Как мы хорошо знаем, основания для православного молитвенного почитания Креста и поклонения ему содержатся в Священном Писании Нового Завета. Прежде всего, о спасительном значении Креста Христова для верующих свидетельствует апостол Павел: «А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира» (Гал. 6: 14). Христос, «истребив учением бывшее о нас рукописание, которое было против нас… взял его от среды и пригвоздил ко кресту; отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою» (Кол. 2: 14–15). «Слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия» (1 Кор. 1: 18). Тем самым апостол свидетельствует о том, что именно посредством крестной смерти Господа, Его распятия была низвергнута власть греха над человеком, оказались побеждены бесовские силы, людям же была дарована сила спасающей Божественной благодати. Здесь само слово «крест» оказывается для апостола Павла синонимом распятия как крестной смерти Господа. Основываясь на многочисленных свидетельствах Священного Писания об особом спасительном значении для христианина Креста Христова, древние отцы Церкви также решительно утверждали особую необходимость его почитания. Так, священномученик Игнатий Богоносец пишет: «…вы возноситесь на высоту орудием Иисуса Христа, то есть Крестом, посредством верви Святого Духа»2. «Мой дух — в прах пред Крестом, который для неверующих соблазн, а для нас спасение и вечная жизнь»3. Таким образом, уже сам Крест рассматривается древней церковной традицией не только как орудие спасительной для человеческого рода смерти Господа, но и как подлинное вместилище Божественной благодати и действенное орудие победы над бесовскими силами в каждодневной борьбе всякого христианина. Как учит святитель Кирилл Иерусалимский, «итак, да не стыдимся исповедовать Распятого; с дерзновением да изображаем рукою знамение Креста на челе и на всем: на хлебе, который вкушаем; на чашах, из которых пьем; да изображаем его при входах, при выходах, когда ложимся спать и встаем, когда находимся в пути и отдыхаем. Он великое предохранение, данное бедным в дар и слабым без труда. Ибо это благодать Божия: знамение для верных и страх для злых духов»4. > Ветхозаветные прообразы Креста

По мысли древних церковных писателей, образами Креста как прообразами будущего спасительного орудия казни Христовой изначально, с мига творения, была пронизана вселенная. Даже наши людские тела по своей форме напоминают крест. Именно в связи с этим стоящий с воздетыми на молитве руками человек — при подобной трактовке его образа — зачастую воспринимался древними церковными писателями как некое «отображение» Креста Христова. Тертуллиан, например, пишет об этом так: «Если хочешь быть учеником Господа, бери свой крест и следуй за Господом, то есть изволь претерпеть лишения и пройти весь крестный путь, пусть даже крест этот будет всего лишь твоим телом, которое до некоторой степени подобно кресту»5. В Ветхом Завете, по убеждению церковной традиции, также присутствовали пророческие слова и свидетельства о Кресте Христовом и о даруемом нам через его посредство спасении. Прежде всего, это различные ветхозаветные исторические реалии, прообразующие собой Крест. Так, например, древо, брошенное Моисеем в горький источник и обратившее воду в сладкую (см.: Исх. 15: 23–25), рассматривается как прообраз Креста Христова, обратившего горечь греха человеческого рода в новую сладость жизни в Боге. На один из таких ветхозаветных прообразов Креста указывает Сам Христос, ссылаясь при этом на библейскую историю медного змия, ограждавшего евреев в пустыне от смертельных последствий укусов ядовитых змей (см.: Числ. 21: 9): «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3: 14–15). Под «вознесением» Господь здесь понимает собственное «вознесение» на Крест, посредством чего людям и будет дарована уже не временная жизнь — как евреям в пустыне, — но «жизнь вечная». В качестве библейских пророчеств о Кресте рассматривается и целый ряд других ветхозаветных фрагментов. Так, например, здесь часто приводятся слова пророка Исаии: «И поднимет знамя язычникам, и соберет изгнанников Израиля, и рассеянных Иудеев созовет от четырех концов земли» (Ис. 11: 12). Под знаменем истолкователями здесь обычно подразумевается сам Крест, а образ «четырех концов земли» указывает на его четвероконечность. Значимы здесь и слова из книги Второзаконие: «проклят пред Богом (всякий) повешенный (на дереве)» (Втор. 21: 23), напрямую соотносимые с образом Креста Христова апостолом Павлом: «Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою — ибо написано: проклят всяк, висящий на древе» (Гал. 3: 13). Итак, в соответствии с приведенным речением из книги Второзакония, смерть на кресте рассматривалась древними евреями как величайший позор для казнимого. Однако принимающий на Себя — ради нашего искупления — величайшее уничижение, «кенозис», Христос обращает этот позор Креста в славу крестной победы над сатаной, грехом и смертью. По слову святителя Кирилла Иерусалимского, «всякое действие Христово составляет славу вселенской Церкви, но Крест составляет особенную славу»6. «Крест есть слава для Иисуса»7. Одним из важнейших ветхозаветных пророческих фрагментов, прообразующих, по убеждению древней экзегетической святоотеческой традиции, Крест Христов, являются известные слова псалмопевца: «Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, — и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя» (Пс. 138: 7–10). Впрочем, зачастую этот отрывок понимается святыми отцами только лишь как свидетельство о Божественном вездеприсутствии в мире — без всякого упоминания о теме Креста. Так, Златоуст пишет: «“Духом” и “лицом” называет он (Псалмопевец) Самого Бога; то есть “куда пойду я от Тебя? Ты все наполняешь, везде присутствуешь, не частью, но везде вдруг, всецело”. Исчисляя места горняя и дольняя, широту и долготу, глубину и высоту, он показывает, что Бог присутствует везде»8. > Ось вселенной

Однако наравне с таким способом истолкования этого отрывка в святоотеческом наследии существует и совсем иной вариант понимания данного фрагмента ветхозаветного псалма. Подобное понимание, в частности, нам предлагает святитель Григорий Нисский. При этом он, подобно Златоусту, также свидетельствует здесь о Божественном вездеприсутствии, однако говорит именно о таком образе вездеприсутствия Бога, в соответствии с которым Господь распростирается до самых дальних пределов вселенной на некоем бесконечном и неограничимом мистическом Кресте. В своем известном «Слове на святую Пасху и о тридневном сроке Воскресения Христова» святитель Григорий пишет: «Этот-то образ Креста воспел и великий Давид, говоря о себе: “Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо,” – вот высота (Креста), – “сойду ли в преисподнюю” — вот глубина. “Возьму ли крылья зари” (разумеется восток солнечный) — вот широта, если “переселюсь на край моря” (так он называет запад) — вот долгота (Креста) (Пс. 138: 7–9). Видишь, как словами живописует он образ Креста. Ты, говорит, проницаешь все, связуешь все сущее и объемлешь Собою все концы, на высоте Ты находишься, внизу Ты присутствуешь, одному концу присуща рука Твоя, и в другом указывает путь десница Твоя»9. Итак, некогда Псалмопевец изрек удивительные слова, по убеждению святителя Григория, вполне выразившие самую суть величия и всеобъемлющего присутствия знамения Креста во всем мироздании: «Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, — и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя» (Пс. 138: 7–9). От одного края горизонта нашего тварного бытия и до другого все, что ни существует в земном мире, оказывается как бы «охваченным», «объятым» двумя раскинутыми в бесконечности умопостигаемого «космоса» горизонтальными ветвями Креста; вертикаль же его, уходя вниз, пронзает, подобно копью, темные глубины ада и в то же время, возносясь другим концом ввысь, достигает святых пределов небесного Рая, самого подножия Божественного Престола. При этом святитель Григорий Нисский проводит здесь же и некие смысловые параллели с двумя известными фрагментами из посланий святого апостола Павла, которые также, по его убеждению, рисуют нам таинственный образ этого всекосмического Креста Христова, пронизывающего и одновременно охватывающего собой всю тварную вселенную. Во-первых, это слова из Послания к Ефесянам: «чтобы вы, укорененные и утвержденные в любви, могли постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы вам исполниться всею полнотою Божиею» (Еф. 3: 18–19). Вот как комментирует эти слова апостола святитель Григорий: «…не напрасно божественное око апостола мысленно узрело здесь образ Креста; но чрез это апостол ясно показал, что всякий, отринув от глаз чешую неведения, ясно увидит саму истину. Ибо он знал, что образ Креста, представляющий четыре выступа, соединенные посредине, обозначает на всё простирающуюся силу и промышление Того, Кто на нем явился (Христа), и потому каждому выступу дает отличительное название: глубиною именуя то, что идет вниз от средины, высотою то, что находится сверху, широтою же и долготою то, что поперек простирается в обе стороны от связи (двух перекладин), так что часть в ту сторону от средины называется широтою, а в другую сторону — долготою. Чрез это, мне кажется, ясно обозначается словом то, что нет ничего существующего, что бы неодержимо было Божескою природою, — и небесное, и подземное, и отовсюду простирающееся посредине до пределов сущего. Ибо высотою означается горнее, глубиною подземное, долготою и широтою — все, что заключается в средине и что держится всем управляющею силою. Доказательством сказанного пусть будет то, что происходит в душе твоей при мысли о Боге. Ибо воззри на небо, представь земные глубины, простри свою мысль до широты и до пределов всего существующего и подумай, какова сила, содержащая все это, служащая как бы некоторой связью всего, и увидишь, как мысль о Божеской силе сама собою начертывает в уме образ Креста, от высокого и небесного нисходящий в бездну и до крайних пределов простирающийся поперек»10. Припоминает здесь святитель Григорий и другой фрагмент из Павловых посланий: «Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних» (Флп. 2: 9–10). Как пишет об этом Нисский святитель, «великий апостол говорит, что, когда все исполнится веры и ведения, тогда Сущий превыше всякого имени о имени Иисуса Христа получит поклонение от “небесных, земных и преисподних” (Флп. 2: 10). И здесь (вновь), соответственно образу Креста, апостол опять разделяет поклонение Кресту. Ибо надмирная (небесная) область в верхней части Креста воздает поклонение Владыке, мировая часть (живущих на земле) — в средине, преисподняя же соответствует нижней части Креста»11. Итак, по убеждению целого ряда христианских авторов, в Священном Писании содержатся ясные духовные свидетельства о том, что Крест Христов являлся подлинной «осью» вселенной, неким духовным «центром» мира. Эта идея получает в творениях многих раннехристианских писателей очень яркое и предельно поэтичное развитие. Так, в разделе «Spuria» творений святителя Иоанна Златоуста12, в «Шестой беседе на Пасху», приписываемой ныне исследователями священномученику Ипполиту Римскому, о Кресте Христовом говорится: «Древо сие дается мне для вечного моего Спасения. Оно питает меня, восстанавливает силы, я опираюсь на его корни, располагаюсь под его ветвями, с радостью я дышу его запахами, как будто подставляю лицо ветру. Под сенью его я ставлю свою палатку, укрываясь от чрезмерного зноя, я обретаю отдых, полный прохлады. Я расцветаю вместе с цветами его, плоды его доставляют мне неизъяснимую радость, я собираю их, ибо они приготовлены для меня с начала мира. У него я нахожу изысканную пишу для утоления голода, под ним фонтан для утоления жажды, с него я беру одежду, дабы прикрыть свою наготу, листья его — это Дух Животворящий. Прочь от меня отныне листья смоковницы! Если есть во мне страх Господень, то здесь, у древа мое убежище, в опасностях оно укрепит меня, в битвах — послужит щитом, в победе — трофеем. Вот малая тропа, вот мой узкий путь! Вот лествица Иаковля, где ангелы восходят и нисходят, а на вершине ее стоит Господь. Дерево это простирается дальше неба, поднимается от земли к небесам. Будучи бессмертным, оно растет из центра неба и земли, оно — твердая опора вселенной, связь всех вещей, основа всей обитаемой земли, космическое сплетение, содержащее в себе всякую пестроту человеческой природы. Прибитый незримыми гвоздями Духа, дабы не колебаться в твердом согласии с волей Божией, головою касаясь неба, а земли ногами, все пространство между землей и небом заполнил Он необъятными руками Своими»13. Мы видим: Крест Христов здесь, в этой святоотеческой «Беседе», выступает как изначальная, существующая от начала мира опора и утверждение вселенной, как некий образ четырехчастной устремленности всего бытия к произрастанию и развитию. Собирая воедино тварный космос, этот нематериальный Крест царит над мирозданием, изгоняя из него своею властью злые разрушительные силы. Вся вселенная оказывается как бы утвержденной на ветвях этого гигантского космического Древа, где каждая планета — его плод, а всякое созвездие — листва в его кроне, вздымающейся ввысь, подобно ступеням крутой лестницы, и возводящей все творение к надмирному престолу Создателя неба и земли. > «Простирая на Кресте руки Свои»

Вместе с тем следует помнить и о том, что Крест для христиан всегда был, прежде всего, реальным и вполне «историческим» орудием казни Спасителя — воплотившегося Господа Иисуса Христа. «Если распятие на Кресте призрак, между тем (как) от Креста спасение, то и спасение призрак», — говорит святитель Кирилл Иерусалимский14. Крест же надмирный, от века существующий, о котором святые отцы также писали неоднократно, был значим для христиан лишь постольку, поскольку он прообразовывал собой грядущую смерть Бога на грубом деревянном Кресте и поскольку Господом было предуведано будущее водружение на Голгофе этого вполне материального орудия казни. Тем самым для христиан основанием этой бесконечной всекосмической крестной оси — с момента Голгофской Жертвы — неизменно являлся конкретный каменистый холм вне пределов града Иерусалима. Именно об этом учит святитель Кирилл: «Он (Христос) простер на Кресте руки, дабы объять концы вселенной: ибо сия Голгофа есть средина земли. Не мои слова сии, но Пророк сказал: “Боже, Царь мой от века, устрояющий спасение посреди земли!” (Пс. 73: 12). Распростер человеческие руки Тот, Который духовными руками утвердил небо»15. Тем самым, по мысли древних святых отцов, Христос с высоты Креста, раскинув на нем руки, как бы обнял ими все спасаемое человечество и привлек его в Свои объятья. Эта мысль довольно часто подтверждается православной экзегетической традицией с помощью известного фрагмента из Евангелия от Иоанна: «И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет» (Ин. 12: 32–33). Как пишет об этом святитель Афанасий Великий, «посему Господу прилично было и Крест претерпеть, и распростереть руки, чтобы одною рукою привлечь к Себе ветхий народ, а другою — званных из язычников, тех же и других соединить в Себе»16. Итак, два эти образа: Крест всекосмический, вселенский, а также исторический деревянный Крест Христов как орудие Его страданий и казни оказываются в святоотеческой богословской и экзегетической традициях друг от друга неотделимы, неразрывны. Вечный Крест — есть прообраз Креста Голгофского, Крест Голгофский — есть исполнение того своего прообраза, что, вместе с Жертвой за мир беспорочного Агнца, Сына Божия, был предуготован и предведан Богом еще прежде создания мира. Так, по слову известного «Толкования на Исаию», приписываемого авторству святителя Василия Великого, но скорее всего созданного в кругу его учеников, оба эти Креста друг от друга неотделимы и по сути есть один и тот же спасительный Крест в метаисторической и исторической перспективе одновременно: «Для чего Крестом совершено домостроительство Вочеловечения? Для того, чтобы от четырех крыл земли собрались спасаемые. Ибо Крест делится на четыре части, так что каждая его часть обращена к одной из четырех частей мира. А предпочтена крестная смерть, или чтобы все части мира приведены были ко спасению частями Креста, или потому, что прежде деревянного Креста воздвигнут был целому миру спротяженный, мысленный Крест, в среде которого соприкасаются четыре части вселенной и сила которого, заключающаяся в среде, проходит в четыре части»17. Мы видим: здесь вполне ясно говорится о том, что прежде деревянного Креста Спасителя в мире был воздвигнут некий «мысленный» Крест, «спротяженный» всей бесконечно огромной вселенной. Но вместе с тем ясно говорится и о том, что именно смерть Господа на историческом деревянном Кресте оказалась спасительна для всего мироздания и явилась как бы неким «оправданием» и «исполнением» того образа «всекосмического древа», того «мысленного Креста», о котором засвидетельствовали библейские пророки, авторы книг Священного Писания. Ведь именно этот исторический Голгофский Крест и стал источником воскресения и жизни для всего человеческого рода, как ясно и поэтично об этом свидетельствует преподобный Ефрем Сирин в своем «Комментарии на Диатессарон», обращаясь здесь к Самому Христу: «Крест Твоей смерти стал источником жизни для нашей смертности»18. Петр Малков ----- 1 См.: Иоанн Златоуст, святитель. Беседа о кладбище и кресте // Иоанн Златоуст, святитель. Творения. Т. 2. Кн. 1. 2 Игнатий Богоносец, священномученик. Послание к ефесянам. 9 // Ранние отцы Церкви. Антология. Брюссель, 1988. С. 105. 3 Игнатий Богоносец, священномученик. Послание к ефесянам. 18 // Там же. С. 108. 4 Кирилл, архиепископ Иерусалимский. Огласительное поучение тринадцатое // Кирилл, архиепископ Иерусалимский. Поучения огласительные и тайноводственные. М., 1991. С. 199. 5 Тертуллиан. Об идолопоклонстве // Тертуллиан. Избранные сочинения. М., 1994. С. 259. 6 Кирилл, архиепископ Иерусалимский. Огласительное поучение тринадцатое. С. 175. 7 Там же. С. 178. 8 Иоанн Златоуст, святитель. Беседы на псалмы. На псалом 138. 2 // Иоанн Златоуст, святитель. Творения. Т. 5. Кн. 2. М., 1996. С. 460. 9 Григорий Нисский, святитель. Слово на святую Пасху и о тридневном сроке Воскресения Христова // Григорий Нисский, святитель. Догматические сочинения. Т. 1. Краснодар, 2006. С. 276. 10 Там же. С. 275. 11 Там же. С. 276. 12 PG. 59. Col. 743–746. 13 Ibid. Col. 743. 14 Кирилл, архиепископ Иерусалимский. Поучения огласительные и тайноводственные. С. 200. 15 Там же. С. 194. 16 Афанасий Великий, святитель. Слово о Воплощении Бога-Слова и о пришествии Его к нам во плоти // Афанасий Великий, святитель. Творения. Т. 1. М., 1994. С. 222. 17 Василий Великий, архиепископ Кесарии Каппадокийской. Творения. Т. 1. СПб., 1911. С. 407. 18 Ефрем Сирин, преподобный. Толкование на Четвероевангелие // Ефрем Сирин, преподобный. Творения. Т. 8. Издание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1995. С. 310. #КрестСимволВеры #СвятоеПисание