Голубое платье на окне: репортаж из забытой деревни Нижегородчины

В Нижегородской глуши есть деревни, которые исчезают не со страниц карт, а из памяти. Сегодня я зашёл в один такой дом — и он встретил меня тишиной, в которой слышно, как сыплется штукатурка.

С порога — запах сырого дерева и перегара времени. Потолок местами открыт небу, лучи лезут внутрь, как чужие. Огромный пузатый силуэт печи давит спиной, стены в рваных слоях обоев и масляной краски, под ними — деревянная лата, будто оголённые кости. На тонкой перекладине у окна висит голубое в белый горох платье или халат: ветер шевелит подол — и хочется обернуться, словно хозяйка только что вышла в огород.

На буфете — чашка с цветочками. Пыль толстым слоем, но внутри шкафа пусто, кроме расхлябанных ящиков. Такой чашкой не хлопнешь о стол — она для тихого вечернего чая, которого уже не будет. Рядом — одиночный стул, повернут к окну: кто-то сидел здесь и смотрел в поле до последнего света. Стол и лавки простые, сбитые из грубых досок, как в деревенских домах 60–80-х: за таким столом праздновали и поминали.

В углу — зеркальный шкафчик с приколотыми портретиками. Лица в овалах выцвели, но ещё держатся, как воспоминание, которое не решается отлипнуть. Чуть пониже — икона, точнее, повреждённая рельефная дощечка с ликом, присыпанная жёлтой трухой и зерном. Здесь молились — и здесь же поселились мыши.

Самое странное — табличка «ПОЖАРНЫЙ КАРАУЛ» над окном. В деревнях такие вещи не пропадают: их вешают «на хозяйство». Возможно, кто-то служил в местной дружине или принёс с колхозного склада. Ирония в том, что караул тут уже не нужен: всё вынесено и разграблено.

Кухонный угол — словно стоп-кадр. На проволочной сушилке — эмалированные тарелки и миски, в раковине — миска с землёй и гнездом из травы. Бирюзовая плёнка на стене вздулась пузырями, а из-под неё выползает прошлое. На крючках — ничего: одежда ушла вместе с людьми. На подоконниках — бутылочка, обломки свечей, мелочь, которой хватает, чтобы поверить — здесь жили, любили, ругались, промокали рукава весной и слушали сверчков летом.

Такие дома не страшные — страшное рядом: мысль, как быстро всё становится никому не нужным. Посуда переживает хозяев. Табличка над окном бережнее любого архива говорит о маленькой биографии. В Нижегородской области целые улицы стоят так же: крыши провалены, печи треснули, травы выше колена.

Люди уехали в районные центры, вахты, города; кто-то не вернулся вовсе. И всё равно здесь держится жизнь — в сквозняке, который перелистывает обои, в шмеле, который бьётся о стекло, в синем платье, что ловит свет.

Я ничего не трогал. Если зайдёте — не берите «на память». Память как раз здесь и остаётся, когда мы не уносим её карманами.