- Пойми ворсистая, ну не могу я больше быть один! Ты наведи мне блеск, как прежде! От верха и до каблука, Тогда появится, быть может и надежда, За кем-то приударить мне слегка. За лодочкой на шпильке тонкой, Что стройностью так всех манила. Была красивой, бодрой, звонкой, Но ужас! Мне с сандалем изменила! И тот сандаль, в чулан давно заброшен, Нашёл себе, он как и я, пыльный покой, А я о лодочке лишь помню всё хорошее. Какой она была! Ох, да какой! Кружилась виртуозно в танце быстром, Меня касалась нежной кожею слегка, А выше платье из батиста... И ножка стройная пока. Я наступал порой нещадно, И слышал: - О боже, ну какой же вы нахал! Потом всё лодочка прощала, И до дверей её я провожал. Когда же ночью мы, в прихожей, К друг- другу посмелее прикасались… Тогда хозяин мой и её хозяйка тоже, Безо всего в секунду оставаллись. Не отказала щётка башмаку, По дружбе так усердно потрудилась. Ах! Сколько видела та щётка на своем веку, И скольким ухажёрам пригодилась! Башмак опять в чулан нырнул, Блеск наведён, его подводит нетерпенье. Весь ворох обуви перевернул, Нет лодочки, сплошное невезенье! И тут башмак увидел то, Чему так долго удивлялся, Средь рухляди, на брошенном хозяйкой манто, У лодочки, роман с сандалем продолжался. А где ж мораль? Люби сейчас, люби пока, Чтоб не постигла участь башмака!