КЛОУН МОСЯ

День кивнул утру на прощание и ушел туда, где наливали пиво и гулко суетились слова. Солнце сквозь незашторенные окна запускало лучи в бокалы. С моря донесся пароходный гудок, одинокий, как Клоун Мося – алкоголик без стажа. У Клоуна Моси образовалась десятка, и он нес ее к прилавку гордо и бережно, как октябренок флажок.
- Где взял? – завистливо спрашивали коллеги.
- В магазине купил! – скрытничал Клоун Мося. Сухие соленые баранки таяли во рту, как валидол.
Когда-то Мося был Матвеем и служил в цирке. Но что-то случилось, и он устал. И перестал работать. Но еще не пил. Правда-правда!
- Пропал кураж! – говорил. Цирковые понимали. Остальные нет. Но какое ему было дело до остальных? Он стал ходить в парк над морем и глядеть на залив, окруженный берегами, как арена партером. По парку бегали домашние собаки, а к ним лонжей были пристегнуты хозяева.
Дома скопились афиши да пыль. Там оказалось совсем невозможно находиться. И он стал ходить по улицам, ища пристанище. Попалась забегаловка, куда пускали далеко не всех. Но его впустили. На двери забегаловки уже много лет висела табличка «РЕМОНТ». А в пиво там доливали не воду, а самогон. Зато плату взимали и деньгами, и вещами. Пускали в забегаловку людей приличных, так что и вещи пропивались вполне приличные. И все были довольны.
Нельзя сказать, что Матвей, ставший как-то сразу Мосей, был душой компании. Но веселил, редко, но веселил. Он умел показывать животных и людей так, что их сразу же узнавали. Его герои были трогательны, а не смешны, но люди, как раз, смеялись. Так он стал еще и клоуном.
Клоун Мося – полузабытый человек.
В цирк его пускали всегда. Но он туда ходил только после мучительных двух-трех дней полного отрыва от забегаловки.
Приходил, если не было представления, садился на барьер, смотрел, как репетируют. Потом обходил конюшни… Еще он растерянно замирал, когда кто-то окликал:
- Матвей!
Потом оборачивался, и на лице была виноватая улыбка.
- Как живешь? – спрашивали знакомые.
- Все еще без трапеции… - отвечал он.
Сразу за этим следовал вопрос о здоровье.
- Можно жить!
Ему пытались совать деньги, но он не брал и оправдывался:
- У своих… Нет… Нельзя…
Покинув цирк, спешил – уже спешил! – в забегаловку, принимал в руки бокал пива и успокаивался.
- Без куража тоже можно жить! – говорил. Но его опять никто не понимал.
А. Бирштейн