Будущего инженера должен учить инженер работающий

Стране, которая омывается тремя океанами и двенадцатью морями, не жить без флота, а КБ и верфям — без грамотных специалистов. О том, чем дышит сегодня ведущий отраслевой вуз России, об успехах и проблемах Корабелки нам рассказал ректор СПбГМТУ Глеб Туричин.
— Глеб Андреевич, как университету удалось за несколько лет существенно повысить средний проходной балл?
— За четыре года он вырос практически на 18 единиц. Часто слышим: “Проходной балл — разве это важно? Вуз отвечает за проходной балл?”. Ребята, вуз отвечает за то, чтобы выпускать качественного инженера, а качественный инженер может получиться только из качественного абитуриента. Чудеса, конечно, случаются, но в жизни из двоечника-школьника получится двоечник-студент, двоечник-инженер, потом при спуске корабль перевернется, все руками разведут. Поэтому университет заинтересован в том, чтобы к нам приходили хорошие ученики. Для этого нужно лезть из кожи вон. Университет, по-честному, эти четыре года лезет из кожи вон.
Из профессий с возможностями для творчества, инженер — самая массовая. Это не исполнительная функция, это творец. У нас цивилизация создана инженерами. Если кто-то думает, что кем-то другим, пусть вокруг себя посмотрит. И детям нужно донести, что карьера инженера — интересная карьера. Школьников нужно вовлечь, заинтересовать, объяснить. Необходимо создавать инженерные классы, деньги на это тратить. А после того, как детей все-таки вовлекли, нужно выполнить те обещания, которые им даются: “Мы хорошо вас будем учить, и вы станете хорошими инженерами”.
Чтобы хорошо учить, нам пришлось переделать систему образования в Корабелке. Помню, когда-то вам говорил, что сделаем всё так, как было в советской стране — у студента-инженера будет 500 часов математики. Они уже есть. Снова нормальная математика по количеству часов, нормальная физика, нормальная химия. Общие инженерные дисциплины уже тоже подняли.
Процесс не останавливается, мало увеличить часы, нужно, чтобы они были с толком использованы, чтобы преподаватель не номер отбывал. У нас же за много лет некоторые люди привыкли: “Как платят, так я и работаю”. Эту ситуацию пришлось переламывать. Если ты так хорошо выучил студентов, что следующий, кто стоит за тобой в образовательной цепочке говорит: “Они хорошо знают базу,” — вот это результат. А если ко мне пришли дети, я спрашиваю их, что такое дифференциальные уравнения, а они молчат, — извини, ты больше не будешь учить математике.
— Где брать “хороших учеников”?
— Кроме традиционной агитации в школе, кружков и секций, есть такая штука — “Балтийский научно-инженерный конкурс”. Это проектные команды по всей стране под руководством энтузиастов, школьных учителей. Корабелка тоже подключилась и поддерживает проект. Конкурс проводится по разным номинациям, выбираются лучшие, плачут те, которые не лучшие, награждаются учителя. Куда приходят лучшие? Правильно, сюда.
Мы запустили проект, который называется “Инженерные классы в школах”. Это реальные классы в школах, помещения, где устанавливается специальное оборудование. Бассейн, станок, 3D-принтер, компьютеры, которых нет в обычных школах. Там же есть преподаватель, которого мы научили работать с этим оборудованием и готовые методические указания. Придумано и спроектировано четыре типа таких классов: “Подводная робототехника и судомоделирование”, “Лазерная физика и оптика”, “Компьютерное моделирование и проектирование” и “Экономика и управление”. Так или иначе, все наши специальности потом растут из этих тем.
В мою бытность школьником существовали неплохие лабораторные практикумы, мы многое делали руками. Сейчас в школах этого нет, и мы решили восстановить. Это затрагивает школьные предметы: физику, химию, математику, информатику. Но закон Архимеда дети будут теперь изучать не по книжкам и даже не по опусканию чего-то в стакан с водой. Они соберут из конструктора подводного робота, при этом поняв его устройство, научатся его программировать. Этот подводный робот с переменной плавучестью (поршень будет бегать — вытеснять, не вытеснять) сможет всплывать и тонуть. Одновременно с законом Архимеда дети узнают много нового и интересного. Надеемся, что после этого они пойдут туда, где этих роботов учат проектировать и делать.
Министерство просвещения это одобрило, даже с губернатором мы уже подписали договор, и городские власти будут выделять деньги. Нужно вкладываться в такую раннюю профориентацию. И тогда дети выберут для себя правильную траекторию в жизни. Если не вложиться — они ее не выберут.
— Вы сказали, что изменилось количество часов математики по программам. Это инициатива вуза или федеральных органов?
— Это сделал университет. Наш учредитель не оговаривает конкретное количество часов, это отдано на откуп вузу. Спасибо нашим предшественникам, у Корабелки есть возможность учить по собственным образовательным стандартам. Что происходило, когда ломалась советская система инженерного образования? При переходе на двухуровневую систему выпускающие кафедры занялись спасением себя: максимум часов забрать себе. Часы — это ставки, это люди. А за счет чего это делалось? За счет базовых кафедр. Замечательно, человека не научили математике, он приходит и занимается прочностным расчетом. А как будет им заниматься, математики не зная?
Пришлось возвращать всё на круги своя. Мы немножко в прошлое вернулись, возвратили хорошую, на самом деле, идеально работающую схему, которую не надо было ломать в свое время. Причем, если вы думаете, что всё легко шло — нет. Были конфликтные ситуации, достаточно тяжелые многочасовые обсуждения. Где-то удалось объяснить, люди поняли: “Мы себе набрали, сделали это во вред делу. Отдадим”. Где-то пришлось использовать административное положение. Во всяком случае, сейчас учебный план выглядит так, как он выглядел в хорошие времена инженерного образования.
— Как изменились учебные программы?
— Если говорить о предметном наполнении и специальностях, у нас появилось довольно много нового. В первую очередь, это касается технологических специальностей, проектантов. Появились новые версии сапровских пакетов. Последнее соглашение мы подписали с испанцами, и теперь есть полный набор: “Форан”, “Авево”, Catia. Любой каприз в зависимости от желания заказчика.
Появляются новые технологии. Учить сейчас ручной дуговой сварке, наверное, уже не нужно. Руководители предприятий должны начинать стесняться большого объема ручной сварки. Где же сварщиков сегодня взять? А дальше их будет только меньше. Цивилизация-то развивается, надо, чтобы кто-то эту работу делал, от этого новые технологии, роботизация. Удивительным образом Корабелка сейчас становится одним из лидеров этой роботизации. Учим специальной робототехнике, промышленной робототехнике, не только морской. Если посмотреть на рейтинг промышленной развитости (показывающий количество роботов на тысячу работников), Корабелка сейчас очень неплохо в России смотрится, лучше, чем промышленные предприятия. Роботов у нас много.
И этот тренд — роботизация, цифровизация и новые технологии, — абсолютно наша история. Поэтому сейчас новая структура подготовлена — факультет цифровых промышленных технологий, про который многие уже знают. Мы по-прежнему остаемся вузом судостроения, но к нам сейчас пришла большая группа робототехников, которая работала “в воздухе и в космосе”. В итоге мы получили проблему. Корабелка оказалась маленькой. Она никогда не была большой, даже когда у нас был филиал в Северодвинске. И сейчас нас не хватает. Банальная ситуация: мы не можем обеспечить кадрами всю страну просто потому, что мы небольшие. А другие не могут, потому что у них нет такого потенциала.
Спасибо Министерству образования и науки, оно поняло, что для повышения уровня обучения по кораблестроению и технологическим специальностям, надо привлечь Корабелку. И сейчас мы фактически отвечаем за то, чтобы в Дальневосточном регионе появилось отличное кораблестроение.
— Будете учить дальневосточников?
— Учить будет выбранный нами в качестве партнера вуз, а мы ему поможем. Для этого министерству пришлось создать новый формат сетевых программ. Раньше все считали, что сетевые формы образования — что-то вроде: “Поговорили, будем сотрудничать и на экскурсии друг к другу ходить”. Сейчас это превратилось в работающий механизм с понятным распределением ресурсов с самого верха.
Если мы с одним из дальневосточных университетов эту сетевую программу ведем, то отвечаем за то, чтобы был качественный входной отбор, контролируем первые два года, когда дети там учатся. Будут приезжать наши преподаватели, участвовать в экзаменах, смотреть на тех, кто годен, кого научили базовым предметам. Потом ребята приедут к нам и будут учиться в Петербурге. А ещё нужно обеспечить, чтобы они вернулись на Дальний Восток.
— С каким вузом будете работать?
— С Дальневосточным федеральным университетом (ДВФУ) на острове Русский. Когда его создавали, в состав включили Владивостокский политех. Но качество, которое они обеспечивали по судостроительным специальностям, не устраивало заказчика. В университете работает много народа, но там нет узких специалистов, которые нужны для кораблестроения. Почему в 1930-ом году создали Корабелку? Потому, что когда готовили корабелов в общем, они и получались в общем, и ничего построить не удавалось. Специализация — крайне важная вещь.
В Корабелке существует критическая масса специалистов. Необходимо, чтобы она была собрана в одном месте, тогда получается и инженеров готовить. Когда будущего инженера начинают учить начетчики, даже умные начетчики, начитавшиеся книжек, то ребенок вырастет таким же начетчиком. Он сможет прекрасно рассказывать о том, что такое устойчивость, но никогда ничего не спроектирует. Будущего инженера должен учить инженер работающий. Тоже самое с технологиями. Технологии общие, что у нас, что у авиаторов, что у ракетчиков, что у танкистов. Форма отличается, но и там, и там объект со специальными требованиями, из разных материалов, как правило, это сложная сварная конструкция.
— Каков набор для Дальнего Востока в этом году?
— Пока 20 человек. Проект пилотный, подобного в России никогда не было. Сейчас это делается с кораблестроением, авиастроением и ракетчиками. Это такие отрасли, в которых нельзя допустить брака в подготовке — что-то не поплывет, не полетит, а мы, как страна, от этого очень зависим. Нужно, чтобы где надо всплывало, куда надо долетало и попадало. Поэтому, будем ориентироваться на результаты первого года.
Такая же история у нас начинается с Уфимским государственным авиационным техническим университетом. Тоже совместная программа. Документы государством до конца еще не доделаны, но пилот уже запускается. Пойдут ли эти студенты потом строить самолет, авиационный двигатель или корабль, это их вопрос. Они, как технологи, будут научены делать и то, и другое, и третье. Процессы одни и те же.
— Мы понимаем, что отстаем в судостроении от корейцев, к примеру?
Соглашусь. Отстаем и в судостроении, и в организации, и в проектировании.
— Кафедра организации производства может научить строить суда, как это делают те же корейцы?
— Это не одна кафедра, это три кафедры. Три разные кафедры, они работают вместе, но акценты разные, скажем так. Технолога учат таким образом, чтобы он мог обсчитать технологию. А управленец должен знать технологию и уметь управлять этой цепочкой. Спроси его, чем роликовая гибка отличается от фасеточной, он ответит: “Стоимостью”. А по материалам он различия не назовет, он не технолог.
Если посмотреть, как проходит обучение по нашим программам — мы учим не хуже корейцев. Проблема не в качестве инженеров. Наши выпускники сейчас работают в “Дамене” и нормально работают, проектируют не хуже голландцев. Более того, когда китайцы решили построить у себя новый кораблестроительный университет, они обратились ни к корейцам, ни к японцам, а к нам. Во-первых, мы сделаем это дешевле. Во-вторых, мы напрасно думаем, что наша инженерная школа уступает корейской. Корейцы не знают и половины тех технологий, которыми мы владеем. Они сильны в организации. И опять же, как корейцы строят что-то технически сложное, и как мы строим?
Я согласился, что у нас судостроением плохо, а вот с кораблестроением — хорошо. Мы страна с небольшой промышленностью, но мы делаем разного рода боевые корабли ничуть не хуже других. Нужно делать то, в чем для нас есть вызов — создавать дорогое и сложное. Сделать отечественный газовоз, не GTT-шный — это вызов, это интересно. Причем сделать так, чтобы он был высокотехнологичным. С технологиями, как в космосе. Тот этап, который у большинства стран мира вызывает сложности — этап придумывания, у нас хорошо получается.
Вы предлагаете посмотреть, как корейские товарищи в городе Пусане учат своих кораблестроителей? Да мы знаем, как они их учат. Но, во-первых, мы все равно не корейцы и никогда ими не станем, и японцами тоже не станем. Мы можем сколько угодно бегать повсюду с бережливым производством, но мы не “Тойота”. Не надо догонять, бегая сзади, тем более тех, у кого есть преимущество. Так не догонишь.
— А как же проект бережливого производства, который вы реализуете с ОСК?
— При всем том, что мы не японцы, мы совместно с ОСК учим народ бережливому производству. Сделали такую вещь, которая называется “Фабрика процессов”. Это помещение с реальными столами, верстаками, где, в зависимости от того, правильно-неправильно разложены деревяшки и винтики, люди могут собрать за единицу времени либо три коробки, либо одну. И становится понятно, то, что когда-то называли научной организацией труда, имеет место быть. Этому на наших судостроительных заводах раньше учили в обязательном порядке. Послушайте Владимира Александрова, как оно было, сегодня всё это надо возвращать.
— Вы изначально делали акцент на сотрудничестве с промышленными предприятиями. С кем уже работаете?
— Легче сказать, с кем мы не сотрудничаем, причем сотрудничаем по-разному, начиная с подготовки кадров. У нас сейчас большое количество программ, причем не только дополнительного профессионального образования (то, что делается для дообучения сотрудников предприятий), но и основных образовательных, переделанных под запросы предприятия. Например, Балтийскому заводу принципиально, чтобы все, кто к ним приходит, умели работать в “Авеве”. Для этого у нас сделан специальный класс. Не только технологи, судостроители, но даже проектанты и расчетчики — все проходят там обучение. Похожая история с “Северной верфью”. Даже северодвинские предприятия присылают к нам своих целевиков. Сейчас целевым образом у нас учится почти вся российская судостроительная промышленность.
Понятно, что по инженерным специальностям от нас никто другого и не ожидал, но мы должны делать это не только по инженерным, но и по управленческим. У нас теперь не экономический факультет, а инженерно-экономический. Нам говорили: “Вы вообще не должны учить экономистов, это задача Высшей школы экономики”. А кому нужен экономист без отраслевой специфики, что он будет делать на верфи? Как принято оценивать мощность научной школы? По числу докторов наук. Так вот у нас их сейчас примерно столько, сколько в ФИНЭКе. Только у нас именно промышленные экономисты.
Кроме сотрудничества образовательного, у нас еще есть сотрудничество научно-практическое. Технологии и оборудование, которые мы создаем в этих стенах, уже используются на заводах. С разной степенью успешности, но работает. Это большое дело. Как заводчане относятся к чему-то новому? От: “Чур-чур меня, пусть кто-то другой” до: “И как без этого раньше было?” И это счастливый момент, когда слышишь такое — можно идти на другой завод. Да, это про те аддитивные машины, которые сейчас стоят на “Веге” и северодвинской “Звездочке”. Там уже люди научились на них работать.
— На Западе активно обсуждают использование 3D-принтеров для печати корабельных запчастей прямо в море….
— Это у нас вопрос не ближайшего будущего. И у них это будет не завтра. Аддитивная технология пока требует квалифицированного персонала, а в море этим будет заниматься, в лучшем случае, старшина. Или матрос срочной службы. Я пока слабо представляю аддитивную технологическую установку в руках матроса срочной службы.
— Немало копий