Менялись жители дома, в тени которого он рос, а клён оставался постоянным, как сама память места. Если бы он мог говорить, он рассказал бы не историю стен, а историю людей. Он видел спешащих на работу доярок, трактористов, полеводов...Он видел торопливые шаги учеников каждое утро, степенную походку учителей. Он слышал гомон переменок и звонки, возвещавшие начало и конец уроков. Он был немым свидетелем того, как несколько поколений мальчишек и девчонок получали в этих стенах первые и самые важные знания.

Он бы рассказал и о том, печальном дне, когда последний звонок прозвучал навсегда, и школа закрыла свои двери. Тишина, наступившая после этого, была особенной, гулкой и пустой. Но жизнь, как это часто бывает, нашла новый путь. И клён увидел, как здание вновь наполнилось людьми, уже под сводами библиотеки. Он видел, как снова зажигался свет на вечерах поэзии, праздничных мероприятиях, как приезжают в библиотеку гости, земляки на встречу в День деревни.

Он прекрасен в любое время года. Летом — это пышный зелёный шатёр, дающий прохладу. Осенью он полыхает золотом и багрянцем, словно прощальный салют уходящему году. Зимой замирает, застывший от мороза.

А ещё он помнит тот грустный ноябрьский день, когда из дома в последний путь земляки проводили последнюю его хозяйку. И видел, как жизнь снова, пусть и по-другому, вернулась сюда. Теперь её дочь приезжает в этот дом уже как на дачу. И первое, что она делает, — достаёт телефон, чтобы сделать новый снимок старого клёна. Он — последняя нить, связывающая её с детством, с матерью, с целой эпохой.

Это не просто дерево. Это живая летопись, хранитель историй, которые уже некому рассказать, кроме него.