ГЛАВА 4. ПРО ТЕРНИСТЫЙ ПУТЬ К ИЗВЕСТНОСТИ И ЛЁГКОЕ СКОЛЬЖЕНИЕ К ЗАБВЕНИЮ

Каждый уголок нашей планеты удивителен и прекрасен по-своему. Есть своя красота и у Юрьева-Польского и его окрестностей. Не зря ведь ими восхищались, а и нередко прямо упивались именитые мастера слова. Вот только один из примеров. Писатель Михаил Пришвин, путешествуя по реке Нерль, в своём рассказе «Лесная капель» о её красотах и красотах округи пишет следующее: «Река Нерль течёт по болоту, и хорошо здесь только до тех пор, пока не ожил комар. Её приток Кубря - весёлая, соловьиная река. На одной, крутой, стороне её - лес, такой дикий, как на Нерли, а на другой - пахотные поля. Нерль обросла ольхой и черёмухой, и едешь по ней на лодке, как под зелёными сводами. И соловьёв здесь так много, как и в больших усадебных садах черноморского края. Мы ехали на своей лодочке; впереди нас сетью на небе были серёжки, цветы неодетых деревьев: серёжки ольхи, жёлтые цыплятки ранней ивы и ещё разные бутоны и крупные, полураскрытые почки черёмухи. Как грациозны и как стыдливы эти веточки неодетых деревьев, кажется, лучше застенчивых девушек! В неодетом лесу при запоздалой весне всё было видно насквозь: видны гнёзда разных птиц, видны сами поющие птицы, соловьи с булькающими горлышками, зяблики, певчие дрозды, лесные голуби. И кукушка на виду куковала, и тетерев ходил, токуя, по суку, бормотал. Хмель местами вовсе обвил ольху и черёмуху, и одна зёленая ветвь, пробиваясь из-под хмеля, старого, прошлогоднего, была похожа на Лаоккоона, обвитого змеями. Впереди плавали четыре кряковых селезня…»
Много живых описаний можно встретить на страницах рассказов и повестей того же Владимира Солоухина, о котором мы поговорим ниже. Но, наверное, слаще всего красоты Юрьевского Ополья описал другой писатель, менее известный, чем Пришвин с Солоухиным, но зато с молоком матери впитавший все эти прелести и не расстававшийся с ними до смерти. Но обо всём в строгой последовательности. Начнём с того, что Тимофей Павлович Дмитриев, о котором и пойдёт дальнейший рассказ, больше всё-таки отличился на почве описания бандитизма в первые годы Советской власти в юрьевских окрестностях, став автором того самого знаменитого романа «Зелёная зыбь», о котором речь тоже ещё впереди. Но юрьев-польская красавица-природа никогда не ускользала из поля зрения его внимательных наблюдений и живописаний.
***
О событиях, связанных с бандой Юшки, я, как, впрочем, и практически все мои сверстники, услышал ещё в детстве. Знали мы, что есть роман под названием «Зелёная зыбь», в котором всё и описывается. Вокруг «Зелёной зыби» висел ореол какой-то таинственности, загадочности. Книга уже очень давно стала раритетом, настоящей антикварной редкостью.
А вот имя автора произведения - Тимофея Павловича Дмитриева - пришлось впервые услышать позже.
Довольно интересную информацию о писателе можно почерпнуть из его автобиографии, написанной 14 февраля 1928 года. Этот документ очень любопытен, имеет свою историю и рассказывает о детских, юношеских годах писателя, первых творческих шагах.
Один из самых известных владимирских краеведов, библиограф Леонид Семёнович Богданов (1893 – 1973) на протяжении многих лет собирал материалы для библиографического словаря писателей и учёных, имевших творческие и биографические связи с Владимирской губернией. Словарь, к сожалению, не издан, но отдельные статьи из него были опубликованы в периодической печати. Личная библиотека Богданова в 1974 году, после его смерти, поступила во Владимирскую областную научную библиотеку им. Горького, где хранится отдельным фондом. Из всех книг, вышедших у Т. П. Дмитриева в 1920-е годы, в общественных библиотеках Владимирской области сохранилась только одна (!) – роман «Зелёная зыбь», и именно в собрании Богданова. Архив Л. С. Богданова, включающий 700 дел, в том числе и материалы для библиографического словаря, находится в Государственном архиве Владимирской области (фонд № 410). В этом фонде хранится и дело № 152 под названием «Дмитриев Т. П.». Для нас в первую очередь наибольший интерес представляет именно указанная выше автобиография писателя, вернее, её копия, переписанная Богдановым. Оригинала документа найти не удалось.
Итак, с помощью автобиографии писателя начнём повествование о нём. Так как сей документ довольно оригинален, живо описывает различные моменты из жизни Тимофея Павловича, то мы не откажем себе в удовольствии по возможности полно и часто его цитировать.
Будущий писатель родился 20 января по старому стилю (1 февраля по новому) 1893 года в сельце Грибаново Глумовской волости Юрьевского уезда Владимирской губернии в крестьянской семье. Позже данный населённый пункт значился в составе Гаврилово-Посадского района Ивановской области. В настоящее время Грибанова не существует. От сельца остались лишь заброшенный пруд, красивая аллейка, ведущая к нему, да часовенка на месте святого источника, именуемого в честь иконы Казанской Божией Матери. Этот родник вошел в число охраняемых природных объектов Гаврилово-Посадского района. В народе родник называют «Святым колодцем Казанской Божьей Матери». Существует и легенда появления этого святого источника. Она гласит, что в давние времена жители, ехавшие на покос, обнаружили здесь икону Казанской Божией Матери в золотом окладе. С тех пор икона эта стала в данной местности очень почитаема, а на месте её обнаружения вскоре забил родник. В честь этого события в соседнем селе Осовицы Суздальского уезда был построен храм в честь иконы Казанской Богоматери с приделом во имя Николая Чудотворца. Сейчас ни села Осовицы, ни храма, как и Грибанова, не сыскать.
«В этот день (день своего появления на белый свет – прим. С. Х.), - вспоминает писатель, - одна из моих тёток вздумала, перед выходом замуж, устроить девичник. Бабушка, очень добрая и потом крепко полюбившая меня, выгнала мою мать в овечий омшаник. Здесь я и родился, часа два лежал на холоде, закутанный полою шубы. Даром это не прошло мне. Года полтора я хирел, росла одна голова. На меня все махнули рукой и ждали, когда можно будет унести на кладбище. Но я обманул всех и остался жив.
На четвёртом году моей жизни пожар уничтожил наш дом и холодные постройки. Семья переехала на жительство в село Иворово Городищенской волости». Иворово находится в 14 километрах от места, где когда-то располагалось сельцо Грибаново.
«Начало моей сознательной жизни, - продолжал вспоминать Тимофей Павлович, - протекло в Иворове, и его я считаю своей настоящей родиной.
В семье тогда насчитывалось около 20 человек. Жили тесновато. Братья у меня появлялись каждый год, но скоро умирали, из восьми остался только один».
Всего в довольно крепкой крестьянской семье Павла Тимофеевича и Александры Михайловны Дмитриевых воспитывались пятеро детей: сыновья Тимофей и Сергей и дочери Анна, Любовь и Надежда. Работать здесь умели. Трудились хорошо, с утра и до позднего вечера. Поэтому и хозяйство было солидным. В первые годы Советской власти такое положение не прощалось. Поэтому некоторые из семьи тем или иным образом пострадали. Например, одна из сестёр Тимофея Павловича была лишена гражданских прав.
Как оказалось, дети семьи Дмитриевых выросли довольно талантливыми людьми. Если Тимофей Павлович стал писателем, то его брат Сергей, инженер по профессии, хорошо рисовал. Занимались живописью и его дети. Сестра Любовь выбрала профессию учителя, завоевав огромное уважение со стороны коллег и многочисленных учеников. Единственный сын Т. П. Дмитриева - Михаил, - всецело отдаваясь науке и работе, стал доктором химических наук. Он был заведующим лабораторией во 2-м медицинском институте Москвы и увлечённо занимался изучением шаровых молний. Михаил Тимофеевич часто ездил за границу, где ему не раз предлагали работать. К сожалению, сын писателя не оставил после себя потомков, и прямая линия Тимофея Дмитриева на нём пресеклась.
Но вернёмся к автобиографии писателя: «Работой меня не неволили, и рос я свободно, предоставленный самому себе. Из меня вырабатывался порядочный озорник. За одни только поджоги сарая (на восьмом году жизни) и одонья ржи (на одиннадцатом году) отец порол меня немилосердно. Эти порки я запомнил на всю жизнь. Причина простая: после них я недели по две не мог лежать на спине и сидел как-то боком. Мать била гораздо чаще, но материнское наказание даже тогда я считал пустяком. Её обязанность – побить, моя – потерпеть, вот и всё…»
О своём начальном образовании писатель рассказывает то, что в церковно-приходскую школу «…пошёл семи лет, во всех классах шёл первым. Дед задумал толкнуть...» внука Тимофея «...дальше и для начала увёз в двухклассное мин. народ. Просвещения (Министерства народного просвещения – прим. С. Х.) училище, в село Бережок».
О дедушке будущий писатель оставил такие воспоминания: «Он немножко любил меня, хотя любовь не помешала пребольно отодрать «учёного» внука за виски при попытке подменить Илью пророка электричеством», но в чём состояла та подмена, Тимофей Павлович не конкретизировал. «Он мечтал выучить меня «на попа», - заканчивает рассказ о своём дедушке писатель.
Есть в воспоминаниях автора «Зелёной зыби» тёплые слова о тётке, которая, наверное, во многом и привила племяннику любовь к чтению, к книгам и дала своего рода толчок к творческой жизни: «Воспитательницей своей считаю тётку Анну, очень уродливую, но с прекрасным сердцем. Горбатая, с переломленной рукой и ногой, вечно сидевшая на лавке (она ходить не могла, только ползала) тётка или шила, или читала. Вечерами в нашу избу соседи сходились послушать. Помню, книги попадались почему-то все о разбойниках. Тётка и меня приохотила к чтению, после я глотал без разбора сотни книг. Жадность к чтению осталась до сих пор и такая же безсистемная (так в оригинале – прим. С. Х.)».
После окончания школы будущий писатель «…попал в пивную лавку разносить пиво. Из крестьянской семьи, строгой и спокойной, прыжок в уездный вертеп, где воры и проститутки частенько рассказывали о своих похождениях, был ошеломляющ. Хорошо, что продолжалась эта жизнь только год».
Ещё через какое-то время отец Тимофея «…случайно встретился с каким-то пензенским землемером» и повёз сына в Пензу «с целью сунуть в учительскую семинарию». Когда Тимофея приняли на учёбу, да ещё назначили за казённый счёт стипендию, то «…радости отца не было пределов». Дмитриев-младший «радовался поменьше…» На прощанье отец оставил Тимофею «ворох правил экономии и два рубля денег». Так будущий писатель стал семинаристом.
Что касается учёбы в учительской семинарии, то, по воспоминаниям Т. П. Дмитриева, он «учился средне, больше читал книги». Здесь же Тимофей Павлович задумал и писать. «Начал, конечно, со стихов, подражая Кольцову, Никитину, потом Некрасову, но главная мысль была – написать роман о крестьянах. Натолкнули на эту мысль повести Аксакова «Детские годы» и Толстого «Детство, отрочество, юность». Почему, думал я, не написать о крестьянских мальчиках? Их жизнь ничуть не беднее внутренними и внешними переживаниями жизни «Багрова внука». Я стал готовиться к работе серьёзно, но скоро увлёкся фольклором, насбирал ворох частушек, пословиц, песен и т. п. Работать над материалом не было времени. Летом – в деревне, сплошная работа в поле, на лугу, зима – в семинарии, масса уроков, десятки методик, практическая подготовка к будущей деятельности учителя».
После окончания семинарии в 1911 году молодой учитель три года учительствовал в Пензенском уезде, отрабатывая тем самым стипендию, которую получал во время обучения. «Попутно, - продолжает рассказ писатель, - готовился экстерном в университет и сотрудничал в «Пензенских ведомостях», доставляя исправнику с урядником порядочное беспокойство. Не один раз они являлись на квартиру с допросами. Земский начальник… обратил внимание на мою и двух моих товарищей деятельность и… заставил урядника составить на нас протокол и сам же, в своей камере, припаял всем по две недели ареста. Только Мировая война устранила несправедливость земского начальника и засадила меня в окопы».
С этого момента Тимофей Павлович – солдат русской армии, активный участник военных действий на фронтах Первой мировой войны. Об этом периоде жизни автобиография писателя гласит следующее: «В октябре 1914 г. я был призван по очередному набору и попал в лейб-гвардии гренадёрский полк. В декабре ехал на позиции, как строевой солдат. Был в боях под Ломжей, ходил в наступления, вообще считался не последним солдатом. Под г. Холмом четыре дня просидел под ураганным огнём. Здесь гвардию разгромили основательно. Я был ранен. Вылечился и снова попал в свой запасной баталион (так в оригинале – прим. С. Х.). За непокорство из баталиона вышибли в англо-русский передовой отряд Красного Креста в чине обозного». В должности писаря отряда Тимофей Дмитриев вместе с ним проехал весь фронт от Волыни до Румынии. Далее «…в Карпатах прожил целую зиму и сохранил о горах самую хорошую память». Там писателя застала Февральская революция. Октябрь он встретил в Румынии.
В 1918 году начался новый этап в жизни будущего прозаика. Он вернулся на свою малую родину и три года – с 1918 по 1920 – учительствовал в Юрьевском уезде. Как вспоминала его сестра Любовь Павловна Артемьева, он стал работать учителем в Красковской школе, возле которой посадил много деревьев. «Потом, - далее рассказывает Тимофей Павлович, - полез в «чины»: работал волостным школьным инструктором («волшкин»), председателем уездной чрезвычайной комиссии по ликвидации безграмотности («предуграмчека»), работал один за целый штат в 12 человек».
***
Но… молодого учителя и активного ликвидатора безграмотности в Юрьевском уезде очень сильно тянуло на литературное поприще. Видимо, этот выбор, осознанно или нет, был сделан ещё раньше. И вот настало то время, когда желание творить, писать заставило всерьёз взяться за перо. Осенью 1921 года Тимофей Дмитриев уезжает в Москву.
В своём рассказе «Пути-дорожки», который вышел в сборнике писателя под таким же названием в 1927 году, повествуется о покорении провинциальным пареньком, мечтающим стать настоящим писателем, Москвы нэповских времён. И, наверное, есть смысл предположить, что в этом рассказе имеются настоящие автобиографические сюжеты, по которым можно судить обо всех трудностях, с которыми в начале 1920-х годов столкнулся сам Т. П. Дмитриев. Тут были и ночёвки на вокзале, и случайные заработки, и поиски хоть какого-то жилья, и встречи с людьми самых разных слоёв тех времён, начиная от проституток и участников мировой войны и заканчивая голодающими интеллигентами и роскошно живущими нэпманами. В результате огромное желание, упорный труд и природный талант позволяют молодому человеку добиться заветной цели.
В реальной жизни Тимофей Павлович в столице, по его словам, «попал в литературную студию Всероссийского пролеткульта». Но здесь, увы, его ждала крупная неудача, о которой он рассказывает так: «…там выступил с довольно дикой поэмой «Моисей», и студентами был разбит в щепки. С этого момента бросил мысль о стихах. Поэме же обязан вычисткой из студии, как не подающий надежды на дальнейшее».
Однако несостоявшийся поэт руки не сложил, перед таким оборотом дела не спасовал и «…всё-таки не поверил решению комиссии. Рассудил просто: если с 16 лет меня тянет писать, а жизнь только к 30-ти годам позволила с головой ухнуть в любимую работу, не уменьшив силы желания, то что-нибудь это означает же…»
Уже через годы, став признанным мастером, Тимофей Павлович Дмитриев жил в элитном московском доме на Котельнической набережной (1/15, корп. А, кв. 18а), который стоит при впадении Яузы в Москва-реку, одной из семи сталинских высоток. Она была построена к 1952 году. Это было на тот момент самое высокое здание в Москве, имея в высоту 176 метров и 32 этажа. Квартиры в высотке давались актёрам, писателям, режиссёрам, композиторам и обмену не подлежали. Соседями Дмитриева в разные годы были Фаина Раневская, Галина Уланова, Александр Твардовский, Клара Лучко, Марина Ладынина, Михаил Жаров, Никита Богословский, Ирина Бугримова, Борис Новиков и многие другие знаменитости. Кроме 700 квартир, в здании располагались кинотеатр «Иллюзион», почта, магазины, кафе, салоны красоты. В кухнях предусмотрены лифты для подъёма блюд из ресторана. До этого писатель проживал по другому адресу: улица Петровка, д. 26, кв. 21. Как вспоминает племянница писателя Александра Николаевна Никитина, дядя Тима (именно так она называет своего именитого родственника) вместе с супругой Татьяной Петровной Петровой жили довольно неплохо, даже состоятельно, содержа постоянно домработницу. Он имел возможность курить лучшие сигареты и выпивать дорогой коньяк. При всём этом Тимофей Павлович не забывал о своих родственниках и охотно помогал им. Но благополучной жизнь была уже после. Сначала, дабы достичь такого положения, приходилось много трудиться. И писатель пишет, пишет, и начинает издавать свои произведения.
«Первый мой труд – рассказ «Прокламация» - «благословил» к печати сам т. Фриче для первого № журнала «Молодая гвардия», - рассказывает в своей автобиографии Т. П. Дмитриев. – Печататься начал с 1923 г. в альманахе «Кузница», в сборниках литгруппы «Твори!», в «Рабочем журнале», в журнале «Октябрь» и некоторых других. Всероссийским союзом крестьянских писателей была премирована моя повесть «На нови»… С самого начала организации группы пролетарских писателей «Твори!» состоял в ней. Весной 1923 г. принят в группу «Кузница»…» Тимофей Павлович был её секретарём.
Действительно, к середине 1920-х годов происходит сближение Т. П. Дмитриева с членами литературного объединения «Кузница». Тогда в этом творческом коллективе на первый план выступает сильная группа прозаиков-реалистов, в которую входили Ф. Гладков, Н. Ляшко, А. Новиков-Прибой, М. Волков, В. Бахметьев и другие писатели.
Читатель того времени был хорошо знаком и с творчеством нашего героя. Кроме названных выше журналов, Дмитриев публикуется в журнале «Пролетарский авангард», «Журнал для всех», издаваемых «Кузницей»; сборнике «Перевал», альманахах «Вершины» и «Взлёт», которые выпускала литгруппа «Твори!».
В 1925 году в издательстве «Земля и Фабрика» тиражом в 5 тысяч экземпляров выходит его дебютная книга с повестью «Разброд», рассказывающая о буднях сельских учителей в самые первые годы Советской власти. По некоторым признакам можно предположить, что персонажами повести были те самые учителя, с которыми Тимофею Павловичу приходилось трудиться бок о бок в Юрьевском уезде, будучи ещё таким же учителем. И события, описанные в произведении, также могли быть реальными и лично увиденными писателем. Так, например, в повести упоминается о кладбище собак в усадьбе князей, фамилию которых он обозначает одной буквой «Г». А мы хорошо знаем, что подобное кладбище действительно существовало в симской усадьбе князей Голицыных.
В следующем году в том же издательстве, но уже тиражом в два раза больше, вышла совсем небольшая книжечка Т. Дмитриева с рассказом «Тиханка». В нём повествуется о судьбе крестьянина, который после мучительных терзаний порывает с сельским укладом жизни и перебирается трудиться на фабрику в город. Подобных судеб в начале ХХ века в России было очень много, в том числе и в родном писателю Юрьевском уезде. Так что судьба героя достаточно типична.
1927 год оказался одним из самых плодотворных в творческой биографии Тимофея Павловича. Под эгидой Московского товарищества писателей он выпускает две книги. Одна из них – сборник рассказов «Пути-дорожки» (тираж 4150 экземпляров). В него вошли рассказы: «Пути-дорожки», «Яшкина жизнь», «Тиханка», «Сторож Архип», «Мазепа», «Семена» и «Пропка». В основном их сюжеты, свидетелем которых также мог быть писатель, разворачиваются в деревне. В рассказе же «Яшкина жизнь» главным персонажем выведен молодой человек, рождённый инвалидом-горбуном, неожиданно увлёкшийся идеями революции, впоследствии ставший настоящим оратором и, в конечном счёте, погибший в первом же своём бою на уличных баррикадах Петербурга. Двумя годами ранее рассказ «Яшкина жизнь» вышел отдельной книжечкой в московском издательстве «Недра».
Другой книгой стало самое известное произведение Дмитриева – роман «Зелёная зыбь». Он издан Московским товариществом писателей тиражом в 4500 экземпляров. Отпечатана книга объёмом 285 страниц в типографии рабочего издательства «Прибой им. Евг. Соколовой» в Ленинграде. Кстати, впервые роман читатели могли увидеть на страницах журнала «Октябрь» ещё годом раньше – в 1926 году. Он там напечатан в №№ 3, 4, 5 и 6. Причём, «Зелёной зыбью» открывались эти номера. Очень любопытно, что роман был рекомендован культотделом ВЦСПС для библиотек. Тираж разошёлся очень быстро.
В 1928 году Тимофей Дмитриев выпускает сборник повестей и рассказов под названием «Кривая тропа». Тираж сборника – 4 тысячи экземпляров. Здесь в повестях «В двух соснах» и «Земля» автор снова возвращается к теме деревни первых послереволюционных лет, её житейским проблемам, крестьянскому быту… В повести «Кривая тропа» он обратился к другой тематике, ставшей ему близкой с момента переезда в столицу. В произведении рассказывается о различных перипетиях большой московской коммунальной квартиры.
В этом же году у нашего героя выходит ещё одна книга, в которую вошли известная уже нам повесть о сельских учителях «Разброд» и повесть «Деревенька». В последней он высвечивает трагический конфликт отца-крестьянина и сына, сделавшего ставку на городскую жизнь.
Так как роман «Зелёная зыбь» имел у читателей огромный успех, в 1929 году в издательстве «Земля и Фабрика» тиражом в 4 тысячи экземпляров он переиздаётся.
В 1930 году в столичном издательстве «Недра» при поддержке Всесоюзного общества пролетарских писателей «Кузница» в сборнике «В двух соснах» переиздаются две повести Т. Дмитриева – «В двух соснах» и «Земля». Тираж сборника составил 20 тысяч экземпляров.
Тогда же в жизни прозаика произошло очень важное событие – он был принят в Союз писателей СССР.
Есть у Тимофея Павловича и небольшая пьеса под названием «Брюки», опубликованная под псевдонимом М. Ивакин.
***
К этому же времени относятся знакомство и дружба Тимофея Павловича с известным американским публицистом Альбертом Рис Вильямсом (1883 – 1962), который впервые приехал в Россию в 1917 году как журналист, представлявший тогда газету «Нью-Йорк ивнинг пост». Вместе с другим своим популярным соотечественником – писателем и журналистом Джоном Ридом - он стал очевидцем драматических событий, происходивших в дни русской революции.
В бурлящем страстями Петрограде Вильямс находился среди солдат, штурмовавших Зимний дворец, встречался с В. И. Лениным, был организатором интернационального отряда.
Американский журналист и после 1917 года приезжал в нашу страну. В общей сложности в СССР он провёл около десяти лет, объехав десятки городов и селений, подолгу задерживаясь на Волге, на Украине, Кавказе, на русском Севере. Путешествовал Вильямс и по Владимирской земле.
Первый раз в этих краях он оказался в свой второй приезд: 1922-1927 годы. Почти всё лето 1925 или же 1926 года Альберт Рис Вильямс провёл в селе Иворово Юрьев-Польского уезда в учительской семье Дмитриевых. На летний отдых в родные места его привёз именно Тимофей Павлович.
Отдых, ради которого американский журналист приехал в Иворово, в действительности превратился в период плодотворного писательского творчества. Он много писал, но не чуждался людей – местных жителей, был общительным, любознательным, вникал во все происходящие на его глазах преобразования советской деревни, интересовался крестьянским бытом, народными обычаями. Очевидцы рассказывали о том великом удовольствии, которое испытал Вильямс, лично участвуя в молодецких забавах в ночь на праздник Ивана Купалы. Об этом рассказал владимирский журналист В. Елагин, которому в своё время удалось познакомиться и встретиться в Москве с сыном писателя Михаилом Тимофеевичем, после чего во владимирской областной прессе и в юрьев-польской районной газете «За коммунизм» опубликовал несколько статей, посвящённых как Т. П. Дмитриеву, так и Альберту Рис Вильямсу.
Побывал американец и в Юрьеве-Польском. Здесь он ознакомился и осмотрел его памятники старины. Вильямс оставил записи о посещении города. О приезде необычного гостя – большого, шумного, весёлого и простого иностранца – долгое время вспоминали жители Иворова и Юрьева-Польского. Лично с ним были знакомы бывшая заведующая одного из детских садиков города М. В. Елисеева и учительница Л. П. Артемьева, одна из родных сестёр автора «Зелёной зыби».
Впоследствии юрьев-польскую землю Альберт Рис Вильямс посещал снова, а дружба с Тимофеем Павловичем Дмитриевым связывала его ещё долгие годы. Свидетельством тому, например, служит книга Вильямса «Через русскую революцию», изданная на английском языке в Нью-Йорке в 1921 году. Один из экземпляров он подарил своему русскому другу. Дарственная надпись на книге датирована 29 апреля 1926 года. Книга в настоящее время хранится у племянницы Т. П. Дмитриева Александры Николаевны Никитиной.
***
Можно с уверенностью сказать, что Тимофей Павлович Дмитриев, являясь дитём деревни, сельской жизни и крестьянского уклада, выросший среди полей и перелесков Юрьевского Ополья, несомненно был влюблён в деревню и во всё, что её окружало, что с ней было связано. За это говорят очень яркие описания, которые легко отыскать в рассказах и повестях писателя.
Вот, к примеру, как Тимофей Павлович в рассказе «Пропка» описывает одну из деревенек: «Грязный пруд в деревне Прясловке. Ещё весной можно разглядеть в нём воду, а среди лета зарастает сверху зеленью, и ни какому ветру не разогнать волны. Две утки Пузановых чертят по зелёному полю дорожки, с утра до вечера зелёную корку на пруде грызут, а она лишь толще делается.
От пруда на пригорок двумя рядами вползли трёхглазые избушки. Кто-то в давние времена хлестнул два раза кнутом по склону и строгий приказ дал: «За черту не переходить». И стоят избушки, как две стенки кулачных бойцов, друг на дружку через дорогу тусклые оконца щурят. Со стороны посмотришь, - и вот-вот в рукопашную пойдут, а за ними двинутся в драку сараюшки, житенки, погребушки. Но широка пыльная дорога, и лень с места тронуться. Так и стоят».
А вот как в повести «Земля» одно из сёл родного Ополья с зазывным пастушеским рожком встречает весеннее утро: «На заре давно неслыханные курлыканья рожка разбудили село. Они прыгали над избами, улетали в похолодевшие за ночь поля. Простоволосые головы замелькали в окнах. Пастух кончил играть и, как ружьё на ремне, закинул длинный коричневый рожок за спину. С плеча снял кнут, разбежался и, подпрыгнув, со всего размаху грохнул им на церковь. Это был первый привет весне, теплу и радости».
Летнее утро, например, в повести «Деревенька» описано по-другому: «Прела земля, сушилась на солнышке. Курилась белой дымкой пара по утрам, а в полдень волнистым маревом переливался над полями воздух. Гагакали грачи и галки, одни вороны молча сидели на вётлах: всё равно, дождя не накричишь. Деревенька ожила. Раньше солнышка вставали мужики. Скрипели ворота, дребезжали подвесками плуги и бороны. Чёрная мягкая дорога зарябилась ископытью, исчертилась бороздками лемехов».
Закипела работа в той самой безымянной деревеньке, и один из героев повести «бодро закинул плужок, воткнул его острым носом в край прошлогодней борозды и стал ждать, когда медлительный гнедко потянет за оглобли. Плуг жадно вошёл в землю. Отвал с шипеньем перевёртывал и отбрасывал вправо комья разорванного пласта. Зашуршала пересохшая жнива, беспрерывный сочный треск корней, подрезаемых лемехом, сладко отдался в ушах».
И вот очередной земледельческий цикл подходит к своему логическому завершению: «Торопила мужиков осень, - читаем в рассказе «Пропка». - День – вёдро, два – дождь. А овсы, белые, звонкие, начали осыпаться. И кипела работа. Чуть солнышко поле обсушит, - жвыкают косы да солома шуршит по всему полю. Мужики грудью по полосам, бабы задом наперёд сырой земле поклоны бьют. А снопы за косцами, словно поросята жирные, головы вслед повернули».
Радостный итог тяжёлой, почти беспросветной крестьянской работы выглядит так: «Светлые паутинки заткали щетинистую жниву, хлопьями понеслись над полями. Жирные грачи на лугах устраивали митинги перед отлётом. И солнышко, точно разжиревшее от урожая, с трудом вползало на небо и торопилось поскорее скатиться за лес.
Скрипели в полях последние телеги.
За околицей деревни скопились ржаные и овсяные одонья».
Слово «одонье», непонятное многим сейчас и уже вышедшее из употребления, не раз встречается на страницах произведений Тимофея Павловича. Как объясняет Владимир Даль, одонье – это снопы, сложенные особым образом для хранения под открытым небом, небольшой скирд.
Чтобы достичь такого благолепия, нужен хваткий крестьянский ум, а то и настоящая мудрость. Многим своим деревенским героям писатель в уста вкладывает философские мысли и изречения, связанные именно с землёй. В повести «Земля» главный её персонаж говорит следующее:
«- Хозяйство надо вести обдумавши да померекавши, всякую мелочь соображать. А сообразил – наблюдай экономию… Не-ет, брат, крестьянство большого ума требует!..»
А герои рассказа «Пропка» на эту тему рассуждают так:
«- Плоховат овёсец-то…
- Не с чего ему, друг, хорошему-то быть!.. Вот как вложишь в землицу потку да силушки, полюбишь её, - и она тебе любовью да зерном ответит. Земля смекалистая… Вырастит хлеб не хуже, чем у других, - сердце-то и взыграет. Правду ли я говорю?
- …
- …Ты погляди на солнышко – сразу всё поймёшь. Что оно делает?.. То за облака, словно как за занавеску, спрячется, то выглянет, будто у земли спрашивает, - дескать, людишки-то работают ли? А земля ему: «Работают, друг, здорово работают. Торопятся хлеба посуше ухватить»… Солнышко успокоится, опять спрячется. Понял?.. Выглянет оно в другой раз, - земля ему всю грудь широкую откроет, а на ней ржаные да овсяные одонья, словно титьки бабьи, к небу топырятся: «Гляди, солнышко, ты не напрасно грело»…»
Но крестьяне не только хорошо умели трудиться. После рабочих будней не грех и погулять, повеселиться, забыться от тягот земных. «Тут и загуляла деревенька. Начали пить с вечера, к утру еле-еле второй бочонок опорожнили. Пили, галдели, распевали песни; и Ермак и Стенька будто рядом сидят, величаются, а в сторонке Волга-матушка взбушевалась. Наконец, затянули про «ухаря-купца». Языки забастовку объявили, вместо «ухаря» не то ухо, не то уха вышла, а певуны ещё злее рты корытом дерут да глаза страшные на огонёк лампочки пялят. Жуть!..»
Не обошёл стороной писатель в своих рассказах и описания прелестей природы малой родины. Например, в рассказе «В двух соснах» находим настоящее любование сельскими окрестностями: «На старых вётлах каркали впросонках усталые грачи. Сонный ветерок бродил по лугам. Изредка набегала с поля волна клеверного аромата, окутывала сладким дурманом и пропадала, уступая место росистому холодку с луговой речки. Ночь мигала редкими звёздами». И далее: «По дну узкой долинки извивалась речка, вся в зарослях осоки, хвоща и тёмно-зелёной куги. Сверкали на солнце круглые омута, где вода, похожая на жидко заваренный чай, крутила длинные стебли жёлтых кувшинок. Сочный ольшняк семьями расселился у самой речки».
Перелистав несколько страниц, видим продолжение описания природы родимых краёв: «Под ногами шептала в хвощах бессонная вода, вздрагивали стройные стебли куги и, будто в плаче, встряхивали в речку капельки росы. На чистой поверхности омута звёзды Большой Медведицы дрожали в струях, как огромные серебряные толкачики-комары. Сладким ароматом увядающей травы дышал скошенный луг».
А с какой нежностью Тимофей Павлович описывает лес и отдельные деревья, за которыми внимательно наблюдал где-нибудь в близких или отдалённых окрестностях Иворова?! В том же рассказе «В двух соснах» находим настоящее упоение этой красотой: «По краям полянки деревья склонились вершинами, точно вели шёпотом тайный разговор. Жадно вцепился в кочку жизнелюбивый можжевельник, корявый и крепкий, как мужик. Он только слушал. Шелестели берёзы, закутанные в простыни с обтрёпанными подолами. Среди них лопотала пугливая осина. В глубине чёрной монахиней, опустив широкие рукава рясы, припала к земле старая ель и шипела на подруг», а «за речкой, в густой сосновой гриве, хохотал филин, нагонял на лес и живущих в нём страх и тоску». Сельские учителя из повести «Разброд», идя из города с очередного сентябрьского совещания, по дороге в свою школу могли лицезреть настоящую красавицу-берёзу, плакучие ветви которой «с поредевшей зеленью желтели пятнами осенней охры, точно солнце брызнуло сквозь дырявые облака золотом своих лучей, а убрать его забыло». Не правда ли, описание мастера завораживает?
Но, как мы уже говорили, действия некоторых рассказов Т. П. Дмитриева происходят не в деревне, а в крупных российских городах-столицах Москве и Петербурге. Большой город на страницах повести «Кривая тропа» в одном из эпизодов выглядит таким образом: «Сырой ветер посвистывал в трамвайных проводах, рвал вывески, хлестал брызгами дождя. Газовые фонари расстилали по мокрым панелям искристые бороды. Дома нахохлились и вспотели. На бульварах ветер дорывал реденькие листья, последнюю память о тёплых днях».
***
Центральным и самым масштабным творением всей писательской биографии Тимофея Павловича Дмитриева, конечно же, является роман «Зелёная зыбь». Книга сегодня стала (впрочем, как и все остальные книги прозаика) настоящей библиографической редкостью. Во многом этому способствовало то обстоятельство, что после плодотворного периода работы отношение к Т. П. Дмитриеву со стороны властей стало довольно прохладным.
Здесь, вполне возможно, сказалось и зажиточное прошлое его родителей, и правдивый рассказ в «Зелёной зыби» о врагах Советской власти – зажиточных крестьянах, дезертирах Красной армии и бандитах. Многие, в том числе и земляки, врагом новой власти стали считать и самого писателя. Старожилы, знавшие Дмитриева лично, об этом хорошо помнят. Трагическую судьбу имел и роман. По указанию властей, которые, видимо, хотели вычеркнуть из истории и людской памяти события, связанные с бандой Юшки, изымали его из всех библиотек (вот почему книг Тимофея Павловича не сохранилось!), хотя первоначально роман заслуженно получил великолепные рецензии, а критиков заставил обратить внимание на творчество молодого писателя. Владимирский писатель и журналист В. Шевченко, о творчестве которого мы ещё поговорим ниже, так назвал причину изъятия «Зелёной зыби» из библиотек: «…Юшко выведен не как бандит и государственный преступник, а чуть ли не как герой, который неудовлетворённый жизнью метался во все стороны и искал приключений». И следом совсем уже, на наш взгляд, необъективно: «…книга… является далеко неотработанной…»
Тем временем, после выхода романа рецензии на «Зелёную зыбь» одна за другой появляются в журналах «Книга и профсоюзы», «Октябрь», «Печать и революция», «Сибирские огни», газете «Известия ЦИК» и других. Роман был оценен положительно. Отмечалось, что «язык романа очень живой, выразительный». А некоторые критики в произведениях Дмитриева усматривали даже «излишний натурализм». Журналист В. Елагин приводит в своих публикациях такую выдержку из очередной рецензии, опубликованной в № 4 журнала «Октябрь» за 1927 год: «Это очень трудное дело – соблюдая художественную пропорцию, дать верную картину великой гражданской войны в маленьком масштабе затерянного в российских просторах уезда…»
Имя писателя и упоминания о его работах встречались в публикациях газет «Рабочая Москва», «Рабочая газета», «Известия ЦИК и ВЦИК», журналах «Октябрь» и «Новый мир».
В романе «Зелёная зыбь» автор рассказывает о деятельность той самой «Зелёной армии», рьяно боровшейся с новой властью, о драматических событиях в Юрьеве-Польском и уезде, а также в окрестных землях и на сопредельных территориях, разыгравшихся летом 1919 года и позже.
Так как это художественное произведение, то Т. П. Дмитриев изменил названия большинства населённых пунктов и имена действующих лиц. Но нетрудно догадаться, что городок Долгоруков – это не что иное, как Юрьев-Польский. О других названиях пусть нам расскажет сам писатель. В фонде краеведа Л. С. Богданова, о котором мы уже упоминали, наряду с копией автобиографии Тимофея Павловича хранится подлинник его письма Богданову от 11 ноября 1927 года. Видимо, ранее Леонид Семёнович задавал писателю вопросы по поводу описанных в «Зелёной зыби» событий, о героях романа. В этом письме, как раз, мы и узнаём ответы на поставленные Богдановым вопросы. Также постараемся наиболее интересные места как можно полнее процитировать.
«...Вы, конечно, знаете, что в Петров день 1919 г. город Юрьев-Польский был взят зелёными и находился в их руках с 6 час. утра до 8 – 9 час. вечера (приблизительно, по воспоминаниям). Сам Юшка в этом «походе» не участвовал или не успел прибыть, - с уверенностью сказать не могу. Район его деятельности находился от Юрьева в 45 – 60 верстах в Аньковской и Мирславской волостях, а в восстании участвовали волости: Горкинская, Симская, отчасти Петровская и Ильинская, несколько сёл бывшей Городищенской».
По поводу прозвища главаря банды «Юшка» находим следующее пояснение: «Юшка – сокращённое от имени «Ефим» по «диалекту» Аньковской и Мирславской волостей. Отчество – Петрович… фамилия – Скородумов». В романе это Илья Крапивин. Прототипом Пантика Сальникова выступил Василий Стулов.
Теперь непосредственно о названиях: «Злынь – Аньково, Акулово – Мирславль, но я не придерживался строгой фотографии сёл и их пейзажей. Под Нерекшей разумеется река Нерль…»
И далее о главных героях: «О героях: они – очень и очень отдалённые фотографии местных деятелей, художественно обработанных, да и то – немногих. Правда, теперь в Юрьеве стараются угадать под моими героями кое-кого из знакомых людей, да они и сами, между прочим, не прочь выдвинуть себя в подмену моих бандитов и защитников города, но всё это – детская игра, ни на чём не основанная…» Так что большого сходства между героями «Зелёной зыби» и реальными участниками тех событий искать не приходится.
Благодаря своей редкости, с книгой в советские времена произошёл любопытный казус, о котором во владимирской газете «Молва» (номер от 20 сентября 2001 года) в статье «Зелёная зыбь» рассказал Владимир Елагин, опубликовавший её под псевдонимом В. Сергеев. Процитируем этот эпизод без купюр: «Бывший работник КГБ (его уже нет в живых) нашёл в архивах этого ведомства документы крестьянского восстания в Юрьев-Польском уезде. Отыскалась и сама книга «Зелёная зыбь». А поскольку приближалась круглая дата советской власти, решено было напечатать в областной газете «Призыв» серию очерков о том времени, так сказать, «на документальной основе». И пошли из номера в номер «Страницы боевых лет» за тремя подписями: работника КГБ, сотрудника обкома партии и штатного борзописца из газеты «Призыв». За основу брались события из книги, но только г. Долгоруков превращался в Юрьев-Польский, волостные сёла Акулово и Злынь - в теперешнюю Симу и Иворово. За эту фальсификацию авторы, конечно же, получили неплохой гонорар, да и сама газета была отмечена в верхах.
Каково же было удивление местных краеведов и историков, когда на одной из областных краеведческих конференций было рассказано об «истории создания» призывовских очерков. Книга «Зелёная зыбь» ходила по рукам. Публикации в газете живы были ещё в памяти. Люди только разводили руками.
Но какого-либо осуждения это литературное хулиганство тогда не получило. Кэгэбэшник вскоре умер, обкомовец, покомандовав немного «Призывом», уехал в Москву, а главный фальсификатор исторических событий - ныне пенсионер». Вот так... Справедливости ради нужно отметить, что журналист В. Елагин не во всём прав. Хотя действительно к 50-летию советских органов государственной безопасности в 1968 году в «Призыве» была опубликована большая серия очерков под названием «Тревожные годы. Хроника первых чекистских лет». Елагин ошибочно даёт другое название: «Страницы боевых лет». Под этими очерками стоят три подписи: В. Шевченко (того самого, который назвал «Зелёную зыбь» «далеко неотработанной»), П. Шерышева и В. Чернова. В них целые куски слово в слово переписаны из «Зелёной зыби» с заменой лишь вымышленных Т. Дмитриевым названий сёл и имён действующих лиц на настоящие. Отсюда видно, что авторы или кто-то из них владел информацией из архивов, что и придало очеркам большую степень документальности. К сожалению, авторы очерков, как, впрочем, и В. Елагин, не смогли правильно определить в романе «Зелёная зыбь» истинных прототипов населённых пунктов, спутав, например, Симу и Аньково, Иворово и Мирславль. В 1982 году вышла книга с этими очерками под таким же названием. Правда подписей было не три, а уже две - Шевченко и Шерышева. Но это лишь к слову.
О чрезвычайной редкости книги говорит ещё один любопытный факт: её переписывали от руки, и эти копии передавали читать друг другу. Точно известно, что одна из таких копий, переписанная детской рукой, сейчас хранится в Ивановской области у одного из исследователей тех событий.
***
И напоследок ещё немного о Тимофее Павловиче Дмитриеве.
После Великой Отечественной войны он работал в журнале «Новый мир», где занимался с начинающими авторами. Множество его материалов о природе тогда печаталось в журнале «Рыболов-спортсмен», так как Тимофей Павлович был заядлым рыболовом и отдавался своему увлечению во все времена года. Умер писатель 25 января 1963 года, не дожив всего неделю до своего 70-летнего юбилея.
Супруга Т. П. Дмитриева, Татьяна Петровна Петрова, также увлекалась литературным творчеством. Её перу принадлежат книги «На горячей земле», «Горький хлеб», другие рассказы, напечатанные в нескольких номерах журнала «Пролетарский авангард». До 1914 года она жила в Варшаве, потом семья переехала в Москву, где позднее Татьяна Петровна и встретилась с будущим мужем. Книги, принадлежащие её перу, также хранятся у племянницы Тимофея Павловича А. Н. Никитиной.

Из книги: Хламов С. "...Из-под Вашего пера". Владимир, 2019. С. 33-51.