Первая публикация

Как-то задумался: а какой день в моей жизни был самым счастливым? Когда стал перебирать в памяти, их оказалось не так уж и мало. Первая пятерка, первая самостоятельно выловленная щука, первый поцелуй, первая зарплата, возвращение из армии домой… Но все же как самый счастливый — по ощущениям, — мне запомнился день, когда меня впервые напечатали в районной газете.
Я узнал об этом одним из июльских дней. Перед тем, как уехать на полевой стан, где после армии работал электросварщиком, вытащил из почтового ящика районку. На ходу развернул ее, и обомлел, увидев свой рассказ «Карасятник»
Еще до моего ухода в армию учудили мой младший братишка Рашит и отец. Как-то Рашит пришел домой с десятком карасей за пазухой. Батя мой был заядлый рыбак и сразу спросил, где и как он наловил таких красавцев. Рашит сообщил, что это он с Ванькой Рассохой намутил в Кругленькой ямке (озерцо такое пойменное).
Для непосвященных поясняю, что значит «намутить». В небольшой водоем — как правило, ложбину в пойме, в которой после весеннего половодья остается рыба, когда Иртыш возвращается в свои берега, — залазят несколько человек, и ну давай вздымать ногами донный ил. Через некоторое время задыхающаяся рыба высовывается из воды, чтобы глотнуть свежего воздуху, людей посмотреть, себя показать. Вот тут-то не зевай, знай, хватай ее и выкидывай на берег.
- А ну, сынок, пошли! — воодушевленно сказал отец, хватая ведро. — Сейчас мы карасиков-то натаскаем.
- Папка, я устал, и живот чего-то болит, - заныл братишка.
- Пошли-пошли, покажешь, в каком месте мутить надо!
И Рашиту ничего не оставалось делать, как подчиниться.
Они долго прыгали и ползали по Кругленькой ямке, пока вся вода в озере не стала коричневой. На поверхность всплыли пара дохлых лягушек да возмущенные жуки-плавунцы, водоросли. Карасей же не было. До отца начало что-то доходить.
- Сынок, — сказал он ласково. — Скажи, где взяли карасей, и тебе ничего не будет.
Рашит выбежал подальше на берег, на всякий случай заревел и признался, что карасей они с Ванькой натрусили из чужого вентеря (вентиля, как говорят мои односельчане) и совсем на другом озере. А правду сказать он забоялся.
- Засранец! — сплюнул ряской отец и захохотал. Так его еще никто не проводил.
Вот эта история и легла в основу моей юморески. Рассказ был здорово подправлен, наполовину сокращен. Но в нем оставались целыми — слово в слово — несколько моих предложений и даже пара абзацев. Значит, могу писать!
Такого чувства восторга, радости я больше никогда не испытывал!
Газету прихватил с собой на полевой стан. Она мне жгла карман, однако никто в бригаде и словом не обмолвился о моей публикации.
«Видно, еще не читали», - решил я. В обеденный перерыв первым ушел из столовки в вагончик, где механизаторы обычно отдыхали: забивали «козла», читали свежую прессу, просто валялись на жестких лавках и полках.
Еще никого не было, я быстренько развернул районку и положил ее на стол так, чтобы материал с моей подписью сразу бросался в глаза. А сам скромненько уселся в сторонке и закурил.
Первым в вагончик зашел тракторист дядя Саша . Я затаил дыхание и стал отстраненно смотреть в маленькое оконце, о треснувшее стекло которого с громким жужжанием бились мухи. Дядя Саша с кряхтеньем умостил свое грузное туловище за столом, подтянул к себе газету и… шмякнул — прямо на мой рассказ! — жирного подвяленного леща.