Предыдущая публикация
Из книги мемуаров Рины Зелёной "Разрозненные страницы":
…1926 год. Я иду по набережной Ялты рядом с Владимиром Владимировичем Маяковским. Только мы не гуляем, как все, а идем по делу — в бильярдную. Странно, что он позвал меня: у него всегда огромный выбор первоклассных партнеров. Но ослушаться его я не могу, он и так чем-то расстроен… Когда он сказал: «Пошли в бильярдную!» — я повернулась и пошла.
Он шагает большими шагами. А я, воображая, что иду с ним в ногу, семеню, просто бегу, стараясь не отставать… Понимаю, кто идет рядом со мной, знаю, что это гений… Здесь, в Крыму, Маяковский выступал на открытых сценах курзалов. Его слушали все, кто был в это время на крымских курортах. Мы, актеры, приглашенные для работы на Южный берег Крыма, работали повсюду. Нас навалом грузили в полуторки — пианистов и певцов, чтецов и балерин — и возили по всему побережью: Алупка, Симеиз, Алушта, Гурзуф… Но каждый старался попасть на вечер Маяковского…
…Итак, мы с Владимиром Владимировичем входим в бильярдную. Там почти всегда одни и те же лица: курортники, актеры, кто-нибудь из писателей… Появление Маяковского каждый раз событие. Играет он виртуозно. Его условия жестоки: по уговору беспощадно заставляет проигравшего лезть под стол… пролезать под бильярдом во всю длину.
В бильярдной человек шесть—восемь. Маяковскому сразу освобождают стол… Он заявляет: «Я играю с Риной. Условия такие: играем американку. Она должна положить два шара, я — 13. Если выигрываю я, все присутствующие ставят мне по бутылке вина. Если Рина — я всем по бутылке».
Положение у меня неприятное. Не потому, что условия вполне унизительные… Американка — игра особая: если ты кладешь от шара «своего» — это считается шар. И если в лузу падает «дурак» — это тоже шар. Как же я могу проиграть? Фактически не могу. Если только Владимир Владимирович положит все 13 шаров подряд с одного кия.
Разбиваю пирамиду от души, так, что шары разлетаются по всему столу. Маяковский, прищурив один глаз от дымящейся в углу рта папиросы, внимательно оглядывает другим глазом расположение шаров… В это же время каким-то особенно элегантным движением мелит мелком кончик кия. Начинает.
Он играет левой рукой. Шары летят безошибочно… Подряд три в правый угол, два — в середину, от двух бортов — в угол, «свой» сам падает в середину, через весь бильярд — в левый дальний, еще одного «своего» ввинчивает в середину. Ему нельзя сделать ни одной ошибки. Но он ее делает. Все ахают… Теперь дело за мной.
Я важно мелю кий, нечаянно кладу «своего» в середину и последний с треском на клопштоссе всаживаю в угол. Всё! Я, к сожалению, выиграла. Мне аплодируют, а я боюсь посмотреть на Владимира Владимировича. Потом оглядываюсь и вижу, что он улыбается, доволен. Плохое настроение как рукой сняло…
…В одной из программ нашего театра был номер «Московские куплеты». Пели Б. Тенин, Л. Миров и я. Зал смеялся и аплодировал. Был там такой куплет:
Тротуар дрожит московский,
Шум и гром кругом идет.
То проходит Маяковский,
Себе памятник несет.
Однажды нам показалось, что Владимир Владимирович на это улыбнулся из кресла у самой двери в третьем ряду. И вот как случилось потом.
В одиннадцать часов мы играли утренник — только концертные номера программы — в каком-то клубе. Когда мы поднимались по ступенькам на сцену и Б. Тенин уже открыл дверь туда, кто-то схватил меня и Мирова за руки и успел в отчаянии громко шепнуть, почти крикнуть: «Пусть Тенин не поет куплет о Маяковском! Ни в коем случае!» Но Тенин был уже на сцене и ничего не услышал… И спел свой куплет о Маяковском. А его уже не было в живых. Мы узнали об этом, когда сошли со сцены… Было 14 апреля 1930 года...
Следующая публикация
Нет комментариев