Больница им. Семашко. Вечер. В ворота въезжают машины «Скорой помощи» — сегодня их много — больница дежурная. В приемном отделении — очередь. На стуле — молодая мама, на коленях у нее девочка лет шести, мужественно терпит: каталась на велосипеде, налетела на бордюр. И сколько мне здесь сидеть? Тут что, — очереди нет? — это возмущается какая-то толстая тетка, она уже всем рассказала, что ее избил муж и что давно по этому «гаду» тюрьма плачет. Ее не слушают, у каждого своя боль. — Вы сначала к медсестре подойдите, а потом вас позовут, — объясняют ей. — Ну, вот же мужчина подошел, а он после меня! — тетка не успокаивалась. Мужчину в строительной форме, ошалелого, ничего не понимающего, под руки вводят в перевязочную: получил зарплату на всю бригаду, миллион рублей, а когда вышел от заказчика и стал садиться в машину — избили: ударили по голове бейсбольной битой, деньги отняли. Тетка злится. Медсестра позвала ее. Тетку записали, она успокоилась, сидела, бубнила что-то — была пьяна. Двери распахиваются, вбегает бригада «Скорой помощи», на каталке — что-то похожее на человека, двое везут каталку, один держит стойку с капельницей, капельница воткнута во что-то похожее на руку. Две санитарки торопливо, привычно вытирают с пола капающую с каталки кровь. Авария: парень на скорости влетел в трактор, трактор перевернулся на машину. За каталкой в приемное заводят тракториста. — Вы это, меня тоже посмотрите, — извиняется тракторист, — я это, руку себе, это, — прижал. Бегом из отделения спустились врачи — каталку с парнем в лифт и в операционную. Кровь на полу заставила тетку заткнуться, в отделении стало тихо. Уже через час и пьяная, избитая мужем тетка, и девочка, налетевшая на велосипеде на бордюр, и ограбленный бригадир лежали в своих койках. Травматологическое отделение. Дети, старики, мужчины, женщины — избитые, поломанные, сбитые машинами, упавшие с балконов, споткнувшиеся на ровном месте — все лежат рядом. Под кроватями «утки», на тумбочках апельсины и минеральная вода. Кто не спит, у кого свободны, не загипсованы руки, держат ноутбуки — в отделении есть wi-fi. Не отрываясь от монитора, молодой парнишка болезненно, с помощью матери чуть поворачивается — мать вытаскивает из-под него «утку». У парнишки переломан таз, и обе ноги на растяжке — автокатастрофа. Пока в отделении спокойно — вечер. Пьяные еще слишком пьяны — почти все спят. Их почти треть пациентов. «Веселье» начнется утром. Утром они проснутся раньше всех и начнется. Большой обрюзгший парень, в костюме, насквозь пропитанном мочой, — его забрали от ресторана: напившись до беспамятства, он развалился на тротуаре. Полиции такой тюлень не нужен, работники «Скорой помощи» погрузили героя в машину и привезли в травматологическое отделение. Его белая рубашка разорвана и в крови — падая, он стесал себе плечо. Перелома нет. Плечо обработали и уложили героя на койку. За ночь он обмочил матрас, заблевал себя, койку, пол. Теперь он, выспавшийся, ходил по коридору и материл медсестер, требуя, чтоб ему дали закурить, опохмелиться, и вызвали такси. Иначе он тут всем устроит! Дежурный врач спал после ночной операции. Медсестры по-женски ласково, шутливо уговаривали парня успокоиться и не будить больных. Парень оказался упертым. Все закончилось привычно: проснулся врач, вызвали наряд полиции, и выспавшегося героя отвезли уже в другое отделение — дело привычное. Если травма серьезная, буяна привязывают к койке, пока в себя не придет, потом отвязывают. Если царапина — хама забирает полиция, и начинается другая история. Бывало, что особо ретивых, но травмированных, полиция забирала на пару часов в отделение, проводила с больным профилактическую беседу и, убедив товарища вести себя культурно, возвращала больного в больницу — это крайняя, но всегда действенная мера. Из отделения полиции буяны и дебоширы возвращались другими — вежливыми и культурными людьми. Медсестры раздражаются: «Тут больного после аварии привезли, а ты отмывай, суши после этих пьяных уродов матрасы. И ведь это каждый день. И ведь как пьют — точно в последний раз перед смертью напиваются. И ведь молодые парни. Не бомжи какие-нибудь. Все в костюмах, с телефонами. И слова им не скажи — все грамотные. Все свои права знают. Всю койку за ночь испортит, матом покроет, уйдет утром, а к обеду уже с адвокатом возвращается — видите ли, здесь нарушили его человеческое достоинство. Да он свое достоинство давно в кабаке пропил! Сволота! Раньше хоть медвытрезвители работали. А сегодня их всех в травму! Всех: хоть царапинка у него малюсенькая, а его, сволочь, — в травматологию! И ведь придумали такое — права человека! Ты за ним, за этим «человеком», ходи, его права соблюдай, а он тебе, вместо «спасибо», — матюгов в три этажа, а то и с кулаками бросается! Мы что, не люди? У нас, что прав нет?! И не в наркологию его везут, конечно, — там койко-место пять тысяч стоит, а к нам. Его тут и прокапают, и откачают, все права его соблюдут, а он… говорить противно». — Медвытрезвители и раньше никогда не решали проблему с пьяными пациентами, – рассказывает главный врач Серпуховской районной больницы им. Семашко Александр Медведев. – Это в Москве, в больших областных центрах, при больницах существует специализированное отделение — «пьяная травма», в маленьких районных больницах оно не предусмотрено. И никогда не было предусмотрено. И в советское время мы работали в том же режиме. В медвытрезвители забирали просто пьяных, но если у пьяного есть хоть малейшая царапина, его всегда везли в травматологию — и в советское время тоже. Пьяный не может сам определить — насколько серьезна его травма. Кажется, что царапина, а у него сотрясение мозга, все это диагностируется уже в больнице. А то, что он занимает чье-то место — так койки в больнице рассчитываются на количество населения в городе, никто ничье место не занимает. Штатных коек у нас столько, сколько положено, поэтому каждый житель, вне зависимости от своего состояния: пьяный он или нет, — может попасть в нашу больницу. А поскольку он тоже платит страховые взносы, имеет страховой полис, то у него есть все права, как и у трезвого гражданина. Не оказав ему помощи, мы нарушим права человека. По нашим законам, имея какую-то травму, человек имеет право на квалифицированную медицинскую помощь. Так было всегда. Так что сегодня наши районные больницы исполняют роль и медвытрезвителей, и это проблема всех районных больниц России. А для хирургической службы, по сути, ничего не изменилось. С отменой медвытрезвителей изменилась ситуация для терапевтической службы — если пьяного человека раньше везли в медвытрезвитель, то сегодня — в терапевтическое отделение. Так что у них нагрузка возросла. А мы, хирургия, давно ко всему привыкли: привыкли таких людей обслуживать, лечить, каким-то образом усмирять, терпеть. Одним словом, бороться за счастье и здоровье каждого гражданина... Первый вытрезвитель в России назывался «Приют для опьяневших». Он открылся 7 ноября 1902 года в Туле. Организовал приют врач Федор Сергеевич Архангельский. Инициативу Архангельского поддержала Тульская Дума, а содержался он за счет городской казны. Основной целью приюта было спасение замерзающих под забором тульских оружейников («дать бесплатное помещение, уход и медицинскую помощь тем лицам, которые будут подбираемы чинами полиции или иным способом на улицах г. Тулы в тяжелом и бесчувственно пьяном виде и которые будут нуждаться в медицинской помощи»). В штате приюта были фельдшер и кучер. Кучер ездил по городу и подбирал пьяных. Понятно, что не дать человеку загнуться под забором – прямое нарушение его человеческих прав. А насильственное помещение граждан в вытрезвитель противоречит современному российскому законодательству. Российское законодательство разрешает гражданам отказываться от медицинского вмешательства. Более того, Конституция РФ позволяет лишать граждан свободы только по решению суда. Что на это скажешь? Закон есть закон. Только что на это медсестры больницы Семашко скажут? А скажут они, что и всегда говорят, когда в больницу привозят очередного перепившего тюленя: - Опять… А мы что, не люди? У нас, что прав нет?! В Серпуховском вытрезвителе, находившемся по адресу площадь Ленина, 14 (ныне здание вневедомственной охраны), работали 24 сотрудника: начальник, инспектора по выдворению, дежурные и помощники дежурных. В каждой смене был еще и гражданский медик. В вытрезвителе было 12 койко-мест. В сутки «через» учреждение проходило 15-16 человек в состоянии алкогольного опьянения. За всю историю существования вытрезвителя никаких серьезных происшествий и эксцессов не было. НАРОДНЫЙ ТВИТТЕР Владимир, руководитель агентства недвижимости: Слышал, что сейчас предлагают возродить вытрезвители в городах, население которых превышает 100 тысяч человек. И это правильно! Вытрезвители же выполняли функции, которые нельзя смешивать: правоохранительные, медицинские и, так сказать, услуги по транспортировке. А сейчас, чтоб "доставить" пьяного, кого вызывать? Наряд полиции, бригаду скорой и еще такси? Не слишком ли много для одного "перебравшего"? Павел, 28 лет, старший лейтенант полиции: По статистике, после закрытия вытрезвителей резко возросло и количество преступлений, которые совершают пьяные, и преступлений в отношении пьяных. Это нам лишняя "головная боль". Поэтому я за то, чтобы любителей напитков покрепче привозили в безопасные места, например, в вытрезвитель, где им можно подумать о смысле жизни. И никому при этом не мешать. Игорь, 40 лет, офицер ВС РФ: Я лично "ЗА" возвращение системы вытрезвителей, но с маленькими ремарками. После оказания подобной "услуги" всех пьяниц надо на отработки отправлять: улицы мести или мусор собирать. Чтоб не только государство на них потратилось, но и они пользу обществу принесли. Галина, 25 лет, корреспондент: Я не считаю, что полицейские из "вытрезвительного" экипажа могут реально кого-то спасти. На моих глазах к себе в "буханку" они запихивали людей, которые "употребляли" рядом со своим подъездом... Зачем? Выполнить "план"? А реально спасти "утопающих" могут только они сами. Насильно же никто никому не вливает. И без вытрезвителя наш город живет уже не один год. Лично я никакой потери не ощутила. Михаил, 37 лет, таксист: А я однажды загремел в наш вытрезвитель! Но вот как – до сих пор не знаю и не помню. Про вытрезвитель особо рассказывать нечего – "проспался " и свободен. Сейчас понимаю: хорошо, что меня тогда "подобрали"... Дело зимой было, отморозил бы себе что-нибудь. А так – поспал на казенной кровати, получил строгий выговор и пообещал сам себе: больше ни-ни. Шесть лет уже "держусь". Раиса Тимофеевна, 74 года, пенсионерка: В СССР мы таких проблем не знали! Если кто "перебрал" - путь один был – в вытрезвитель. А сейчас пьяные черти полночи под окнами орут, спать не дают. А с утра из подъезда выходишь и об их спящие тела спотыкаешься. И думаешь – то ли умер, то ли дрыхнет без задних ног. Дети, молодёжь – все это видят, картина как в порядке вещей уже! Позор, для таких пьянчуг надо не то что вытрезвители возрождать, а тюрьмы с принудительным лечением создавать! Полина, 34 года, фармацевт: Как медик я полностью поддерживаю то время, когда были вытрезвители. Ведь у пьяного человека тысячи шансов умереть – и в кружке с водой может захлебнуться, как говорится. А в вытрезвителе дежурит фельдшер, "перебравший" находится под наблюдением, если что – есть все необходимые медикаменты, чтоб оказать первую помощь. И главное, что пьянчуги тут в безопасности. А так какие-нибудь "гопники" башку проломят – и все, летальный исход. Елена, 28 лет, домохозяйка: Я считаю, что нужно ограждать всех потенциально опасных для общества людей. Это касается тех, кто находится и в алкогольном, и в наркотическом опьянении. Вот сидит он в подъезде, либо пьяный, либо обколотый. Что он сделает в следующую секунду? И управы на него никакой нет. Страшно. Роман, 35 лет, руководитель отдела маркетинга: Лично меня вопрос о вытрезвителях не заботит и не касается. 21 век на дворе, ребята! В моей компании все пьют дорогой алкоголь, от которого не бывает "непредсказуемого" эффекта. 150 рублей на такси всегда отложены, а "нажраться" так, чтоб до дома не доехать... Не, это вообще край, я с такими "пивунами" не дружу. Июль 2014