ни флажков для обкладывания хищника, ни собак. Они надеялись окружить зверя и взять его на короткий выстрел.
Погода была пасмурная. Небо затянуло густыми, плотными облаками. И это радовало охотников. В пасмурную погоду волк, по обыкновению, более спокоен и сонлив. В хмурые туманные дни нередко удается скрытно подойти к его лежке на расстояние выстрела.
Пройдя по лесу километров пять или шесть, одна из групп преследователей оказалась в небольшом лесу, обрамленном с двух сторон пустыми заснеженными полями. Здесь охотники наткнулись на крупные отпечатки, принадлежащие волку. След был свежий, ночной. Об этом говорили острые края ямок и ровные скважинки внутри следа. Скоро след пошел большими скачками, скидками. Значит, хищник прятал, скрадывал свою тропу. После скидок волки имеют привычку уходить в глубину леса на сто-двести метров и ложиться там на дневку.
Еще метров через пятьдесят охотники приняли решение расходиться, чтобы замкнуть круг и взять зверя в кольцо.
Корноухий лежал в еловой гущине леса, откуда еще не ушел сумрак. В лесу было тихо. Лишь несмело шуршали поползни, осматривая стволы деревьев, да негромко, словно боясь нарушить тишину глухозимья, посвистывали снегири. Корноухому не хотелось вставать, не хотелось двигаться, тем более бежать куда-то. Он устал и хотел только - покоя. Вдруг где-то треснул сучок. Волк лениво насторожился. На белом фоне снега он увидел человека. Тот шел прямо на ельник. Справа и слева показались еще фигуры с ружьями. Хищник быстро поднялся и скользнул между деревьями.
Эффект неожиданности был потерян, люди не думали, что волк лежит ближе, чем они предполагали. А дело в том, что Корноухий нередко после скидок, пройдя в глубину леса какое-то расстояние, возвращался назад своей же тропой и делал вдруг новую скидку. Затем уходил в укромное место, укладывался за пень, куст или под елку, но так, чтобы хорошо видеть свой входной след. Эта волчья смекалка не один раз спасала его от неминуемой беды. Охотники, как правило, не замечали обратного следа. А когда им удавалось понять волчью хитрость, было уже поздно. Осторожный зверь успевал обнаружить опасность и уходил незамеченным. Вот и сейчас он первым увидел людей.
Крупная тень волка прошла в дальнем осиннике. Тут хищника обнаружил один из охотников. Он заторопился, сдернул с плеча ружье и сделал вдогонку зверю два выстрела. Однако расстояние оказалось чрезмерным, и стрелявший промахнулся. Корноухий метнулся в чащу. Стряхнув на себя снежную осыпь, быстро пролетел сквозь негустую заросль молодых сосен, перепрыгнул придавленную глыбистыми сугробами валежину и выскочил на опушку леса. Здесь остановился на миг, оглянулся, словно раздумывая. Перед ним лежало пространство, покрытое пеленой свежего снега. Молодой снежок все заровнял, словно приготовил чистую тетрадь для новых росписей. И первой пролегла по ней узловатая цепочка волчьего следа. Линия тяжелых оттисков от лап хищника прошла пологой лощиной, обогнула крутобокий овраг и торопливо подалась напрямик к невысокому взгорку, туда, где островком торчал из-под снега серый, сухой бурьян. На самом видном месте волк остановился и залег, внимательно наблюдая за своей тропой. Иногда он поднимал голову и оглядывался по сторонам.
Охотники выбрались из леса и на расстоянии полутора километров в бинокль заметили волка. Он лежал, почти не таясь, на ровной открытой местности. Подойти к нему неприметно, на дистанцию выстрела, нечего было и думать.
Двое охотников пошли с разных сторон в обход хищника. Двое других остались наблюдать за волком. Преследователи старались окружить серого. Но Корноухий заподозрил недоброе. Он встал с лежки и осмотрелся. Его явно беспокоило внезапное исчезновение людей.
Тем временем, один из охотников показался в стороне. Корноухий подпустил его немного, затем взметнулся и тяжелым скачущим махом пошел по глубоким топким снегам в сторону кустарников. Здесь он чуть было не наскочил на другого охотника, который обегал его лежку с противоположной стороны.
Охотник внезапно увидел волка. Он быстро стал на колено, поднял ружье и выстрелил. В ту же секунду хищник опрометью скатился в овраг. Выскочил он уже метрах в трехстах от преследователя. Люди, не сговариваясь, бросились за зверем, стараясь не упустить его из виду. Они шли широким полукругом, держа волка в центре своеобразной вогнутой подковы. Один из охотников, опережая хищника, преграждал ему путь к лесу, второй не давал уйти через открытое пространство в другую сторону, третий и четвертый подгоняли сзади.
После сильных ветров снежный наст на поле уплотнился, но все-таки не был достаточно крепким. Он то и дело ломался. Корноухий, проваливаясь по самую грудь и торопливо выбираясь из снежного крошева, быстро уставал. Хищник то скакал крупными махами, оставляя за собой провалы в снегу, то останавливался, топтался на месте. Он беспрестанно оглядывался назад и по сторонам, словно мучительно искал выход. Глубокими снегами ему не просто было уходить от погони.
Скоро положение Корноухого еще более осложнилось. На помощь охотникам поспешили еще двое из ближайшей деревни. Теперь серого преследовало сразу шестеро вооруженных людей. Пока волк шел вперед, они на лыжах плавно скользили с боков и сзади, не отставая и не обгоняя его. Люди видели, как зверь тяжело, скачками, идет по снегу, как под ним непрерывно ломается снежный наст, и задались целью измотать хищника, а потом, решительно сблизившись, взять его.
Корноухий по-прежнему шел вперед, махами преодолевая глубокие сугробы. Он кидался то в одну, то в другую сторону, ловчил, норовя укрыться где-нибудь за кустом, зарыться в снег, затаиться. Он ложился головой в сторону своего следа, но, увидев погоню, снова вскакивал и уходил вперед.
Люди бдительно следили за каждой уловкой зверя. Несколько раз они пытались обежать его, взять в кольцо, однако каждый раз волк ускорял бег, и охотники отставали.
Впереди за лесом была деревня. Слышался лай собак и характерные запахи человеческого жилья. Волк занервничал, загорячился. Увидев охотников, он ошалело, скачками уходил вперед, принюхивался к запахам деревни и даже пытался убежать назад.
Наступили решающие минуты. Сосновый подрост постепенно сменился частым осинником. Лес загустел, пошел сплошняком. Заросли молодых осин плотно окружили волка и охотников.
Нетерпение людей возросло. Они невольно прибавили шагу, начали смело сближаться с загнанным зверем, резонно надеясь на то, что теперь-то уж ему не уйти. Но не тут-то было. Раньше, чем удалось приблизиться к хищнику на расстояние выстрела, волк рванулся с места и тяжелым наметом, с усилием подбрасывая тело, быстро пошел вперед. Откуда у него взялись и сила и прыть? Хищник уходил по глубоким снегам такими могучими прыжками, что уставшие охотники, путаясь в жидких переплетениях осинника, не поспевали за ним. Через несколько минут стало ясно, что зверь ускользает. Мужики зашумели, закричали все сразу. Раздались отчаянные выстрелы: один, другой, третий... Но быстрота и решительность волка сделали свое дело. Он вырвался из кольца, стрелою вынесся на поляну перед самой деревней и скрылся.
Все случилось скоро и неожиданно. Досадуя на себя, люди чертыхались, обвиняли друг друга. Один из охотников сидел на снегу. Он снял шапку, из которой, как из широкого раструба, валил пар, и почесывал взмокший затылок. "Нет, его так просто не возьмешь! - сказал он сам себе. - Умен, чертяка!"
Глава 70
Охотники заночевали в Сосновке. Они раздобыли в местном колхозе лошадь с санями, прихватили с собой еще двух местных охотников с флажками для облавной охоты и с раннего утра направились в те урочища, где, по их предположениям, мог оказаться хищник. Мужики решили изменить тактику. Они надеялись незаметно обойти усталого зверя на лежке, зафлажить его и взять в облавной охоте.
Полдня блуждали люди в бесплодных поисках. Наконец, совершенно случайно наткнулись на свежий волчий след, который оказался совсем не там, где его искали. Это еще раз доказывало, что хищник хитер и опытен. След волка шел по дороге. Местами он был затерт подводами. На одной из развилок волк свернул на слабо заметный санный путь, прошел по нему метров триста и кинулся к оврагу. Охотники оставили сани и встали на лыжи. Пройдя километра три по следу зверя, они заметили черную точку. Она быстро двигалась к лесу.
И снова началась нелегкая погоня. Волк, вспарывая снежную целину, уходил в поля, скрывался в оврагах, кружил у болот. Он путал следы, обманывал преследователей, загадывал им загадки. Но опытные охотники без особого труда разгадывали их. Они противопоставляли хитрости зверя свой опыт, свою выносливость и неумолимо шли его следом. Корноухий начал выбиваться из сил. Он все чаще останавливался, затаивался в кустах, залегал в сугробах, ожидая приближения охотников.
Ноги волка, сбитые о крепкий снежный наст, кровоточили. Зверь вслушивался в глухой шум леса, каждый миг ожидая нападения. Достаточно было треснуть сучку или упасть комочку снега, как волк ошалело наметом мчался не зная куда. Но стремительный галоп быстро утомлял хищника, снова приходилось передвигаться медленно или просто ложиться. Глубокий рваный след неизменно приводил охотников туда, где только что был хищник. След рассказывал людям о жизни волка в эти часы, о внутреннем состоянии зверя, о его беспокойных, шальных метаниях.
Вконец выбившись из сил, Корноухий затаился в сугробах под елью. Он вознамерился не вставать, не выдавать себя в этой крепи и, может быть, таким образом обмануть людей. Как только хищник притаился, охотники обошли его и стали зафлаживать. Волк различал шипение снега, но заставлял себя лежать, только сильнее вжимался в сугроб. Людям это и было нужно. Скоро они обошли поляну и замкнули оклад. Четверо охотников с ружьями стали на номера с одной стороны оклада, четверо других с противоположного конца начали гон.
Корноухий слышал опасные звуки, быстро приближающийся людской говор, громкий шум, буханье шагов - и не выдержал. Он метнулся в чащу. Выскочив затем на широкую поляну, волк резко остановился, схватив ноздрями еле уловимую струю необычных запахов. Он увидел на белом фоне снега широкие огненно-багровые листья, висевшие прямо в воздухе. Листья чуть-чуть покачивались на ветру. Хищник вначале осторожно следил за ними, изучал, пытаясь определить для себя степень новой опасности. Но все-таки многого не понял. Странные листья на длинном шнурке висели всюду. Они не пахли ни железом, ни порохом, но издавали заплесневелые запахи человеческого жилья, пыли, крыс и еще чего-то. Это настораживало хищника. Люди обладают силой огня и смерти, и эти красные листья, принесенные в лес людьми, могут быть так же опасны. Волк попытался напугать незнакомые предметы. Он порычал на них, поскалился, даже сделал в их сторону несколько угрожающих движений, зло щелкнул зубами, но пахнущие человеком вещицы так и не открыли ему своей зловещей тайны.
А сзади надвигалась погоня. Она подступала откровенно и шумно. Зверь заметался. Но куда бы ни бросался хищник, всюду его стерегли жуткие в своей молчаливой настороженности, угрожающие ему неведомой опасностью красные листья. Положение казалось безвыходным. Но неподалеку темнела на снегу густая ель. Незнакомые предметы обогнули ее стороной. Они висели слева и справа, но на самой елке их не было видно. И, когда близко зашумели, застучали люди, Корноухий метнулся к этой ели, нырнул под ее опахала и выскочил на поляну, за пределами смертельно опасного круга. Это удивило хищника. Огромными прыжками он уходил из оклада и скоро скрылся. Шум и крики людей остались позади.
Глава 71
Чена волчица потеряла. Он метнулся за дерево, когда справа на поляну выбежал человек. Больше Матерая его не видела. С двух сторон надвигались крики, и ей самой пришлось лезть под старую корягу. Волчица быстро подкопала сыпучий снег и, обдирая шерсть на брюхе, подползла под вывороченный корень упавшего дерева. Шум, голоса вначале нарастали. Затем начали удаляться, стихать. Облава уходила стороной к сосновому лесу и там затихла совсем. Хищница высунула голову из-под корней. Вокруг было непривычно тихо. Будто и не было раздирающих душу криков, топота, выстрелов. Снег остывал от множества следов и запахов. Боязливо озираясь по сторонам, волчица затрусила к опушке. Она забилась в глубокий овраг и лежала там, в кустарниках, дожидаясь ночи.
Перед закатом солнца щемящее беспокойство за детей подняло ее и погнало вперед. Надо было скорее найти и собрать стаю. Волчица подошла к знакомому осиннику со стороны глубокой балки и долго стояла, боясь, однако, войти в лес.
Солнце уже скрылось за горизонт, но облака на сизо-лиловом небе все еще горели багровым пурпуром. Над верхушками деревьев пролегла узкая густо-красная полоса, словно кто-то кровавой кистью небрежно мазнул по небу. Полоса быстро догорела и погасла, оставив после себя серый темнеющий пепел. Откуда-то подул сильный ветер. Поля, опушка, лес, овраг - все вдруг погрузилось в полумрак.
Поджимая хвост, вздрагивая от малейших звуков, волчица вошла в лес. Серой призрачной тенью она скользнула на небольшую сумрачную поляну, сгустком темноты постояла у одинокого дерева и двинулась дальше. Снег в лесу был сильно истоптан. Он отдавал не выветрившимися запахами людей. Попадались и торопливые волчьи следы-махи. У крупной ели было часто нахожено и что-то темнело. Волчица сунулась было носом в снег, в темное густое пятно, но тут же отпрянула назад. Темное пятно оказалось сгустком запекшейся волчьей крови. После облавы люди, вероятно, стаскивали сюда убитых волков и сваливали их в кучу. Затем погрузили на сани и увезли. Волчица несколько раз обежала кровавое пятно. Она принюхивалась, бросалась по следу саней, возвращалась обратно и отчаянно, призывно скулила.
В верхушках деревьев охал и стонал ветер. Голые скелеты осин раскачивались на ветру, постукивали ломкими обледенелыми сучьями. Несуразные длинные тени тянулись отовсюду. Сумерки быстро сгущались. Волчицу обуял страх. Опрометью бросилась она вон из леса и выскочила в открытое поле. Кругом было голо и пусто. В темной вышине простужено завывал ветер. Мела поземка. Волчица села на холодный колючий снег, подняла голову и завыла.
Метель плакала и стонала всю ночь. Волчица, свернувшись клубком, лежала недалеко от дороги, прямо в открытом поле под ударами вьюги и ветра. Снег взъерошил и забил ее шерсть, и оттого старая волчица казалась сгорбленной и поседевшей. Было ветрено и зябко в открытом поле. Но уйти, укрыться в лесу, в сугробистых затишках, где было немного теплей, волчица боялась. Ее пугали призраками мрачные черные тени страшного ночного леса.
Под утро, продрогшая до костей, Матерая снова отправилась на поиски кого-нибудь из своего потомства. Хищница обегала дальние леса и перелески, несколько раз перебиралась на глухие, поросшие кустарником острова, но никого не нашла. Она несколько раз негромко подавала голос, но никто не откликнулся на ее зов. К вечеру, голодная и уставшая, волчица подошла к небольшому березовому колку на краю болота и насторожилась. Где-то в лесу слышалась торопливая ругань и болтовня ворон. Птицы вели себя так, словно готовились поживиться лесной добычей. Они чего-то ждали. Но вот вороны потихоньку стали слетать вниз и притихли.
Волчица направилась в заросли, смело продралась через колючие кусты и остановилась у небольшой поляны. На противоположном конце ее, у старого, занесенного снегом пня лежало что-то серое и бесформенное. В несколько прыжков матерая оказалась на поляне. Навстречу испуганно взлетела и недовольно запричитала воронья стая.
У пня лежал молодой волк. Он был мертв. Воронье еще не успело обезобразить труп, и волчица узнала одного из своих детенышей. Это был Чен. Тяжело раненный, в муках, он дотащился до болотистой крепи. Снег уже запорошил шерсть, начал заносить мертвое тело. Словно не веря своим глазам, волчица обошла по кругу труп молодого волка, постепенно приближаясь. Да, это был Чен. Долго смотрела волчица на лобастую голову сына, на льдинки остекленевших глаз, на вытянутые закоченевшие ноги. Нет, ее мужественное сердце не разорвалось на части, и даже стон не вырвался из груди. Волчица только долго-долго и неподвижно стояла у трупа.
Смерть всюду ходила за ней, но волчица не прекращала поисков. Еще теплилась зыбкая, переменчивая надежда. Ей все время казалось, что стоит только направиться к дальним лесным отрогам или пойти к круглым заснеженным озерам, и непременно отыщется кто-нибудь из стаи. Волчица быстро свыкалась с такой возможностью и торопливо пускалась в путь. Без устали она стремилась в знакомые места и наконец достигала отдаленных лесных отрогов. Но ни следов, ни даже признаков существования волков в здешних местах не находила. По ночам она внезапно вздрагивала, прислушивалась к вою ветра, в посвистах которого ей слышались родные, болезненно-знакомые голоса детей. Тогда волчица вскакивала, кружилась на одном месте, пыталась найти нужное направление, бежала вперед. Но ветер всегда обманывал ее надежды. Потеряв направление и обессилев, она прекращала бег, останавливалась, ложилась на холодный вьюжный сугроб или бесцельно брела полями.
Глава 72
Так продолжалось целую неделю, а может быть, и больше. Наконец Матерая изнемогла. Ноги ее налились свинцовой тяжестью, глаза запали. Появились признаки болезненной худобы. А между ней и ее детьми по-прежнему были снега, белое безмолвие полей. И волчица, вероятно, поняла, что у нее нет больше никого. Некуда стало спешить, не о ком больше заботиться.
Дни шли вереницей, похожие один на другой. Молча бродила волчица по лесам, полям и дорогам. Ночами где-то в пушистых сугробах холодными зарницами плескались огни деревень, уныло гудели телеграфные провода у дорог, завывал ветер. Тогда волчица начинала свою жуткую, тоскливую песню. Она выла тяжело, с надрывом, со стоном часто переходя на долгое, протяжное «о…о». Волчица выла долго, до хрипоты, до осиплости, но в ответ лишь равнодушно свистел ветер.
А потом наступила апатия, тяжкая и опасная. Немым укором ходила она по пустым полям или лежала в липкой, тягучей полудреме, в больном безвольном изнеможении где-нибудь на дне холодного оврага, на вьюжном косогоре или в зябких продуваемых полях. Холодный ветер ерошил и развевал ее шерсть, морозной стужей пронизывал до самых костей.
Иногда волчица поднималась и бежала, не замечая ничего вокруг. Потухшие безучастные глаза глядели куда-то в пустоту. Порой хищница по нескольку раз обегала вокруг какого-нибудь места: лесного участка, зарослей кустарников, оврага - и не замечала этого. Она словно оцепенела в своей безысходности. Матерая не ела, не боялась людей. Тело ее, избитое горем и невзгодами, стало бесчувственным к голоду и опасностям. Она лишь хватала горячей воспаленной пастью снег, чтобы утолить мучившую ее жажду. Лишь много дней спустя она словно очнулась. В эту ночь волчица лежала тихо, без сна, и слушала завывание ветра. Но теперь она знала, что надо вставать, идти, двигаться. Матерая поднялась и медленно направилась туда, откуда дул ветер. Затем остановилась, постояла, будто раздумывая, и порысила совсем в другую сторону.
Глава 73
Всю ночь Корноухий блуждал по полям и лесным дорогам: он надеялся оторваться от преследователей. Зверь то и дело останавливался, прислушивался, тянул носом воздух, внезапно оглядывался и шел дальше.
Под утро на большой прогалине среди леса хищник начал путать свой след. Он шел вперед, возвращался, старательно делал петли и скидки, прыгал туда и сюда, обильно следил во все стороны, уходил к чащам и тем же следом возвращался обратно. Потом, ступив на свою первоначальную тропу, незаметно исчез с поляны. А дальше воспользовался свежим заячьим маликом.
След волка оказался изрядно запутан и скраден. Теперь Корнаухому надо было найти укромное место и отлежаться. Он свернул с заячьего следка, рыхлым снегом прошел в сторону молодого ельника и внезапно сделал длинный скачок к заснеженному пню, затем другой скачок за лохматую низкую елку и залег в сугробе. Долго слушал хищник шумы леса, нюхал морозный воздух и незаметно стал задремывать.
Тем временем из города на помощь местным охотникам прибыли еще люди. Они привезли с собой трех гончих собак, натасканных специально на волка.
День был пасмурный. Свинцовая тяжесть облаков грузно облокотилась на угрюмые дали. Все было тускло и невыразительно. Охотники только что обнаружили свежие следы волка и теперь, горячась, спешили на встречу со зверем. Собаки учуяли запах матерого хищника. Они рвались с поводков и глухо ворчали. След волка шел дорогой. Затем свернул к можжевеловым кустам, прошел ольховыми зарослями и направился туда, где в глубине елового редколесья туманно рисовались на матово-сером фоне неба маковки высоких сосен.
Внезапно перед людьми открылась поляна, сплошь утыканная росписью следов. Отовсюду на нее сбегались волчьи тропы. Они появлялись из осинника, приходили от молодых елей, бежали от старой сосны и бурелома. Ручейки следов встречались, сплетались, перекрещивались в разных направлениях, сходились и расходились. Увидев поляну, испещренную бисером волчьих следов, люди многозначительно переглянулись. Опытный волчатник осмотрел наброды и покачал головой. В этом лабиринте, в этой путанице узловатых волчьих ямок трудно было понять что-либо. Ясно одно: хитрый зверь пытался запрятать свой след.
Вначале охотники не могли обнаружить ни одного выхода хищника с поляны. Были свежие подходы то к одному, то к другому дереву, к нескольким крупным кочкам, к большому пню. Но все следы обрывались на самом видном месте, будто зверь улетал дальше на крыльях. Несомненно, волк отходил с поляны и возвращался на нее тем же следом.
Около часа люди бродили на одном месте, путаясь в бесчисленных следах. Потом бросили бесполезное занятие и попытались в полукилометре от злосчастного места охватом обнаружить уходящий след зверя. Им необходимо было определить, в какую сторону с поляны ушел хищник. Но выходной волчий след как в воду канул.
Кто-то высказал предположение, что зверь ушел с этого места своим же первоначальным следом, который в азарте погони не был замечен. Кавалькада охотников отправилась обратно. Собаки шли назад неохотно, все время заворачивали и оглядывались. Люди внимательно изучали входную тропу хищника. В некоторых местах выволока и поволока от когтистых лап зверя сливались в одну длинную черту на снегу. И это говорили о сдвоенности следа.
Но вот охотники увидели, что хищник свернул на застарелый следок зайца, пытаясь усердно совмещать свой шаг с отпечатками лап тяжелого беляка. Долго волк шел уплотнившейся заячьей тропой. Затем следы на снегу раздвоились, сделали крутой поворот. Заячий малик пошел вправо, волчий нарыск свернул влево. Теперь это была верная тропа хищника. Теперь можно было набрасывать собак на волчий след.
Собаки с готовностью понеслись вперед. Но у старой сосны, где след хищника был сдвоен и скраден, вдруг заметались, затявкали, заходили кругами. Потом снова взяли верное направление и понеслись дальше. Минуту спустя, они скрылись в частых зарослях елового молодняка и показались снова уже далеко, у самого осинника.
Корноухого обдало горячим жаром, когда он услышал визгливый лай гончих собак. Он взметнулся со своей лежки, сильными бросками пошел по лесу, кинулся в одну, в другую сторону, неуклюже провалился в сугроб, выбрался торопливо, тяжело задышал, вывалив язык, и подался скачками в густую чащобу. Ему надо было оторваться от преследования, запутать собак. С усилием вырывал он свое тело из рыхлого глубокого снега и прыжками бросался вперед. Продвигался зверь ходко, но такой бег требовал много сил и быстро изматывал. Уже через сотню метров волк уставал и после двух-трех очередных скачков давал себе секундную передышку.
Охотники на лыжах бежали по следам гончих, чьи азартные, забористые голоса звенели, заливались где-то на самой окраине леса. Чувствовалось, что свора надежно идет по следу зверя. Но вдруг голоса собак ослабели. Теперь они слышались глухо и где-то вдали - это погоня вышла из леса на открытое место и пошла полями.
Корноухий увидел собак издали. Они показались ему маленькими и ничтожными. Но зрение не могло обмануть хищника. Он знал, чувствовал, что идут сильные, злобные собаки, а за ними охотники.
Корноухий рванулся на косогор, упругими махами дошел до его вершины и опрометью скатился по откосу. Он довел собак до пологой балки, по дну которой протекал быстрый ручей с незамерзающими промоинами, перемахнул через открытую воду. Волк уже выбрался на противоположный склон балки, когда собаки подлетели к широким полыньям. Псы закружили, затявкали. Потом обошли черные незамерзающие дыры, отыскали след зверя, снова подали голос и повели звонким, заливистым хороводом.
С отчаянной решимостью Корноухий рвался вперед. Его обуял настоящий ужас. Ощетинив загривок и пригнув назад уши, он в страхе уходил от погони. Шальная, необузданная стремительность быстро изматывала и без того подорванные силы. Мах его становился короче, язык свисал на сторону.
А гончие шли горячо, ходко. Гибкие, сильные тела их метались на фоне белого снега. Вот они снова показались за косогором. Собаки быстро скатились в ложбину между полей, на несколько секунд исчезли из вида и появились как-то сразу очень близко.
Волк спешил, торопливо вылезал из сыпучих сугробов и уходил в сторону. Ноги деревенели и плохо слушались. Изрезанные о жесткий снег мякиши лап кровоточили и саднили. На снегу оставался кровавый рыжеватый след.
Собаки упорно шли вперед. Кровавые пятна на снегу, оставленные хищником, пьянили, подстегивали их, зажигая азартом погони. Гончие испытывали явное нетерпение, предвкушая скорую встречу со своей жертвой.
Корноухий задыхался. С языка его стекала пена. Из горла со свистом рвалось надрывное дыхание. Но он остервенело, неистово распластываялся над полем.
Сильные безжалостные пасти собак были уже на расстоянии десяти прыжков, когда Корноухий метнулся в крутой, обрывистый овраг. Он не удержался на ногах, уткнулся носом в снег, перелетел через голову и кубарем скатился на дно глубокой расщелины. Это, пожалуй, и спасло зверя. На дне крутобокой лощины, где снег был достаточно крепким, волк быстро вскочил на ноги и пологим длинным склоном понесся вон из оврага.
Возбужденная, беснующаяся свора тоже подлетела к обрыву. Собаки резко затормозили о снеговой козырек, нависший над бездной, и он не выдержал тяжести животных. Огромная глыбистая масса снежного сугроба оторвалась от отвесной стены, резко поехала вниз, увлекая за собой растерявшихся собак. Массив целикового снега с шумом сыпуче рухнул на дно оврага и засыпал беспомощно барахтающихся гончих. Когда густая пыль снежного обвала немного улеглась, сугроб в нескольких местах зашевелился. Из него показалась вначале одна голова собаки, затем другая. Растерянные, ошарашенные псы выбирались из снежной осыпи. Они брезгливо отряхивались, скулили, торопело лазили по снежным глыбам. Одна из собак, утопая по брюхо в сыпучем месиве, внезапно полезла вверх на сугроб и вдруг, скуля и повизгивая, начала быстро копать снег, поминутно тыкаясь в него носом.
Люди добежали до оврага и помогли псу откопать сотоварища. Помятого задохнувшегося кобеля извлекли из твердого снега и поставили на ноги. Он вначале несколько раз беспомощно мотнул лапами, потом нашел опору и минут через пять, кажется, совсем пришел в себя.
Погоня терпела неудачу. Однако люди не отказались от своей цели. Они выправили тропу зверя, снова набросили собак на след, и те, хотя и не так старательно, но взяли его. Тем временем, начался густой снегопад.
Глава 74
Корноухий ушел далеко в сторону леса и там наконец выскочил на дорогу, крепкий раскатистый зимник. Но теперь и дорога не могла помочь ему скрыть свой след. Снег уже выстлал ее мягким, пушистым ковром. Когтистые отпечатки волчьего следа торными печатями ложились на дорогу. Корноухий оглянулся и испугался собственной тисненой тропы. Пробежав не больше километра по зимнику, он полез снова в сугробы. Волк прошел по глубокому снегу совсем немного, устал и залег в чистом поле метрах в трехстах от дороги. Зверь свернулся калачиком в холодной постели, прикрыл нос усталым хвостом и, вздрагивая всем телом, чутко задремал. Но сон его длился две-три минуты. Снова вдали послышалось визгливое тявканье гончих, знакомый шум и звуки погони.
А Корноухий не мог встать. Не мог поднять изможденное, обмякшее тело. Израненные онемевшие ноги его наполнились такой свинцовой усталостью, что мышцы отказывались подчиняться воле. Они лишь мелко беспомощно дрожали. Собаки были уже недалеко. Корноухий с ужасом смотрел на них и продолжал лежать. Потом с мучительным усилием дернулся несколько раз, вскинул голову к белесому небу и протяжно завыл.
И все-таки Корноухий недаром был диким зверем. Хищник взметнулся еще раз. Он и сейчас спотыкался и падал, зарываясья мордой в снег, рвал через силу свое тело и бросал его вперед. Он и сейчас горячился и изнемогал, но знал, чувствовал, что не остановится до тех пор, пока злобные пасти собак не разорвут его на части.
Снег валил густыми хлопьями. Под пушистым белым покрывалом исчезли дороги и тропы. Но гончие и под снегом чуяли волчий след. Они тоже несколько сдали. Не было той первоначальной игривой прыти, когда силы расходовались щедро, без оглядки. Теперь они шли устало, но, как и прежде, с желанием и даже азартом.
Огненной пастью Корноухий хватал снег. Он уже не знал, куда шел, куда вел собак, а только механически терзал свои мускулы и, кажется, бесцельно кружил вокруг одних и тех же полей и перелесков, усугубляя свое и без того безвыходное положение.
А снег все шел и шел. Часам к трем дня откуда-то налетел ветер. Он взметнул, закружил, завьюжил снежную метелицу, завыл, засвистел в голых ветвях деревьев, потопил поля и дороги в непроглядной круговерти. Начался настоящий буран. Непогода могла спасти Корноухого, если бы ему удалось хоть немного оторваться от преследователей. Но пасти гончих были недалеко, всего в двадцати-тридцати метрах.
Развязка близилась. Огромные лютые собаки рвались по следу и должны были с минуты на минуту остановить лихорадочный бег хищника. Волк кашлял, задыхался. Вместо дыхания горячий свист рвался из его груди. Очевидно, легкие не успевали обогащать кислородом бешено мчащуюся кровь. Хищник оглядывался, но теперь уже не видел и не слышал собак. Вокруг бесновалась и шипела вьюга. Поземка почти мгновенно закатывала, заносила его следы. И тут хищник догадался круто повернуть и пойти под ветер.
Собаки окончательно выбились из сил. Они ничего не могли поделать с зверем. А волк всякий раз находил в себе новые силы, отыскивал какие-то неведомые возможности и ускользал из-под самого носа преследователей. Вот и сейчас, когда победа была рядом, хищник еще раз поддал и ринулся вперед. Он отмахал тяжелым галопом метров двести и оставил погоню за крутым выступом леса, за плотной стеной непроглядного бурана.
Где-то вдали, унесенные ветром, прозвучали выстрелы. Это были сигналы собакам остановиться. Но те продолжали погоню. Однако кончился след. Ушел под глубокий снег. Собаки торопливо бегали взад и вперед, обнюхивали каждую ямку фыркали, нервничали и, совершенно сбитые с толку, заходили большими кругами, затявкали, заскулили.
Корноухий, кажется, был спасен. Утопая по самое брюхо в свежих сугробах, он буквально прорубал себе новую тропу.
Глава 75
Перешагнув через кровавый след своих детей, волчица как бы перешагнула через собственную жизнь. Серым заиндевелым холмиком лежала она где-нибудь на взгорке, судорожно вздрагивая всей своей тщедушной плотью. Медленно тянулось время в полузабытьи, в полудреме. Вечером Матерая поднималась и уходила в студеные, ветреные поля. Тощая, большеголовая, с выцветшими глазами, бестелесным призраком бродила она опушками лесов, заснеженными оврагами, перелесками, почти не оставляя на обледенелом снежном насте своих следов. Волчица часто останавливалась, топталась на месте или садилась на снег, запрокидывала голову и начинала выть.
Потом она стала посещать места обычных переходов стаи. Березовые колки, окраины болот, где семья нередко останавливалась на дневку. Рыскала по тем лесам, где вместе с детьми голодала и находила пищу. Нет, она никого больше не искала.
Нередко по ночам волчица приходила на сельское кладбище, бродила между темными крестами и конусами памятных пирамид, разрывала холмики земли над свежими могилами и оставалась лежать до утра на этих изрытинах.
Наступил февраль. Днем на припеках солнце плавило тонкие ледяные стекляшки. А по ночам трещали морозы. В густых еловых лесах началось брачное пение клестов. Но в середине февраля вдруг ни с того ни с сего нагрянула оттепель. Она пришла как-то шумно, размашисто. Мокрый ветер за одну ночь порасшвыривал с деревьев снежные навесы, оголил сучья, сделал лес черным и неприглядным. Зима на короткое время стала не настоящей. Снег на опушках и полянах потяжелел, сделался влажным и вязким.
В эти дни волчица вдруг внезапно почувствовала в себе какое-то беспокойство, смутное желание чего-то. Ночи теперь проходили тревожнее прежних. А днем это неожиданно возникшее беспокойство давало о себе знать ощущением еще большей пустоты и одиночества. Все чаще появлялась болезненная необходимость куда-то идти, двигаться, искать чего-то.
Волчица ночами бродила по опустевшим полям, выходила на дороги. А дни коротала в скрытых прогалах частого осинника или в скирдах соломы, где запах спелых хлебов был по-летнему душист и стоек. Этот запах осенней сытости, это воспоминание о тепле и лете еще сильнее, еще настойчивее бередили тело, поднимали щемящее беспокойство. Волчица тоскливо скулила, пыталась дремать, но вдруг вскакивала и долго кружила на одном месте. Она пыталась одолеть нахлынувшую встревоженность, какое-то утробное томление и смутный, еле ощутимый, но настойчивый внутренний зов.
Вначале волчица не понимала этого тревожного беспокойства. Но потом стала узнавать его. Это мучительное и радостное ощущение, этот внутренний будоражащий зов должен был принести ей новое потомство, новое материнство, а с ними неизбежно новые заботы и тревоги.
Недолго продолжалась зимняя оттепель. Снова залютовали февральские метели. Обжигающий ветер носился по сугробам. Он полоскал их шелестящей поземкой, хлестал и гладил колючим снегом, заравнивал редкие следы в наметах, закручивал морозный воздух. Однако с возвращением холодов новое чувство волчицы не заглохло. Оно становилось все более требовательным и властным. Это чувство, это ощущение не давали покоя, повелевали подниматься и идти куда-то. И волчица выходила в безбрежные поля, в белую безмолвную пустыню. Она настойчиво всматривалась в заснеженные дали, ловила каждый звук, каждое еле заметное движение. Она искала себе подобных. Но пусто, безжизненно было вокруг. Тогда волчица садилась у одинокого куста или на взгорке, устремляла затуманенный тоскою взгляд куда-то в бесконечность и выла. Вой начинался тонким фальцетом, поднимался еще выше, начинал вибрировать, превращаться в дикий, заунывный перепев. Затем вой ослабевал, становился тихим, еле слышным, похожим на всхлипывание. Но вот в нем снова появлялись вибрирующие звуки. Они росли, усиливались, пение достигало прежней силы и вдруг падало до нежного призывного повизгивания.
Сумрачно было под луной. Бежали и бежали по заснеженным голым просторам неясные тени без контуров и очертаний. Крепчал, потрескивал мороз, покрякивал от усердия. Грубели, уплотнялись от стужи сугробы. Тени сбегали в лощину, застаивались в ней и снова брели и брели по просторам, мрачные и молчаливые. Волчица долго стояла, прислушиваясь к шорохам ночи. Потом, опустив голову, обреченно брела туда, где в ночном сумраке подо льдом сонно ворочалась небыстрая река. Жадно напившись парящей воды из промоины, она сворачивалась клубком тут же на льду и, утомленная, начинала дремать своей особой волчьей дремой. Все чаще ей снились тесное логово в зарослях на берегу реки, толстые мордашки неуклюжих волчат, которые с увлечением бегали на коротких, ногах, возились, скатывались кубарем на дно оврага, визжали, дрались. Когда борьба принимала форму ссоры, волчица предостерегающе рычала и... просыпалась. Ее по-прежнему окружали ночь и холод. И надо было снова вставать, двигаться, идти куда-то.
Лишь однажды в пустых, холодных просторах волчице померещилась серая тень. Матерая вздрогнула. Нервный озноб пробежал по телу. Радостный блеск оживил глаза, вселил в них надежду. Волчица лихорадочно ждала, топталась на месте, торопливо садилась и снова вставала. Но тщетно. То утомленный мозг и уставшие глаза родили желанный призрак. Но призрак так и остался призраком.
С наступлением марта волчица вернулась в знакомые края, к месту старого логова. Здесь она рвала когтями мерзлую землю, болезненно внюхивалась в давно ушедшие запахи щенят, долго и отчаянно скулила.
Днем на солнцепеке из снега вытаивали шишки, кусочки коры. Отходил молодой мох у стволов деревьев, земля парила и пахла весенней сыростью. Все чаще останавливалась Матерая неподалеку от деревень, слушала собачий лай и не уходила. Что-то властное и непонятное удерживало ее здесь, заставляло подолгу стоять в отдалении.
автор Николай Дмитриевич Котов
Следующая публикация
Комментарии 5