Предыдущая публикация
СЛЕДЫ ИМПЕРИЙ В СЛОВАХ: АРАБСКИЙ ЯЗЫК В АРМЯНСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ ПАМЯТИ
Армянский язык, словно глиняный сосуд, несёт в себе не только собственную форму, но и отпечатки чужих рук. Он впитывал следы империй, отражал ритм улиц городов, голоса базаров и молитвы в храмах. Особенно ясно это чувствуется в западноармянской речи — в словах, что пришли из арабского языка. Эти заимствования неслучайны: за каждым — история соседства, принуждения, обмена и памяти.Я выросла в семье, говорящей на гюмрийском диалекте — осколке западноармянской ветви. С детства я слышала слова, которые позже узнала как заимствования из арабского. Это не были книжные термины — это была речь кухни, двора, повседневности. Эти слова жили в голосе бабушки, в репликах деда, в разговорах на кухне. Они были неотъемлемой частью нашей семейной речи, а значит — и моей идентичности.
Слова на границе миров
Контакты армян с арабским миром начались задолго до появления Османской империи. Уже в VIII–IX веках, в эпоху арабского владычества, в армянскую речь стали проникать арабские слова — сначала официальные, затем бытовые. Они обозначали предметы, действия, должности, реалии времени. Например, один из крупнейших армянских лингвистов Рачия Ачарян писал о притоке арабских медицинских и ботанических терминов в разговорный армянский в XI–XII веках. Это было время, когда арабоязычные учёные находились на передовой науки и медицины, и их знания распространялись по региону, в том числе среди армян. Однако большая часть арабских заимствований в армянском языке появилась через турецкий язык — как промежуточный носитель, связанный с османским правлением. Турецкий вобрал в себя множество арабизмов, и именно из турецкой разговорной речи они попали в армянский — особенно в диалекты западных и ближневосточных армян.Бюст лингвиста и этимолога Рачии Ачаряна в Ереване
В более поздний период, особенно в Османской империи, исламская культура и язык играли значительную роль в повседневной жизни. Даже христиане — армяне, греки, ассирийцы — воспринимали многие арабские слова как часть бытового лексикона. Отсюда устойчивое использование таких слов, как «халал» (дозволенное) или «харам» (запретное), даже вне исламского контекста — как бы «по привычке», бессознательно. Эти слова стали частью речевых формул, социальной этики, эмоциональных реакций.
Так рождается языковая карта памяти. Она не рисуется в кабинетах, а складывается в быту: в названиях еды, в выражениях, в привычных оборотах. В диалектах армян Сирии, Ливана, Турции, а также на армяно-грузинской границе, в регионах вроде Ширака, живёт этот пласт — уязвимый, исчезающий, но значимый. Он говорит о прошлом не меньше, чем архивы.
«мурабба» — варенье (заимствовано через арабский и турецкий);
«аман» — восклицание, выражающее просьбу или удивление (арабское слово, укоренившееся в диалектах);
«баракят» — изобилие, благословение (арабское происхождение);
«гхэсмат» — судьба, доля, жребий (арабское происхождение);
«бахт» — удача, счастье (арабское происхождение);
«рейхан» — базилик (арабское происхождение);
«нана» — мята (арабское происхождение);
«дзет» — масло (от араб. زيت - zayt);
«зейтун» — оливка, маслина (арабское الزيتون — az-zaytūn);
«спанах» — шпинат (от араб. سبانخ — sabanaakh);
«хияр» — огурец (араб. خيارة — khyāra);
«азаб» — холостой, неженатый (араб. عَزِيب);
«вард» — роза (араб. وَرْد — ward);
«мурват» — великодушие, благородство, человеколюбие (араб. مروءة — murūʾa, пришло в армянский через турецкий mürüvvet).
Как можно заметить, многие заимствования из арабского языка связаны с абстрактными понятиями — судьба, благословение, боль, одиночество, изобилие. Эти слова касаются нематериального мира, чувств, веры, представлений о жизни и смерти. Это говорит о том, какую роль играл арабский язык не только как язык власти или торговли, но и как носитель духовных и философских категорий, оказавших влияние на повседневное мышление армян.
В то же время значительная часть заимствований относится к ботанике и кулинарии: базилик, мята, огурец, шпинат, масло, оливки. Это связано с тем, что арабский мир в Средние века был одним из центров аграрного и торгового знания: рецепты, специи, названия растений распространялись по региону вместе с товарами, купцами и книгами. Так армянская речь впитывала не только слова, но и кусочки культурных вкусов, запахов и быта, ставших неотъемлемыми.
Сегодня лингвисты и культурологи признают: армянский язык — один из тех, кто сохранил не только структуру, но и эмоциональный пласт. Он может рассказать, где жили его носители, с кем делили рынок, какой язык звучал в соседнем доме.
Личное узнавание
Изучая арабский язык, я ловила себя на ощущении родства. Некоторые слова, казалось, уже звучали где-то рядом — в бабушкиной речи, в гюмрийском говоре, в песнях. Это было узнавание, которое не требовало словарей. Позже я поняла, что многие из них действительно давно существуют в армянской речи — особенно в диаспоре. Более того, ещё в начале изучения арабского, я нашла для себя интересный навык интуитивного понимания, когда вроде бы язык абсолютно чужд, но ассоциативно ты понимаешь, о чём идёт речь. Будто османский след и арабское влияние оставили общее культурное понимание в виде похожих по звучанию и смыслу слов.Так рождается языковая карта памяти. Она не рисуется в кабинетах, а складывается в быту: в названиях еды, в выражениях, в привычных оборотах. В диалектах армян Сирии, Ливана, Турции, а также на армяно-грузинской границе, в регионах вроде Ширака, живёт этот пласт — уязвимый, исчезающий, но значимый. Он говорит о прошлом не меньше, чем архивы.
Слова кухни и повседневности
Больше всего заимствований сохранилось в лексике, связанной с бытом и кухней. Вот лишь некоторые:«мурабба» — варенье (заимствовано через арабский и турецкий);
«аман» — восклицание, выражающее просьбу или удивление (арабское слово, укоренившееся в диалектах);
«баракят» — изобилие, благословение (арабское происхождение);
«гхэсмат» — судьба, доля, жребий (арабское происхождение);
«бахт» — удача, счастье (арабское происхождение);
«рейхан» — базилик (арабское происхождение);
«нана» — мята (арабское происхождение);
«дзет» — масло (от араб. زيت - zayt);
«зейтун» — оливка, маслина (арабское الزيتون — az-zaytūn);
«спанах» — шпинат (от араб. سبانخ — sabanaakh);
«хияр» — огурец (араб. خيارة — khyāra);
«азаб» — холостой, неженатый (араб. عَزِيب);
«вард» — роза (араб. وَرْد — ward);
«мурват» — великодушие, благородство, человеколюбие (араб. مروءة — murūʾa, пришло в армянский через турецкий mürüvvet).
Как можно заметить, многие заимствования из арабского языка связаны с абстрактными понятиями — судьба, благословение, боль, одиночество, изобилие. Эти слова касаются нематериального мира, чувств, веры, представлений о жизни и смерти. Это говорит о том, какую роль играл арабский язык не только как язык власти или торговли, но и как носитель духовных и философских категорий, оказавших влияние на повседневное мышление армян.
В то же время значительная часть заимствований относится к ботанике и кулинарии: базилик, мята, огурец, шпинат, масло, оливки. Это связано с тем, что арабский мир в Средние века был одним из центров аграрного и торгового знания: рецепты, специи, названия растений распространялись по региону вместе с товарами, купцами и книгами. Так армянская речь впитывала не только слова, но и кусочки культурных вкусов, запахов и быта, ставших неотъемлемыми.
Наслоения и выживание
Каждое заимствование — это не просто лингвистика. Это след миграции, насилия, торговли, учёбы, любви. Это голос тех, кто жил в перекрёстках империй. И в этих словах — сила народа, сумевшего не раствориться, а впитать и сохранить.Сегодня лингвисты и культурологи признают: армянский язык — один из тех, кто сохранил не только структуру, но и эмоциональный пласт. Он может рассказать, где жили его носители, с кем делили рынок, какой язык звучал в соседнем доме.
Базарная площадь и Небесная мечеть в Эривани, 1900-1903.
Старый базар назывался по цвету туфа стен рядов Чёрным базаром, а по значению и Центральным базаром, по времени создания — Старым. Был создан в первой половине 1600-х годов захватившими город иноземцами, и имел характерную для Азии планировку зданий. Северную сторону площади с XVII века заняли лавки купцов персов, азербайджанцев, арабов. Южную — армянских ремесленников и купцов, грузинских и среднеазиатских негоциантов. Южная сторона была занята русскими и турецкими магазинами. До начала XX века со всех сторон базар окружали азиатского типа караван-сараи, европейские по удобству постоялые дворы и гостиницы. Базар был более центром торговли: посудой, кожевенными и металлическими изделиями, щепным товаром, тканями, специями, сухофруктами, сырьем для промышленности. Источник
Заимствования в армянском — это не просто языковая метка, а способ сохранить кусочек мира, где жили наши предки. Для меня эти «чужие» слова стали частью памяти старших. Каждый раз проговаривая их, я невольно вспоминаю образ прабабушки и прадедушки, сбежавших из региона Муш. Язык помнит. А мы — вместе с ним.
Анна Галстян,
специалист по международным отношениям
Европы и Ближнего Востока
Уходящая речь
Особенно трепетно хочется говорить о западноармянских и ближневосточных говорах. Эти формы речи исчезают — вместе с поколениями. Но каждое слово, произнесённое по-старому, будто возвращает на мгновение ушедшее, хоть и болезненное. Язык — не мраморный монумент. Он — ткань. Он впитывает запахи и следы. Заимствованные слова не ослабляют его, а делают живым.Заимствования в армянском — это не просто языковая метка, а способ сохранить кусочек мира, где жили наши предки. Для меня эти «чужие» слова стали частью памяти старших. Каждый раз проговаривая их, я невольно вспоминаю образ прабабушки и прадедушки, сбежавших из региона Муш. Язык помнит. А мы — вместе с ним.
Анна Галстян,
специалист по международным отношениям
Европы и Ближнего Востока
Следующая публикация
Нет комментариев