Стопкой сложены книги, цветы на столе —

я хозяйством своим занялась.
Мне казалось: вся радость, что есть на земле,
с этих пор поселилась у нас.
Мне казалось: тебе только я и нужна,
без меня ты не выживешь дня.
И вставало огромное слово «жена»
и краснеть заставляло меня.
Мама!
Ты меня учила многому:
выдержанной медленной мечте,
ласковому, бережному, строгому,
полевой горячей широте.
Ты учила первые, кривые
выводить каракули-слова
и иглой неопытной впервые
вить узор стебельчатого шва.
Мокрый невод высушить у речки,
печь картошку в россыпях золы
и белить бока широкой печки,
дожелта выскабливать полы.
И не унывать, когда устанешь,
и встречать без слёз, без суеты
эшелоны с красными крестами,
и стирать кровавые бинты.
Мама, мама! Радость и кручина!
Детские далёкие мечты!
Почему, зачем чужой мужчина
стал дороже и родней, чем ты?
Мама, что же ты не научила
в свой нелёгкий материнский век,
что придёт совсем чужой мужчина,
дорогой, любимый человек?!
Я к нему в любой ненастный вечер
выбегу, и рада, и горда,
как к тебе, единственной, навстречу
я не выбегала никогда.
Выбегу – то тихой, молчаливой,
то весёлой песнею звеня.
И такой богатой и счастливой
даже ты не видела меня!