Кажется, хуже гибели 118 молодых бравых защитников Родины не может быть ничего. История 43-летней вдовы капитан-лейтенанта Бориса Гелетина Татьяны доказывает обратное. Подводник вообще не должен был идти в море из-за внезапной смерти единственного сына. «МОЯ ПРИ ЛЮБЫХ РАСКЛАДАХ» Татьяна приехала в Североморск вместе с родителями в 1988-ом: отца-полковника отправили туда по долгу службы. Оставалось отучиться четыре класса. Там и познакомились. В Таню, душу компании, были влюблены сразу два одноклассника: Борис и его лучший друг, Женька. – Борис был человеком настолько целеустремленным, что в свои шестнадцать знал, чего хочет, – вспоминает Татьяна. – Потом рассказывал: «Я сразу решил, ты будешь моя при любых раскладах!».

Впервые о чувствах Борис, собравшись с духом, заговорил на очередной Новый год. Тогда Татьяна узнала, что она «классная девчонка». В 1992-ом ребята разъехались: Татьяна – в Могилев, Борис – в Калининград, в военное училище. До сих пор Гелетина хранит письма о любви. Причем некоторые – даже на французском: чтобы понять, о чем пишет друг, пришлось привлекать «переводчика».

– Он меня очень сильно любил. И я его любила, – рассказывает Татьяна. – Это не было любовью с первого взгляда. Но я поняла, что это замечательный человек, что мне с ним хорошо, что полюбила его за это. Наша любовь выросла на дружбе. Он был прекрасным сыном и другом, а потом стал замечательным мужем и отцом. ПЯТЬ МИНУТ На втором курсе класс снова собрался в Североморске. Разговоры, танцы. Все вышли на перекур. Он и она остались наедине. Бориса трясло. – Выходи за меня… – Что, прямо сейчас? – Нет. Через полтора года. Закончишь техникум, приедешь к родителям, напишешь свою часть заявления, я потом напишу свою, мама (работник загса. – Прим. ред.) его зарегистрирует. В августе у меня будет отпуск, и мы поженимся. – Боря, дай подумать! – Пять минут хватит? – Сутки, не меньше! Вечером девушка пришла домой со словами: «Мама, меня тут замуж позвали!». А в шесть утра отец Тани, уходя на службу, встретил на пороге Бориса. За ответом пришел. Наконец, когда сутки подходили к концу, Таня сдалась. – Было страшно, но я понимала, на что иду: у меня дед был военным, дядьки оба военные, один в Афганистане служил, второй погиб при исполнении служебных обязанностей. А Борька стал моряком в третьем поколении. Вопрос связать свою жизнь с гражданским даже не стоял. СЛУЖИЛИ ЗА ИДЕЮ 5 августа 1995-го сыграли свадьбу. Молодая семья поселилась в Калининграде, Борис оканчивал училище. – В медовый месяц ездили покупать огурцы, которые потом солила, картошку, которую сушили на зиму, капусту квасила, – вспоминает Гелетина. – У родителей денег не просили: стыдно. Благодаря заготовкам только и выжили, стипендия у Бори была копеечная. Макароны-спиральки ненавижу по сей день. Борька хлеб приносил из училища, а я его режу – и плачу: крошится. Молдавские яблоки были умопомрачительным лакомством. Пока была беременная, все время хотела съесть хоть что-нибудь.

Вопрос связать свою жизнь с гражданским даже не стоял. Фото: Из семейного архива. Пересъемка: Александр ГЛУЗ В Видяево Гелетины перебрались уже с маленьким Дениской. Хотя Борис выпустился надводником, но попросился на подлодку. И снова добился своего. – Уходил рано, возвращался, в лучшем случае, в восемь вечера, – рассказывает Татьяна. – А могли оставить еще на сутки. Могли объявить «ветер-раз», и оставался весь экипаж, потому что лодку без присмотра могло сорвать и унести в море. Или неожиданные учения. Или приезд начальства. А бывало, что к девочкам стучали среди ночи и говорили: «Была нештатная ситуация. Иди с мужем прощайся…». Было холодно. Под ковры стелили шерстяные военные одеяла. В минус 43 «минус» держался и в квартире. Для Дениски мама сшила из военных меховых варежек теплый домашний костюмчик и шапочку.

Было голодно. В самые тяжелые годы зарплату могли не выдавать по полгода. Пайки были несъедобными. В меню Гелетиных, в лучшем случае, были блюда вроде зраз из пшенки с тушенкой или пиццы с килькой в томате. – Нашего оптимизма хватало только за счет молодости и любви, понимания того, что твой муж защищает Родину, – объясняет Татьяна. – Дело не в том, что было тяжело: дело в людях, а они вокруг были замечательными. Жены шахтеров и подводников – самые сложные профессии, даже у надводников и летчиков больше шансов. Мы – и мужья, и их жены – служили за идею. ПОСЛЕДНИЙ КАДР Однажды Татьяна вместе с Дениской уехала в Североморск к родителям: малыша нужно было показать врачу. Неожиданно ночью раздался стук в дверь. За нею стоял Борис, румяный от лютого мороза и долгого пути «на перекладных». – Боря, ты чего? – Соскучился, – улыбнулся он, расстегнул «канадку» и достал из-за пазухи красную розу, а через несколько часов уехал на службу. Дениска рос копия отца. Даже говорили одними фразами: «Спасибо, мамочка, все было очень вкусно!». Весной 2000-го сынок внезапно заболел.

– Первое время у него были очень сильные головные боли, и я могла ему их будто бы снимать. Правда, потом это на мне отражалось. 12 июля ему исполнилось четыре года. 18 июля он умер… Сгорел за три месяца: рак. Как сказали врачи, случай – один на миллион. Когда Дениска умирал, я не имела права плакать при нем: он очень расстраивался. Берешь сигарету, бежишь в подъезд…, – произносит Татьяна, не переставая курить. В день рождения Дениску сфотографировали в последний раз. Так получилось, что это же фото стало последним и для Бориса… НАДЕЖДА УМИРАЕТ ПЕРВОЙ Ни на учения, ни в поход на «Курске» Гелетин идти не должен был: после смерти Дениски Лячин отправил его в отпуск. В то время Борис был ракетчиком в «стополсотом» экипаже, который служил на две лодки – «Курск» и «Воронеж». Но Гелетин не мог оставаться дома. Стали готовиться к походу. Когда грузились, одна из ракет сорвалась и прошла от Бориса в нескольких сантиметрах. Татьяна узнала об этом случайно и через третьи руки: не хотел волновать.

4 августа пара была на свадьбе сослуживцев. Василий Быков тоже должен был идти на «Курске», но поступил в академию, и его заменили. Друзьям помогали с переездом. – Долго смеялись, что Борьку чуть шкаф не задавил…, – выговаривает вдова. В последний раз супруги виделись утром 10 августа. – Утром разбудил, в пилотке, в отцовском кителе, – говорит Татьяна. – Ну, все, говорит, я пошел, пока. И все…

12 августа домой к Гелетиным прибежала супруга мичмана Сергея Кислинского Наталья. Татьяна плакала о Дениске. О его гибели тогда еще мало кто знал. – Ты уже все знаешь? – Что знаю? – Лодка на грунт легла. Не раз Борис говорил с женой о морском дне. Объяснял, что лечь на грунт лодка не может даже теоретически. – Нас собирали в Доме офицеров флота. Мы писали какие-то бумажки, нам что-то говорили, приезжали какие-то военные. На Путина не ходила: остановилось сердце, меня увезли на «скорой», – вспоминает Татьяна. – Потом к ДОФу подойти было невозможно: придавливало. Хуже, чем в морге. Смесь страха, горя, боли и надежды, этой долбанной надежды. Достанут – не достанут, дышат – не дышат… Говорят, что надежа умирает последней. Ну ее к черту, пусть умирает первой! Потому что это самое страшное, когда ты надеешься, но понимаешь, что все…

В спасательной операции участвовал отец Бориса, тогда Владимир Иванович был начальником отдела боевой подготовки. Он сам поставил на карте точку, где «Курск» должен был остановиться во время учений. Ему же выпала доля опознавать сына. – В заключении написано, что Борис сразу погиб от сотрясения головного мозга, – рассказывает Татьяна. – Его либо откинуло, либо ударило зипом (запасным индивидуальным пакетом. – Прим. ред.) в железном ящике. Говорили, что он был самый целый из всех. Татьяну не брали никакие таблетки. К ней, как она потом заметила, приставили отдельного медика. – Просыпалась от того, что задыхаюсь от собственных слез. Понимала, что у меня родители, сестра, бабушка. Что надо держать себя в руках. Что надо быть. БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ Мужа Татьяна похоронила на Севере, рядом с сыном, 5 декабря 2001-го. Накануне, 4 декабря, ей исполнилось 27. От того, чтобы наложить на себя руки и лечь рядом, спасли родные, друзья, с которыми вместе и по сей день, и любовь. Он, тоже подводник, появился в жизни вдовы через полгода после трагедии. – Мы пятнадцать лет вместе, и все равно иногда ловлю себя на том, что начинаю звать его Борисом. Хотя он и внимания не обратит, я знаю. Он понимает…, – признается Татьяна. – Если бы не он…

Гелетина единственная из всех вдов «Курска», которая связала свою жизнь с подводником снова. Гражданский муж служил в Видяево и выходил в моря до 2008 года. Мог погибнуть: когда на его лодке произошел несчастный случай, закончившийся двумя смертями, он сидел на больничном со сломанной рукой. У гражданских супругов – пятнадцатилетняя дочь Маша. Она знает о брате и о дяде Боре. Потому что «та семья осталась семьей». До 2010-го чета жила в Видяево, потом перебралась в Петербург. В доме полно вещей из жизни «до». Татьяна носит старую рубашку Бориса дома, Маша надевает куртку: такие как раз снова вошли в моду. Распашонки Дениски дожидаются племянников. На стене – советский военно-морской флаг с коллекцией значков. На полке – кассеты с его любимой музыкой. «Жива» и та самая «канадка», за которой в мороз пряталась роза. – Каждый год езжу к мальчишкам на Север, дочь периодически ездит со мной, – рассказывает Гелетина. – Борис единственный из экипажа, кто на Севере и остался.

Каждый год, начиная со дня рождения Дениски и до 12 августа, Татьяна не находит себе места. Время лечит, но «все равно это была лучшая часть жизни». Долгие годы женщина не общалась с журналистами. Теперь она с улыбкой вспоминает про школьную жизнь, про то, как ходили с друзьями на природу не на шашлыки, а «на кашку», потому что мясо было только по праздникам, про то, как с Дениской собирали ягодки и варили компот. – Я похоронила сына и мужа. Я имею право реагировать так, как считаю нужным. Не хочу плакать. Не хочу, чтобы кто-то видел мои слезы. Хочу вспоминать только хорошее. Хочу помнить, как мы были счастливыми и любили жизнь. О ГИБЕЛИ «КУРСКА»: – Почему ничего не получилось со спасательной операцией с норвежцами? Наша лодка – секретный объект. Их «колокол» – секретный объект. Ни мы, ни они не допустили к своей аппаратуре. На фото видно, что вмятина – не изнутри подлодки, а снаружи. Никто никогда не узнает, что там было на самом деле.