ТАЛОВАЯ ПЕРЕД ЛИНИЕЙ ФРОНТА

Всю войну Мария Чернобровая работала на железной дороге. Жили они тогда в казарме на 259-м километре, прозванном в народе Плюшкиной будкой. В школу она ходила отсюда же. Закончила девять классов в 1942году. Продолжать учебу не дала война: на железной дороге катастрофически не хватало рабочих. Работать вначале пришлось на ремонте железнодорожных путей. Тогда там были только пожилые, не призванные на фронт мужчины. Старики девчонок поджаливали, тяжелыми работами старались не нагружать. Насмотрелись мы за войну столько страшного. Ладно эвакуированные ехали сами, но были целые составы раненых. Многим пытались помочь, чем могли. (Воспоминание Марии Чернобровой. «Заря» 13 марта 2015 г.) _______ По необычным дорогам ходил и ездил Федор Александрович Буйволов в годы суровых испытаний. Стальные магистрали были для него таким же передним краем, как передовая позиция для пехотинца и танкиста, матроса и десантника. Федор Александрович водил поезда. Водил днем и ночью, в пургу и проливной дождь, ежеминутно подстерегаемый смертью. В дни, когда у стен Волгограда решалась судьба России, машинист Буйволов был рядом с теми, кто ценой своей жизни ковал нелегкую победу над врагом. Об этом знают родственники да близкие, товарищи по профессии. Знает об этом приволжская степь. Именно здесь, у великой русской реки, Федор Александрович, может быть, впервые узнал цену метра земли, цену жизни великой России. Волгоград пылал. Гигантские языки пламени лизали почерневшее небо. От множества разрывов тяжело вздыхала земля. Пробивались вслепую. Ни фар, ни семафоров. Лишь зарево над непокорным городом было единственным ориентиром. Вот уже несколько часов Федор Александрович непрерывно вглядывается в ночь. Тяжко надрывается паровоз. Под колеса убегают все новые и новые километры. А ему все кажется, что движутся медленно. Третьи сутки без сна. Крепится. Кое-как уговорил своего напарника пойти отдохнуть. Да и какой это отдых – в теплушке при паровозе. – Не спится, – трогает за плечо машиниста Иван Сидорович Стеганцов. – Иди приляг, Федор. – Эх, братишка... – слышит Стеганцов. — Может быть, от нас, да от тех нескольких сотен солдат, что за плечами, зависит судьба города, всей страны. До отдыха ли? И снова глядят в ночь. Нехотя жует сухарь. Бегут километры. Уверен Буйволов, что и они, и каждый винтик в паровозе, каждая капля пара работает на победу. И еще много раз совершал Федор Александрович нелегкие рейсы, не раз был очевидцем жестоких бомбежек. Бомбы рвались не где-то вдали, а у полотна, у колес неустанного паровоза. Выходил из строя локомотив, разбивало вагоны, на глазах уходили из жизни товарищи. Но ни шагу назад не сделал Буйволов, ни на минуту не оставил свой боевой пост. (Листая подшивки А. АНОХИН «Заря» 9 мая 1962 года, «Заря» 8 мая 2015 г.) _______ После школы в 1942 году я устроилась работать на железную дорогу. Окончила курсы и стала дежурной у распределительного щита на электростанции. В то время фронт проходил по воронежской земле. Полностью мы ощутили это, когда загорелись Лиски. Зарево от пожаров в полнеба освещало ночь. Видно было, как при лампе. Немецкие самолеты стали летать над Таловой уже в июне. Заходили звеньями по три, шесть и девять машин. Спускались низко, иногда можно было даже летчика разглядеть. Спикировав, немцы вели огонь из пулеметов по мирным жителям. На улицах, перед домами и в огородах таловчане стали рыть глубокие ямы. Когда слышали гул приближающихся самолетов, то быстро в них прятались. А кому в это время надо было идти на работу, те бежали от укрытия к укрытию, там пережидали взрыв и опять – от дома к дому, пока не добирались до места. Дежурные в убежищах не прятались. Я была дежурным возле большого распределительного щита. Сзади к нему подходили все подводки от каждого электрического объекта Таловой. Напротив стояли два небольших дизелька. Они давали электроэнергию на железную дорогу. Машинисты возле них чуть не плакали: у этого оборудования не хватало мощности. От нагрузок техника гудела на самой высокой ноте, и казалось, что ей сейчас придет конец. На Лиски эшелоны уже не шли, останавливались в Таловой. Паровоз отцепляли от состава и разворачивали на поворотном круге возле депо. Дежурные машинисты у дизелей и у электрощита внимательно следили за показаниями приборов, чтобы не пропустить момент, когда стрелочница запустит локомотив. Вся электроэнергия уходила на то, чтобы развернуть эту махину. Я хваталась за рубильники и держала их, чтобы они не отключились от перегрузки. Свет начинал мерцать, останавливались токарные станки, а круг двигался медленно, будто целую вечность. Особенно трудно было во время бомбежки. Только загудит в небе самолет, по телу – мурашки. Все прятались в укрытие, а нам нельзя. Взрывы грохочут, все дрожит, приборы прыгают, искры за щитом сыплются градом. На мне резиновые выше колен сапоги 45 размера, толстые по локоть перчатки из того же материала, на голове щиток с большими очками – вот и вся защита от осколков. Сама дрожишь, а пост не бросаешь. После налета мужчины жадно курили, а у меня, 18-летней девчонки, слезы наворачивались на глаза. Но нюни распускать было нельзя, на дежурстве расслабляться нельзя. А налеты бывали и по два раза на дню. (Воспоминание Холиной Елизаветы Гавриловны (Чиликиной) записала Фень Н.А. «Заря» 16 января 2015 г.) _______ Мы потеряли счет бомбам, но за временем следили. Иначе нельзя. Пусть вокруг бушует смерч, рвутся бомбы, стонут земля и воздух, по ночам дрожат звезды – график движения поездов не должен был нарушаться. Так было. Таков суровый закон того огненного времени. Но непонятному стечению обстоятельств наибольшее количество вражеских бомбежек станции Таловая приходилось на часы, когда дежурила наша смена. Бывало, только проведешь планерку, люди начинают принимать посты, и вот вам, пожалуйста, слышим противный, рассчитанный, чтобы бить по нервам, звук. Ближе и ближе... Уже над головой. Острые лезвия наших прожекторов поло суют небо, зенитки с Хлоповой горы начинают бить, а он – проклятый – разворачивается для бомбежки. Конечно, не всегда стервятникам сходило... Тем не менее, налеты участились, а летом 1942 года повторялись почти ежедневно. К тому времени Калачеевская ветка приобрела очень важное военно-стратегическое значение. По ней в сторону Калача хлынул поток военных транспортов. Наши готовились к прорыву весьма энергично и умело. Перевозки проводились с невероятной быстротой и скрытно. Враг еще не ведал, что ему уготовано, но его тревожило оживление на Калачеевской ветке. Следовательно, его авиация висела над нашей головой. Однажды во время очередного налета, когда вокруг свистели осколки бомб, мне, как дежурному по станции, сообщили со стрелочного поста о повреждении горловины. На станцию только что вошел поезд со снарядами. Его надо было во что бы то ни стало удалить из парка. А огонь с воздуха все усиливается. Где ползком, где перебежками, добираюсь к горловине и перевожу состав на другой путь, откуда открылся выход на перегон, отправляю его со станции. Немцы напирают. Кругом – стена взрывов. Бомбы укладываются все ближе. Одна разорвалась совсем рядом. Горячая волна рывком подхватила меня и бросила в сторону. Упал на междупутье. Падая, увидел, что лежавшая до этого младшая стрелочница Мария Чернова поднялась навстречу двинувшемуся в путь эшелону. Отважная железнодорожница и в эту критическую минуту оставалась верной своему долгу. (Листая подшивки Д.Шелестов «ЗАРЯ» 9 мая 1965 года. «Заря» 10 июня 2015 года.) _______ Основательно прошлись немцы по поселку при налете в июле 1942 года. Вот что рассказывает о нем Вера Шередеко: – В тот день на базаре, как всегда с утра, было многолюдно. В железнодорожном магазине, стоявшем на привокзальной площади, собралась большая очередь за мукой. И тут в небе появилась тройка немецких самолетов. Один из них спикировал и дал очередь по мирным жителям. Народ кинулся в рассыпную. Добежав до домов, стали укрываться на огородах. Среди кустов картофеля пряталась и моя меньшая сестра Тамара. Как только бомбежка закончилась, мама связала узелок и послала меня отнести обед отцу. Папа, Казьма Васильевич Переславцев, был составителем поездов, сутками домой с работы не приходил. Мы жили на углу Садовой, я перешла проезд Свободы и оторопела. Где сейчас магазин «Армада» был железнодорожный клуб. Бомбой разворотило угол, взрывной волной раскурочило все здание. На углу улицы Советской стояла подвода с бочкой воды, рядом валялась мертвая лошадь, возле нее ничком лежал убитый возчик. Напротив старой пекарни, где сейчас «Магнит», в неглубоком кювете сложили жертв авианалета. Кто без рук, кто без ног, на белых фартуках ярко алели большие пятна крови. Мне стало жутко, и я бросилась бежать в проулок к железнодорожной школе. Между ней и жилым домом был пакгауз. Возле него тоже рядами лежали убитые, под навесом – человек 20 раненых. Их уже успели перевязать санитары. На станции рельсы стояли торчком. Папа не пострадал при бомбежке и продолжал растаскивать вагоны по уцелевшим путям. Таким мне запомнился июньский налет. После этого Таловую бомбили часто, особенно станцию и центр. Самолеты спускались низко, чуть ли не за крыши цеплялись. Было очень страшно. Даже сейчас, спустя много лет, вспоминать об этом жутко. (воспоминания Веры Казьминичны Шередеко записала Фень.Н.А. «ЗАРЯ» 17 апреля 2015 г.) _______ По рассказу Прасковьи Шабановой, она приехала в Таловую к отцу Павлу Андреевичу из бутурлиновского села Пузево. Он жил в то время на улице Октябрьской. Находясь в центре, девушка попала под бомбежку. – Я упала на землю, прикрыла голову корзинкой,– вспоминала Прасковья Павловна. – Бомбили, потом стало тихо. Открыв глаза, я ничего не увидела из-за пыли и земли, поднявшейся в воздух. Когда все осело, вокруг было много людей, лежащих на земле. Некоторые шевелились, многие были мертвы и не двигались. От страха я вскочила и побежала к отцу. До конца жизни Прасковья помнила этот эпизод и рассказывала его своей внучке Наталье Шабановой. После бомбардировки таловчане хоронили убитых, многие из которых были не опознаны. Внучка Прасковьи Шабановой Наталья рассказала о воспоминаниях своей бабушки: – Для захоронения убитых выбрали кладбище на улице Комсомольской, оно было ближе, чем новое (от редакции: в начале современной улицы Клишина). Справа от входа выкопали две большие ямы. Сюда на тачках и тележках свозили тела убитых во время бомбежки и отдельные части тел. Они были прикрыты тканью. Похоронили всех в двух братских могилах. Таловчанин, участник Великой Отечественной войны, в то время 17-летний парень, Петр Козырев находился достаточно далеко от райцентра – в Шанино. – Я проснулся рано утром от разговоров во дворе и гула в небе. Люди насчитали девять вражеских самолетов. Они летели в сторону Таловой, где жила моя семья. Я побежал домой. Отмахал около 17 километров. Пошел сразу на свою улицу. Увидел дом, всю семью в сборе, от сердца отлегло,– вспоминал Петр Дмитриевич. (Воспоминания Прасковьи Шабановой и Петра Козырева записала Наталья Шабанова и Ирина Нужная «Заря» 14 марта 2019 г.) _______ Как – то ранним утром я возвращалась с работы. Со мной была моя напарница Раиса Железнякова, Она ходила получать хлеб по карточке в столовую депо. Самолет уже пролетел и отбомбился. На станции стоял эшелон с военными. Во время налета военные выскакивали из вагонов и бежали к гредеру. Напротив станции он был тогда высокий, и они спешили залечь под него. Недалеко от станции стоял дощатый железнодорожный магазин, возле которого с раннего утра люди занимали очередь за хлебом. Самолет спустился низко и с пулемета строчил по бежавшим людям. Много положил. Когда мы вышли на привокзальную площадь, то обмерли: всюду лежали трупы военных и местных жителей. Чтобы пересечь площадь, нам пришлось буквально переступать через тела убитых. Они лежали как попало. Нам стало жутко. Это было страшно. Мы поспешили уйти. (Воспоминание Холиной Елизаветы Гавриловны (Чиликиной) записала Фень Н.А. «Заря» 16 января 2015 г.) _______ Потом начались налеты вражеской авиации. Немецкие самолеты шли низко над железной дорогой и кидали бомбы на составы. Прочесывали полотно до Некрылово и Новохоперска. Помню, выскочили мы из укрытия после налета, а на путях полыхают вагоны с сеном и ло-шадьми. Животные горели заживо, дико визжали, а сделать ничего нельзя было: кругом пламя, не подступишься к закрытым дверям. В один из дней фашисты избрали своей целью не же-лезную дорогу, а базарную площадь. Всю бомбами ее перепахали, накрыв много мирных жителей. Произошло это в мое дежурство. Жутко было смотреть, что после взрывов осталось от людей. Словами этого не передать. (Воспоминания Дарьи Андреевны записал Геннадий Полозов «Заря» 14 апреля 2012 г.