Привокзальные дворы, что возле парка «Питомник», за двадцать лет мало изменились. Те же панельные пятиэтажки, те же липы и тополя. Те же кошки и голуби гуляют сами по себе. Мало изменились и те, кто живет в этих заросших деревьями пятиэтажных дворах. Впрочем, конечно, изменились. И дворы, и люди. Дворы стали чище, «Питомник» окружили, как сторожевые башни, новые красивые высотки. Обновился фасад педучилища, на ярко синей вывеске теперь читается белыми буквами «Губернский педагогический колледж». Изменился «Питомник», вернув себе не только имя парка, но и облик: качели, карусели, колесо обозрения, аттракционы. И люди изменились, особенно те, кто только начал свою самостоятельную жизнь – подростки-школьники. Конечно, изменились не по сути – здесь они остались такими же жадными до свободы и независимости, как и их прадеды и прабабки. Изменилось их отношение к жизни. Это нормально – изменилась жизнь, изменилось и отношение к ней. - Не знаю, как сейчас, не знаю, как до нас, но мы, когда нам было 12-14 лет, всё свое время проводили во дворе на лавочке. Я говорю о дворе домов 149 и 151 по улице Ворошилова, – рассказывает Елена Константинова. – Какие это были года? – вспоминает, – как раз середина-конец 90-х. Двор огромный, и собирались там не одна, не две, а целых три разных компании, которые между собой не пересекались. Была наша компания, тех, кто жил во дворе, и компании, которые приходили из других дворов с Ворошилова и Советской. У них заводилой – кто их всех объединял – был худой мальчишка, старше меня года на два и всегда такой довольный. И такая у него всегда была солнечная улыбка, будто он канарейку проглотил. Когда тепло, мы, девчонки, сидели на лавочке под большой старой ивой, как на трибунах, и болели – смотрели, как мальчишки мяч на футбольной площадке гоняли. У нас во дворе была настоящая футбольная площадка, она и сейчас есть. Мне тогда случайно мячом в лицо сильно попали, и с тех пор я разлюбила футбол. Когда небо красивое – а это ближе к ночи – на крышу лазали, там сидели, на небо смотрели. На закат, на звезды. Мы вообще очень романтичными были. У нас тогда не было ни планшетов, ни смартфонов. И мы на небо любили смотреть, на город. По краю крыши никто у нас не гулял – мы росли не экстремалами, и мальчишки перед нами не рисовались, свою дурь подростковую не показывали. Наоборот, мальчишки в нашем дворе были романтиками и рыцарями. Тот, кто объединял компании, его звали Мечислав Константинов, он мне цветы дарил, конфеты – ухаживал так. А мне было двенадцать, и мне это было приятно – что такой красивый мальчик, которого все мальчишки во дворе уважают, конфеты дарит. Вообще, глядя из 21-го века на 90-е годы, та наша жизнь покажется скучной и однообразной: посидели на лавочке, поговорили, пошли в «Питомник», по парку погуляли, держась за ручки, вернулись во двор, залезли на крышу 151-го дома, посмотрели на Ногинку и Болото – вот и все наши развлечения. О чем мы говорили? Мальчишки о девчонках, девчонки о мальчишках. Это сегодня подростки обсуждают интимную жизнь голливудских звезд и компьютерные игры. А тогда… Тогда мои двенадцатилетние ровесники на полном серьезе спорили кто победит – Илья Муромец или Брюс Ли, если бы они встретились и подрались. Вот такие вещи нас очень волновали. Королем был тот, у кого была гитара. Вокруг него все собирались, а он что-то на ней играл, пел, а мы подпевали. Что-нибудь вроде «не ходи к нему на встречу не ходи, у него гранитный камушек в груди». Или «не обижай жених, девчонку малолетку, девчонку несмышленую, девчоночку кокетку, кроху безответную, ласточку рассветную». Вот такие песни мы слушали и пели. Обыденность нашу встряхнул как раз Мечислав. Он в меня влюбился и только ради меня стал наши три разрозненные компании объединять. И как-то так незаметно, само-собой, мы стали одной большой компанией. А когда знакомишься с новыми людьми, это всегда интересно. Летом ходили купаться на Ногинский пруд, который сегодня «Жемчужина». Взрослые с вышки прыгали, а мы смотрели и мечтали, что вот мы вырастем и тоже с вышки прыгать будем. Когда выросли – вышку сломали. Обидно было. Сегодня пруд, как и Питомник, обустроили. Конечно, это хорошо. Сам наш двор мало изменился. В центре двора всегда была большая сушилка для белья, но белье там никто никогда не сушил. И сейчас там жители дома хотят сделать стоянку для машин. Машин стало много, а ставить их некуда. Возле педколледжа построили новый дом, и потому двор наш частично благоустроили. Но деревья все как были, так и остались. Жители строго потребовали, чтобы ни одно дерево при благоустройстве не пострадало, и потому деревья не тронули. А сами наши панельные девятиэтажки никак не изменились. Если только окна у всех поменялись с деревянных на пластиковые, кондиционеры под окнами и спутниковые антенны на стенах появились. А люди остались те же. Мальчишки и девчонки, с кем пятнадцать-двадцать лет назад сидели на лавочке и пели песни под гитару, выросли. И теперь уже наши дети гуляют во дворе, играют в футбол. Только вот песен под гитару не поют, музыку на смартфонах слушают. И не про девчонок-малолеток слушают, а про какой-то гангнамстайл. Но какое время – такие, наверно, и песни. В наше время песни были добрее, да и мы, мне кажется, были добрее. И как-то человечнее, что ли. Не знаю. Я давно уже вышла замуж за того улыбчивого худого паренька. Он, правда, уже стал большим и совсем не худым мужчиной, но все такой же улыбчивый. У нас растет два сына. У нас не было интернета, и мы чаще смотрели на небо – вот почему мы были добрее. Так мне кажется. Елена Константинова