После этого случая, бывая в садах и детских домах, Барто часто интересовалась, как там обращаются к детям, как их называют, чем порой вызывала немалое изумление: как зовут, так и называем! И особенно ее порадовал случай необычайной поддержки детской индивидуальности. В одной из ползунковых групп воспитательница пожаловалась на то, как любят многие родители называть детей популярными именами: «У нас четыре Наташи и три Ивана. Вот и ловчимся - одну зовем Наташей, другую Тусей, третью Нюсей, четвертую Натулей». «Ползунков я не повидала, но думаю, что им здесь хорошо», – заключила поэтесса.
Мы не злые, – поделился с поэтессой двенадцатилетний подросток. – Может, каждый из нас в отдельности вовсе добрый, но друг перед другом неохота показывать свою доброту». Так открылась перед Агнией Барто одна из главных причин детского бессердечия и плохих поступков – стыд и боязнь оказаться чересчур «добреньким», а значит – слабым. Но была и другая, куда более глубокая. И в ее основе, по мнению автора детских книг, было поведение самих взрослых, поощряющих расплату за доброту.
Стоит Лариса у доски,
Девчонка в пышной юбке,
И переводит на очки
Хорошие поступки.
Вся в цифрах классная доска:
– За помощь маме – два очка,
За помощь брату-малышу
Очко Никитину пишу,
А Горчакову три очка –
Водил он в гости старичка.
Строчки из стихотворения «Три очка за старичка» во многом похожи на отношение даже современных родителей к детскому труду и доброте. Они закладывают ожидание бонуса. «Не перевелись юные стяжатели, которые ждут оплаты за поступок, идущий от сердца. И не переведется корыстолюбие среди детей, пока рядом кто-то взрослый требует платы за каждое движение души», – пишет в дневнике Агния Барто. Не перевелись они до сих пор, и это еще один из уроков поэтессы, показывающий, что бывает, когда мы оплачиваем хорошие поступки детей, заставляем их «заработать».
Любовь к материальному, к вещам и «вещичкам» поражала Агнию Львовну. Как только жизнь советских людей улучшилась, изменились и детские письма в издательство: «Чтобы найти себе подругу, она наряжалась в самые красивые вещи. Она сказала, что будет дружить только с тем, у кого есть что-то замшевое. А у меня такого нет. И наша дружба порвалась», – писали девочки.
Барто негодовала! Как могут такие мысли приходить в головы детям? Как главным для них стало не душевное тепло, а «вещички»? «Замшевые» девочки – порождение «замшевых» мам. Бывают и «замшевые» папы», – возмущается поэтесса. И если хорошенько усвоить этот урок, то на родительских собраниях нередко можно встретить папу-мерседес и маму-айфон, ставших для своих детей авторитетом во всем: и в хорошем, и в самом низменном и мещанском.
Порой сильнее приходилось переживать, дойдут ли строчки стихов до взрослых, родителей. Не раз получала Агния Львовна гневные послания: «Четырехлетняя Олечка выронила слезинку, узнав, что «зайку бросила хозяйка». Рассерженный папа тут же пишет в газету и строго вопрошает: «Разве допустимо, чтобы книжка для маленьких вызывала слезы? Почему автор позволяет себе омрачать счастливое детство советского ребенка и травмировать его душу?».
Потому что настоящая, открытая, чистая душа умеет и смеяться, и плакать со всем упоением. А вместо этого дети закрывают уши, когда рассказ доходит до превращения братца-Иванушки в козленочка, не желая переживать этот грустный момент, хотя и знают о добром конце сказки. Их бабушки и дедушки одну за другой «обезболивают» сказки, переписывают их набело, исключая любые намеки на грусть, печаль и страдания. В ответ на это Агния Барто записала в дневнике емкую фразу: «Стоит ли нам так уж рьяно охранять детей от сильных чувств? Напротив, детям нужна вся гамма чувств, рождающих человечность».
Еще многому можно было бы поучиться у «переводчицы с детского». Например тому, как завоевать доверие и уважение детей и подростков, став в годы войны токарем, чтобы оказаться с юными тружениками тыла у одного станка и помочь им. Или тому, как самозабвенно на протяжении долгих лет тринадцатого числа каждого месяца выходить в эфир радиостанции «Маяк», рассказывать о воспоминаниях воспитанников детских домов, чтобы в одной из миллионов советских квартир мама услышала знакомую историю, узнала своего малыша, с которым ее разлучила война, и смогла вновь его обнять.
Детская поэтесса могла бы рассказать, как ей не писалось, не говорилось, не елось, не жилось после самого страшного кошмара любой матери – гибели любимого сына. Пятнадцатилетний Володя катался на велосипеде возле дома в тихом Лаврушинском переулке, когда его сбил грузовик. Случилось это в мае 1945-го, за несколько дней до Великой Победы.
Комментарии 35
"Помощница"
У Танюши дел немало,
У Танюши много дел:
Утром брату помогала,-
Он с утра конфеты ел.
Вот у Тани сколько дела:
Таня ела, чай пила,
Села, с мамой посидела,
Встала, к бабушке пошла.
Перед сном сказала маме:
Вы меня разденьте сами,
Я устала, не могу,
Я вам завтра помогу.
Успех был ошеломляющий, меня несколько раз вызывали на "бис" на новогоднем утреннике на работе папы. Я и сейчас помню, как это было, да и стихотворение не забыла. Добрую память о себе оставила Агния Львовна Барто своими стихами и славными делами. Спасибо!