Предыдущая публикация
КАМЕНЬ ПРОТИВ ПОЛУМЕСЯЦА: КТО ЗАБИРАЕТ ГОЛОС У СОБОРА АНИ
В середине июля 2025-го в ленте мировых новостей проскочила короткая, но тяжёлая строка: Министерство культуры Турции намерено «вернуть религиозную функцию» Кафедральному собору Ани и открыть его как Fethiye Camii — «Мечеть Завоевания». Для памятника, который тысячу лет служил визуальным кодом средневековой Армении и давно получил статус объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО, такая «реставрация» звучит как приговор памяти. Не культурное благоустройство, а идеологический жест, продолжение репертуара, опробованного на Святой Софии и монастыре Хора. Собор Ани поднялся над городом в самом начале XI века. Архитектор Трдат, тот самый мастер, что чуть позже спас купол Святой Софии, сплёл в нём ранние черты готики — стрельчатые арки, кластерные столбы — с армянским каноном крестово-купольного храма. В эпоху Багратидов город стал столицей царства, и поэтому в соборе заседал католикос, а значит синтез власти, теологии и инженерии ощущался каждым камнем.
В 1064 году, когда войска султана Алп-Арслана ворвались в город, над собором действительно поднялся полумесяц. Но это было короткое, символическое насилие над пространством: уже в 1198-м при грузино-армянских Закаридах храм вернулся к христианскому обряду. Дальше вмешались силы природы, и землетрясение 1319 года оборвало купол, оставив памятник зодчество без высоты, а город — без центра.
После опустошения Ани ушёл в землю на пять веков, пока в XIX веке европейские и российские путешественники не разорвали покров трав. Николай Марр и его экспедиция (1904–1917) расчистили фундамент, зафиксировали фрески и эпиграфику, заложив критический архив по состоянию собора «до великих обрушений модерна».
В 1064 году, когда войска султана Алп-Арслана ворвались в город, над собором действительно поднялся полумесяц. Но это было короткое, символическое насилие над пространством: уже в 1198-м при грузино-армянских Закаридах храм вернулся к христианскому обряду. Дальше вмешались силы природы, и землетрясение 1319 года оборвало купол, оставив памятник зодчество без высоты, а город — без центра.
После опустошения Ани ушёл в землю на пять веков, пока в XIX веке европейские и российские путешественники не разорвали покров трав. Николай Марр и его экспедиция (1904–1917) расчистили фундамент, зафиксировали фрески и эпиграфику, заложив критический архив по состоянию собора «до великих обрушений модерна».
Кафедральный собор Ани, 1905 г. Фотография Тороса Тораманяна.
Современный же этап осмысления начался уже в пост-имперскую эпоху Турции. Собор попал в пограничную запретную зону. Доступ к нему регламентировала военная комендатура. Только в 2000-х лёд тронулся. Под влиянием международных грантов Турция смягчила режим, а World Monuments Fund взялся за цифровое картирование и лазерное сканирование.
Двое человек сидят внутри Кафедрального собора в Ани, Турция. Большая часть крыши обрушилась, позволяя дневному свету проникать внутрь здания, 2009 г.
Со временем чем более плюралистичной становилась турецкая гражданская дискуссия, тем активнее государство пыталось контролировать нарратив о «городе тысячи и одной церкви», переопределяя его как «сокровищницу мультикультурализма без автора».
В 2016 году досье № 1518 ЮНЕСКО придало собору наименование «исключительного свидетельства армянской градостроительной мысли» и закрепило за Турцией обязательство «сохранять подлинность материала и функции». В том же пакете документов было строгое предупреждение, что любые реконверсии в культовое здание требуют международного согласования.
С тех пор шли технические этапы: подпорка западного фасада, инъекционная консолидация трещин, модель купола в дополненной реальности для туристов. Явным курсом была музефикация руин, а не реставрация до «рабочего» состояния.
3 июля 2025-го глава раскопок Мухаммет Арслан объявил, что после завершения второй фазы работ пространство будет функционировать как мечеть. Главным аргументом был «факт», что именно здесь «состоялась первая пятничная молитва Анатолии». Турецкие историки, опрошенные новостым агенством Bianet, напомнили, что источники этого не подтверждают, а сама идея превращать разрушенный памятник без купола и без инфраструктуры в действующий храм противоречит здравому смыслу и уничтожает музейный потенциал.
В 2016 году досье № 1518 ЮНЕСКО придало собору наименование «исключительного свидетельства армянской градостроительной мысли» и закрепило за Турцией обязательство «сохранять подлинность материала и функции». В том же пакете документов было строгое предупреждение, что любые реконверсии в культовое здание требуют международного согласования.
С тех пор шли технические этапы: подпорка западного фасада, инъекционная консолидация трещин, модель купола в дополненной реальности для туристов. Явным курсом была музефикация руин, а не реставрация до «рабочего» состояния.
3 июля 2025-го глава раскопок Мухаммет Арслан объявил, что после завершения второй фазы работ пространство будет функционировать как мечеть. Главным аргументом был «факт», что именно здесь «состоялась первая пятничная молитва Анатолии». Турецкие историки, опрошенные новостым агенством Bianet, напомнили, что источники этого не подтверждают, а сама идея превращать разрушенный памятник без купола и без инфраструктуры в действующий храм противоречит здравому смыслу и уничтожает музейный потенциал.
Реновация Собора. 2025 г
Пара дней спустя новость распространилась по мировым лентам, и другие вспомнили про Собор святой Софии, увидели системность в «исламизации символов» и назвали шаг «культурным стиранием».
Собор Ани — не только армянский реликт. Этот памятник представляет собой лабораторию, где виден переход от византийской статичности к устремлениям готики, где каменная кладка разговаривает с алебастровым светом, а травертины плато отражают розовый закат. Здесь зарождались конструктивные приёмы, которые столетием позже перекочевали через Кавказ на Русь, а затем в Европу, задолго до экспорта идей из Шартра и Амьена.
Превращение такого памятника в провинциальную мечеть — это даже не религиозный реванш, а попытка стереть исторический контекст, оставить чистое «монументальное тело» без узнаваемой истории. С точки зрения консервации это фальсификация эпох: интерьер требует климатической стабилизации, не ежедневного разрушения, ведь несущие арки рассчитывались под лёгкий купол, а не под каменную минаретную нагрузку.
Осуждать решение стоит не ради абстрактной любви к готическим нервюрам. Сегодня на кону принцип: имеет ли памятник многоуровневую память или его можно свести к удобному политическому инструменту. Если собор Ани потеряет музейный статус, прецедент пойдёт ещё дальше — в сторону остальных сотен «лишних» храмов, стоящих на территории современной Турции.
Молчание международных институтов в 2020-м, когда святую Софию сняли с карты музеев, показало, что бюрократия неспособна защитить камень от идеологии. Значит, остаётся общественное давление, академический «голос» и громкий, артикулированный протест.
Собор Ани пережил землетрясения, разграбления и века забвения. Каждый его скол говорит о хрупкости цивилизационного наследия и о том, что настоящая сила — в признании многоголосой истории, а не в сооружении новой стены молчания. Если этот город-призрак снова станет ареной захватнических ритуалов, мы потеряем не только армянскую святыню, но и зеркальное стекло, в котором Европа и Ближний Восток ещё могут увидеть, как переплетаются их судьбы.
Собор Ани — не только армянский реликт. Этот памятник представляет собой лабораторию, где виден переход от византийской статичности к устремлениям готики, где каменная кладка разговаривает с алебастровым светом, а травертины плато отражают розовый закат. Здесь зарождались конструктивные приёмы, которые столетием позже перекочевали через Кавказ на Русь, а затем в Европу, задолго до экспорта идей из Шартра и Амьена.
Превращение такого памятника в провинциальную мечеть — это даже не религиозный реванш, а попытка стереть исторический контекст, оставить чистое «монументальное тело» без узнаваемой истории. С точки зрения консервации это фальсификация эпох: интерьер требует климатической стабилизации, не ежедневного разрушения, ведь несущие арки рассчитывались под лёгкий купол, а не под каменную минаретную нагрузку.
Осуждать решение стоит не ради абстрактной любви к готическим нервюрам. Сегодня на кону принцип: имеет ли памятник многоуровневую память или его можно свести к удобному политическому инструменту. Если собор Ани потеряет музейный статус, прецедент пойдёт ещё дальше — в сторону остальных сотен «лишних» храмов, стоящих на территории современной Турции.
Молчание международных институтов в 2020-м, когда святую Софию сняли с карты музеев, показало, что бюрократия неспособна защитить камень от идеологии. Значит, остаётся общественное давление, академический «голос» и громкий, артикулированный протест.
Собор Ани пережил землетрясения, разграбления и века забвения. Каждый его скол говорит о хрупкости цивилизационного наследия и о том, что настоящая сила — в признании многоголосой истории, а не в сооружении новой стены молчания. Если этот город-призрак снова станет ареной захватнических ритуалов, мы потеряем не только армянскую святыню, но и зеркальное стекло, в котором Европа и Ближний Восток ещё могут увидеть, как переплетаются их судьбы.
Следующая публикация
Нет комментариев