Философ и мистик греко-армянского происхождения Георгий Иванович Гурджиев родился примерно в 1872 году на Кавказе в семье плотника. Жил в Александрополе (Гюмри). С самых ранних лет проявлял незаурядные умственные способности и тягу ко всему таинственному. Образование получил в той же духовной семинарии, что и Иосиф Джугашвилли (Сталин). Некоторые биографы Гурджиева, в частности Луи Повель, видят много общего в системах двух равновеликих кавказцев, имея в виду «тоталитарные принципы» работы с человеческим «материалом».

Лукавый мистик

После окончания семинарии Гурджиев организовал группу «Искатели Истины». Он отправился в долгосрочную экспедицию сроком в 25 лет. В своих путешествиях Гурджиев изучал различные духовные традиции, в числе которых: суфизм, тибетский буддизм и разные ветви восточного христианства. Исследовал Гурджиев и фольклор [в частности, танцы и музыка. — Прим. ред.] тех стран, которые посещал. Собирал он и фрагменты древних знаний, преимущественно египетской и вавилонской цивилизаций, иногда прибегая к археологическим раскопкам. В поисках сверхъестественных феноменов Гурджиев объездил страны Азии и Африки, посетил Турцию и Египет, исследовал Афганистан и различные местности на Ближнем Востоке и в Туркестане. В результате своих изысканий Гурджиев сформулировал учение, которое назвал «Четвертый Путь» — в нём он изложил доступным европейцам языком, философские идеи Востока о гармоническом развитии человека. А также добавил в сокровищницу мировой философии идею «взаимного поддержания» — взаимообмена «энергиями и веществом между всеми сущностями Вселенной». По Гурджиеву, без этого обмена жизнь на планете — невозможна. На основе системы «Четвертого Пути» Гурджиев сначала в России, а затем во Франции основал «Институт Гармонического развития человека». Но кто он? Что за личность? Человек хороший или плохой? Философ или шарлатан? Мистик или сектант? Гурджиев, по оценкам современников, весьма противоречивая фигура. Кем только его не считали — ересиархом, «эзопом», чудотворцем и… богоборцем, конечно. И вот почему. Гурджиев — автор многочисленных философских и художественных трудов. Наиболее спорная и откровенно богоборческая книга Георгия Гурджиева — «Все и вся, или рассказы Вельзевула своему внуку», в которой дьявол описывает жизнь на Земле, как сомнительный эксперимент для «трёхмозговых существ», какими, по сути, являются люди.

Окружение Гурджиева

Среди учеников Гурджиева — русский философ Петр Успенский, философ и математик Джон Г. Беннетт, композитор Томас (Фома) де Гартманн, автор детской книги о Мэри Поппинс Памела Трэверс, французский поэт Рене Домаль и американский художник Пол Рейнард. Уже после смерти Гурджиева у его учеников обучались известные музыканты Кейт Джарретт и Роберт Фрипп. Гурджиев умер в американском госпитале в Нейлли 29 октября 1949 года. На кровати лежит большой усатый восточный человек. Это духовный учитель, великий мистик XX века — Георгий Иванович Гурджиев. Ему 73 года и он умирает. Вокруг Гурджиева толпятся встревоженные люди — ученики. Георгий Иванович обводит учеников «нездешним» взглядом. Говорит: — Ну и вляпались же вы. Это — последние слова мистика. Его предсмертные слова звучат как шутка. Однако при всем уважении к специфическому чувству юмора умирающего Гурджиева, сказанное на шутку не претендовало. Для того чтобы понять, что этот человек имел в виду, необходимо заглянуть в самые потаенные уголки его души, а это непомерно сложная задача, потому что полотно жизни Гурджиева соткано из глубоких противоречий.

Учитель танцев

Современники так и не смогли прийти к однозначной оценке его личности. Гурджиева называли и шарлатаном и гением одновременно. Одни — обожали и критиковали его. Другие — шли к нему за исцелением. А некоторые вообще сомневались в его человеческой природе. Дескать, Гурджиев — это порождение ада и слуга сатаны, если не сам сатана. Можно только себе представить, какой страх он внушал! Одним словом, злодей, да при том махровый. Слухи вокруг Гурджиева витали мириадами! Можно бесконечно долго всматриваться в детали его биографии и всё время находить что-то новое. Искать, например, ключ к разгадке, предположив что Сталин и Гитлер интересовались его учением. Увидеть в его знакомстве с идеологом фашизма Карлом Хаусхофером некую связь с Третьим Рейхом. Найти следы гурджиевского влияния на деятельность наставника Далай-ламы и царского целителя Николая Бадмаева. Поиск истинного лица Учителя танцев [так Гурджиева иногда называли. — Прим. ред.] — занятие неблагодарное. Повествование рискует превратиться в фантастический, но, к сожалению, довольно спекулятивный рассказ, в котором Гурджиев будет разгуливать по Тибету и одновременно продавать восточные ковры в Санкт-Петербурге. Он, как джинн из сказок «Тысячи и одной ночи», умел появляться в нескольких местах одновременно. Проверить подобного рода свидетельства практически невозможно. Любая попытка серьезного исследования уводит либо в гипноз, либо в туман. Все дальше и дальше. И эти слухи сами по себе уже действуют гипнотически.

Амбивалентность сакрального

Гурджиев и не стремился разогнать зыбкие разговоры вокруг себя. Он их не отрицал. Более того, сам для себя Гурджиев старался, чтобы его фигура троилась в пелене мистического тумана. Неопределенность только способствовала формированию его загадочной ауры. Поняв и приняв это, как авторский прием, Гурджиев довольно беспринципно жил. Все это напоминает произведение живописи, намеренно закрашенное сверху какой-нибудь средней руки мазней. Счищая слой за слоем, мы обнаруживаем перед собой портрет полного, странноватого и достаточно желчного человека, который охотно манипулировал другими людьми. Человека, который, тем не менее, определил свою жизненную задачу, как «освободить человечество от массового гипноза», став учителем тех, кто, по его словам, «желает освободиться». Духовным учителем, учителем танцев, учителем кулинарии, учителем всего чего угодно. Коучем на все случаи жизни. Что же заставило Георгия Ивановича, при всех его талантах — музыкальных, художественных и, особенно, коммерческих, встать на путь ментора дисциплин духа? Как и почему случилось так, что мальчик из кавказской ремесленной семьи взялся «опекать» всё человечество? Великие мистики тоже родом из детства. В 1948 год, Аэропорт, Американская таможня. Пожилой Гурджиев в своей характерной одежде — пальто, каракулевой шапке. Протягивает паспорт служащему американской таможни. Служащий проверяет паспорт Гурджиева. Он видит, что в паспорте, под графой «год рождения», написано: 2018 год. Служащий: — У Вас тут ошибка? Надо исправить. Гурджиев: — Это не ошибка, исправляться придется вам.

День рождения Гурджиева — первая загадка

Он родился, по указанию различных источников, в 1866, 1873, 1874 или 1877 году в Александрополе, в семье грека и армянки. Александрополь, в советское время Ленинакан, ныне Гюмри, расположен на территории современной Армении, не так далеко от границы с Турцией. Городок казался юному Гурджиеву скучным. Но регион был интересным — в те времена весьма неспокойным и опасным. В течение многих веков на него претендовали Российская и Османская империи, здесь часто возникали межэтнические столкновения, политические конфликты и природные катаклизмы. Население в нем было очень неоднородно по этническим, религиозным и языковым признакам. Возможно, поэтому Гурджиев обладал способностями к языкам, даром перевоплощения и космополитическим духом. В маленьких городках, расположенных между долинами и горами, жили греки, армяне, турки, русские, курды, кавказские татары и грузины; местные религии охватывали очень широкий спектр — от несторианства и суфизма, до шаманизма и даже почитания дьявола. Маленький Гурджиев поначалу посещал церковную школу. Но вскоре настоятель собора предложил отцу Гурджиева давать сыну уроки на дому, ведь мальчик был вундеркиндом! Георгия стал учить сам настоятель, от которого он усвоил «десять основных правил правильной жизни», в числе которых были безоговорочное предписание почтительного отношения к родителям, добросовестность в работе и даже такие, как «бесстрашие к чертям, змеям и мышам».

Конец XIX века. Александрополь. Улица.

Мальчишки на дороге играют в городки. Среди них маленький Гурджиев. На улице появляется езидский мальчишка. Александропольские мальчишки его окружают. Тот испуганно на них смотрит, поднимает ногу, чтобы идти дальше. Мальчишки быстро рисуют вокруг езидского мальчишки круг в пыли. Мальчик так и застывает с поднятой ногой и выпученными глазами. Гурджиев с изумлением смотрит на застывшего мальчишку. На Востоке весьма развиты семейные ценности и уважение к родителям. Вообразите, Гурджиев был уже грузным пятидесятилетним дядечкой, закаленным множеством испытаний, владел бесчисленными эзотерическими техниками, однако преклонение перед отцом, признание его родового старшинства и иерархического превосходства было определяющим в их отношениях.

1916, Александрополь. Во дворе плотника Гурджиева философ Петр Успенский (первый настоящий ученик Гурджиева) сидит под абрикосовым деревом и записывает в свой дневник: «Был удивлен: учитель неожиданно предстал в обличье примерного сына — послушного и внимательного. Его отношение к отцу было проникнуто необычайным почтением. Отец выглядел мужиковатым стариком среднего роста с неизменной трубкой в зубах и в папахе на голове. Трудно было поверить, что ему уже за восемьдесят. Было приятно посмотреть, как Гурджиев часами беседовал с отцом. Как внимательно слушал его, временами посмеиваясь, но, никогда не теряя нити беседы, а еще подкрепляя вопросами и комментариями. Гурджиев посвящал ему все свое свободное время и не выказывал ни малейших признаков нетерпения, скорее наоборот старался подчеркнуть, насколько ему интересны родительские рассказы». Но «самый дорогой дар» отца, как писал постаревший Гурджиев, заключался в том, что он дал ему строгие нормы воспитания, научившие его выживать в любом окружении и при любых обстоятельствах. Вот этот «самый дорогой дар» для исследователей очень важен. Та роль, которую Гурджиев отводил собственному отцу в своем пантеоне учителей впечатляет. А ведь о других учителях он вообще не упоминает! Он относился к отцу, как простому человеку, приобщенному к древнейшему источнику жизни. Гурджиев-отец был «ашугом» — поэтом и рассказчиком, знавшим наизусть большие куски эпических сочинений, включая шумерскую поэму о Гильгамеше. Ощутимая связь с прошлым действительно является таким наследством, с которым не сравнятся никакие богатства. Как говорил сам Гурджиев, «я приобрел культурный опыт, который интерпретировал как сохранение древней мудрости в формах и ритуалах, значение которых давно забыто». Роль отца-учителя объясняет также и самый «дорогой дар» отца сыну: строгие правила воспитания, научившие его выживать в любом, даже враждебном, окружении. «Он заставлял меня вставать рано утром, когда детский сон особенно сладок, и идти к роднику, чтобы облиться холодной ключевой водой, а также приучал меня обходиться легкой одеждой даже в холодную погоду».

Г. Гурджиев. «Взгляды из реального мира»

Эти строгие методы позже ощутили на себе и его последователи. Молодой Гурджиев, как считал его первый и основной учитель — отец, должен был вырасти человеком, умевшим постоять за себя. Как все города в регионе, Александрополь делился на районы согласно социальному положению жителей. Несмотря на заявления о знатном происхождении, Гурджиев вырос в бедности и вскоре научился браться за любую подвернувшуюся работу — от починки обуви до гипноза, приобретая буквально на ходу важное качество — ловкость, позже так изумлявшее интеллектуалов, собиравшихся вокруг него. Достаточно вспомнить историю с продажей корсетов из китового уса, которую затеял молодой Гурджиев, чтобы заработать денег на экспедицию. Китовый ус — дорогой товар. В позапрошлом веке появилась мода на корсеты, и Гурджиев обвел вокруг пальца всех окрестных лавочников, скупив у них старые корсеты. В скором времени старьевщики кусали локти, а Гурджиев открыл мастерскую и нанял девушек, которые отправляли на продажу не менее десяти корсетов в день.

Большое странствие

Великий махинатор? Злодей? Аферист? И да, и нет. В данном случае цель определила средство. Желание Гурджиева быть везде, покрыть собой как можно больше пространства характерно как раз для целеустремлённых. Как начинающий «сверхчеловек», Гурджиев не гнушался средствами и шел к цели по головам людей, если те ему их подставляли. Возможно, многонациональная, неоднородная жизнь Александрополя во многом, наряду со способностью к языкам и глубокому восприятию различных традиций и религий, а также желание стать больше и лучше отца, сформировала интерес к тому, что впоследствии Гурджиев назвал так: «исследовать со всех сторон и понять точный смысл и цель жизни человека». Это есть первая цель его жизни. Осознав ее как свою основную задачу, Гурджиев покидает родной дом и путешествует на протяжении 25-ти лет. Примерно в 1890 году начинается великое путешествие Гурджиева по Азии, Египту, Европе, Ближнему Востоку, Тибету и Закавказью. Это время испытаний себя, судьбы и обстоятельств. Для Гурджиева это время послужило неотъемлемой частью фундамента, который он заложил в основу своей жизни. Хотя, на самом деле, довольно сложно представить даже приблизительную картину того, что ему в действительности пришлось пережить и испытать. Эти странствия привели к новому осознанию себя. Гурджиев рождался для новой жизни. Постоянно попадая в районы боевых действий, революционных столкновений и межнациональной вражды, одновременно углубляя свои познания о традициях мистических сект и древних источниках знания, Гурджиев развивал свой дух и угнетал своё тело. С одной стороны он приобрел множество практических приемов телепатии, гипноза и медитации, с другой — вечно болел всевозможными дизентериями, заражался локальными инфекциями, бывал ранен. Где-то 1900 год. Какое-то горное ущелье у ручья. Гурджиев лежит в пещере. Левая часть груди его перевязана. Он ранен. Ему очень плохо. Смертельное ранение, от «шальной», как он называл её, пули, привело его не только к глубокому физическому, но и к духовному истощению. Нужно было что-то изменить. «Я пришел к выводу прекратить всякое применение той исключительной силы, которой я обладаю (которая была развита мной сознательно в моей обычной жизни с людьми) это власть, основанная на силе в области телепатии и гипнотизма».

Продавец солнца

Это стало еще одним моментом кардинальных перемен в жизни Гурджиева. Болезнь сменилась здоровьем, заброшенное горное ущелье у ручья — таинственно освещенной комнатой, устланной на восточный манер коврами под потолок. Главная цель жизни уступила место новой: «любой ценой найти некий способ или средство для того, чтобы разрушить в людях склонность к внушаемости, которая заставляет их легко впадать под влияние массового гипноза». И для реализации своих задач Гурджиев выбрал Россию. В 1914 году началась Первая мировая война. Гурджиев приехал в Петербург и потом в Москву и представился местной публике изысканно-просто — «торговец солнечной энергией». Он сразу зарабатывает себе славу арабского шейха, поскольку носит шитые золотом халаты и очень путано рассказывает о своей жизни на Востоке. Он привозит с собой партию иранских ковров и твердое решение поставить балет, который назывался «Битва магов». Он привозит в Россию колорит восточного базара, который хорошо передает характер самого Гурджиева и который так необходим российским интеллектуалам рубежа веков — поэтам-символистам, философам-мистикам, всем ищущим и разочаровавшимся в ортодоксальной жизни, философии и религии. Вокруг Гурджиева в одночасье собирается кружок заинтригованных людей. Среди них: молодой философ Петр Успенский. Любимый ученик. И персональный «иуда» Гурджиева. Петр Успенский серьезно занимался изучением природы времени, как «Четвертым измерением», в котором его больше всего интересовали сверхвременные или вневременные явления, доступные восприятию простого человека лишь в минуты особого прозрения. Он увлекался анализом сновидений и влиянием на сознание наркотических веществ. Его базой стали труды Ницше, математика четвертого измерения и восточные представления о реинкарнации, карме и колесе судьбы — вся мистика и эзотерика, столь популярная в начале XX века у декадентов. Успенский пройдет одну треть дороги с Гурджиевым. В каком-то смысле Успенский тоньше, умнее, изящней своего мужиковатого учителя. Их пути разойдутся в Париже, когда Успенский разочаруется в учении Гурджиева. Успенский умрет в 1947 году в Лондоне. Гурджиев переживет своего ученика на два года. Гурджиев в последние годы особенно тяжело переживал уход Успенского. Успенский стал тем, на кого Гурджиев очень рассчитывал, кому хотел в свою очередь передать по наследству «бесценный дар». Он искал ученика, чтобы в нем воплотиться. Надо сказать, что Гурджиев презирал письменные источники знания и считал, что письменный язык — слаб и неточен. Именно в этом смысле у них с Успенским начались первые расхождения.

«Институт Гармонического развития Человека»

Гурджиев требовал от своих учеников адекватных определений. Их поиск был увлекательной головоломкой. В результате таких игр с языком появилось название «Институт Гармонического развития Человека». Летом 1916 года группа его учеников едет в Финляндию для интенсивного обучения. В составе группы: Успенский, математик Захаров, специалист по психическим болезням доктор Стьорнваль со своей женой, и будущая жена Гурджиева — полька Островская. В Финляндии формируется то, что впоследствии стало называться методом Гурджиева. В столкновениях членов группы друг с другом, провокациях конфликтов, напряженных умственных и физических упражнениях, занятиях специальными движениями — во всем этом Гурджиев преследовал определенную цель: включение у учеников самонаблюдения и «самосознания», пробуждение от «сна разума» и понимания своей истинной сущности. После переезда в Финляндию сформировался и один из основных принципов работы: четкий распорядок дня, строгое соблюдение установленных правил и максимальная адекватность, которая требовала от участников невероятного напряжения сил. Это явилось прообразом ставшего известным впоследствии на весь мир института в аббатстве Приере. В 1918 году Гурджиев чувствует обострение политической ситуации. Семья Гурджиева и его ближайшие ученики решают покинуть Россию. 1918 год. Большая Грузинская дорога. По дороге перемещаются люди с палатками при полном археологическом снаряжении. Впереди группы Гурджиев — в его руках какой-то плакат. Навстречу группе едут на подводе красные. Гурджиев поднимает плакат, на котором крупно написано «Победу — большевикам!». Красные приветливо кивают — передают им с подводы краюху хлеба. Группа идет дальше. Навстречу группе идут белые. Гурджиев поднимает плакат на котором написано «Смерть красным!». Белые одобрительно кивают. 14 июля 1922 года Гурджиев приехал в Париж, где через три месяца начнется «прославленный эксперимент» — открытие Института Гармонического развития Человека в замке Шато-дю-Приере. Этот новый опыт он впоследствии называл «одним из самых безумных периодов жизни». Режим дня был жёстким. Сон не более 5 часов в сутки. На завтрак — кофе и хлеб. До обеда велись всевозможные работы по уходу за домом, на территории, на строительных объектах, а также в саду и в огороде. После обеда — общие занятия, включавшие умственные упражнения, вечером до поздней ночи репетиции, беседы, танцы. Главный метод работы: «делай невозможное, затем сделай это дважды или занимайся сразу двумя несовместимыми занятиями». Экзальтированные дамы чистили морковку по ночам и мыли посуду в холодной воде, одновременно производя в голове сложные математические исчисления, а прославленные хирурги и психологи копали глубокие ямы, чтобы забрасывать их потом землей и выкапывать вновь. Некоторые не выдерживали и покидали Приере навсегда. Другие возвращались. Для всех, безусловно, это был глубокий душевный опыт. Именно в этот период жизни Гурджиев благодарит своего отца за тот «бесценный дар» воспитания, полученный в детстве.

Откуда у Гурджиева силы?

Ночью 6 июля 1924 года его нашли лежащим на дороге, без сознания, с тяжелым сотрясением мозга. Он лежал рядом с искореженным автомобилем. Причины аварии так и не были установлены. Совершено непостижимым казалось то, что Гурджиев был накрыт одеялом, в то время как в округе не было ни одного населенного пункта, из которого ему могли бы оказать помощь. Сам Гурджиев прокомментировал это так: «В качестве финального аккорда это мое изношенное физическое тело, в котором уже наличествовали из его предыдущей жизни все вышеперечисленные отметки вместе с автомобилем, едущим на скорости 90 км в час, врезалось в самое толстое дерево». Пока Гурджиев поправлялся, жизнь в Приере заметно поутихла. Многие впервые всерьез задумались над тем, что произойдет с ними, если Гурджиев умрет. Взять ответственность за свою жизнь на себя теперь, после опыта жизни под руководством учителя, оказалось для большинства практически невыполнимой задачей. Вскоре судьба преподнесёт ему новый удар почти одновременно он теряет двух своих самых близких людей: от рака умирает его горячо любимая жена и от болезни печени — мать. Именно тогда он постепенно отходит от Приере. Под различными серьезными предлогами удаляет прочь от своих глаз всех тех, кто ему мешает. В 1925 году Гурджиев внезапно начинает писать книгу. «Я понял, что людям необходим такой способ передачи», — только и сказал он. Эта книга дошла до наших дней — она переиздается под названием «Все и вся, или Рассказы Вельзевула своему внуку». Дьявол описывает жизнь на Земле как сомнительный эксперимент для трехмозговых существ, какими, по сути, являются люди. В этой книге отразился весь опыт человеческой цивилизации. В этой книге Гурджиев ставит крест на европейской культуре. В ней же ругает американский прагматизм. Вот что пишет журналист Пьер Шеффер, один из немногих прочитавших «Вельзевула» от корки до корки, в своей рецензии. «Рискну предположить, что, появившись на Западе примерно в 1920 году, — пишет Шеффер, — Гурджиев сознательно укрылся под гротесковой маской, придающей карикатурный оттенок его деяниям. Так ему проще было постичь ХХ век и втиснуться в рамки ненавидимой им цивилизации. Лишь тайком можно было заронить зерно её будущей гибели». А вот, что пишут преданные ученики в некрологе: «В последние годы своей жизни он стал объектом всеобщего внимания. И помимо всех тех способностей, которые вызывали к нему подчас нездорово бурный интерес, главной была именно его сила. Вопрос: откуда её Гурджиев черпал? И этот вопрос остается открытым». Магнетический, мистический и даже сверхчеловеческий Гурджиев. Но, насколько реализованной можно считать его цель «снять массовый гипноз с людей»? Насколько честной? Те немногие, кто больше других способны к пробуждению, стремясь обрести духовную свободу под воздействием его гипнотической личности, в результате оказывались все также не готовыми к встрече с собой. Эти слова можно отнести и к самому Гурджиеву. Говорят, люди перед смертью вспоминают всю свою жизнь. Гурджиев был и оставался человеком. Со страстями, желаниями и прихотями. Он был женат, любил коньяк и даже оплодотворял некоторых посторонних женщин. Есть мнение, что перед смертью Гурджиев увидел всю свою жизнь и понял, что прожил жизнь в тисках высвобождения собственной личности, будучи трудным учеником самого себя. — Ну и вляпались же вы, — сказал он. И умер.