ДядьМитя

1
Старенькая тентованная "Газель" летела по проселочной дороге. Не пылила, не дребезжала, а именно летела. Машину свою дядьМитя любил, хотя, скорее не любил, а считал такой же частью себя, как ноги или руки, и ни за что не позволил бы ни рукам, ни ногам, ни "Газели" забарахлить. "Ну, добрался",- сам себе вслух сказал дядьМитя , когда, перескочив через мост над речкой, увидел раскинувшееся по огромному зеленому долу родное село. На въезде, под белым знаком с надписью "Нижне-Полежаевка" курил дед с медово-жёлтыми никотиновыми усами. Он, издалека заприметив "Газель", суетливо вскочил, выбежал на дорогу и замахал руками.
ДядьМитя притормозил, разглядывая старика.
- Андреич, ты чего?
- Ооо, дядьМить, привет! Давно тебя не было! Подвези, а то я, поди, час уже тут сижу!
- Залазь.
Минуты две они ехали молча, но потом старик не утерпел, и полез с расспросами.
- Так ты где был-то, дядьМить?
- В Москве, Андреич, на халтуре, как всегда. Шифер фермер Степанов заказывал. Ну дык я и в Москву кой-чего отправил, и шифер Степанову привёз по такой бросовой цене, что тот на радостях мне ещё пару тысяч накинул. Теперь точно можно месяц, а то и больше, ничего не делать.
- Ды ты и так не делаешь ничего, дядьМить. Съездил, отвёз-привёз, копейку свою заработал и сидишь.
- Не завидуй, Андреич. Работы разные у всех бывают. А ты думаешь, лучше б я на тракторе с утра до ночи за 5 тысяч пахал? Нет, не моё это. Cам-то откуда бредёшь?
- Грибы ходил посмотреть. Начал за лесопосадками у нас, у поля, а потом вот забрёл аж сюда, до въездной дороги.
- Набрал хоть сколько?
- Да нету нихрена. Только зря пролазил да ноги вымочил. Расскажу сейчас смешное, ага. Я закурю твоих, с фильтром, дядьМить?
ДядьМитя молча пододвинул деду пачку. Тот долго чиркал спичками, потом шумно раскуривал. Попыхтел, плюнул в открытое окно, оторвал у сигареты фильтр и, улыбаясь, затянулся.
- Ерунду какую-то куришь, дядьМить. Не пробирают вообще. Я вот помню, году в тыщща девятьсотдевяносто.. не помню, хорошие сигареты в магазин к нам привозили. В пакетах.
- В каких пакетах?
- В целлофановых. Они там скрученные, как лапша лежали. "Прима", что ли, вроде так. Вот такую оторвёшь, сколько надо, и куришь досыта. Вот то были сигареты, да!
- Андреич, ты смешное рассказать хотел.
- Да, да. Дык вот: позавчера дед Казьмин с мужиками пошёл в лес, что у поля, тоже по грибы. Шли они, шли, нету ничего. А Казьмин в сторонку, в сторонку, да так и ушёл куда-то. Мужики умаялись, собрали всего ничего, кто три гриба, кто четыре. А тут из орешника выходит Казьмин, и у него - мужики аж ахнули - цельная корзина белых. С верхом! "Где набрал, где такое?", - заполошились мужики. "Хех", довольно ухмыльнулся Казьмин, "Видели, откуда я выбрался? Вот через орешник метров триста пройдёте, и там полянка. Ребята, хоть косой коси! Удачи вам, а я домой."
Дед Андреич затрясся мелким смехом, взял у дядьМити ещё одну сигарету, потом подумал, достал свою и снова закурил.
- И что ты думаешь, дядьМить? Они три часа ходили, и влево, и вправо на триста метров, Калязин Сашка вообще к речке ушёл. Ничего нет. Ну, плюнули, конечно. А Сашка и говорит: "А пойдём-ка, мужики, к Казьмину. Картоха у него есть, я домой за чекушкой забегу, нажарим картохи с грибами, да посидим, Казьмин-то не прогонит." И пошли они. Сашка со скандалом у дуры своей бутылку-таки отбил.
Андреич выбросил окурок в открытое окно, приосанился повернулся к дядьМите и продолжил.
- Заходят, значится, на двор, а там Казьмин, пьяный уже, сидит со своим котом на крыльце, возле него эта корзина с белыми грибами. Увидал мужиков, смеётся взахлёб, аж до слёз. Те не поймут в чём дело. Сашка бутылку Казьмину показывает, кивает, мол, давай, Казьмин, грибами делись, лезь за картохой в погреб. Ну тут Казьмин со смеху и повалился. Прям на кота. Кот кинулся, лбом в корзину - бах, и перевернул её. Мужики тоже чуть не заплакали. От обиды.
Андреич снова захихикал. ДядьМите уже не терпелось дослушать, и он толкнул деда в бок.
- Ох, ох, сейчас дядьМить, сейчас. Такая вот схема: Казьмин вдоль поля-то шёл. Нарвал ботвы от бураков, настелил ими корзину доверху и грибами белыми ботву эту и прикрыл. Обманка такая вышла у него.
Последние слова старик выдохнул и повалился на дядьМитю от хохота, дядьМитя тоже прыснул, представил, как валялся на крыльце Казьмин, как глупо выглядели мужики и Сашка Калязин с бутылкой.
- Ох, Андреич, спасибо, насмешил.
- Дык это не всё! Никто теперь с Казьминым не разговаривает. А кто-то из мужиков в том орешнике ещё и клеща поймал. Прям у трусы. Стыдно прям сказать в самое куда. Сам достать не мог, пошёл к фельдшерице нашей. Ну, а та заболела, и.. Ох, дядьМить, точно! Поп наш просил тебя заехать к нему, что-то он там хотел попросить за эту фельдшерицу. Я ж чуть не забыл. Давай-ка ты к дому меня не подвози, я так дошкандыбаю. Спасибо тебе, меня высади вот тут.
ДядьМитя остановился, и дед по-молодецки выскочил в самом начале широкой сельской улицы, которая так бесхитростно и называлась - улица Широкая.
- Давай, дядьМить, заедь к попу, я ему обещал передать, что ты вроде поможешь.
- Андреич, а попросить что ли больше некого? Я только с Москвы приехал, спать хочу, жрать хочу.
- Не знаю ничего. Корзинку мою подай. Пока, дядьМить, всего тебе.
- Бывай, Андреич.
2
Сколько себя помнил, он всегда был дядьМитей. Сначала так прозвал его отец за постоянно насупленные брови. Так и говорил пятилетнему Митрофану: "Ишь, какой ты! Сурооовый! Прям не маленький Митроша, а дядьМитя!". Потом, уже в школе, Митрофан Артемьев очень стеснялся своего имени, считая его старомодным и громоздким. "Митрофан-стакан-чемодан", часто горько рифмовал он, и уже в первом классе, на линейке, после того, как учительница громко прочла в журнале: "Артемьев!!!", он, торопясь, чтобы не назвала она его полного имени, крикнул со слезами в голосе: "Да, я, я Артемьев, Артемьев дядьМитя!". Дети засмеялись, родители умильно заулыбались. Так и приклеилось, так и стали звать дядьМитю дядьМитей не только дети, ровесники, но и мужики постарше и сельские старики..
Хоть и просил дядьМитя соседскую бабку Сипадуиху подкидывать его собаке Фроське пару сухарей в день, Фроська выглядела изрядно отощавшей, но бодрой, сразу, повизгивая, кинулась к дядьМите, моментально заляпала его джинсы грязью и оставила на них множество толстых рыжих волосков. "Тихо ты, тихо, здравствуй, здравствуй, я тоже скучал", - трепал собаку за ушами дядьМитя, "Сейчас поужинаем, я тоже голодный, как собака. Ну, как ты!", - дядьМитя смеялся уже не стесняясь, радуясь тому, что вернулся домой, и что хоть одно живое существо так же не стесняется своей радости от его, дядьМитиного возвращения.
ДядьМитя зашёл в свой маленький дом, потянул носом воздух, снова улыбнулся, снял ботинки, повесил куртку. Заглянул в холодильник, в котором, кроме жёлтого куска сала и пары яиц больше ничего не было. "И что я, дурак, в райцентре колбасы не купил? Или хотя бы хлеба свежего? К соседям идти неудобно..",- вполголоса разговаривал сам с собой дядьМитя, -"Ладно, поклюю и это". Он зажёг газ, поставил сковородку, на соседнюю конфорку чайник и потянулся к книжной полке.
Книг в его доме было множество. Эту необычную для маленького села библиотеку начал собирать ещё дядьМитин отец, и именно книги заменяли в их семье и телевизор, и радио, и газеты. К тому же, дядьМитя не представлял себе еды без книги, хоть и знал, какая это вредная привычка. Под ужин он выбрал себе "Остров Погибших Кораблей" Александра Беляева, книгу, которую он знал наизусть, и которая, как ему казалось, могла помочь съесть даже сосновые опилки - настолько захватывал сюжет. После яичницы дядьМитя поставил завариться чай, а сам решил-таки забежать за куском хлеба к Сипадуихе. Бабка встретила его радушно, отрезала ломоть, пристала с расспросами, но дядьМитя, отмахнувшись, пообещал зайти попозже. Дома он раскрошил хлеб в сковородку, где жарилась яичница, туда же добавил кипятку и вынес во двор Фроське. Перелил в маленькую кастрюлю, которая служила Фроське тарелкой для первых, вторых и третьих блюд, собака тут же кинулась к еде, громко лакая и чавкая, и виновато посматривая на дядьМитю.
Уже после чая дядьМитя решил вздремнуть, но вспомнил, что обещал Андреичу заехать к попу. "Что я такой безотказный-то", ворчал дядьМитя, - "Девятый час вечера, в дороге полдня был, а я ещё к какому-то попу поеду.". Ворчал, но уже заводил и выгонял со двора "Газель".
Нижне-Полежаевская церковь была маленькой, но какой-то изящной, лёгкой и стремительной, как ракета на ВДНХ. Она стояла на самой высокой точке села, и каждый церковный праздник сельские старушки, издалека похожие на упитанных муравьев в платочках, ползли к ней маленькими тропками от таких же игрушечных домиков. ДядьМитя иногда представлял себе, как старушки заходят в большие кованые ворота, те медленно, со скрипом, закрываются, раздаётся гул, из-под церковного фундамента с шипением вырывается дым, пламя, и потом церковь медленно-медленно начинает отрываться от земли, разгоняется и улетает в небо, сопровождаемая удаляющимся колокольным звоном.
ДядьМитя остановил "Газель" у церковной ограды, и, не снимая бейсболки, зашёл внутрь. В церкви шла служба, несколько старушек сидели на лавках вдоль стен и истово крестились, а сельский священник стоял посреди большого зала и нараспев читал книгу на непонятном дядьМите языке.
- Слышьте, - похлопал по плечу священника дядьМитя, - Вы заехать просили.
Тот поперхнулся, запнулся и круглыми глазами удивлённо посмотрел на дядьМитю.
- Ты что же это в храм с головой покрытой зашёл, службе мешаешь, а?!
- Это я, дядьМитя, мне Андреич говорил, Вы спрашивали про меня?
- Не сейчас, выйди! Подъедешь к моему дому в половине десятого сегодня, знаешь, где я живу?
ДядьМитя в смятении сорвал бейсболку, кивнул и вылетел за ворота.
3
Не зная, чем занять час, дядьМитя вернулся домой, и, не раздеваясь, лёг на кровать. Спал он беспокойно, ворочаясь. Ему снился чай, в который он ложка за ложкой добавлял сахар, но чай слаще не становился, а, наоборот, горчил и оставлял на стенках белоснежной чашки чёрные разводы.
Проснулся он совершенно разбитым, чертыхаясь и спотыкаясь, вышел со двора, сел за руль и не спеша поехал к дому священника. Тот жил недалеко от церкви, в маленькой избушке, огороженной редким штакетником, за которым росли кусты сирени и жасмина. Жасмин когда-то рос и во дворе у дядьМити, но Фроська, пока была маленькой, копала ямы под корни, забиралась в земляную прохладу и так спасалась от жары. Фроська-то спаслась, а жасмин засох, и дядьМитя с сожалением и матюками выкорчевал его, попутно проклиная собаку.
Едва он заглушил двигатель и вышел из машины, как с крыльца навстречу ему бодро выскочил священник, протянул с ходу руку и забасил:
- Ты ж прости меня, что я тебя из храма выгнал, но сам понимаешь – служба. Давай познакомимся поближе, я знаю, что ты Митрофан Иванович, давай сразу на ты, мы ж ровесники вроде. А я отец Иоанн, можешь звать меня хоть так, хоть батюшкой.
- ДядьМитя, - хмуро представился дядьМитя.
- Да какой же ты мне дядя, Митрофан? - рассмеялся отец Иоанн.
- Ну так и ты мне тоже не отец и не батюшка, - не выдержав, улыбнулся дядьМитя.
- Вот и ладно, вот и славно. Я, брат, попросить тебя хотел. Фельдшерица наша Надежда Николаевна заболела сильно. И надо её срочно отвезти в Москву, в больницу на Каширке, знаешь такую?
- Найду, я по Каширке в Москву каждый раз заезжаю.
- Прекрасно, прекрасно. Только отвезти надо завтра утром, а то мы хотели её поездом отправить, осмотр и анализы у неё днём, а поезда на эту дату через райцентр нет. Отвезёшь? Помоги человеку, уж больно она женщина хорошая, да и с каждым беда может случиться.
- За бензин кто мне заплатит?
- Вот, возьми, - отец Иоанн покопался в крыльях своей рясы и протянул дядьМите две пятисотки, - Хватит этого?
- Навряд ли.
- Добавь от себя, дорогой, нет у неё помощи сейчас, я тебе ведь тоже свои деньги даю. Племянница её вроде бы всё обещала вернуть.
- А кто её где найдёт?
- Ты и найдёшь. Отвезёшь Надежду Николаевну в больницу, а обратно оттуда же захватишь Алевтину Олеговну, племянницу, она врач в Москве, но вот согласилась вместо тётки пару недель у нас, в фельдшерско-акушерском пункте поработать. Сам знаешь, до райцентра далеко, а к нам и с Атаманского, и Сорокино люди лечиться ходят. Ну, так как, свезёшь?
ДядьМитя снова с какой-то безысходностью подумал о своей безотказности, помялся для виду пару секунд и кивнул.
- Ты молодец, Митрофан, Бог тебе в помощь. Вот тебе адрес, завтра забери её из райцентра, она там на обследовании, а как добраться до больницы в Москве она, вроде, и подскажет. Благодарю тебя ещё раз.
Отец Иоанн кивнул дядьМите, развернулся и пошёл в дом. На полпути остановился, обернулся, и спросил строго:
- Митрофан, а ты почему в храм не ходишь?
- А что мне там делать?
- Ну, это ты зря так. Ты ж крещёный?
- Да вроде.
- Я потом с тобой об этом поговорю, заезжай в гости, мы с матушкой будем рады тебя видеть.
- Спасибо. Как приеду – заскочу.
4
Рано утром дядьМитя уже стоял у ворот ЦРБ в райцентре. Не прошло и десяти минут, как маленькая дверь справа от ворот медленно открылась, и так же медленно на улицу вышла Надежда Николаевна, сельский фельдшер, когда-то громкоголосая розовощёкая баба. Но на этот раз её было не узнать – серое пальто болтается на плечах, косынка повязана по самые брови, да и весь её вид напоминал человека, которого ведут на казнь. У дядьМити по спине пробежали мурашки, он выскочил ей навстречу и подхватил небольшую клетчатую сумку на молнии.
- Здравствуй, Надежда Николаевна! – нарочито беспечно поздоровался с фельдшерицей дядьМитя
- Здравствуй, дядьМить. Положи, пожалуйста, сумку в кузов, там всё равно ничего ценного. И прошу тебя, просто вези меня, и ни о чём не спрашивай, не разговаривай, сил нет у меня вообще, – всё это она прошелестела совершенно бесцветным голосом, посмотрела пустыми глазами даже не на дядьМитю, а в его сторону, с трудом забралась в кабину, захлопнула дверь да так и затихла, прислонившись к стеклу.
ДядьМитя перед поездкой планировал заехать на рынок, спросить, может, кому что нужно привезти, отвезти, но, ещё раз взглянув на Надежду Николаевну, осторожно выжал сцепление и по пустым утренним улицам поехал в сторону выездной дороги.
Это было прекрасное утро. Осень была уже во всём – в краснеющих листьях, стремительном ломком небе, в воздухе и запахах. ДядьМитя опустил стекло и вдыхал этот сентябрь, жизнь, и тихо радовался, хоть странная пассажирка и доставляло непонятное беспокойство – как пахла осень, так и веяло могильным ужасом с пассажирского сиденья.
ДядьМитя курил очень редко, но сигареты всегда возил с собой. Вот и сейчас ему нестерпимо захотелось сделать хотя бы пару затяжек. Он притормозил на абсолютно пустой дороге и осторожно коснулся пальцем плеча женщины:
- Надежда Николаевна! Слышишь? До ветру тебе не нужно? А то я пойду.
- Что? Приехали уже?
- Да нет, остановка вынужденная. Ну, по нужде, то есть, - попытался пошутить дядьМитя, но фельдшерица слабо помотала головой и ещё сильнее спрятала голову в ворот плаща.
ДядьМитя отошёл от Газели несколько метров, сел прямо на асфальт и закурил с таким наслаждением, которое бывает или после пары рюмок хорошей водки, или после очень вкусного ужина. А ещё лучше после того и другого сразу. Голова закружилась, в животе заурчало, и дядьМитя в очередной раз подумал, что ему всё-таки семнадцать лет, и только по какому-то нелепому недоразумению жизнь запихнула его в это рыхлое и слабеющее тело пятидесятидвухлетнего мужика. Ему никуда не хотелось ехать. Если бы была возможность не есть, не пить, не зарабатывать деньги, чтобы всё-таки есть и пить, дядьМитя счёл б лучшим подарком судьбы навсегда остаться здесь, на этой обочине узкой дороги между маленькими сёлами, которых в огромной России тысячи и тысячи, о которых никто не помнит в столице и больших городах, но они есть, и именно в них и идёт размеренная и настоящая жизнь..
ДядьМитя втоптал окурок в придорожную пыль, залез в кабину, в которой ничего не изменилось – даже поза фельдшерицы, сосредоточенно сдвинул брови и завёл мотор.
5
Его всегда поражал контраст того мира, в котором он жил, и мира Москвы. Какие-то триста километров – и ты как будто оказываешься в будущем. То ты едешь по выщербленной асфальтовой полоске меж бескрайних полей с игрушечными тракторами, а спустя какие-то пару часов движение становится плотнее, обгоняющие машины – дороже, и вот уже показались вдали огромные подмосковные многоэтажки, а потом и белый знак с чёрными буквами, которые для многих складываются в слово-мечту, слово-проклятие или просто в название родного города – «Москва».
Москву дядьМитя не любил за суету, избалованность и пробки, в которых он однажды сжёг сцепление. А ведь за счёт Москвы он и жил. Пару раз в месяц дядьМитя брал заказы на рынке для местных «предпринимателей», потом в столице искал нужные им товары и привозил. А в хороший осенний сезон он набивал кузов капустой, морковью и крепкими вениками, которые местные бабки плели из сорго, растущего в каждом огороде, и за неплохие деньги сдавал на подмосковном овощном базаре какому-то хмурому азербайджанцу.
На этот раз, медленно толкаясь в правом ряду на М4, дядьМитя снова недовольно подумал, что поездка прошла в убыток, а ему ещё и обратно ехать, и тётку какую-то везти. Фельдшерица вдруг шевельнулась, оживилась и сказала тихо:
- Вот и Москва, дядьМить. Дальше езжай прямо, тут недалеко, я тебе скажу, где остановить.
- А что там за больница, Надежда Николаевна? Я сколько езжу, внимания не обращал, не знаю.
- Лучше тебе и не знать. По правой стороне поглядывай, серое здание, не ошибешься.
ДядьМитя не ошибся. Больницу он увидел уже минут через пятнадцать, она была похожа на большую тёмную крепость с центральной башней, и было даже в её облике что-то пугающее.
- Надежда Николаевна, прибыли. Куда заезжать?
- А никуда. На остановке на автобусной останови. Там Аля меня встречает. А вот и она, вон, видишь, машина красная? Притормози.
ДядьМитя остановил Газель у маленького Пежо, возле которого стояла женщина в джинсах и короткой куртке, с волосами, стянутыми в пучок. В багажнике машины возился вертлявый черноволосый мужчинка.
- Аля, нахрена тебе столько вещей? На две недели ведь едешь, кто всё это таскать будет?
- Не таскать, а носить. Женщина всегда должна оставаться женщиной. Да и какая тебе разница, хоть отдохнёшь от меня, - она говорила медленно, с ленцой и явным недовольством.
- Иди лучше тётку встречай, - обернувшись, заметил мужчинка Надежду Николаевну и дядьМитю, который пытался вытащить сумку фельдшерицы из кузова, но та за что-то там зацепилась, опасно потрескивала на швах и никак не хотела вылезать из-под тента.
- Тётя Надя!
- Алечка! – фельдшерица кинулась женщине на шею и зарыдала.
- Ну что ты, тётя Надя! Что ты! Ну всё будет хорошо, тут лучшие врачи, я уже обо всём договорилась!
- Алечка, ты прости меня за всё, - ещё сильнее захлюпала носом фельдшерица.
- Да прекрати ты себя хоронить, - уже строго осекла тётку Аля, - Неделя на обследование, потом операция – и всё. Тысячи людей так живут, а ты вот расклеилась. Тебя проводить?
Фельдшерица вдруг резко выпрямилась, подошла быстрым шагом к дядьМите, терзавшему сумку, на удивление легко вытащила её из кузова и пошла в сторону больницы.
- Не провожайте меня. Как всё будет известно – я позвоню. И ты, Аля, звони мне, если будут вопросы по здравпункту, - обернувшись на ходу, выпалила Надежда Николаевна и ещё решительнее зашагала в сторону корпуса.
- Тебе нужен Андрей Иванович, тётя Надя, не забудь, удачи тебе!
Надежда Николаевна отмахнулась рукой.
Мужчинка уже грузил Алин чемодан в Газель, не обращая никакого внимания на дядьМитю.
- Ты бы борт откинул, удобнее было б, - заметил дядьМитя.
Мужчинка едко усмехнулся и перекинул-таки чемодан в кузов. В чемодане что-то звякнуло, Аля подскочила к мужчинке и оттолкнула его от Газели.
- Коль, ну что ты криворукий такой? Не мог нормально положить – водителя бы попросил.
- Кого мне ещё попросить? Ассамблею ООН?
- Да ну тебя. Я поеду, - она приложилась к его щеке своей и села в кабину.
ДядьМитя хотел было протянуть мужчинке руку, попрощаться, но тот уже шёл к Пежо, прикуривая длинную тонкую сигарету. «Ну и что он о себе возомнил?», - подумал дядьМитя, - «Олень карликовый». Настроение у него совсем испортилось, и он тоже закурил. Стекло пассажирской двери его Газели опустилось, и оттуда показалось недовольное Алино лицо.
- Ну, мы едем, или нет?
- А Вы как стекло открыли? Я ж ручку снял, чтоб не дергали зря!
- А я её нашла. В бардачке.
ДядьМитя взвыл, выплюнул сигарету и полез в кабину…
Они молчали, на улице моросил нудный дождь, дядьМитя долго искал, где развернуться, и Аля, видя его растерянное лицо, сказала:
- Езжайте сейчас направо, там будет маленький такой переулок, через него мы и выскочим в обратную сторону, там светофор ещё со стрелкой.
- Хорошо. А откуда Вы знаете?
- А я часто тут бываю. У меня много друзей здесь работает, вместе в институте учились.
- А что это за больница?
- Ой, а Вы не знаете? Это ж онкоцентр на Каширке. Тут лучшие специалисты по этому профилю.
- А Надежда Николаевна сюда зачем приехала?
- Она Вам не сказала? Мнительная тётя Надя, и суеверная. У неё подозрение на рак.
- Да Вы что?
- Ситуация курьёзнейшая. Она же сама весной к вам в село вызывала передвижной флюорограф. Вы-то проходили обследование?
- Неа, я в командировке был.
- Зря. Каждый год надо проходить. Но я не об этом. В общем, тётя Надя всех ваших загнала на флюорографию, ещё и с сёл соседних человек 50 привезла, выбила транспорт в райцентре – она в этом молодец, а потом, перед отъездом флюорографа, сама сделала снимок. И что вы думаете? У всех всё в порядке, а у неё - затемнение в правом лёгком. С кулак размером. Тётя Надя тут и запаниковала. Есть перестала, пить перестала, смерти боится. Видели, какая худая стала?
ДядьМитя кивнул.
- Звонит мне, плачет, кричит: «Алечка, помоги!». Я своим скорей звонить, вроде нашли для неё место. Она ж обследование у вас в райцентре прошла, там её ещё больше напугали, один идиот даже поинтересовался, завещала ли она уже свою избу с участком, и если нет, то сколько будет такой кусочек земли в экологически чистом уголке стоить.
- И что ж, правда рак у неё? - дядьМитя спрашивал с живым интересом - когда он был маленьким, его двоюродная бабка как раз от такого диагноза и приказала долго жить, и дядьМитю удивляло: как может собственный организм сам себя съесть?
- Скорее всего, да. Но метастазирование пока не замечено, и вообще, странное расположение и границы опухоли. Я даже не сомневаюсь, что ей помогут, Андрей Иванович – доктор гениальный. Мы с ним на одном курсе учились, только он - хирург, а я – педиатр. Ой, а мы же не познакомились! Алевтина Олеговна, - представилась Аля и протянула узкую ладонь с обручальным кольцом.
ДядьМитя повернулся к ней лицом и замер. «Как там говорят? Тонут в глазах? В таких не утонешь. В них упадёшь – и пропал. Бездна», - лихорадочно неслось в его голове, - «Как же так? Такое обычное лицо и – такие глаза». Он совладал с собой и подал Але руку.
- А я дядьМитя.
- Вас Димой зовут?
ДядьМитя замялся.
- Да нет, Митрофан Иванович я. Но, вроде, дядьМитя – удобнее, да?
- Хорошо, как хотите. Хотя такое обращение старит. Вам сколько лет?
- Пятьдесят два.
- Нууу, вы мужчина ещё хоть куда! А мне тридцать восемь. Похоже на то?
- Неа. Не больше тридцати бы Вам дал! – выпалил дядьМитя.
- Спасибо! – довольно расхохоталась Аля, - А Вы тоже моложе своих лет выглядите, Митрофан Иванович.
- И всё-таки называйте меня дядьМитей, хорошо?
- Да как хотите. ДядьМить, в Мак-авто заскочим? Я бы перекусила.
- Никогда там не был.
- А Вы часто в Москве бываете?
- Довольно-таки. Пару раз в месяц.
- Заезжать в Москву двадцать четыре раза в год и не побывать в Макдональдсе – Вы меня, дядьМитя, удивляете. Через пару километров будет столб с буквой «М» стоять, туда и заруливайте. А где вы по Москве мотаетесь?
- Да почти везде, куда заказы нужно развезти.
- Это вы как бы курьер?
- Ну, пусть курьер. Раньше часто заезжал на Семёновский рынок, там фаянсом торговали и разными штуками для ванных и туалетов. А потом тот отдел сантехники закрыли.
- Да вы что?! А я живу на Щербаковской улице, рядом с метро Семёновская. Сказала бы тётя Надя, что земляки её проезжают мимо, я бы Вас в гости пригласила.
ДядьМитя совсем засмущался, сбросил газ и свернул по стрелке с надписью «Мак-авто».
Пока Аля, перегнувшись через рычаг переключения скоростей, говорила парню в кепке с калькулятором какие-то странные слова, дядьМитя боялся пошевелиться. Кажется, сто лет женщина не приближалась к нему на такое критическое расстояние. Неожиданно она повернулась, случайно проведя хвостом из волос по его щеке и спросила:
- А Вы что будете заказывать?
- Мне то же, что и себе, - просипел дядьМитя. Голова кружилась, во рту пересохло, - Попить побольше возьмите.
- Хорошо.
Через пару метров девушка из окошка протянула дядьМите бумажные пакеты, из которых очень вкусно пахло.
- Это Вам, - передал их дядьМитя Але.
- Мне только половину, - засмеялась Аля, - А то я из кабины не вылезу, когда мы приедем.
ДядьМитя тоже натянуто захихикал, взял свой пакет и заглянул внутрь. Сзади кто-то начал истошно сигналить. Аля снова улыбнулась и крикнула: «Поехали, по дороге поедим!».
Продолжение следует
#ДобраяИстория