Иная ситуация с баней. При упоминании о ней мы сразу представляем себе процесс мытья, вспоминаем о воде и мыле, разного рода гигиенических процедурах. Это кажется оправданным: в бане мы не только паримся веником, но пользуемся также мылом, мочалкой, моем тело и голову; после бани человек действительно становится чистым. Естественно было бы предположить, что и язык так или иначе отражает это значение бани. Поскольку пословицы и поговорки являются знаками реальных ситуаций или определенных отношений между вещами3 , мы ожидаем от высказываний, связанных с баней, подтверждения наших представлений о чистоте.  Между тем это не совсем так или, вернее, совсем не так.  Если попытаться установить значение слова баня не по словарю, а с помощью фольклорных текстов, сложится совсем другая картина. Прежде всего выясняется, что на уровне паремий связь бани с чистотой минимальна. Анализ пословиц о чистоте/нечистоте и пословиц о бане показывает, что эти темы практически не пересекаются. Категория чистоты оценивается в связи не с баней, а с водой, мытьем, например:  Как ни мойся, а чище воды не будешь;  Черного кобеля не отмоешь добела (Зимин, Спирин, 1996. C. 79);  в бане же выделяются другие аспекты 4 .

Попробуем установить, с какими понятиями и областями деятельности соотносятся в языке и фольклоре баня и ее атрибуты. Судя по данным пословиц, баня играет важнейшую роль в жизни человека:  Баня — вторая мать наша (Снегирев, 1996. C. 503);  Когда б не баня, все б мы пропали (Даль, 1994: 365);  Без бани бурлак пропал (Даль, 1996. Т. 1. C. 45). Баня является совершенно необходимым элементом даже в самом бедном крестьянском хозяйстве:  Только и добра: баня стара да рубаха рвана.  Банная утварь является частью приданого: Сито с обечайкой да веник с шайкой, ‘приданое’ (Даль, 1996. Т. 4. C. 618). Выражение это ироническое, и имеется в виду полная нищета, — но даже в этом случае упомянуты атрибуты банного обихода, то есть они входят в абсолютный минимум. Ср.: потчуя гостей на свадебном пиру, дружка обращается к ним со словами:  «Пожалуйте-ка, (имя-отчество), на шильцо, на мыльцо, на банное строение, на новое заведение» (Киреевский, 1911. C. 202).  В этом кратком шуточном определении минимального будущего хозяйства молодых опять-таки называется баня. Особенно большое значение ей придается в связи со здоровьем, телесным благополучием:  Пропотеть — так и жар пройдет;  Чем шелудивого брить, лучше в баньку сводить (Зимин, Спирин, 1996. C. 79); Наешься луку, ступай в баню, натрись хреном да запей квасом! (Даль, 1996. Т. 1. C. 45);  Кости распаришь — все тело поправишь (Мартынова, Митрофанова, 1986. C. 141);  Париться — не стариться (Зимин, Спирин, 1996. C. 176).

Один из основных глаголов, связанных с баней, — глагол ПРАВИТЬ. Согласно материалу пословиц, для бани характерна способность изменять, делать вещи «правильными», соответствующими идеальному порядку:  Баня парит, баня правит, баня все поправит, причем значение ее в этом смысле, как говорится, трудно переоценить: Когда б не баня, все б мы пропали (Там же).  Правлением называется и манипуляция, проделываемая повитухой над новорожденным. Именно в бане, во время правления младенца, происходит окончательное рождение, превращение новорожденного в человека:   Банька вторая мать (Авдеева, 1842. C. 116)5 . Соотнесенность бани с рождением детей находит отражение и в частушке: Батька баенку построил Косяки еловые Мамка деток натаскала Все белоголовые (Частушки, 1965. С. 120) Судя по этнографическим материалам, в результате пaрения изменялось и состояние родильницы, которая после родов некоторое время считалась «нечистой», то есть не совсем человеком6 . Как и младенца, баня исправляла родильницу. Согласно текстам свадебной причети, в бане происходила утрата девического статуса (невеста смывала волю/красоту):  Я немного попарилась, / А уж много с себя спарила / Что свою ли девью красоту (Иваницкий, 1884. C. 8)7 . Пословица даже обычной, необрядовой бане приписывает способность создавать человека заново:  После парной будто вновь на свет родился (Зимин, Спирин, 1996. C. 176); выпарившийся в бане даже становится безгрешным, подобно младенцу:  Баня все грехи смоет;  Баинька, матушка, Соломия бабушка и теплая пaрушка; парила, гладила, от грехов очистила (Янович, 1903. C. 149),  то есть переживает духовное рождение. Здесь подразумевается исправление души.

Значительная группа пословиц и поговорок связывает баню со свадьбой и вообще со всей областью семейных отношений. Баня может служить приметой готовящегося брака:  По рукам — да и в баню! (на рукобитье)8 . Интересно, что и разрыв супружеских отношений может иметь отношение к бане:  Черт с тобой, не живи со мной; пойдем в баню да разведемся! (Даль, 1996. Т. 4. C. 597)9 . Мы находим среди пословиц изречения, в которых нарушения семейного положения уподобляются недостаткам бани. Неблагополучие семьи или необычное заключение брака описывается как неправильно устроенная баня или нарушенный порядок мытья:  Мужчина без жены что баня без верха;  На вдове жениться — грязное белье после бани надеть (Зимин, Спирин, 1996. C. 265).  И даже некоторая социальная «субординация» может быть сформулирована в «банных» выражениях:  Не женатому на холостого баню топить (Даль, 1996. Т. 1. C. 45).  Очевидно, что сопоставление не случайно: именно в семейных обрядах баня играет исключительно важную роль. Но важно и обратное: сравнивая баню с семьей, пословица подчеркивает принадлежность бани к наиболее значимым сферам бытия. Баня является местом, где человек может узнать свое будущее. Во многих гаданиях сам обряд происходит в бане (например, при гадании с зеркалами10) либо используются предметы банной утвари, которые кладут под подушку с приговором:  Суженый, ряженый, приходи ко мне париться (ТА № 13911);  нередки и обращения непосредственно к баннику — банному духу: Байничек, девятиугольничек, скажи, за кем мне быть замужем? (Зеленин, 1914. C. 872).

Главное в бане — пар. Именно ему посвящено наибольшее число кратких высказываний. Древнерусское название бани — ПЕРТЬ; пар восходит к преть, этимологически связанному с этим словом (Фасмер, 1986. C. 203).  В современном русском языке слово перть утрачено12, но баня в фольклоре (например, в свадебных причитаниях) снабжена постоянным характерным эпитетом пбрная или называется одним словом — п
руша.  Вся процедура банного мытья может быть описана благопожеланиями, связанными с паром:  Парешек в бане хорош (Даль, 1996. Т. 3. C. 20);  идущего в баню провожают напутствием:  Легкого пару!  Тот, кто идет в баню первым, наряжает пар;  входя в баню, говорят: Пар в бане!  Пар вам, бояре!  Вымывшись, благодарят хозяина бани: На парy! на бане! (Даль, 1996. Т. 3. C. 20).  Вернувшегося приветствуют: С легким паром! (Зимин, Спирин, 1996. C. 176). 

Собственно говоря, именно пар и делает баню баней: Без парки и бани-то нет (Кар 99/0313); Баня без пара — что щи без навара (Мартынова, Митрофанова, 1986. C. 141).  Правильно устроенная, то есть парная, баня символизирует вообще идеальный ход вещей, предписанное развитие событий. Здесь для нас особенно интересны те изречения, которые ориентированы на нарушение нормы14:  Ни жару, ни пару, ‘никакого толка’; Веников много, а пару нет (Даль, 1996. Т. 3. C. 20). Интересно отметить, что, постоянно обращая внимание на пар, ни пословица, ни загадка не называют его составляющих — воды и огня, по крайней мере обоих вместе, во взаимодействии. Вода может быть упомянута в текстах, описывающих творение пара:  Старичок неказистый, кошель с камнями на спине, по сто ушатов воды выпивает;  На черного быка не надюжить молока (Митрофанова, 1968. C. 95).  Огонь же — почти никогда15 (правда, иногда упоминается дым: Где-то, гдето дым идет, где-то, где-то веники шумят –Там же), хотя раскаленная печь-каменка в загадках присутствует:  Стоит свинка — золоты щетинки, рукой взять нельзя (Там же) и даже издает звуки, когда на нее попадает вода: Полна поветка воробышков — сидят, не летят, почирикивают;  В осиновом колке воют волки — дваста, триста, полсорока (Там же).  Чаще всего, однако, каменка сравнивается с домашними животными:  Пятьдесят поросят в один голос голосят;  Черная корова целый ушат воды выпила (Мартынова, Митрофанова, 1986. C. 422);  Затопали кони на Елоховом поле, заревели быки на Ивковке (Митрофанова, 1968. C. 95).  Кажется, было бы естественно ожидать, что огонь и вода будут представлены в бане в качестве активных персонажей. Однако «брачный поединок огня и воды»16 (во всяком случае, на уровне паремий) здесь не угадывается. В загадке действуют другие сексуальные партнеры — веник и женщина: Пришел мяготель, / Схватил за бочень, / Я ему дала: / Кверху ножки подняла, / Сладко, мягко — так и хочется! (Миненок, 1995. С. 375)17; Дедушка Сидор на бабушку прыгал (Садовников, 1876. С. 324).

Следующее поле значений, группирующихся вокруг бани и парения, — удовольствие.  О довольном человеке можно сказать:  Счастливый, как из бани (Жуков, 1991. C. 377).  Баню относят к основным радостям жизни:  Палка на палку — плохо, банька на баньку — дай бог каждому (Зимин, Спирин, 1996. C. 176);  Банька — не нянька, а хоть кого ублажит (Жуков, 1991. C. 377),  причем удовольствие это доставляется именно парением:  Душа любит прохладу, а плоть — пар (Даль, 1996. Т. 3. C. 255); Любо, что на полке! (Там же);  Полок мягче перины (Там же).  Это плотское удовольствие явно из области греховных и противопоставлено духовному подвигу:  Постничай по середам, ходи в баню по субботам (Даль, 1996. Т. 1. C. 45), но при этом оно не отвергается, а четко локализуется во времени по принципу: всему свое время.  Особенно следует отметить тот факт, что, в отличие от прочих плотских удовольствий (скоромная еда, развлечения, сексуальная жизнь и т. д. ), на баню нет запрета во время поста (Баня не заговенье — Даль, 1994. C. 365).  Регулярная, по субботам, топка бани отражена и в загадке: Пришел зеленя в субботу в вечеря (Митрофанова, 1968. C. 372);  По сараю хожу и рыкало ищу — завтра суббота, и рыкаться охота. Суббота пришла и рыкаться пошла (Миненок, 1995: 373)18.  Необходимость еженедельного посещения бани выражена в шуточной заповеди: Помни день субботний: иди в баню! (Даль, 1996. Т. 1. C. 45).

Художник Попов Павел Петрович Судя по множеству контекстов, удовольствие, связанное с баней, приравнивается к сексуальному наслаждению:  Кабак да табак, баня да баба — одна забава (Даль, 1996. Т. 3. C. 255).  Особенно ярко это проявляется в загадке, где сам процесс парения в бане кодируется почти исключительно в терминах, описывающих сексуальные действия:… как сладко, как мягко, еще хочется! (Миненок, 1995. С. 374);… любо-хорошо; еще хочется! (Садовников, 1987. С. 324)19.  Характерно, что загадка использует и обратный ход — загадывание сексуальных действий и символов в «банных» терминах:  Баня кожана, двери силены, один парится, двое набиваются (Подюков, 1995. C. 372);  Баенный порог выше каменки, ‘беременная женщина’ (Миненок, 1995. C. 375).  С любовной, чаще всего эротической темой связана баня и в частушке:  И туда — баня, / И сюда — баня. / У меня ухажер, / Ухажер Ваня (Старшинов, 1992а. C. 66)20. В русской загадке сексуальная символика придается технологическим процессам21: возделыванию земли (пахота), обработке льна, тканью, а также различным предметам — печи, коромыслу, рукавицам, посуде, замку с ключом и другим.  По замечанию А. К. Байбурина, «наиболее “естественным”» кодом для технологических процессов является, повидимому, их представимость в терминах, мотивах и сюжетах соития… Эта особенность кодирования технологии на специфическом языке является, по всей видимости, отражением архаичных представлений о сходной природе различных процессов и принципиальной возможности их взаимных перекодировок (ср. многочисленные эвфемизмы со- ития в технологических терминах)» (Байбурин, 1984. С. 211).  Недаром парение может уподобляться, например, пахоте:  Наехали миряне на поле сохами, стали пырмовать-ширмовать, промеж ног совать — все ярко, все сладко, все хочется! (Миненок, 1995. C. 375).  «Сходной природой» этих процессов следует, вероятно, считать акциональное подобие, связанное с ритмичностью действий; но это также и создание нового предмета, состояния или качества, т. к. именно о творении идет речь во всех упомянутых контекстах. Часто встречается в загадках, связанных с баней, глагол БИТЬ22  (Маленький, пузатенький, по городу ходил — всех людей перебил и озеро напустил (Пейзен, 1903. C. 356),  и главная роль в парении отводится ВЕНИКУ:  Не велик голик, а в бане и он царь (Жуков, 1991. C. 381).  В загадке веник — мужской персонаж, играющий активную (агрессивную или сексуальную) роль (Адрианова-Перетц, 1996. C. 524).

 В пословицах актуализируется и переносное значение глагола парить: задать баню — сделать строгий выговор; распечь, разбранить; высечь розгами (СлРЯ АН23, 1892. C. 7349):  Дам баню, что до новых веников не забудешь;  Не поминай бани: есть веник и про тебя (Даль, 1996. Т. 1. C. 45). Как показывает этимология древнерусского названия бани (ПЕРТЬ), в материале малых жанров оказываются свернутыми значения индоевропейского корня *per-, связанные с поркой, битьем. К этому корню восходят не только индоевропейские имена Бога Грозы, но и многочисленные глаголы со значением ‘бить’, ‘пороть’, ‘хлестать банным веником’ и т. д., а также ‘спорить’, ‘бороться’, ‘противостоять’ и т. п.24 Возникает вопрос: не связано ли древнерусское название бани с именем бога грозы у славян и балтов (Перун, Перкунас, Перкон)? Если это действительно так, то в древнем слове, обозначающем баню, объединены ссора, спор, борьба, в ходе которых противники (один из которых, возможно, является богом грозы) секут, бьют, колотят друг друга (в том числе вениками) и при этом потеют. Примечательно и то, что такое значение корня *per- — ‘хлестать банным веником’, ‘пaaрить веником в бане’, как и само название бани — древнерусское перть, литовское pirtis, латышское pertis, связано с балтийскими и славянскими народами (литовцами, латышами, белорусами, северновеликорусами), в культуре которых баня играет важную роль25. Материал малых жанров позволяет также сделать вывод, что баня является местом, в котором снимаются какие бы то ни было различия между людьми — социальные, возрастные. Это особенно наглядно представлено в загадках:  Маленький, пузатенький, по городу ходил, всех людей перебил и царю не спустил — веник (Митрофанова, 1968. C. 96); В лесах родился, пню поклонился, в избе крестился, всех перебил: ребенка в люльке, старца в келье, царя в Москве, короля в Литве (Там же)26. Характерно, что, фиксируя равенство людей в бане, пословица сравнивает баню с игрой:  В игре, что в бане, все равны (СлРЯ, 1922. Т. 3, ч. 1. С. 62),  то есть называет баню местом, где участники «банного действа» имеют, как в игре, определенные, уравнивающие их роли, на время отменяющие социальные роли, которые они исполняют в жизни. Прежде всего, вероятно, это всеобщее уравнивание связано с наготой.  По замечанию А. К. Байбурина, «нагота — признак “природного, внеусловного человека”» (Байбурин, 1993. C. 74). На мой взгляд, в случае с баней можно говорить о более полном, тотальном «расподоблении». В бане, сняв одежду, пояс и крест, человек не просто лишается всех признаков, присущих ему как члену социума, — возраста, семейного и социального статуса, религии (и даже пола, если учесть, что в культуре понятие половой принадлежности определяется не только и не столько по природным признакам, сколько по социокультурным — одежда, нормы поведения и т. д.27), — собственно говоря, он утрачивает даже статус человека (как мы знаем, именно ношение пояса является приметой, отличающей человека от представителей иного мира).  Таким образом, человек в бане играет совершенно особую, «нечеловеческую» роль.  Связь «игры» и паренья, намеченная приведенными пословицей и загадкой может оказаться еще глубже благодаря уже упомянутому понятию «борьбы», связанному с баней. Как отмечает В. Н. Топоров, «нераздельная слитность борьбы и игры, “серьезного” и “несерьезного”… может быть продемонстрирована на примере индоевропейского *iag (: *iagos), обозначающего чувство религиозного почитания, благоговения и священного страха, жертвоприносительный ритуал… Недавно было предложено возводить к этому же корню и слав. *jьg-ra, ‘игра’, но и, возможно, лат. iocus (*iok-: *iek) ‘шутка’, ‘острота’, ‘развлечение’, ‘игра’» (Топоров, 1994. C. 45). Эта игра, применительно к русской бане, как кажется, может иметь двоякое значение. С одной стороны, очевидна связь ее с игрищами, игранием, упоминаемыми древнерусскими летописями и поучениями. Хотя до сих пор точно не установлено, что именно стоит за этими словами, очевидно, что речь идет о неких языческих действах, порицаемых церковной учительной литературой.  Таким образом, данные загадки и пословицы косвенно подтверждают мысль о сакральном сюжете, который можно соотнести с пертью, опираясь на данные этимологии. С другой стороны, слово игра напоминает: то, что происходит в бане, — это все-таки имитация, не «настоящее» действие. Недаром пословица называет баню и развлечением:  Баня да баба — одна забава (Даль, 1996. Т. 3. C. 255).  С игрой связана еще одна загадка:  Во поле в покате, в каменной палате сидит молодец, играет в щелкунец, всех перебил и царю не спустил — веник (Митрофанова, 1968. С. 95).  По форме она более всего напоминает заговор28. Текст же заговора воспроизводит универсальный обряд первотворения, постепенно сужая и сгущая пространство к сакральному центру, в котором и происходит зарождение нового, идеального мира (Шиндин, 1993. C. 108).  «Щелкание» веника, ритмичное движение которого загадка часто уподобляет сексуальным действиям, ведет к творению нового, идеального мира, состояния, существа. По мнению В. Н. Топорова, именно эти действия относятся к сфере сакрального, что позволяет рассматривать баню как один наиболее «высоких», «космических» объектов, имеющих принципиальное значение для ритуального воспроизведения акта первотворения (Топоров, 1999. C. 75)29.  Любопытно отметить, что «в Поморье, на Зимнем берегу, первая брачная ночь называлась байна, а общий стол у молодых после бани носил название баенный стол или банник» (Бернштам, 1983. C. 131). В других регионах Северной России этот стол носил название княжго (Терещенко, 1848. C. 205), а баня, в которую водили молодых, называлась княжй баней (Гуляев, 1852. C. 23). Этот пример позволяет со значительной долей уверенности предполагать, что в тех местностях Северной и Средней России, где существовал обычай парения молодых на другой день свадьбы, баня являлась не очищением после соития, а его (соития — М. В. ) ритуальным воплощением или, по крайней мере, подтверждением. Собственно говоря, не реальные сексуальные действия, а именно банную «игру» в таком случае следует считать воспроизведением «космического брака»; во всяком случае, без «закрепления» баней супружеский акт считался как бы недействительным30 (подобно тому, как ребенок не считался вполне родившимся, пока его не выпарили в бане).  Именно после этой бани молодые назывались князем и княгиней, то есть приобретали новый статус — новобрачных. Пословица сравнивает посещение бани с новым рождением, приравнивая в этом отношении баню к браку: После парной будто вновь на свет родился (Зимин, Спирин, 1996. C. 176) и Жениться — переродиться (Мартынова, Митрофанова, 1986. C. 213). Свадебная лексика подтверждает такое предположение: свадьба играется31, то есть участники свадебного ритуала (как и ритуала банного) исполняют роли в некоем «космическом» спектакле, после которого они становятся другими32. «Сцена» для банной игры тщательно готовилась. Наиболее полная картина подготовки рисуется свадебными причитаниями. Подобно заговорному тексту, специальной формулой творящей идеальный мир для изменения неблагоприятной ситуации, причитания «собирают» мир для правильного перехода девушки в группу замужних женщин.  Особо оговаривается, что баня строится заново, — от похода в кузницу для получения плотницкого инструмента до полной готовности; упоминаются все этапы: выбор подходящего леса, рубка бани, перевозка ее на специально выбранное, «красивое» место, поиски чистой воды, топка особыми дровами; подчеркивается правильность всех элементов и действий, то, что баня топлена без измены33; после этого в том же причитании невеста приглашается в баню: Тепла баенка натоплена, / Ключева вода наношена, / Ты пожалуй-ка, подруженька, / Во теплу во парну баенку (Кар 99/37).

Подруги подчеркивают, что их действия не произвольны: они выполняют то, за чем посылает их невеста: Мы не сами собой пошли, / Посылала наряжала / Да любая подруженька (Куклин, 1900. C. 108)34. В обрядах жизненного цикла (родильных, свадебных) существенную роль играло происхождение воды: ее брали из нескольких источников — лесных ручьев или колодцев, расположенных на значительном расстоянии друг от друга, иногда пропуская два и беря воду только из третьего.

 Например, в свадебном причитании35: Лишь в третьем колодце / Водушка чистая, серебристая, / Почерпушка золоченая… (Певин, 1893. C. 231); С третьей стр
и зачерпните золотым ковшом (Шмаков, 1903. C. 61)36 набирали по течению (Янович, 1903. C. 71) или против него (Зобнин, 1898. C. 151), в нее добавляли святую, наговоренную воду37, золото, ртуть (Логинов, 1993. C. 52).  В ряде лечебных обрядов (и для взрослых, и для детей) использовали «молчаную воду», которую набирали и приносили в полном молчании38.

Специальное внимание уделялось дровам, их также тщательно подбирали и по виду, и по качеству: Лучшие дрова — березовые, сухие, воздух от них чист и здоров, но без коры, чтобы с дымом копоть не шла (Кар 99/07). Дрова для новорожденного должны быть сухими, среди них не должно быть осиновых поленьев («осина всю нечисть притягивает») и чересчур смолистых («смола вытопится, убыль будет») (Логинов, 1993: 52)39.  Свадебные причитания сохранили поэтическое описание дров, которыми топилась баня невесты:  Мы топили парну баенку /  Ни дровцами жаровитыми, /  Растопляли парну баенку /  Ни лучиною сосновою: /  Растопляли парну баенку /  Кувыль травушкой шелковою, /  Растопляли парну баенку /  Мы цветоцьками иваньскими  (Колобов, 1915. C. 50); Я топила парну баенку /  Про сестрицу про голубушку; /  Я — треми дровам всё разныим: /  Я первым дровам малиновым, /  Я другим дровам калиновым, /  Я третьим дровам березовым  (Лавров, 1905. C. 229);  Ты возьми, моя божатушка, /  Ты косарь да саблю вострую, /  Да отщепи, моя божатушка, /  Лучинушку-трещиночку, /  Да затопи-ка теплу банюшку  (Неуступов, 1903. C. 52). Особое внимание уделялось главному банному «орудию» — ВЕНИКУ40.  Основной материал, который употреблялся для изготовлени веников, — береза; иногда используются также веники дубовые, можжевеловые, крапивные41. 

В некоторых случаях веники делались из трав, собираемых в Иванов день42.  Важную роль играл веник в невестиной бане. В причитаниях он имеет постоянный эпитет шелковый. Свадебные причитания описывают его изготовление:  Сослужите еще службу великую, /  Вы сходите во темны леса, /  Вы повыдерните березу кудреватую, /  Чтоб на той березе кудреватоей /  Сидела горька бедна кукушечка43, /  Вы нарежьте мне, сизой касатушке, веничек, /  Принесите его в ту баенку парную  (Шмаков, 1903. C. 61).  Нередко его украшали ленточками и бумажными цветами, девушки возили его по всей деревне (Липинская, Сафьянова, 1978. C. 191). Защитную силу приписывали венику, которым парили младенца, впоследствии его использовали при заговаривании ребенка от уроков и призоров (Логинов, 1993. C. 54); он использовался как оберег родильницы (его клали возле матери, если надо было оставить ее в бане одну44. Веник, которым парили родильницу, использовался как оберег для ребенка (Кофырин, 1900. C. 56; Авдеева, 1842. C. 148; Логинов, 1993. C. 53)45. Когда «сцена» была полностью подготовлена, начиналось парение, во время которого важная роль отводилась вербальному компоненту: причитанию, заговору, приговору.  Во время мытья невесты подружки пели свадебные песни (Певин, 1893. C. 231);  повитуха, правя младенца, произносила специальную формулу46;  даже во время обычной субботней бани, обливая детей водой, приговаривали: «Вода кипуча, младенец растучий, водичка вниз покатись, Сашенька вверх подрастись» (Адоньева, Овчинникова, 1993. C. 29). Картина, создаваемая в свадебных причитаниях, вполне подобна той, что рисует лечебный или присушный заговор. Сходным получается и результат: человек выходит из бани другим, не таким, как вошел в нее, — здоровым, счастливым в браке и удачливым в делах. Это тот самый результат, который знаком нам по материалу пословиц. 

Таким образом, на основе фольклорного материала баня предстает как местоперемен, создания нового, правильно устроенного мира.

ПРИМЕЧАНИЯ1 В настоящей статье рассматриваются не все жанры русского фольклора,связанные с темой бани. Исследование построено на анализе преимущественно пословиц и загадок и, кроме того, заговоров, причитаний.  2 Так, метла, например, применяется в обрядах, связанных с улучшениемплодоношения садовых деревьев или исправлением дежи, с ее помощью можно поссорить молодых или лишить мужчину сексуальной силы и т. д. ; в различных ситуациях актуализируются разные признаки метлы: ее связь с мусором, многосоставность, связанность, внешний вид, напоминающий мужскуюбороду, сфера применения (женское занятие) и т. п. Но прежде всего она используется для метения пола, наведения чистоты в доме. Это применение метлы отражено на всех уровнях «свертывания мотива», начиная со слова и кончая развернутыми сюжетными текстами. Например, само слово метла связанос глаголом мести и означает именно орудие, которым метут пол. Пословицы,в которых упомянута метла, также используют именно это, практическое еесвойство: Новая метла чисто метет. Какие бы символические действия нипроизводились с помощью метлы, ее основное применение не вызывает сомнений и ясно эксплицировано в языке, на уровне слова и паремии.  3 Согласно замечанию Г. А. Левинтона, «такие тексты… выполняют функцию словаря мотивов, которые в этих жанрах закодированы в форме, болееэксплицитной, чем в отдельном слове или фразеологизме, тропе и т. д., но приэтом в более компактной и удобозапоминаемой, чем в повествовательной сюжетной реализации мотива. Речь идет о словаре как «толкователе», а не просто о списке» (Левинтон, 1988. C. 148).  4 В данном случае я не рассматриваю категорию чистоты нравственной, ибоосвобождение от грехов, смывание, спаривание их, на мой взгляд, можно интерпретировать как обретение нового статуса, о чем речь ниже.  5 Младенец после бани получает статус человека: в бане ему «правят» все члены, выгоняют «щетинку», после чего он приобретает настоящий человеческийвид. «Правление» требовало нескольких сеансов. «У русских повсюду существовало мнение, что дети родятся как бы смятыми (то есть не готовыми, не «настоящими» — М. В. ) и должны быть расправлены в бане повитухой на второй илитретий день… Операция парения длилась по целой неделе и долее» (Урал, 1996.C. 133); «Здесь каждая женщина старается разродиться в бане; как только ребенок родится, его повитуха обмоет, перевяжет пупок, попарит, пошепчет над нимкаких-то заклинаний, подует, поплюет и пр. Несколько недель подряд детейносят в баню» (Рядчин, 1911. C. 684). Над больным ребенком иногда проделывали процедуру вторичного рождения: «Ребенка вымоем и ставим матери промеж ног, обкатываем и говорим: От чего мое дитятко родилось-зародилось, теми пользуйся» (Савушкина, 1980. C. 170). Подробно обряды «доделывания», а точнее, настоящего «делания» новорожденного см.: Байбурин, 1993.  6 Родильница, которая во время родов «не имела души» (Логинов, 1993.С. 48: У родилки души нет), «лежала на божьей ладони», сходив в баню определенное число раз, вновь становилась полноценным членом социума. Так,например, в Заонежье после трех бань мать могла «выходить на работу, спатьс мужем, ходить в гости, есть мясо, есть со всеми за столом, доить корову, месить тесто, трогать иконы, ходить в церковь и на кладбище» (Там же).  7 Вернувшись из бани, невеста исполняет причитания, в которых оплакивает свою девичью волю. В них описывается бабья кика, которая «сшибла с девушки красоту» (Куклин, 1900. C. 108). Невеста в причитаниях после бани называет себя «бедной горюшечкой» (Максимов, 1916. C. 245) — наименованиемолодой женщины, тоскующей в доме мужа по родным. К бане невесты былоприурочено расплетание косы и чесание головы (как известно, манипуляциис волосами, прической связаны с изменением статуса). В одном из причитанийговорится, что до бани косу невесте плетет подруга, украшает ее лентами и жемчугом, а после бани сваха срывает ленты, высыпает жемчуг (Там же. C. 255).  8 В данном случае имеются в виду причитания — важный компонент вербального кода свадебного обряда. Ср.: По рукам, да и за слезы (Урал, 1996.C. 141).  9 Мне неизвестны какие-либо этнографические свидетельства о процедурах в бане, связанных с разводом. Данная поговорка, приводимая Далем, —единственное упоминание. Возможно, она существует вне связи с практикой,как чисто вербальное описание (подобно фразеологизму Не разлей вода).  10 См., например: Сахаров, 1997. C. 115; Соколовы, 1915. C. 518 и др. 11 Материалы Этнографического бюро кн. В. Н. Тенишева. Архив РЭМ, ф. 7. 12 «В северных говорах перть может быть обозначением жилого дома, но, вероятнее всего, это обратное заимствование. Из русского языка слово было усвоено карелами, ср. карельск. pertti ‘изба’. Отсюда в русском языке перть — ‘карельская изба’ (арханг. ). С течением времени перть могло выпасть из словарярусских говоров, но оно могло сохраниться в говорах карел со значением ‘изба’(переход значений баня >изба мог произойти на базе общего признака ‘теплоеместо’> ‘жилье’); отсюда в русских говорах перть стало обозначать именно карельскую избу; для понятия баня в северных говорах укрепилось более новоеслово, чем перть, — байна. Слово перть отражено и в балтийских языках (ср. лит.pirtis ‘баня’); по-видимому, перть — старое славяно-балтийское слово» (Картотека Словаря русских народных говоров).  13 Кар 99/03 — Материалы, собранные студентами Карельского государственного педагогического университета. Первая цифра означает год, вторая — номер записи. Архив автора.  14 Как отмечает В. Успенский, «представления о дефектном состоянии предмета весьма помогают формированию представления о его правильном состоянии» (Успенский, 1997. C. 147).  15 Кажется, единственное исключение: Черная комолая корова — воду пьет,огонь ест (Митрофанова, 1968. C. 95). 16 См.: Иванов, Топоров, 1974. С. 224. 17 Большое количество подобных примеров опубликовано в сборнике: Русский эротический фольклор. М.: Ладомир, 1995. С. 374–425.  18 Другая загадка о времени устройства бани: Летели 3 воробья: — Тебя сколькормят? Меня сутки на сутки. — Меня с недели на неделю. — А меня с году на год(печь, баня, овин) (Мартынова, Митрофанова, 1968. C. 372).  19 Ср. белорусскую загадку: Приехал мужик у неделю, у зиляню; Я яму дала,нагу подняла; Засвярбить, забалить, защакочитца — И ящо хочитца (Добровольский, 1905. С. 80).  20 Глагол парить, неотделимый от бани, употребляется также в значении‘futueram’ (отсюда — значение ‘морочить голову’, ‘обманывать’), что подтверждается и сходными значениями глаголов бить и пороть. Кроме того, это значение может быть связано с омонимом пaриться (от ‘пaра’), ‘дружить, проводить время вместе, гулять парами’. Костром. ‘объединяться с кем-либо длясовместных действий’; 2). спариваться (о животных) (Словарь русских народных говоров. Т. 25. C. 230). Большинство частушек, связанных с темой бани,ярко эротичны и посвящены сексуальному общению. Как отмечает А. Л. Топорков, «в эротической частушке мир существует в состоянии сексуальной гиперактивности» (Топорков, 1995. C. 13), и бане в этом гиперсексуальном миреотводится не последнее место (см., например: Волков, 1999; Кулагина, 1995.C. 440–501; Старшинов, 1992б. C. 90 и др. ).  21 Об эротической символике многих ремесленных действий писал ещеЗ. Фрейд, на что обратила внимание В. П. Адрианова-Перетц в статье о русских загадках (см.: Адрианова-Петретц, 1996). 22 Бить — также один из эвфемизмов соития. Ср. эвфемизм трахаться в современном сленге, употребляемый в том же значении; также битка в барковиане XVIII века (Девичья игрушка…, 1992. С. 403; там же и в том же значении глагол пороть).  23 Словарь русского языка, издаваемый вторым отделением Академии Наук. 24 «Исходный индоевропейский глагол *per- (per-g) ‘бить, ударять’, от которого образовано и индоевропейское имя Громовержца —*Per(k)uno-, продолжается некоторыми производными в различных индоевропейских языках… но наиболее полно представлен в балтийских и славянских: см. лит. perti(1 л. ед. ч. periu) ‘бить’, ‘лупить’, ‘сечь’, ‘пороть, ‘хлестать банным веником’;лтш. pert (реrи) ‘колотить’, ‘пороть’, ‘парить (в бане)’, periens ‘порка’, pireties‘ссориться’, праслав. *perti, к которому восходят: др. -русск., ст. -слав. прhти‘ссориться’, др. -русск., цслав, пьря ‘борьба, спор’, рус. переть; *рьrati, откуда др. -русск. пьрати (перу), цслав. пьрати, рус. прать ‘колотить (валькомбельё)’, рус. прать II ‘давить, топтать’ (например: попрать)… к праслав. *pertiс префиксом so- восходят ст. -слав., др. -русск. npimu, вunpimu ‘взопреть, сопреть’, и др. -русск. супьрь, рус. соперник» (Васильков, 1999. C. 357–358).  25 Из сказанного здесь еще не следует, что древнерусская баня была местомвоспроизведения языческого ритуала, связанного с «основным мифом». Темне менее очевидно, что в самом слове перть свернут некий индоевропейскийсюжет, который, возможно, уже не был эксплицитно представлен в балтийских и древнерусской культурах. 26 Ср. загадку православных эстонцев Псковской губ.: Зеленый гусь, голаяголова, валит на землю старосту, на бок царя деревни (Трусман, 1891. C. 51).  27 В этой связи уместно заметить, что в городской культуре XIX–XX вв. банячасто использовалась для гомосексуального соития: именно в банях процветала мужская проституция. См., например, романы Мих. Кузмина.  28 «На море-окияне, на острове на Буяне, стоит тут мыльна, в той мыльне лежит доска, на той доске лежит тоска. Пришел я, раб божий (имярек), что ты,тоска, тоскуешь и горюешь? Не тоскуй, тоска, не горюй, тоска, уступи, тоска,рабу божию (имярек). Чтобы она тосковала и горевала по мне, рабу божию… »(Зенбицкий, 1907. C. 6).  29 Интересно отметить, что отдельные предметы банного обихода в загадкенередко имеют анаграмматическую кодировку, а это, согласно наблюдениямВ. Н. Топорова, позволяет относить их к профанической сфере: «Бытовые профанические предметы нередко кодируются при помощи имен собственных, тогда как это исключено (как правило) в сфере “космических” загадок, где самиобъекты ответов (Вселенная, Небо, Солнце, Месяц, Земля и т. п. ) выступают, посути дела, как имена собственные» (Топоров, 1999. C. 75). Таких загадок о баннойутвари немало: МалЕНЬКий ЕроФЕЙКо подпоясан хорошЕНЬКо; Стоит ЕроФЕЙКа подпоясан коротЕНЬКа; Бабушка АлЕНа, шубка зелЕНа — вЕНИК (Сахаров,1997. C. 182); Пришел зелЕНя в субботу в ВЕчеря; Митька зеленЕНЕК, ниткой перетянут — вЕНИК ; У нАШей ТУШи выросли УШи, а головы нет –УШАт (Митрофанова, 1968. С. 95–96). Сама же баня никогда не загадывается в такой манере. 30 В случае, если супружеский акт по каким-то причинам не состоялся (изза болезни, неопытности или порчи молодого), баню для молодых не топили(Шаповалова, Лаврентьева, 1985. C. 293).  31 О значении игры в свадьбе см: Панченко, 1999. C. 93 (со ссылкой на устное сообщение Г. А. Левинтона).  32 Летопись противопоставляет брак игрищу: «И браци не бываху у них, ноигрища межю селы… » (ПВЛ, 1996. C. 10). Ср.: в украинском языке грати употребляется в значении ‘futueram’.  33 Даже в том случае, если в причитании и не описывается строительствоновой бани для невесты, это может быть упомянуто: У нас баня-то новая, / Передбанние тесовое (Непеин, 1914. C. 529; ТА № 249).  34 Во время невестиной бани далеко не всегда исполнялся весть набор упомянутых причитаний. Чаще всего их было гораздо меньше; нередко вся песенная часть банного обряда сводилась к двум небольшим причитаниям. Подходя к бане, невеста или подруги пели: Затопися, баненька! / Раскалися, каменка!/ Расплачься, княгиня-душа… (Киреевский, 1911. C. 56). Весьма частым завершением банной процедуры невесты было символическое разрушение бани,невеста обращалась к ней: Раскатитесь вы, серы сыпучи камешки, / В той парной мыльной баенке! / Развались ты, мыльна баенка, / Со верхнего бревна до нижнего / После меня, сизой касатой голубушки! (Шмаков, 1903. C. 61). И. Вахросотмечал, что оба причитания «конструктивно императивны и имеют характерзаговора». Им подробно описаны оба причитания во множестве вариантов(Vahros, 1966. C. 326).  35 Вода из трех колодцев, которую набирает Николай-угодник для лечениябольной царевны, упоминается в сказке из сборника Садовникова (Садовников,1884. C. 266–268). «Собирание» воды из нескольких мест известно не только изфольклорных, но и из этнографических источников; так, для бани родильницы«воду брали из трех разных колодцев или из трех лесных источников (реже —при слиянии трех лесных ручьев)» (Логинов, 1993. C. 52).  36 См. также.: Дилакторский, 1903. C. 47; Майнов, 1914. C. 53; Неуступов,1903. C. 59.  37 Мать-река кормилица, раба-девица, в этой реке купался Иван да Марья, бралаводу раба божья (имя того, кто берет воду) рабу божьему (имя ребенка) на крепкийсон, на долгий век (Архив Карельского научного центра РАН. Ф. 39. Ед. хр. 200).  38 «Дети, бывает, переполошатся — их лечат в черной бане. Воду в речкеберут — обязательно против течения. Это вода “молчаная”: ее как нести — нис кем не говорить. Ну и угольки туда побросать и сказать: от Божьей милости,от переполоха, от призора. И стоит эта вода в черной бане. Водой этой умывают и говорят: откуда пришло, туда и пойди. Два раза повторить надо. Дажевзрослых так лечат» (Аникин, 1998. C. 64).  39 В Латвии перед крестинами в «банный вечер» для мальчика добавлялив печь дубовые дрова, а для девочки — липовые (Трейланд, 1885. C. 174).  40 В Вятской губ. (и не только) банный веник назывался виник. «Виник —веник березовый, т. е. связанный из березовых прутьев с листьями. Употреб-ляется для парения в бане. Метут в избе уже веником опаренным… Вязаниевеников особенно возбуждает деревенских детей, а парение свежим веникомдоставляет наслаждение пожилым людям» (Васнецов, 1949. C. 31).  41 Карельская свадебная причеть называет кленовые, ольховые, рябиновыевеники (Никольская, Сурхаско, 1992. C. 74).  42 «Из купальниц… на Иванов день связывают венички и парятся в бане,чтобы вывести из тела все нечистоты и болезни, накопившиеся в течениегода» (Зеленин, 1914. C. 36). В Новгородской обл. до сих пор делаются веники с «ивановской травкой» — иван-да-марьей — и парятся ими; в прежниевремена их бросали на потолок бани и гадали, в какую сторону замуж идти[EУ–хвойн–99 — материалы архива полевого центра Европейского университета в Санкт-Петербурге, экспедици в Хвойнинский р-н Новгородскойобл. 1999 г.].  43 Кукушка в лирической поэзии — символ не девицы, а молодой женщины. 44 Зеленин, 1914. C. 224; 1915. C. 809, 856. Ср. у карел: веник, которым девушка мылась перед Ивановым днем, хранили вместе с «кусочком мыла, коровьего масла с полотенцем, старинной серебряной монетой, солью, пясточкою ржаной муки и иногда с лентой от косы» для поднятия lembi — девичьейпривлекательности, славутности (Лесков, 1895. C. 291).  45 Ср. у карел: «Отпавшую пуповину ребенка засовывали в обрубленный комель веника, которым парили роженицу и новорожденного в бане. Такой голик заворачивали в тряпку и узелок держали при ребенке, когда его носили в баню, ездили с ним в гости и т. д. Веник клали возле колыбели, если оставляли ребенка одного» (Конкка, 1980. C. 10). 46 Не я тебя парила, / Не я тебя правила; / Парила и правила / Бабушка Саломонида; / Из Заморья приходила / Да здоровья приносила, / Да вот этак приговаривала: / Ты не слушай, мое дитятко, / Где не так приговаривают, / Где петухи крикуны поют, / А слушай, мое семечко, / Кто добры речи говорит (Дешко, 1867. C. 662). https://eusp.org/sites/default/files/archive/et_dep/sborniki/afl1/125_143.pdf #здрава #баня