Творенья мастеров великих Санкт-Петербургские мосты стоят в веках и невских бликах шедевры дивной красоты! (Все фото кликабельны)

Я жил в Одессе оседлым полудурком и чтобы смыть невежества позор, По памятным местам Санкт-Петербурга решил пройтись, расширив кругозор.

Питер встретил меня хроническим насморком полуразвалившихся улиц и улочек и полным отсутствием того, что принято называть погодой.Осень для этого города также перманентно-хоническое явление, как для меня солнце, и уже в этом мы совершенно не сходимся с ним в интересах. Город, созданный для меланхоличных поэтов-одиночек был угрюм и не приветлив, постоянно сужая свои многочисленные проспекты, уводящие в тупик новой канавы.

Стоп! Главное, ужаснувшее меня до глубины души, наблюдение — полное отсутствие не то, что солнца, НЕБА! Каменные сфинксы, высоченные башни и сверкающие колокольни, как говорится «и тут у нас культура, и там культура», и все это на фоне — ничего — то есть в полной безжизненной вакуумной упаковке, повисшее среди серого сумрака, так что «не отличить и дня от ночи»…

Долгое время сознательной жизни России был столицей. Посему там до сих пор еще хостятся всякие «буржуйские недобитки» типа музейщиков с их эрмитажами, интеллигентов, не умеющих заколачивать бабло учёных и прочих нердов. После третьей классово верной революции Петербург ВНЕЗАПНО столицей быть перестал, однако остался вторым городом страны (аж федерального значения) и к Замкадью в силу особенностей топологии не относится.

До сих пор главное окно немытой России в просвещённую Европу, хоть в проёме и гуляют дождливо-промозглые сквозняки вперемежку с финско-скандинавскими любителями дешёвого пойла.

"Здесь будет город заложон"

Тут питерский пахан не плавал мелко, и память о себе оставил нам - Недаром он Васильевскую стрелку забил суровым, шведским пацанам.

Город чрезмерно идеализируется, как коренными жителями, так и интеллигенцией. Так, по поверьям, в городе не существует гопоты и быдла, исключительно все жители читают Кафку и Вольтера, или на худой конец, Достоевского или Пушкина, кондукторы в автобусах здороваются с пассажирами по имени-отчеству, а о том, что такое наркота, никто не знает.

Все это неправда. Конечно же, быдло составляет значительную часть населения Питера, впрочем, как и в любом другом городе. Проживают тут и гопники, на пару со школотой распивающие бухло на скамеечках перед парадными. А некоторые имеют только смутное представление о том, кто же такой Раскольников и почему он ассоциируется с топором.

Считается также, причем часто теми, кто в Петербурге и не бывал ни разу, что из-за расовой петербургской сонливости, ленивости и индифферентности темп жизни тут более размеренный и спокойный, из-за чего хамла поменьше, а задевание кого-либо плечом в метро не выливается в эпическую драму с мордобоем и исками в суд. Но на самом деле это в основном не соответствует действительности: в Петербурге, как и в любом крупном городе, народ часто суетливый и неприветливый, в метро по утрам в будние дни такой же Адъ & ****, как и в Нерезиновке, на КАДе, как и на его московском старшем брате, такие же пробки, в центре города в рабочее время все также носятся по своим неимоверно срочным делам.

Кроме прочего, Санкт-Петербург православная и благодатная родина Владимира Владимировича Путина, а также Менделя, Миронова, Грызлова и чуть менее, чем всех нынешних российских политиков, но об этом принято умалчивать.

В году эдак 95-м петербуржцы вдруг ВНЕЗАПНО узнали из газет, что живут в самой что ни на есть бандитской столице России, а вовсе не в культурной и не в северной, как они считали до этого. Просто так получилось, что самые хорошо сбацанные книги и кино про бандитов выбирали местом действия Питер. Ну, и наконец, только в Питере додумались грохнуть из слонобоя аж вице-губернатора и прям на Невском. Свое черное дело сделал и телесериал «Бандитский Петербург» с символизирующим названием.Сейчас мем практически сошёл на нет, так как после воцарения самизнаетекого все как-то быстро подзаткнулись.

Еще Петербург примечателен своей близостью к Финляндии. Всего 3 часа по трассе «Скандинавия»c недавнего времени это первая и единственная российская дорога европейского уровня, но по-прежнему сомнительного качества — и вы в Евросоюзе, мой друг. В совке этот факт порождал массовое паломничество алкофиннов в Питер и приграничный Выборг за дешевой водкой, штоссом и актрисами. После открытия границ сальдо **** туризма сместилось уже в другую сторону.

Истинный петербуржец хоть раз в жизни должен съездить за покупками в Финляндию, чтобы приобрести там себе кубик сыра/пачку масла/дешевое шмотье/новую сантехнику. Для этого в Питере все есть. Начиная от финского консульства, которое раздает шенгенские визы пачками для тех кто прописан в Питере и кончая автобусами за 20-30 евро, которые отвезут вас прямо от дома до Хельсинки или другого более-менее крупного город в Финляднии. Как следствие - традиционные многочасовые пробки по выходным на пропусном пункте «Торфяновка», что на пути в Хельсинки. А также по соседству в Бруснике («Брусничное») и в Светогорске, чтобы обидно не было. Пользуясь шенгенностью финской визы многие питерцы вкупе с предельной простотой ее получения (ибо финны имеют с русишей нехилый профит), используют Финку как перевалочный пункт для поездок в Европу. Финны скрипят зубами, но терпят. А так как в странах Евросоюза действуют всевозможные внутренние бонусы, то если заказать билет на самолёт из Хельсинки в какой-нибудь Мадрид заранее, то можно пролететься за сущие копейки.

Но не всё так плохо!

Графичный силуэт, абрисная прорисовка гирлянды мостов, фасады с ажуром балконных решеток и витиеватостью лепнины… Здесь лаконичность и упорядоченность, четкость и стройность, существующие наравне с роскошной естественностью заставляют расправить плечи навстречу влажным невским ветрам и поднять выше голову при встрече с Петербургом – элегантным господином в длинном черном фраке, лакированном цилиндре пушкинской поры и белых щегольски накрахмаленных перчатках…

Он хорош, но заносчив, горд до спесивости, аристократичен до чопорности, учтив до ханжества. Неоднозначен, таинственен и настойчиво напоминает старинную, хранящую свою неповторимую историю, гравюру…

Этот город – огромная каменная книга, страницы которой создавали великие русские писатели, довольно точные в описании мест действия. Каренина Толстого, Настасья Филипповна Достоевского, пушкинский Онегин и лермонтовский Арбенин жили в реальном Петербурге. И он был не декорацией для их историй, а скорее сопереживающим рассказчиком, раскрывающим их внутренний мир. Под их каблуками хрустел снег его вполне конкретных улиц и набережных (по ним теперь прохаживаемся и мы – прототипы или герои чьих-то будущих книг), они обитали по конкретным адресам, по которым теперь живут наши современники, словно потомки тех самых персонажей.

Можно смело сказать, что по питерским мостовым «прошла вся русская классика». «Но как это нередко случается с человеком перед зеркалом, - утверждал обожавший Петербург Бродский, - город начал впадать в зависимость от своего объемного отражения в прозе, и конечно, в поэзии.

Больше чем реками и каналами он отражен литературой». И чем ниже падает ртуть в термометре, чем сказочнее до потустороннего заиндевелые кружевные узоры оград и ветвей, тем абстрактнее, отчужденнее и ирреальнее выглядит город.

Тогда сквозь густой морозный воздух становится отчетливо ясно, что литературными памятниками, словно гранитными монументами, люди, писавшие о Петербурге, перебарывают земные законы, побеждают смерть и время, и вместе со своими вымышленными героями остаются жить здесь навсегда, густо населяя городские дворцы и проспекты. Их тени бесшумно скользят между реальностью и вымыслом, между людьми в петербургской толпе…

Утопия: любой гид покажет вам и здание Третьего Отделения, где судили Достоевского и дом, в котором Раскольников зарубил старуху-процентщицу. Музей-квартиру Пушкина на Мойке 12 и особняк по Малой Морской улице, в котором Герман убил старую графиню из «Пиковой дамы», прототипом которой была княгиня Голицына. Вы узнаете, что простолюдины, мастеровые и служители – герои Некрасова не случайно селились неподалеку от места его собственного проживания, в Дворцовой слободе. Поварской переулок населяли в основном повара. Служители конюшенного двора дали своей улице имя Стремянной, кузнецы – название Кузнечному переулку, а мастера, «макавшие свечи», не трудно догадаться – Свечному.

Вам непременно расскажут, что многие герои Гоголя, мечтая, прошли по Невскому проспекту: Башмачкин мечтал здесь о новой шинели, Поприщин о директорской дочке, Чартков – о славе великого художника. Бывал здесь и майор Ковалев, повстречавшийся в Гостином дворе со своим собственным Носом. Их маршрутами к себе домой (на этот адрес Хлестаков в «Ревизоре» писал письмо своему другу литератору-Тряпичкину) хаживал и сам Николай Васильевич.

Куда вас леди к черту занесло?? Столетье промчалось. И снова, как в тот незапамятный год коня на скаку остановит, в горящую избу войдет.

Жили в Петербурге и персонажи стихотворений Маршака: Рассеянный с улицы Бассейной и Мистер-Твистер Миллионер. Последний, прежде чем остановиться в гостинице «Октябрьская» на площади Восстания, рядом с Московским вокзалом, оказался у дома, где 11 лет прожил сам писатель: «Улица Пестеля, первый подъезд… Нет отвечают в гостинице мест». Но там не было и самой гостиницы, а вот квартира Маршака как раз была.

Так и хочется нанести на карту все эти адреса… Прогуливаешься по Петербургу и понимаешь: не всем его литературным героям так повезло, как Бендеру и Носу, памятники которым появились не так давно. Ну, еще зверюшки из басен Крылова, написанных им тоже на берегах Невы, украшают пьедестал его памятника в Летнем саду. Хотя, что ни дом, ни переулок, ни сквер – памятные доски, барельефы, бюсты: Чехов и Толстой, Прокофьев и Шостакович, Малевич и Шагал. Большинство русских эмигрантов – «посланников русской идеи», оказавших влияние на западное искусство, творчески сформировалось именно в этом влажном, болезнетворном климате местности, находящейся на разрыве Востока и Запада, эпох и культур, мечты и действительности. Не говоря уже о Набокове, Стравинском, Баланчине, Дягилеве и вовсе подаривших миру неповторимый утонченный «петербургский стиль», проросший среди туманной мороси и промозглой заиндевелости, вдохновения и вольнодумства!

…За размышлениями даже не замечаешь, как от Михайловского Замка, через площадь Искусств, мимо Русского музея, перейдя канал Грибоедова и по малой Конюшенной улице вывернув к Казанскому собору, прошагал великий исторический период, полный легендарных судеб, таких как Шаляпин и Рахманинов, Бенуа и Рерих.

А потом, выйдя к началу Невского проспекта, оставив справа Эрмитаж и свернув к Адмиралтейству, пройдясь по Английской набережной за Александровским садом, попадаешь в энергетический центр города – к Исаакиевскому собору и отелю Angleter, миновав еще один, не менее великий период, за которым Николай II и Столыпин, Есенин, Ахматова, Пастернак и Блок…

Уникумом Питер сделала шестидесятая параллель – зона, критическая для человеческой психики, способствующая развитию неврозов и шизофрений (а как следствие различных талантов и одаренностей) и на которой он – единственный крупный город. Помните пушкинское: «Здесь будет город заложён назло надменному соседу!»

Конечно, Петр пошел не по самому верному пути, задумав для начала привести не Россию в Европу, а Европу в Петербург. И не по сути своей, а только во внешних проявлениях. Надеясь, кажется, на то, что через «заморские платья», новое летоисчисление и названия «на иностранный лад» его псевдо европейский зародыш каким-то чудом разовьется, окрепнет и возмужает. Но именно этот путь оказался самым действенным.

Сегодня, как и в те далекие времена, когда царь своим указом позволил «инославным строить на земле невской свои храмы и молиться своим богам по своим обрядам», в историческом центре можно заглянуть не только в православную, но и в лютеранскую, григорианскую, англиканскую церковь. Милым и неоспоримым признаком «иностранности» по сей день остаются названия – Греческий проспект, Шведский переулок, Итальянская улица, остров малая Голландия…

Постичь его невозможно, хотя можно попытаться. Но ваш Петербург окажется совершенно иным – только вашим! Как Пушкин, Петр I, решетка Летнего сада и залп пушки Петропавловки. В этом мистика: Петербург, как истина, всегда бесподобен и неповторим. Влажными призрачными туманами и снегопадами он занавесит ясность и рассудительность вашего дня, взбудоражив воображение.

Заглушит ваши желания перезвоном колоколов, криками чаек и пароходными гудками. Искусно сплетет вокруг ваших планов тугое кольцо из причудливых оград. Заставит поверить вас в то, что великолепие дворцов отбрасывает свои благородные тени под скупым зимним солнцем лишь ради вашей персоны… После этих экзерсисов его можно, подобно Опере, или страстно полюбить, или горячо возненавидеть. Начать смаковать, словно коллекционное вино трехсотлетней выдержки или, напротив, избегать пробовать на вкус.

Одно можно казать с уверенностью: встреча с Петербургом окажется точно противоположной вашему представлению о ней, но после нее остаться равнодушным к этому месту у вас уже не получится!