АРМЯНЕ И ФРАНЦУЗСКАЯ ЛИТЕРАТУРА: ОТ ПЬЕРА КОРНЕЛЯ ДО АНРИ ТРУАЙЯ

На протяжении нескольких столетий армяне активно участвуют в культурной жизни Франции – еще в XVII веке кардинал Ришелье проявлял неподдельный интерес к истории Армении. С тех пор армяне стали появляться в лучших произведениях французских мыслителей, а впоследствии в Париже возникло и множество писателей армянского происхождения.

Как повесть Вольтера «Задиг» связана с Арменией? Почему Жан-Жака Руссо называли «армянским философом»? И какое отношение имеет «армянский колпак» к Французской революции 1789 года? На эти и многие другие вопросы специально для Армянского музея Москвы ответила доктор филологических наук, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова Наталья Тиграновна Пахсарьян.

Когда впервые во французской литературе появились сюжеты из истории Армении и персонажи-армяне?

Интерес к истории Армении пробудился в театре Западной Европы с начала XVII века, когда в период гонений шаха Аббаса армяне, вытесняемые из Араратской долины, стали переселяться не только вглубь Персии, но и в западноевропейские страны, в частности — во Францию, о чем сохранилось специальное письмо к Людовику XIII. Сторонником привлечения армян во Францию был первый министр короля, кардинал Ришелье, который даже приказал на свои средства опубликовать в Париже несколько армянских книг. А Людовик XIV, стремившийся развивать дипломатические отношения с восточными странами, принимавший послов из Персии, Османской империи, покровительствовал открытию школы восточных языков. В течение XVII века довольно большое количество армян обосновалось во Франции: это были торговцы шелком и хлопком, ювелиры и антиквары, повара и кондитеры, а также знатоки восточных языков, которые стали переводчиками и преподавателями арабского, армянского, персидского и других языков. Первое кафе в Париже открыл в 1672 году армянин Арутюн, которого на французский лад называли Паскаль. А в Марселе к концу века образовалась целая колония переселенцев из Армении.

Первой пьесой, где среди действующих лиц был выведен не исторически конкретный, но носящий имя нескольких армянских царей правитель Армении по имени Тигран, была трагикомедия английских драматургов Фрэнсиса Бомонта и Джона Флетчера «Король и не король» (1611). С 1620-х годов разнообразные исторические сюжеты армянской истории стали появляться в Италии, затем — в Испании, но наиболее значительное количество драматических сочинений об Армении создали французские писатели XVII века. Клод Делидель и Никола Мари Дефонтен, Жорж де Скюдери и Жилле де ла Тессоннери, Тома Корнель и Пуссе де Монтобан — все это, конечно, имена, ныне мало или совсем неизвестные даже большим любителям театра. Однако есть среди авторов, отдавших дань армянской теме, и знаменитый классик французской драматургии Пьер Корнель. Он дважды обращается к этой теме — вначале в трагедии «Полиевкт» (1641), а через десять лет — в трагедии «Никомед» (1651), где главный герой влюблен в царицу Армении Лаодику.

Как представлены армяне в классических трагедиях и комедиях XVII века?

В жанре трагедии образ армянина связывался с образом христианина-мученика. Таким он предстает в пьесе Корнеля 1641 года, первоначально носившей заглавие «Мученик Полиевкт».

К моменту создания «Полиевкта» Корнель уже прославился трагедиями «Сид» (1636) и «Гораций» (1640). О нем заговорили как о «древнем римлянине среди французов», создающем образы цельных, рыцарственно смелых, исключительных героев-максималистов. Следуя уже сложившимся в его творчестве приемам классической героико-политической трагедии, на этот раз драматург рисует «римский» характер в образе знатного армянского вельможи царского рода, принесшего себя в жертву во имя христианского Бога. Французский драматург выдвигает на первый план характерную для его театра коллизию долга и чувства, усложненную в данном случае конфликтом чувства и веры, веры и разума. При этом особенно важным для корнелевской трагедии является свободный выбор героем христианской веры: как говорит своему отцу, римскому наместнику в Армении Феликсу, Паулина, «он веру выбрал сам». Корнель представляет зрителям человека, строящего свою жизнь самостоятельно, способного реализовать свободную волю.

Будучи царского рода, Полиевкт имеет право на власть в Метилене, но ради сохранения мира подчиняется тираническому иноземному правлению — принимает управление Арменией римским наместником Феликсом и, влюбившись в его дочь, становится ее супругом. К тому же, уже приняв решение стать христианином, он «слабеет сердцем», переживая тревогу своей жены Паулины, вызванную увиденным ею мрачным сном о смерти супруга. Именно любовь оказывается фактором, поначалу сдерживающим религиозное обращение Полиевкта. Корнелевские персонажи словно бы соревнуются друг с другом в благородстве, проявляя нравственный максимализм. Полиевкт твердо решил принять христианство, но не может «не внять любви, законом освященной, / И не отсрочить день, однажды предрешенный»; когда же становится христианином, то не просто принимает крещение, но жаждет «страдать за Бога», а потому отправляется в языческий храм на объявленные римской властью празднества, чтобы сокрушить ложных кумиров; Паулина не только сохраняет верность супругу, но и готова погибнуть вместе с ним, даже не разделяя его взглядов; Полиевкт отвергает эту жертву жены, желая видеть ее христианкой, заботясь о спасении ее души; в конце концов Паулина принимает крещение от умирающего мужа и требует казни как христианка. Мученичество Полиевкта, как его трактует Корнель, спасает от казней и мук последующие поколения христиан, или, во всяком случае, делает это спасение возможным. Сложность и неоднозначность характеров героев, глубина и напряженность конфликта превращает пьесу в шедевр классической драматургии.

В комедиях французские драматурги первой половины и середины XVII века опираются на опыт испанского и итальянского театра, находясь под влиянием эстетики барокко. Армянская тематика представлена здесь по-другому, нежели в трагедиях, очевидно, что комедиографы так или иначе отмечают экзотическую удаленность Армении и возможность выдавать себя за армян тех, чья причастность к ним сомнительна или прямо недостоверна. Так, в 1653 году Поль Скаррон, известный автор бурлескных стихотворений и поэм, в частности — поэмы «Вергилий наизнанку» (1648 – 1653), вызвавшей многочисленные подражания у поэтов других стран, пишет пятиактную комедию в стихах «Дон Яфет Армянский», признанную образцом бурлескного стиля и до сих пор остающуюся в репертуаре многих театров. Используя традиционный комический образ хвастуна-фанфарона, Скаррон высмеивает претензию героя на высокое положение в обществе. По сути дон Яфет — глупый и заносчивый авантюрист темного происхождения, которого, встретив в одном из испанских городков, пригрел император Карл V «за умозрительность кривляний и причуд» и сделал его придворным шутом. Постоянное напоминание героя о древности рода — столь часто, что оно в конце концов вызывает сомнение, тем более что речи дона Яфета — отнюдь не высокого стиля: «Узнайте же, что я — прямой потомок Ноя; Забрался он в ковчег, туда и присных сгреб, А прочий грешный люд меж тем в воде утоп». Его ухаживания за племянницей командора Леонорой, в которую влюблен благородный дон Альфонс, вынужденный податься в услужение мнимо высокородному Яфету, бурлескно-комичны и в конце концов не приводят к успеху. Дон Яфет поддается на обман, устроенный командором и его слугой, оставив дона Альфонса и Леонору и отправляясь сочетаться браком с некоей перуанской принцессой Айяйя.

А впоследствии ставший классиком мировой комедиографии Мольер в своей ранней пьесе «Шалый, или все невпопад» (1655) выводит образ мнимого «армянина». Он создает персонаж юноши Лелия, который хочет соединиться со своей возлюбленной, рабыней Селией, перехитрив своего соперника Леандра, однако его наивная прямолинейность не однажды разрушает ловкие интриги, которые выстраивает его слуга Маскариль, пытающийся помочь хозяину. Комедия состоит из ряда вполне самостоятельных комических эпизодов. В IV действии «Шалого» Лелий по совету Маскариля переодевается в армянскую одежду и пытается внушить Труфальдину, хозяину Селии, что он, путешествуя по торговым делам, встретил в Турции сына Труфальдина, еще в шестилетнем возрасте проданного в рабство вместе со своим учителем. Однако он плохо играет свою роль, путается в названиях краев и городов, в результате Труфальдин разгадывает хитрость, поняв, что перед ним «переодетый плут, наряженный купцом, с фальшивой сказочкой пробравшийся в мой дом!».

Что общего у героя философской повести Вольтера «Задиг» с Арменией?

В XVIII веке при том, что армяне активно и успешно развивали во Франции торговлю, Армения все еще оставалась в восприятии многих французов далекой экзотической страной. Однако, с одной стороны, идеи Просвещения привлекали и армянскую молодежь, жившую во Франции, а с другой — французские просветители довольно хорошо знали историю гонений армян и писали об этом в своих сочинениях. Так, Монтескье в эпистолярном романе «Персидские письма» (1721) вкладывает в уста своего героя, перса Узбека рассказ о том, как Шах Аббас выслал почти всех армян из страны и тем самым ослабил ее (письмо CXXI); Вольтер в «Опыте о нравах и духе народов» упоминает о завоевании Армении — «некогда столь славном королевстве при Тигране», а в «Трактате о веротерпимости» (1763) пишет об истории всемирного потопа и о приплытии Ноева ковчега в Армению. Вольтер был, как известно, не только философом, но историком, поэтом, драматургом, прозаиком. Наибольшим успехом в его художественном наследии до сих пор пользуются философские повести. Первой из них была повесть «Задиг» (1747). Одну из рассказанных в ней историй автор почерпнул в сказке «Три принца из Серендипа». Эта сказка-притча появилась первоначально в Италии в 1548 году и была представлена как перевод с персидского языка, сделанный Кристофоро Армено (Армянином). В 1610-м, а затем — в 1719 году это произведение было переведено на французский язык. Из него-то Вольтер и почерпнул рассказ о пропавших собаке и лошади, следы которых разгадал главный герой его повести — Задиг. Как уточняют словари, редкое имя этого персонажа — армянская форма французского имени Паскаль, оно восходит к арабскому слову, означающему «искренний», «правдивый», «честный», что точно отвечает характеру героя.

Где, по Дидро, располагался «земной рай»?
Один из самых значительных французских философов XVIII века — Дени Дидро — был издателем и одним из авторов «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел» (1751 – 1780), грандиозного просветительского проекта, состоящего из 35 томов и включающего тысячи статей. Хотя Дидро был атеистом, он, тем не менее, верил в существование прекрасных природных мест, достойных именоваться «земным раем». В 1 томе в статье об Армении после описания географического положения страны утверждается: «Там располагается земной рай», а в 11 томе в статье «Земной рай» помещена карта этого рая, расположенного опять-таки в Армении. Впоследствии эту же мысль об Армении как земном рае выскажет Дюма в своих записках о путешествии по Кавказу.

Кого во Франции называли «армянским философом»?

Жан-Жак Руссо находился в сложных отношениях как с другими просветителями — Дидро, Вольтером, так и с французскими властями. После того, как его роман «Эмиль, или о воспитании» (1761) был осужден гражданскими и религиозными судами Парижа и Женевы, он уехал в городок Мотье-Травер и там осуществил, по его собственному признанию в «Исповеди», свое давнее желание — оделся в армянский костюм. Сшить его помог портной-армянин, и Руссо неоднократно подчеркивал удобство и гигиеничность этой одежды. В этом костюме философ ездил в Англию, в гости к своему другу философу Дэвиду Юму. Там шотландский живописец Аллан Рэмзи написал портрет Жан-Жака Руссо в армянской одежде и подарил его Дэвиду Юму.

Французские художники также, по крайней мере дважды, рисовали Руссо в этой одежде. Руссо даже получил от знакомых прозвище «армянский философ», каковое он охотно принимал.

Какое отношение имеет «армянский колпак» к Французской революции 1789 года?

Французские революционеры, желая патетически возвысить события 1789 – 1794 годов, широко обращались к античной символике и атрибутам: некоторые из них меняли свои имена на имена античных тираноборцев, на домашней утвари появлялись различные изображения античных памятников, а символом Революции стал фригийский колпак — головной убор освобожденных рабов и свободных ремесленников в Древней Греции и Риме, который стали носить граждане французской республики. О сходстве одеяний фригийцев и армян писал еще Геродот. Ряд правителей древней Армении носили такой колпак, этот головной убор сохранился в некоторых скульптурных памятниках. Потому в революционной Франции фригийский колпак называли также армянским.

В этом колпаке сплелись понимание его восточного происхождения и связь с идеей освобождения. Не случайно он стал в конце концов символом свободы для многих стран.

Что писал Дюма об армянах, путешествуя по Кавказу?

Популярнейший французский романист Александр Дюма был весьма пытливым путешественником. Его первые сочинения были связаны с описанием поездки по Швейцарии и сразу же вызвали интерес не только во Франции, но и в России: один из фрагментов «Путевых впечатлений» перевел и опубликовал известный критик Виссарион Белинский. В середине 1850-х годов, уже будучи знаменитым писателем, автором «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо», Дюма отправился в Россию и на Кавказ. Ему не довелось побывать на территории нынешней Армении, однако он встречал армян, побывав на юге Российской империи.

Особенно подробно описывает он свои впечатления о нравах армянского населении Баку, подчеркивая, что древний армянский народ «сохранил нравы патриархов. Для него Авраам умер вчера, а Яков еще жив. Отец — неограниченный глава семейства; за ним власть принадлежит старшему сыну, младшие братья его служители, сестры его приятельницы. Все безоговорочно покоряются неоспоримой и неумолимой воле отца». Отмечает Дюма и гостеприимство армян, превращающих появление гостя в доме в праздник, щедрое угощение, которое они готовят: «С помощью небольшого воображения можно представить, что Яков и Рахиль сейчас же сядут за стол и будут праздновать свою помолвку». Дюма сближает судьбы армянского и еврейского народов, обнаруживает в них единство исторических воспоминаний, «восходящих к началу мира»: «подобно иудеям, армяне были рассеяны, но не по всему свету, а по всей Азии. Там они находились под всякого рода владычеством, но неизменно деспотическим, всегда иноверным и варварским, всегда руководившимся прихотью вместо правил, произволом вместо законов». При этом сама Армения — это земной рай: «В Армении брали свое начало четыре первобытные реки, орошавшие землю. На высочайшей горе Армении остановился ковчег. В Армении началось обновление разрушенного мира. Наконец, в Армении Ной посадил виноградник и впервые испытал могущество вина».

Кто из писателей армянского происхождения вошел во французскую литературу в ХХ веке?

Новый этап армяно-французских связей возникает на рубеже XIX – XX веков, когда Франция стала убежищем для многих армян, спасавшихся от геноцида. Как пишет уже в наши дни один из французских журналистов, Даниэль Шено, иммиграция армян во Францию «была мотивирована размышлениями о ценностях, а не экономическими соображениями, потому-то сегодня и армяне в Армении, и французы армянского происхождения любят Францию за его народ, культуру и принципы».

Эта любовь выразилась, прежде всего, в том вкладе, который армяне, жившие во Франции, внесли во французскую и мировую культуру. Среди них ученые и художники, певцы и композиторы, архитекторы и писатели, актеры и режиссеры. Если говорить только о писателях, то среди них есть те, кто писал и на армянском, и на французском языках: таков, например, Армен Любен (или Шахан Шахнур, Шахнур Керестеджян). Родившийся в Константинополе в 1903 году, этот писатель в начале 1920-х годов укрывается от геноцида во Франции. Он писал прозу по-армянски — до 1936-го и с 1945 до 1958 года — стихотворения по-французски, стал известным французским поэтом. Не менее известна и Луиза Асланян (писавшая под псевдонимами ЛС или Ласс): эта писательница с трагической судьбой, участница Сопротивления, погибшая в Равенсбрюке, училась в Сорбонне и писала свои произведения и по-армянски, и по-французски.

В то же время среди тех, кто оставил особенно яркий след в истории французской литературы, есть два имени, хорошо знакомых любителям чтения — это Артюр Адамов и Анри Труайя. Оба они писали только по-французски, оба, по существу, связывали между собой три культуры — армянскую, французскую и русскую, но оба помнили о своем происхождении и хранили память о драматической истории армян.

Каков вклад Артюра Адамова в театр абсурда?

Артюр Адамов (Арутюн Суренович Адамян) родился в 1908 году в Кисловодске в богатой семье нефтепромышленника, имеющей российское подданство. Его мать принадлежала к роду известных врачей и адвокатов, некоторые из которых мечтали стать членами Государственной Думы. До шести лет Артюр рос в Баку, а в 1914-м Первая мировая война застала семью в Германии, по которой они путешествовали. Им пришлось бежать в Швейцарию, поскольку оставаться с российскими паспортами в стране, воюющей с Россией, было небезопасно. Здесь Артюр пошел в частную школу, где он учился не слишком успешно, поскольку математике предпочитал греческую мифологию, увлекался историей Англии и театром. События революции 1917 года, национализация лишили отца его нефтяных богатств, семья была вынуждена жить на средства от продажи драгоценностей. В 1922 году они перебрались в Германию, где Артюр продолжил учебу во французском коллеже, а в 1924-м семья уехала во Францию. Отец жаждал обучить сына инженерной специальности, однако Артюр сопротивлялся: его увлекла литература, он начал сочинять сюрреалистические стихи и послал их Полю Элюару. Элюар оценил дарование молодого Адамова, пригласил его в свою поэтическую группу, однако Андре Бретон не был в восторге от творчества Артюра. Юный поэт больше сблизился с группой журнала «Дисконтинюите», где сотрудничали Жак Превер, Бенжамен Фондан, Жорж Невё и другие.

Позднее, наряду с Эженом Ионеско и Самюэлем Беккетом Артюр Адамов стал создателем театра абсурда, одного из интереснейших явлений не только французского, но и мирового театра. Более того, он был первым из этих писателей, кто разработал поэтику абсурдистской драматургии. Но когда в 1969 году Беккет получал Нобелевскую премию, Адамов угасал, погруженный в депрессию, а в 1970-м, когда Ионеско был принят во Французскую Академию, Адамов покончил с собой.

Иначе было в первой половине 1950-х годов: пьесы Адамова ставили самые знаменитые режиссеры: например, «Вторжение» (или «Нашествие») поставил в 1950 Жан Вилар, «Пародию» в 1952 году — Роже Блен, «Профессор Таран» — в 1953-м Роже Планшон, «Все против всех» — в том же 1953-м Жан-Мари Серро, эти и другие постановки пользовались у зрителей большим успехом.

Внося вклад во французскую литературу, Артюр Адамов оставался в глазах своих друзей «Эрном-Армянином»: так его называли по ассоциации с героем повести Куприна «Синяя звезда» мудрым правителем Эрном Великим.

Почему Анри Труайя называл себя «французский армянин»?

Анри Труайя — псевдоним Льва Аслановича Тарасова, родившегося в 1911 году в Москве. Предки его по отцу были из черкесских армян по фамилии Торос, жили они в селе Цхна близ Нахичевани, затем в Армавире, занимались торговлей сукном, а кроме того, владели железной дорогой между Армавиром и Туапсе. Отец Льва был банкиром, мать — Лидия Васильевна Абессаломова принадлежала к зажиточной грузинско-армянской семье. В 1900-х годах родители Льва переехали в Москву. Детство будущего писателя было весьма благополучным: гувернантка из французской Швейцарии учила его французскому языку, русская няня рассказывала народные сказки, ребенка окружала любовь домашних. Однако революция все изменила, семье пришлось бежать из Москвы в вагоне для перевозки скота. Попав в Кисловодск, Тарасовы затем добрались до Константинополя, но не смогли там получить убежище, поскольку были российскими подданными, да еще с русифицированной фамилией. Им пришлось добыть поддельный документ о том, что их фамилия — Торосян, это позволило им попасть в число беженцев-армян, укрывшихся на Кипре, затем отправиться в Венецию и, наконец, в 1920-м — в Париж. Расчет на скорое возвращение в Россию не оправдался, и, хотя семья Тарасовых легко натурализовалась во Франции, писатель навсегда сохранил чувство ностальгии, которое во многом определило его тематику его произведений.

В отличие от Артюра Адамова, творчество которого было связано с сюрреализмом, экспериментальными исканиями авангардной поэтики, Анри Труайя продолжал в ХХ столетии традиции реализма, опираясь как на своих любимых русских писателей — Льва Толстого, Ивана Тургенева, Федора Достоевского, так и на французских романистов — Оноре де Бальзака, Гюстава Флобера, Ги де Мопассана и других. Он прославился как романист.

Но самая интересная часть его творчества — это серия романизированных биографий — жанр, в котором Анри Труайя является достойным соперником знаменитого Андре Моруа. Ему принадлежат романизированные биографии французских писателей. Еще большее количество таких биографий Анри Труайя написал о русских писателях: начав с книг о Федоре Достоевском (1940) и Александре Пушкине (1946), он затем пишет о Михаиле Лермонтове (1952), Льве Толстом (1965), Николае Гоголе (1971), Антоне Чехове (1984), Максиме Горьком (1986), Марине Цветаевой (2001) и Борисе Пастернаке (2006).

Безусловно, русская культура и история — органическая часть жизни писателя, его культурного фундамента. Но следует сказать, что сам себя Труайя называл «французским армянином», не забывая и о своих армянских корнях. Не случайно он посчитал нужным рассказать историю своей семьи в книге воспоминаний «Такая длинная дорога» (1976) и именно он стал вдохновителем своего друга Анри Вернея — известного режиссера армянского происхождения, подтолкнув его к написанию сборника рассказов «Майрик» и созданию двух фильмов о геноциде и жизни армянской диаспоры — «Майрик» и «Улица Парадиз, дом 588». Напомню также, что в 1979 году на студии «Арменфильм» режиссер Юрий Ерзинкян снял фильм по роману Анри Труайя «Снег в трауре». Перекличка армянской и французской культур ощутима в творчестве Труайя, как и русско-французская перекличка.