Исповедь мародёра: Мой взгляд изнутри

Я путешествую по заброшенным деревням Нижегородской области, снимаю видео, делаю фотографии, рассказываю истории. Но, несмотря на то, что мою работу смотрят тысячи людей, в комментариях я всё чаще сталкиваюсь с обвинением: мол, мародёр, шаришься по чужим домам, тревожишь покой ушедших.

Сегодня хочу честно поговорить об этом — и объяснить, почему я не считаю себя мародёром.

Честно, я понимаю, откуда берётся это слово. Мародёры — это те, кто идёт по войне, по беде, и тащит с собой всё, что плохо лежит, не разбирая, кому что принадлежит. Но если бы вы хоть раз побывали в настоящей заброшенной деревне, увидели своими глазами, что там осталось — вы бы поняли: мародёры тут прошли задолго до меня.

В большинстве домов давно нет ни меди, ни чугуна, ни старых ценных вещей. Всё, что можно было вынести, давно утащили — не всегда чужие, иногда и свои, когда уезжали кто куда, спасались от разорения, выживали как могли. То немногое, что осталось, — сломанная мебель, выбитые окна, пыльные фотографии на стенах. Иногда находишь старую детскую игрушку, куклу, выцветший календарь, письма из прошлого века. Это — не ценности для перепродажи, а кусочки чужой жизни, следы, которые стирает время.

Для меня путешествие по этим деревням — это не охота за наживой, а способ прикоснуться к истории, почувствовать, как жили люди. Каждый дом — это рассказ. Я стараюсь ничего не трогать, не брать с собой, кроме фотографий и впечатлений. Иногда подбираю старую газету или открытку — как документ времени, чтобы потом рассказать об этом своим зрителям, показать, что здесь когда-то кипела жизнь.

Я не лезу в чужие тайники, не срываю замки. Я хожу туда, где давно уже нет хозяев, где даже родственники не появляются годами. Я не ворую — я ищу память. Показываю, как уходит в небытие целый пласт русской деревенской жизни. Я хочу, чтобы люди не забывали: эти деревни были, в них росли дети, пахали поля, смеялись и плакали.

Может быть, кто-то скажет — и это неправильно. Но если бы не мы, блогеры, сталкеры, фотографы, о многих деревнях уже никто бы и не вспомнил. Их бы не стало не только на карте, но и в памяти людей. И если я мародёр — то только мародёр времени. Я не ворую, я спасаю то, что скоро исчезнет навсегда.

Пусть это будет моей исповедью. Я не мародёр по смыслу этого слова. Я — свидетель того, как уходит эпоха. И я хочу, чтобы вы тоже это увидели и задумались: а что останется после нас?