Софья с детства восхищалась Анной: красивая, стройная и независимая, она с малых лет воспитывалась как светская барышня и уже в семь лет считалась царицей детских балов. Младшая сестра во всем ее слушалась и стремилась подражать. Но одновременно с тем Софья завидовала ее самостоятельности и похвалам, которые сестра получает от родителей. Когда Корвин-Круковские поселились в Полибино, Анне было 15 лет. Она уже перешла на права взрослой и перестала учиться, а деревенский образ жизни не вызывал у нее ничего, кроме скуки.
Восьмилетняя Софья, наоборот, только приступала к постижению наук. Больше всего ее занимала поэзия, однако строгая гувернантка, намеренная воспитать из своей подопечной «английскую мисс», не считала это увлечение подобающим. Софья тайком пробиралась в библиотеку и читала, а также пробовала сочинять собственные стихи в твердой уверенности, что она станет поэтессой. Опасаясь, что англичанка найдет листы с ее творениями, она перестала их записывать и сочиняла в уме.
Малевич преподавал Софье русскую словесность, литературу, географию, историю и математику. Он был фанатом педагогики и старался не просто вложить в голову ученицы какие-то знания, но и научить ее логически мыслить.
За два с половиной года Софья освоила арифметику и легко справлялась со сложными задачами, и Малевич счёл возможным пройти с ней алгебру Бурдона.
Тогда его ученица впервые по-настоящему заинтересовалась математикой. Любовь к этому предмету развилась в Софье под влиянием ее дяди Петра Корвин-Круковского, дилетанта-самоучки, который проявлял большой интерес к открытиям в области науки и не раз вызывал жаркие споры за обеденным столом. Рассуждения дяди о последних открытиях завораживали девочку, и она часами просиживала с ним в библиотеке.
«От него услышала я, например, в первый раз о квадратуре круга, об асимптотах, к которым кривая постоянно приближается, никогда их не достигая, о многих других вещах подобного же рода, смысла которых я, разумеется, понять еще не могла, но которые действовали на мою фантазию, внушая мне благоговение к математике как к науке высшей и таинственной, открывающей перед посвященными в нее новый чудесный мир, недоступный простым смертным», — рассказывала Ковалевская в своих воспоминаниях.
Другой причиной ее заинтересованности в математике стало то, что одна из стен в детской долгие годы оставалась оклеенной листами литографированных лекций профессора Михаила Остроградского о дифференциальном и интегральном исчислении. При переезде в деревню Круковские заново отделывали весь дом, и обои пришлось выписывать из Петербурга. Когда на одну из комнат не хватило рулонов, заказывать недостающие было невыгодно, и стену оклеили листами, хранившимися у Корвин-Круковского.
«Листы эти, испещренные странными, непонятными формулами, скоро обратили на себя мое внимание. Я помню, как я в детстве проводила целые часы перед этой таинственной стеной, пытаясь разобрать хоть отдельные фразы и найти тот порядок, в котором листы должны бы следовать друг за другом, — писала Ковалевская в „Воспоминаниях детства“. — От долгого ежедневного созерцания внешний вид многих формул так и врезался в моей памяти, да и самый текст оставил по себе глубокий след в мозгу, хотя в самый момент прочтения он и остался для меня непонятным».
Когда в 1868 году семья переехала в Петербург и Софья стала брать уроки аналитической геометрии и дифференциального исчисления у Александра Страннолюбского, формулы сами собой всплывали в ее памяти, и она очень быстро усвоила материал.
Нет комментариев