Спалённое время, пропащие души, И горько, и больно. Что может быть хуже, Чем остовы храмов, застывших без сил, В кольце миллионов безвестных могил, В огромной стране, что забыла о них, О детях, безвинно погибших своих, Чьи души пылают в нас вечным огнём, Зовут к покаянию – ночью и днём… 30 октября в России является Днем памяти жертв политических репрессий. И мы не можем остаться в стороне от этого события. Ведь миллионы советских людей в 30-е, 40-е и 50-е годы XX ВЕКА стали жертвами сталинского режима.

Приказ распять – распят. Убить – убит. С клеймом врага гонению подвержен. Не верь, мой брат, ты нами не забыт. И сердце о тебе болит как прежде. Свинцовый дождь–убийца не спеша И хладнокровно делал свое дело. Но слышите? Бессмертная душа Божественною песнею взлетела. Она коснулась крыльями меня В ночи средь глухоты и безнадёжья. Простить? Здесь Бог судья. Забыть? А вот забыть об этом невозможно.

День памяти жертв политических репрессий – напоминание нам о трагических страницах в истории России, когда тысячи людей были необоснованно подвергнуты репрессиям, обвинены в преступлениях, отправлены в исправительно-трудовые лагеря, в ссылку и на спецпоселения, лишены жизни. Нравственные и физические мучения коснулись не только самих репрессированных, но и их родных и близких.

Из повести Ольги Громовой «Сахарный ребенок»: «Проснувшись однажды утром, я увидела маму и няню, зашивающих животы моим плюшевым игрушкам — тигру и медведю. Мама сказала, что ночью была война между игрушками и Мышиным королём, тигрёнок и мишка пострадали, вот они их и лечат. Война, видимо, была очень жестокая, потому что в большой комнате все книги и вещи вперемешку валялись на полу. — А где папа? — спросила я. — Срочно уехал в Горький, — ответила мама. Видно, ей было очень горько, и этот город первым пришёл ей на ум. В эту ночь, с 13 на 14 февраля 1936 года, арестовали и увезли папу. Мне шёл тогда пятый год. Жизнь продолжалась. Вроде бы всё было по-прежнему, но мама перешла на какую-то другую работу (из Наркомата сельского хозяйства её уволили на следующий же день после ареста мужа), и, видимо, денег в доме стало гораздо меньше. Пропали конфеты, фрукты, и вообще «вкусненькое» появлялось крайне редко. Соседи из другой, коммунальной квартиры делали вид, что нас не замечают. Летом 36-го года пришла открытка от папы, внизу он крупными буквами написал мне, что уехал очень далеко и писать будет редко, а когда заработает много денег, вернётся и купит мне много игрушек. Открытка была испачкана углём (отец выбросил её из окна вагона возле Иркутска в надежде, что кто-то подберёт и опустит в ящик), весь текст был написан микроскопическими буквами, и между прочим там сообщалось: «Нас везут на Колыму». В доме стало тихо: перестали приходить гости, замолчал телефон. Мама стала спать в моей комнате. Мы научились спать вдвоём на одной кровати, «валетиком», чтобы не мешать друг другу. ….мы играли, что мы декабристки, мы приехали в Сибирь, на рудники, а там нет мягких постелей…Так прошёл целый год. Весной тридцать седьмого года няня на всё лето увезла меня к себе в деревню. Но в начале июня мама приехала за мной — мы с ней должны были срочно отправиться из Москвы далеко-далеко, в Среднюю Азию, и билеты уже были куплены. Незадолго до этого у мамы в НКВД отобрали паспорт и дали на руки бумажку, по которой «поименованные ниже» мама и я в трёхдневный срок «высылаются из Москвы в Киргизскую ССР в город Токмак-Каганович Калининского района». Так летом 1937 года мы с мамой отбыли в ссылку».

Как дурной полузабытый сон, ушли давно минувшие 30-е годы, но в памяти людей, переживших это время, они не забылись. Репрессии бушевали в Советском Союзе с конца 20-х и до начала 50-х годов. Сталина представляли людям как «отца народов», как человека, который заботится о своей стране, о людях, с его образом было связано представление о счастливой жизни. Его прославляли в песнях, литературных произведениях, о нём снимали фильмы. Пропаганда активно рассказывала о героях-лётчиках, о трудовых подвигах, о новых достижениях.

На самом деле жизнь советских людей была трудной. Были очереди за хлебом, а выдавали его по карточкам. Характерной чертой была шпиономания, доносительство, всюду искали вредителей, врагов трудового народа. Постепенно в стране воцарилась атмосфера страха. Люди понимали, что происходит что-то страшное, даже если это не коснулось их самих и их семьи. Приезд «черных воронков», исчезновения людей для многих не могло остаться незамеченным.

Кому-то из арестованных давали срок, но многих расстреливали без суда и следствия в течение 3-х дней, недели, месяца. Уводили человека, и след его терялся. Как будто и не было его совсем. Никто из родных не знал ни о приговоре, ни о месте захоронения. В 1934 году И. Сталин собственноручно подготовил постановление: «Внести изменения в действующий уголовный кодекс по расследованию дел, организованных против советской власти: - Следствие заканчивать в срок не более десяти дней; - Дела слушать без участия сторон; - Обжалования приговоров не допускать; - Приговор к расстрелу приводить в исполнение немедленно! - Всех жён изменников родины заключать в лагеря на 5-8 лет. - Всех оставшихся детей до 15 лет изымать в детские дома и закрытые интернаты!»

От неизвестности томим, Я жду. Наверно, скоро Разбудят именем моим Молчанье коридора. И выведут меня на двор С последними вещами, Я на тюрьму свой кину взор, Махну ей на прощанье. Пять выстрелов разбудят тишь, Из них два холостые. И ты на землю полетишь, И, как земля, остынешь. 1937 год был самым страшным. Это был год начала большого террора. Число расстрелянных увеличилось и достигло сотен тысяч. В места заключения хлынул невиданный поток людей. Политзаключённых использовали в качестве дешевой рабочей силы. Они валили лес, добывали полезные ископаемые, строили дороги и заводы, ловили рыбу, занимались сельским хозяйством и т.д. Самые крупные и важные стройки сооружены руками заключённых: к примеру, Беломорско – Балтийский канал и федеральная автомобильная дорога Р256, более известная как Чуйский тракт. За 9 месяцев (с 1 июля 1937 г. по 1 апреля 1938 г.) число заключенных в ГУЛАГе увеличилось более чем на 800 000, превысив 2 миллиона. Стать жертвой мог любой: и крестьянин, и рабочий, и артист, и военный…

За тысячи километров переселяли не только взрослых людей, но и детей, стариков, инвалидов. Днем и ночью шли переполненные железнодорожные эшелоны, одна за другой плыли по рекам баржи, все дороги были забиты повозками и толпами людей. Они уже были лишены всех гражданских прав.

Из романа Ирины Головкиной "Лебединая песнь": «В пути были несколько дней; поезд шел теперь гораздо скорее и на запасных путях не стоял вовсе. Догадывались, что попали в Сибирь. Тысячи и тысячи километров от дому…Наконец, прозвучала команда: «Выходи с вещами! Стройся!» Окруженные конвойными и собаками, двинулись в тайгу пешим строем по широкому тракту при позднем зимнем рассвете. Вокруг высились обледенелые ели и сугробы снега. С рук соседки выглянуло из-под шерстяных косынок младенческое личико, а потом вывернулась и крошечная ручка. Леля несколько раз озиралась на эти сияющие глазки и растянувшийся до ушей ротик. — Сколько ему? — спросила она и встретила взгляд молодой женщины, кутавшейся в старый офицерский башлык, такой же, в какой, бывало, куталась сама Леля. — Полгодика ему, а второй на обозе едет — тому уже три. — Вы по пятьдесят восьмой? — спросила Леля. — По какой же еще? Сестра мужа вышла за английского посла, бывала с ним у нас… Вот и вся моя вина! — Руки затекли, — шепнула молодая мать, перекладывая живой пакетик. — Дайте его мне, вы устали. Он мне крестника моего напоминает. — И Леля приняла на руки этот маленький движущийся клубок. Шли, шли, шли… Усталость нарастала, и всякая восприимчивость понемногу притуплялась. — Не отставай, смотри! Равняйся, не то собак спущу! Молодая мать уже давно взяла обратно ребенка и, изнемогая от усталости, начала отставать, а Леля думала теперь уже только о том, чтобы самой не упасть в снег. Внезапно один из конвойных приблизился и, не говоря ни слова, ловким ударом приклада выбил ребенка из объятий матери и отшвырнул ногой в канаву! Это не приснилось, не померещилось — это в самом деле было. Как могли они молча пойти дальше? Но они пошли после короткой сумятицы, когда на остановившийся ряд натолкнулись шедшие сзади… Угрожающие крики конвойных в одну минуту навели порядок. Снова пошли! И это уже был сон — иначе как жить после того, что произошло?! И Леля уверяла себя, что это сон — ведь все кругом расплывается и кружится, как во сне». Знаю я, далеко нас загонят, Где – то в лесу, жестокий мороз Без молитвы меня похоронят У уральских кудрявых берёз. Только ветер протяжный и хлёсткий Будет выть над могилой моей Только тонкие листья берёзки Будут падать, как слёзы ветвей.

Жизнь в жесточайших условиях, издевательства над человеческим достоинством, постоянные угрозы смертью не смогли сломить у политзаключенных волю к свободе, желание оставаться достойными гражданами своей страны. …Я проводил за книгами весь вечер, Вгрызаясь в суть общественных наук, И был в своих сужденьях безупречен, И в спорах боевит, как политрук. Надежд огромных, веры светлой полон, Я шел на свет гудящего огня, Совсем не зная, что зловещий ворон Уже давно кружит вокруг меня. Не знал я, что в осеннее ненастье Он занесет меня в пустынный край, Где будут душу рвать мою на части Конвойный окрик и собачий лай. Что там — за черной пропастью колючей В сыром бараке, над стихом скорбя, Я обольюсь не раз слезой горючей, Но не предам ни друга, ни себя. Отца не запятнаю партбилета, Косынки красной матери моей, И буду жив той верой, что на свете Нет Родины печальней и светлей…

В борьбе с собственным народом правители потеряли миллионы людей. Число могил на кладбищах нередко превышало количество живущих: умирали от голода, холода, тяжелого физического труда. Вдумайтесь в эти цифры. Они потрясают, кажутся чудовищными, невозможными. По оценкам историков, общее число осуждённых за политические и уголовные преступления в 1923—1953 годах составляет не менее 40 млн. Если из общей численности населения вычесть лиц до 14 лет и старше 60, как малоспособных к преступной деятельности, то выяснится, что в пределах жизни одного поколения был осуждён практически каждый третий дееспособный член общества. 5 июля 1954 года Совет Министров СССР «снял некоторые ограничения в правовом положении спецпереселенцев: детей освободили из-под надзора, разрешили им поступать в учебные учреждения и выезжать к месту учебы в любой пункт страны». «Учет» для взрослых отменили в декабре 1955 года, однако пребывание на спецпереселении и работа в «трудармии» в трудовой стаж не включались. Почти все репрессированные граждане со временем были реабилитированы и оправданы. Дела пересмотрены. Подчас это делали те же судьи, что и выносили приговор.

Не плакать - взвыть от муки В бессильном приступе тоски! О, как легко взять сердце в руки И разорвать его в куски! Вы десять лет его пытали, То леденя, то вновь согрев, А нынче попросту сказали, Что наступил конец игре. О, да, теперь я верю, верю, Что нет отца давно в живых, Что есть на свете люди - звери, Что просто звери лучше их.

Историю не исправить. Единственное, что остается – это восстановить справедливость, чтобы ни одно событие, ни одна дата, ни одна судьба не были забыты. В нашем районе на данный момент проживает -реабилитированных граждан. Сколько им надо было иметь мужества, терпения, доброты, чтобы не сломаться перед презрением окружающих! Сколько надо было иметь трудолюбия, стойкости, чтобы не пасть духом, а крепко встать на ноги, чтобы вновь свить уютное гнездо, своим честным трудом завоевать уважение окружающих людей, вырастить хороших детей, внуков, а теперь уже и правнуков. Помнить о том времени страшно. И забывать нельзя! День памяти... Печальный, скорбный день, Когда на целый мир ложится тень Былых времён, жестоких и кровавых, Под знаками позора, но не славы. День памяти - погибших, павших, жертв, Что муки, неповинно претерпев, Сложили головы во рвах, и не отпеты, И души их - в раю витают где-то Ну, а тела - исчезли навсегда, Без права переписки, без следа, Туда, где только память их достанет, И будет совесть биться неустанно. Мы – молодое поколение! Мы – патриоты Родины своей! И нас вперед ведет стремление – Любить Отчизну, быть полезной ей. Мы сохраним, что создано народом И приумножим мира красоту. И пронесем мы память через годы! И возведем свой край на высоту! И по-другому, просто быть не может На нас возложено доверие отцов. Ведь ими путь был пройден сложный А «Патриот» продолжить путь готов! Пока есть мы, живые, Пока потомки наши будут жить, В день Памяти всегда, по всей России Свечам гореть, поминовенью быть. Вечная память безвинно погибшим в годы репрессий!

Жизнь человека — только миг В безбрежном времени вселенной, И только в памяти живых Она становится нетленной. И дух наш, продолжая жить, Во внуков, правнуков вольётся. И никогда не оборвётся Веков связующая нить… Подготовила: Зав. УД ЦБ - Воробьева Т.А.