Истории из жизни

Добра по больше в этом мире

Самые лучшие моменты 🙏

- Не готовь так больше. Лучше паровые котлеты. – Попросила она в ответ. - Я против паровых котлет. Иначе ноги протяну, останетесь без кормильца. – Папа постарался пошутить, но всё же настороженно посмотрел на дочь, пережёвывая сочный кусочек мяса. – Что случилось? - Хочу немного похудеть. – Насупилась Катя. За столом на несколько секунд воцарилось молчание. Мама с папой переглянулись, а бабушка Раиса Степановна, папина мама, которая жила с семьёй младшего из сыновей, грустно улыбнулась. - Катюш, с твоей фигурой всё хорошо. С чего ты взяла, что тебе нужно похудеть? – Первой заговорила мама. - Вадик сказал, что не помешало бы скинуть пару килограмм. – Потупилась Катя. - Вадик! Опять этот Вадик? Где ты только взяла этого… - Папа не стал продолжать, увидев, как гневно вспыхнули щёки дочери. Парень ему откровенно не нравился: высокомерный, заносчивый и уж чрезмерно холёный. Лучше б дочь выбрала кого-то из ребят, с кем ходила в походы, они все были простые, весёлые, крепкие и мужественные. Но недавно Катя ходила в клуб с однокурсницами, там и познакомилась с Вадиком. После этого дочь начала меняться. Сперва она остригла, выпрямила и перекрасила на несколько тонов темнее свои русые, пушистые и непослушные от рождения волосы. - Нравится? – Предстала она перед домашними в новом образе. - Необычно и непривычно. Ты такая взрослая с этой причёской. – Растерялась мама. - Раньше было лучше, живенько как-то. – Папе тоже не понравился новый образ дочери. - Раньше я была как простушка. – Надулась Катя. - Кто это тебе сказал? – Удивился папа. - Вадик сказал. Сейчас в моде совсем другие образы. Кстати, дай, пожалуйста, денег, хочу губы немного увеличить. – Попросила она. - Губы? Только через мой или твой труп. – Отрезал папа. – Вадик, сказал. – Передразнил он дочь. Мама поддержала отца, отклонив идею с губами, на что Катя сильно обиделась. Мама несколько раз пыталась поговорить с дочерью, объяснить, что Вадим ей не подходит, но Катя ничего не хотела слушать. И вот сейчас за ужином снова прозвучало это имя. Катя не стала спорить с отцом, выскочила из-за стола и убежала в свою комнату. - Ирин, ну поговори ты с ней! Она с этим пижоном совсем с ума сошла. – Попросил папа. - Я уже не раз пыталась объяснить ей, что Вадик ей не пара. – Вздохнула мама. - Я с ней поговорю. – Раиса Степановна скромно улыбнулась и посмотрела на сына с невесткой. Раисе Степановне было уже семьдесят шесть, муж её, с которым они прожили в любви и согласии всю жизнь, умер почти десять лет назад. Катин папа – Сергей, был четвёртым, младшим из детей, почти сразу они забрали Раису Степановну жить к себе. Старшие дети разъехались кто куда, у них уже тоже были свои дети и даже внуки. Все общались между собой по-семейному часто и дружно, каждый готов был забрать маму к себе, но ей было привычнее в этом городе. Раиса Степановна была скромной, даже кроткой, ни во что не вмешивалась, если её не спрашивали, по хозяйству со своими советами к невестке не лезла, а если хотела помочь, всегда спрашивал: - Ирочка, ничего если я пыль протру? Или: - Может, супчику сварить к вашему приходу? Ирине это нравилось, две хозяйки на одной кухне территорию не делили, поэтому между невесткой и свекровью царил мир. Катя бабушку тоже любила, ещё маленькой она помнила, как гостила у них с дедом за городом. Сергей засомневался, что мама с её мягким характером сможет повлиять на внучку. Ирина тоже подумала, что Раиса Степановна вряд ли что-то понимает в современных нравах и от неё будет мало пользы. Но Катя была её внучкой, конечно, они не могли запретить поговорить с ней. - Катюш, ты на родителей не злись. – Начала Раиса Степановна, устроившись в кресле в Катиной комнате. - Бабуль, ты тоже на их стороне? – Обиделась Катя. - Да я, наверное, по-стариковски ничего не понимаю, ты мне объясни. – Попросила Раиса Степановна, внучка не заметила, как хитрый огонёк мелькнул в бабушкиных глазах. - Понимаешь, мы с Вадиком встречаемся. Я люблю его. Хочу быть лучше для него. – Начала Катя. - А он тебя любит? – Уточнила бабушка. - Любит. Наверное… Мы не говорили об этом… - Катя замялась. Раиса Степановна кивнула и задала следующий вопрос. - Вот ты для него стараешься быть лучше, а он для тебя, что делает? - Он итак самый красивый, самый лучший. – Катя мечтательно улыбнулась. - Ну а делает-то он что для тебя? – Не отставала бабушка. Катя задумалась, а потом нахмурилась и отмахнулась: - Ой, ты совсем ничего не понимаешь, ба. - Может быть, и не понимаю, только ведь и я любила, и дедушка твой меня любил. – Улыбнулась Раиса Степановна. - Уууу, это когда было. – Рассмеялась Катя. - А любовь – она во все времена одинаковая. Мы когда с твоим дедушкой познакомились, я на первом курсе ПТУ училась. Худая была, ужас, все девчонки надо мной посмеивались. А мне с чего полнеть было? Уставала, только успевай и учиться надо, и родителям помочь, и за младшими братьями, сёстрами присмотреть, опять же, что повкуснее, тоже им, маленькие же. И платье у меня было одно: и в пир и мир, тёмно-синее, скромненькое такое. Зимой валенки, весной-осенью ботинки тупоносые, неуклюжие, зато прочные. Бедно жили. Девчонки разнарядятся, туфли на каблучках прихватят и в клуб, на концерт или танцы, а я не ходила, стеснялась. Даже опешила, когда Василий подошёл, он уже на старшем курсе учился, и тоже в клуб пригласил. Я отказалась, неловко стало, что ж все нарядные придут, а я… Хоть и понравился мне сразу Васенька. Он удивился, ещё потом пару раз приглашал, а я всё отказываюсь. А потом как-то догнал меня по дороге домой. «Держи – говорит, а сам платок протягивает, красивый такой яркий. – Ты и так самая красивая, так ещё лучше будет. А если всё равно в клуб не хочешь, пошли просто погуляем, мороженого поедим». Оказалось, Ольга – подруга моя, рассказала ему, почему я в клуб не хожу. Вот он и решил платок мне красивый подарить, модно было тогда платок на плечи. А вот когда поженились, ведь ничегошеньки у нас не было: комнату дали в общежитии, стол, да кровать, а он с первой зарплаты потащил меня в магазин платье покупать и туфли. И всю оставшуюся жизнь потом обо мне заботился, баловал, помогал во всём. И всегда-то спросит: всё ли хорошо, как день прошёл, не устала ли, да поела ли. Об этом особенно переживал. Первое время налью ему суп погуще, себе пожиже, по привычке, а он тарелки меняет, думает, я не увижу. – Раиса Степановна улыбалась, неторопливо рассказывая о прошлом, будто и сейчас был с ней рядом её Василий. – Вот так и полюбил меня твой дедушка худущую, в скромненьком платьице. Оно ведь если любишь человека, то любишь всего. С веснушками или торчащими ушами, и в немодном платье и в фуфайке, да тогда и не видишь всего этого. Красота в глаза смотрящего, а любят ведь совсем за другие качества. Катя слушала молча. Вспомнила, например, что Вадим всегда говорит только о себе, никогда не интересуется, как у неё дела в институте или как прошла игра. А когда Катя пожаловалась, что в туфлях на высоком каблуке ей неудобно, ответил: «Красота требует жертв». Или, например, в прошлый раз, когда в кафе Катя хотела заказать десерт, сказал, что на её месте ограничился бы салатом. И когда бабушка закончила свой рассказ, Катя сказала: - Спасибо, ба, я всё поняла. На следующий день, когда они встретились с Вадимом, Катя предложила ему пойти вместе в очередной турпоход. - Шутишь, что ли? – Рассмеялся Вадим. – Спать в палатке и кормить комаров у костра? Сбить все ноги в дурацких резиновых сапогах? Нет уж. Да и тебе не стоит тратить на это время. И волейбол твой. – Вадим поморщился. – Лучше б маникюр сделала, такой знаешь, длинные красные ногти, мне нравится. – Посоветовал он. Катя ничего не ответила, развернулась и ушла. – Странная какая-то. – Пожал плечами Вадим и продолжил пить кофе. Через год, на очередном семейном ужине, Катя представила родным нового парня. Они с Тимофеем познакомились в турпоходе. После ужина Катя вышла его проводить. - Мне нравится. Приятный. – Вынесла вердикт мама и улыбнулась. - Сразу видно, наш человек. – Поддержал папа. - На Васеньку моего похож. – Добавила Раиса Степановна, которая приметила, как Тимофей во время ужина отдал Кате свою тарелку с пирогом, там кусочек был побольше. (Автор Светлана Гесс)

Так бывает: сын просто забыл о существовании матери. ...Фатима подмела во дворе метлой. Привыкла, чтобы двор чистый был, без единой соринки. Затем, черпнув ковшиком воду из бочки, что у крыльца, помыла ступни своих ног и аккуратно промокнув их маленьким полотенцем, надела теплые вязаные носки и пошла в дом. В котором также идеально чисто. Да только зря зашла: услышала как брякнула кованая железная ручка на воротах. Кто бы это мог быть? О ней, старухе, редко кто вспоминал, поэтому она не ждала гостей. Может быть случилось что-то?... Фатима торопливо подошла к воротам и отперла. За дверью оказался сын, Тимур, высокий, грузный уже мужчина. Он был не один, с красивой молодой женщиной. - Знакомься, Катя, это твоя бабушка. Здравствуй мать, это Катерина, моя дочь. - Внучка значит, - произнесла хозяйка дома. Не дожидаясь от матери приглашения, Тимур отошел на полминуты и вернулся, с кучей чемоданов и пакетов. - Извини, что не приезжал в гости, - не глядя в глаза матери, скороговоркой произнес мужчина, и положил деньги на крыльцо. В дом заходить не стал и пока Фатима накрывала на стол в летней кухне, он уехал. Осталась его дочь. ...Катерина оказалась девушкой немногословной. Фатима, к слову говоря, тоже не жаждала общения. - Ешь что-нибудь. Пей чай. Попробуй лепешку с сыром, - предложила хозяйка и Катя послушно отпила из чашки чай, взяла в руки лепешку. - Ты от кого-то скрываешься? - Нет, бабушка. Я беременна. Вот только... никто не должен об этом знать. Фатима покачала головой, услышав это. Вот уж не думала она о том, что до сих пор так бывает. - Если ты приехала сюда скрываться, то объясни мне, что будет с ребенком после рождения? - Отец сказал, что сдаст плод в приют. Фатима молча покачала головой и языком цокнула. - Плод... Дело плохо. Что такого произошло, что ты решила рожать тайком и избавляться от ребенка, девушка? Гостья не ответила на вопрос, она смотрела в одну точку, предпочитая молчать. Ну что ж, Фатима не стала досаждать вопросами. Наверное, она уже была в том возрасте, когда пропал интерес к происходящему вокруг. Сын позвонил лишь раз, попросил у матери: - Мать, ты же повитухой в деревне была. Когда Катька родит, ты прими роды, а потом позвони мне. Нет надобности обращаться в роддом, когда сами справимся. Фатима очень рассердилась, услышав слова сына, и глухо произнесла в трубку: - Ты только ради этого вспомнил о моем существовании? Ты привез ее в мой дом, мне решать. Она будет рожать как человек, а не бездомная кошка! *** Когда у Катерины начались схватки, Фатима пошла к соседу старику-Вахиду: у того был телефон в доме, был старенький автомобиль. - Поехали, - приказал он. Фатима помогла внучке сесть в машину, и поехали, в райцентр. Там есть амбулатория. ...Отец Катерины, Тимур, приехал в тот-же день. И находился у Фатимы в доме, ожидая когда дочь выпишут из роддома после родов. Катерина вернулась вместе с отцом дом его матери, еле переставляя ноги, изможденная: казалось, что в ней остались только глаза на белой коже. Ребенка при ней не было, наверное, отказалась от него там, в роддоме. Отлеживалась девушка в доме бабушки целую неделю. Фатима помогала ей во всем. И поняла, что у Катерины было расхождение тазовых костей. Штука неприятная конечно, но не смертельная. "До свадьбы заживет", - неудачно пошутил тогда отец Кати, Тимур. А когда Катя пришла в себя и впервые вышла сама во двор, без посторонней помощи, Тимур громко сообщил: - Ну наконец-то, ты снова стала похожа на человека. Сейчас отвезу тебя в салон, пусть приведут в порядок волосы, и ногти, что еще там? А потом - домой. Спасибо тебе мать, за то что помогла с проблемой. Он вышел за ворота, чтобы завести автомобиль, перед этим приказав дочери собрать вещи. Фатима строго посмотрела на девчонку: - А ты точно ничего больше не забыла? А ребеночка, которого родила? Катерина замерла и посмотрела в одну точку. - Я же сотни раз тебе сказала что не могу, бабушка. Я родила его от человека... Который меня обманул. У него есть жена, а я... А мне... Придется начинать жизнь с чистого листа. - Невелика потеря. Этот мерзавец не принадлежит тебе, и ты ничего не сможешь поделать с этим. А вот ребенок твой, он вырос в твоем чреве. Его дальнейшая судьба зависит целиком от тебя. Фатима строго посмотрела на нее, бездушную, бросившую собственного ребенка. - Когда я звонила в роддом, мне сказали, что ты родила девочку. У тебя - дочка. Лежит сейчас одна в кувезе, плачет и ждет тебя! Не совершай глупостей, Катюша, забери дочку. - Мне папа не разрешит, - выдохнула Катерина. В глазах ее отразилась такая боль, что женщина отступила. Только бросила через плечо с презрением: - Тогда уезжай. Проваливай. Живи и дальше умом своего отца. Ты не женщина. Ты глупая кукла. Я больше знать тебя не желаю. В дом вошел Тимур и посмотрел на сумки с чемоданом, которые стояли посреди комнаты. - Пошли, - скомандовал он дочери и взялся за поклажу. Катерина не тронулась с места, Тимур заметил это когда был у дверей, удивился и посмотрел на дочь: - Чего встала? Машина ждет! - Я собрала вещи, как ты и просил, забери их. А я останусь здесь, - еле слышно произнесла Катя. Фатима смахнула слезу с глаз. - Ты рехнулась?! У нас итак проблем выше головы, еще и ты чудишь! - рассердился мужчина. - Сказала же, никуда не поеду. Я хочу забрать дочку. - Ах ты! Ну ты! Прибежишь еще ко мне! - захлебнулся в своем негодовании Тимур. Он посмотрел на мать и потребовал ответа: - Твоих рук дело?! А, я понял, мстишь мне. Я забыл о твоем существовании, а ты за это отобрала у меня дочь! Мать, называется! - Я больше не мать тебе, - проговорила Фатима. - Да пошли вы обе! - в запале произнес Тимур. - А ты Катька, возвращайся домой, пока я не передумал. Приму, только без приплода! Сроку даю тебе две недели. Иначе лишу наследства и ты мне больше не дочь! Он громко хлопнул дверью и Фатима подошла к плачущей Катерине, подставив свое плечо внучке. И произнесла тихо: - Пусть идет, не реви. Ты все правильно сделала. Далее женщины, крепко держась за руку, пошли быстрым шагом к соседнему дому. - Вахид, нужно, чтобы ты отвез нас в тот роддом! - потребовала Фатима. - Так это ж в город ехать придется. - Дело очень срочное, там правнучка ждет! - Вот оно что... Ну раз такое дело, то обождите чуток. Я чай попью и заведу машину. С утра маковой росинки во рту не было... *** - А что ты хотела? Ты сама подписала отказ от дочки, - успокаивала Катю бабушка. - Послушала своего отца, а не меня. Но не волнуйся. Ты еще заберешь ее, давай ложись в постель, я тебе бульончик сварю, тебе нужно набраться сил... А потом мы с тобой будем добиваться, чтобы тебе вернули малышку. - Бабушка, - шептала Катя, обливаясь слезами, - Почему я узнала о твоем существовании только сейчас? Почему ты не была рядом, когда мне так плохо было? Ты одна меня поддержала... Мои мама с папой возненавидели меня за ошибку. - Какую ошибку, Катенька? - рассеянно спросила Фатима, гладя внучку по волосам. - Чудовищную, как сказал папа... Перечеркнувшую мою и их жизнь. Папа говорил, что я рождена для другого будущего, а не для того чтобы стать матерью-одиночкой. А я слушала его, хотя мне ребенка оставить хотелось. Только... Мне бы пойти с малышкой было некуда. - А теперь у тебя есть я. И я не брошу вас обеих, - пообещала Фатима. - Не плачь. Все наладится. Ведь все хорошо, милая. У тебя родилась здоровенькая дочь, ты заберешь ее, а отец... Пришло время оторваться от родителей, ведь ты теперь сама мать. А с отцом вы помиритесь, я знаю... *** С того самого дня невидимая стена между Катей и Фатимой рухнула. Катерина стала вести себя с бабушкой по-другому, искренне, с любовью и уважением. Она ластилась к старой женщине, словно маленькое дитя, рассказала все свои секреты и пообещала никогда больше не расставаться. Румянец и улыбка появились на лице Кати. Молодая девушка быстро оправилась после родов и влилась в ритм бабушкиной жизни. Она быстро поняла, что нужно делать в новом для нее месте, с удовольствием помогала во всем бабушке. Вот только по вечерам Фатима замечала печальный взгляд внучки. Та тосковала по кому-то. Быть может, мыслями она была с дочерью. А может быть, с родителями. Или даже с отцом ребенка. - Мое имя по паспорту Катира, - вдруг начала рассказывать Катя бабушке. - Хоть мама у меня русская, отец воспитал по своим обычаям. Он говорил, что ты отреклась от него, после того как он женился на девушке другого вероисповедания. - Я? Фатима была очень удивлена словам внучки. - Что за ложь... - По словам папы, поэтому вы не общались. Он всегда говорил, что ты демон во плоти. Поэтому я боялась тебя, когда папа привез меня к тебе пожить. И не ожидала, что ты... Ты такая... Хорошая. Не ожидала что заставишь меня забрать мою... Настеньку. - Настеньку? Ты назвала дочь Настей? - снова удивилась Фатима. - Да. Лицо Катерины засияло. - Она моя Настенька. Это имя мне очень нравится. Жениха мне нашел папа, он представил меня сыну своего лучшего друга, Рината. Мы планировали играть свадьбу, но потом что-то пошло не так, друг обманул отца... Отец сказал что никакой свадьбы не будет. Но у нас с Ринатом уже были отношения, о которых папа не знал. В-итоге Ринат тоже послушал своего отца и женился на другой женщине. Фатима слушала внучку, качая головой. - Понимаешь, бабушка... Ты правильно меня обозвала куклой. Я была пешкой в руках отца. Марионеткой, которой он управлял... Когда стало понятно, что я забеременела после связи с Ринатом, отец рвал и метал. Сказал, что не ожидал от меня такого предательства. Он думал, что мы с Ринатом только за ручки держались... Прерывать беременность было поздно, все сроки прошли, а я вообще о ней узнала, только когда живот стал расти... - И Тимур решил, чтобы ты рожала подпольно, чтобы никто не узнал, что ты была в положении, - догадалась Фатима. - А сам Ринат знает о твоей беременности? - Ринат? Нет. Глаза Кати вспыхнули и погасли. - Я бы и не сказала ему ни за что. Ведь он предал меня... -Значит, ты должна ему сказать, чтобы твоя совесть в дальнейшем была чиста, - пожав плечами, посоветовала Фатима. - Бабушка... У тебя все так легко и просто. А я не могу, - вздохнула Катя. - Чего ты не можешь? Дело то ведь не в тебе, а в том, что у твоей дочери, Настеньки, есть родной отец. И не тебе решать, нужно ли им знать о существовании друг друга. Если Ринату не нужна твоя дочь, то ты будешь четко знать об этом и окончательно вычеркнешь его из жизни, всего-то. - Наверное ты права. ...Шли дни и Катя с бабушкой часто ездили по делам в город, чтобы вернуть новорожденную девочку обратно. Отказаться от малютки было делом несложным, зато вернуть обратно родительские права и опеку над девочкой, оказалось трудновыполнимо. Поразмыслив, Фатима привела Катю в незнакомый дом. Толком ничего не объяснив, привела в квартиру, которую отперла своим собственным ключом. - Что это? - удивилась Катя. - У тебя есть жилье в городе? - Да, есть. Я сдавала ее какое-то время. Она приносила мне неплохой доход. Но если вдруг для органов опеки понадобится подтвердить твои условия проживания, то мы все оформим как положено, так ведь? - Бабушка, - ахнула Катя. Когда все было позади и Катя забрала дочь из приюта, бережно прижимая к себе, с ней рядом была Фатима. Она то и предложила Кате: - Иди и поговори с Ринатом. А я пока побуду с малышкой. Судя по всему, разговор оказался недолгим. Катя вернулась расстроенная, с красными пятнами на щеках. Фатима решила что не станет надоедать с расспросами, захочет - сама все расскажет, не маленькая. - Бабушка, - произнесла Катя, чуть не плача. - Как хорошо что есть ты у меня. Тебя мне сам Бог послал. - Все хорошо милая, - подбодрила внучку Фатима. - У тебя все хорошо. С тобой рядом лучший в мире человек, это твоя дочь. Остальное неважно. ...И недели после воссоединения Кати с дочерью не прошло, как в дом Фатимы примчалась мать Кати. Раиса. Фатима узнала ее с первого взгляда, едва та показалась у ворот. - Фатима Маратовна, - простите меня! - готова была упасть на колени Рая. - Я хочу увидеть Катюшу, не могу, безумно скучаю. - Кто тебе запрещает с ней видеться? - удивилась Фатима. - Катя ждала тебя каждый день, ей очень нужна поддержка матери. Позже, когда невестка села пить чай за стол, начала плакать, вытирая платочком глаза и лебезить перед свекровью: - Фатима Маратовна, а вы почему ни разу не приезжали к нам? Вот я всегда Тимуру говорила, что так нельзя, нужно дружить с мамой. Но он сам виноват, не хотел ничего слышать про вас. Если вы считаете, что я его настраивала против вас, то спешу сказать - ничего подобного! Я всегда... - Не надо, - оборвала невестку на полуслове Фатима. - Это все уже неважно. Мои двери всегда были открыты для вас, и вы об этом знаете. Что уж теперь говорить, к чему слова? - Я так благодарна вам, - пролепетала Раиса. - За то что поддержали Катюшу. И помогли забрать Настеньку. Настя чудо как хороша... Так похожа на вас, кажется. Фатима кивнула головой. Ей была неинтересна болтовня Раи. Наверное, они бы вызвали в ее душе отклик тогда, двадцать лет назад, но сейчас никаких эмоций от общения с невесткой Фатима не испытывала. Ну и ладно. Главное ведь, что жизнь налаживается. Вот уже и невестка примкнула к Кате, перестав слушаться своего властного мужа. Значит, Катюша больше не останется один на один со своими заботами и хлопотами. А еще пару дней спустя, к дому Фатимы приехал большой сияющий автомобиль. Из него вышел молодой человек с цветами в руках. Фатима безо всяких слов поняла, что этот тот самый Ринат, отец Настеньки. О чем молодые разговаривали, Фатима не знала, но вышли из дома уже все вместе: Ринат держал в руках ребенка, Катя шла рядом. - Бабушка, - улыбнулась Катя. - Бабулечка моя... Ринат приехал чтобы забрать нас с дочкой. Вот так... Он на развод подал... А ты... Меня отпустишь? Катя заглянула в глаза бабушке. - Какой глупый вопрос Катя, - улыбнулась Фатима. - Я очень рада за тебя. Катя крепко обняла ее, прижавшись всем телом и заплакала: - Бабушка... Это все благодаря тебе... Как хорошо что ты меня отговорила тогда! Твои слова для меня были пощечиной, от которой я очнулась, бабушка!.. - Ну-ну, не придумывай. Садись в машину, милая... Вам еще предстоит ехать с малышкой... Эпилог Фатима радовалась за внучку. У нее все наладилось наилучшим образом. Катя постоянно звонила ей, отправляла снимки. Это были светлые, прекрасные фотографии счастливой семьи. ...Тимур приехал, когда она совершенно не ждала. Прошел в дом, не постучав, сел рядом с Фатимой и сказал: - Прости меня за все, мать. За то что не приезжал, за то что забыл о тебе. Фатима задумчиво посмотрела вдаль. - Мать... Прости, наговорил лишнего, - раскаивался Тимур рядом. Единственный сын. - Я просто считал, что знаю как правильнее жить. А когда Катька осмелилась уйти от меня, я думал, что это все ты, ты мстишь мне за то, что у тебя больше нет сына. Я понял каково это, когда собственный ребенок отворачивается от тебя, мама! Я все осознал! Это моя расплата за то что бросил тебя... Я хочу все исправить! Меня Катя видеть не хочет, что делать? - Простит, - задумчиво проговорила мать. - Когда нибудь. Автор: Алена Русакова

Катя слегка приподнялась, чтобы увидеть ту, о которой говорил муж и мгновенно изменилась в лице. Потом спохватилась, изобразила полное безразличие и для убедительности пожала плечами: – Не знаю. – Не ври, – рассердился Игорь, – я же видел, что тебя прям перекосило, когда ты ее увидела. Кто она? – Это моя мать, – немного помедлив, ответила Катя. За секунду она решила, что лучше все-таки сказать правду. На всякий случай. – Мать? – изумился Игорь, – ты же говорила, что у тебя нет матери. – Так и есть… – Не понимаю, – Игорь с любопытством всматривался в лицо жены, – может, объяснишь? – Давай дома поговорим… – И что, ты даже не подойдешь к ней? Она что, здесь живет? В нашем городе? – Игорь, я тебя умоляю, давай дома поговорим, – в голосе Кати прозвучала мольба, на глазах навернулись слезы. – Хорошо, – бросил муж и отвернулся к окну. Обиделся. Катя не стала его успокаивать. Она была рада, что ее хоть на какое-то время оставили в покое. Хотя какой тут покой? В голове всплыли картинки из детства… *** Отца своего Катя не помнила. Только знала со слов мамы, что он был «ужасным» человеком. А еще мама говорила, что Кате очень повезло: в ее жизни есть человек замечательный. И это – отчим. Вот его Катя хорошо помнила лет с восьми. Правда, не понимала, что в нем такого замечательного. Грубый, злой, жадный. «И за что мама его так любит?» – думала маленькая Катя, забившись куда-нибудь в угол, чтобы дядя Петя ее не нашел. Нет, он никогда ее не бил, в открытую не обижал. Но и за человека не считал. Никогда не называл по имени. Смотрел как на пустое место. Если и говорил с женой о Кате, то это звучало примерно так: – Девочка не умеет себя вести… – Твоя дочь мешает мне отдыхать… – Объясни ей, что гулять с мальчиками еще рано. – Ты видела ее дневник? Посмотри! Мне стыдно, что она живет в моем доме! «В его доме! А ничего, что это наша с мамой квартира?!» – думала Катя в подростковом возрасте. Она прекрасно помнила, что они с мамой переехали в эту квартиру после смерти бабушки. Однажды, когда отчим произнес эту фразу в очередной, тысяча первый раз, Катя не выдержала и высказала ему прямо в лицо: – Это не я, а вы живете в нашем доме! Если не нравится, уходите! Никто плакать не будет! Отчим стремительно подлетел к ней, будто хотел зажать рот, но в последний момент остановился. Резко развернулся к жене и выдавил из себя сквозь зубы: – Сделай так, чтобы я ее больше не видел! Мама схватила Катю за руку, потащила за собой из комнаты со словами: – Конечно, дорогой, все будет как ты хочешь… Она всегда смотрела на него как на небожителя. Подчинялась беспрекословно, обслуживала, говорила нарочито елейным голосом и всячески старалась угодить. Почему? Катя не понимала. В одном она была уверена: если отчим пожелает, мать запросто выгонит ее из дома. – Ты что себе позволяешь? – шипела мама на Катю в тот день, – не смей так разговаривать с отцом! – Он мне не отец! – выкрикнула Катя, – и никогда им не будет! – Это не важно! Он тебя кормит, поит одевает, а ты… Неблагодарная! – Я не просила меня рожать! – сквозь слезы кричала Катя, – и растить меня не просила! Надо было отдать меня кому-нибудь, чтобы не мучиться! – Надо было! – бросила мама в ответ, – никто не взял! И папаша твой сбежал, как только ты родилась! Всю жизнь мне испоганила! Услышав от мамы эти слова, Катя почувствовала такую ненависть, что со всей силы оттолкнула родительницу в сторону и выскочила из квартиры. Догонять ее никто не стал. И за ту неделю, что она отсутствовала никто не поинтересовался, где она и что с ней. Тогда Кате было пятнадцать… Что она могла сделать? Ничего. Подружки по очереди приютили ее на несколько дней, но это никак не решало проблему. Пришлось возвращаться. Трясущимися руками Катя открыла входную дверь… – Явилась? – все, что сказала мать, – иди к себе и не высовывайся, пока не позову… «Видимо она его уговорила», – подумала Катя и быстренько прошмыгнула в свою комнату. С того дня отчим больше ни слова не говорил о Кате. Вел себя так, будто ее не было… Мама, разумеется, его в этом поддерживала: не звала дочку к столу, не интересовалась ее делами, не пыталась поговорить. Катя четко понимала: по поводу нее они уже приняли какое-то решение. Видимо, просто ждут, когда она окончит школу… И не ошиблась. Как только Катя получила аттестат, мама намекнула, что ей самое время готовиться к самостоятельной жизни. – Как только восемнадцать исполнится, пойдешь на вольные хлеба, – заявила она и снова ушла в молчанку. Катя подумала-подумала и решила поступать в университет. Во-первых, она избавит семью от своего присутствия, во-вторых – там иногородним дают общежитие. А это значит, что в ближайшие пять лет, у нее по крайней мере будет жилье… В универ Катя не поступила. Вернее, поступила, но на платное отделение. Знала, что на обучение никто не раскошелится, но все-таки сообщила: – Мам, поздравь меня, я стала студенткой. Мать посмотрела на нее безразлично: – И? – Правда, за обучение нужно платить… Совсем немного… – Даже не думай. Ни копейки не получишь за свои художества! Мало мы с отцом в тебя вложили?! Ты же нам в ответ только нервы трепала! А теперь мы еще и за учебу твою платить должны?! – Прости. Конечно, не должны, – ответила Катя, – зря я тебе сказала. – Вот именно: зря. Ты давай квартиру себе ищи. – Мам, мне же нечем за нее платить… – Иди работать, а то ишь – учиться она вздумала. Даю еще месяц… Потом – на выход. – Месяца мало, – Катя попыталась разжалобить маму, – можно я поживу с вами еще хотя бы полгода? – Сколько? Полгода? Ну уж нет. Я и так еле уговорила отца, чтобы он потерпел твое присутствие. К тому же мы ремонт запланировали. Хотим из твоей комнаты спальню сделать. Короче: месяц, не больше… И Катя сняла квартиру. Квартирой это можно было назвать с натяжкой. Маленькая времянка в частном секторе. Без удобств. С печкой. Зато – дешево… Когда девушка уходила из родного дома, мать дала ей с собой вилку, ложку, тарелку, кружку, столовый нож и маленькую кастрюльку. Потом прикинула и добавила: одно полотенце и старенький комплект постельного белья. – Вот еще возьми, – сказала она, пряча глаза и протягивая Кате небольшой пакетик, – удачи тебе, дочка. Надеюсь, ты повзрослеешь и поймешь меня. – Спасибо, мама, – ответила Катя, – можно я свои зимние вещи попозже заберу? – Только сильно не затягивай, а то можешь их здесь и не найти… – Неужели выбросишь? – Я – нет, а вот отцу это может не понравиться. Ты же понимаешь… – Понимаю, – Катя обняла маму, – ну все, я пошла… Вот так, в восемнадцать лет, Катя вышла в самостоятельную жизнь. С материнским благословением… Денег, что мама дала, хватило до первой зарплаты. Правда, Катя экономила каждую копеечку. Даже транспортом не пользовалась: добиралась до фабрики пешком. Получив первую зарплату, она чувствовала себя настоящей богачкой! Купила крупы и макарон впрок, бутылку растительного масла и целое ведро картошки. Нужно было еще приобрести шампунь, мыло, зубную пасту… Закупив все необходимое, Катя посчитала остаток денег и, отложив в красивый конверт небольшую сумму, решила: пусть понемногу, но буду откладывать на жилье. К матери она поехала где-то через месяц: повидаться (она все еще наивно верила, что мама будет ей рада) и забрать теплые вещи: лето закончилось, на улице стало по-осеннему прохладно. Дверь ей открыл какой-то парень. – Привет, дверью ошиблась? – весело спросил он. – Вообще-то я к маме, – растерялась девушка. – А…Ты, наверно, Катя? Проходи. Мамы нет, но ты можешь ее подождать. – И подожду, – Катя решительно прошла на кухню. Парень попытался поговорить с гостьей, но Катя так на него посмотрела, что он поспешил ретироваться. Пришла мать. Особо не обрадовалась. На вопрос Кати о молодом человеке ответила: – Это Олег. Сын мужа от первого брака. – А почему он живет с вами? Ты же планировала ремонт. – Он ненадолго. Осмотрится в городе, устроится на работу и съедет на частную квартиру. – Понятно, – бросила Катя, – я там обувь свою забрала и куртку… – Забирай все. Ничего не оставляй. Надоело с места на место перекладывать. – Когда надоело, мам? Меня всего-то два месяца не было. – А ты не умничай, – рассердилась мать, – приехала – забирай все. – Ты даже не спросишь, как я живу? – Мне это не интересно, – мама явно не могла (может и хотела) разговаривать при Олеге. – Что ж, ты меня не удивила, – Катя направилась в прихожую… – Тебя проводить? – вынырнул откуда-то Олег, – как ты такую огромную сумку потащишь? – Как-нибудь, – бросила Катя и вышла из квартиры… Через пару месяцев приехала снова. Теперь за пуховиком. И снова ей открыл Олег. На этот раз мама была дома. На вопрос Кати: – Он все еще у вас? – мать взорвалась: – Это не твое дело! Он будет здесь жить сколько захочет! В конце концов он к отцу приехал! – А я тут с мамой жила, – обронила Катя, – только меня это почему-то не спасло. – Не сравнивай! Это другое! – Какое другое? – твердо спросила Катя, – в чем разница? – Я не обязана перед тобой отчитываться! – закричала мать, – это мой дом и только я буду решать, кто будет в нем жить. – Понятно. – Что тебе понятно?! – То, что посторонний человек тебе дороже родной дочери, – Катя говорила уверенно и спокойно, чем окончательно вывела мать из себя. – Нет у меня никакой дочери! – выпалила она, – а Олежка – сын моего любимого мужчины! Он для меня больше, чем сын! – Поздравляю, – Катя смотрела на маму, словно перед ней была совершенно чужая женщина, – в таком случае, у меня больше нет матери. Она ушла. Уверенная, что навсегда. Четыре года Катя не давала о себе знать. Не звонила, не приходила. И вот теперь эта встреча… *** Пока Катя пребывала в воспоминаниях, мать поднялась со своего места и подошла к дочери. Игорь встал, уступая ей место. – Здравствуй, – Катя услышала рядом знакомый до боли голос, который она старалась забыть. – Привет, – едва проговорила она в ответ. – Это кто? – мать кивнула в сторону Игоря. – Муж. – Поздравляю. – Спасибо. – А у нас тоже все хорошо. Папа работает, Олежек девушку нашел. Милая такая, спокойная. Свадьба через месяц. Знаешь, я скоро бабушкой стану. Такое счастье! Мы для ребенка решили твою комнату выделить. Уже ремонт начали. Обои купили – самые дорогие, с детским рисунком. А еще мы с папой решили, что купим дачу. Где-нибудь неподалеку. Ребенку нужен свежий воздух, витамины. Вот ищем: что-то недорогое, но, чтобы домик жилой был и обязательно речка рядом. Ну, или озеро… Катя слушала эти словоизлияния и никак не могла взять в толк, зачем эта чужая, по сути, женщина все это ей рассказывает. – А ты давно замуж вышла? – Два года назад, – автоматически ответила Катя. – О детях думаете? – Сыну почти год. – Значит, у меня есть внук? – У вас? – Катя, наконец, повернулась к матери. – У меня, – на секунду смутилась мама, – ты же моя дочь. – Вы что-то путаете, женщина. Моя мама умерла четыре года назад… Мать побледнела. Молча поднялась и направилась к выходу. Катя отвернулась к окну: ей было совершенно не жалко… эту женщину. Игорь все время задумчиво смотрел на обеих, прислушивался к разговору. И вдруг понял: они же совершенно чужие! И решил, что не станет расспрашивать жену о прошлом. Почему-то стало страшно туда заглядывать... Автор: Сушкины истории.

Она вглянула на обратную сторону листка, вернула письмо и продолжила развешивать белье. – Хорошо, что жив, здоров! Вот и ладно, – сказала как-то растерянно. Вера моментально поняла в чем дело, и удивилась сама себе – она так обрадовалась долгожданной весточке от сына, что даже не подумала о том, почему ж Иван ни единым словом не обмолвился в письме о Полине. Вера посмотрела на девушку, и начала оправдывать сына. – Ну, так смотри, дочка. Он же на скору руку писал...просто, чтоб весточку кинуть. Может и тебе напишет вскорце. – Может, теть Вер. Спасибо, что прибегли. Сейчас довешаю, пойдёмте отобедаете. Бабуля такую кашу в печи сварила, пальчики оближешь. Меня ждала. Но то ли от нахлынувшей с письмом новости, то ли от неловкости за сына, есть не хотелось. Вера обедать не пошла, направилась домой. Весь вечер она перебирала строчки сыновнего письма, вчитывалась, подносила к лицу, хотела почуять его запах. Делала это и через неделю, и через месяц. Сын у Веры был единственный. Рано умер муж – придавило на лесопилке ещё по молодости, в больницу ехать отказался, а когда увезли – уж поздно было. Иван рос на радость матери. Откровенный и ласковый. Любил музыку, песни. И в хозяйстве был спор. Случалось, вернётся она поздно, а он уж и свиней покормил, и дров нарубить, и кашу сварил. А на столе – цветы. Любил он цветы. Ещё маленьким перепало ему однажды за то, что ветки яблоневые наломал и в вазу поставил. С Полей они дружили ещё со школы. Уже в школе оба подрабатывали в колхозе, бегали вместе в клуб. Поля как дочка уже была. В школе ль проблемы, или драка какая у Ваньки – мать все от Полины узнавала. Жила Полинка с бабушкой Дусей. Мать ее уехала когда-то на заработки, да там и осталась, другую семью завела. Дочь забрать хотела, но бабка Дуся – суровая, не отдала, сказала, что сама вырастит. Так Полина тут в поселке и осталась. А четыре года назад проводили Ивана в армию. Как положено провожали – полон дом гостей. Ох, и устала Вера в тот день. Но рядом была Полинка, летала, как синичка, и нет-нет, да и появлялись на лице её лёгкие девичьи слезы – парня в армию провожала, в морфлот на три года. Все знали, уверены были – Полина дождется. Правильная она, и про любовь их в поселке знали, искренняя и красивая любовь. Никто не сомневался. Никаких сплетен вокруг их не было, ничей недобрый взгляд не пересекал их пути. Да и пара была красивая. Иван – светловолосый, широкоплечий, с открытым весёлым взглядом, а Полина – высокая, стройная, с дугообразными бровями, карими глазами, приятной черной родинкой сбоку на подбородке, прямым ровным пробором смолистых черных волос над высоким лбом. Такая красота, как у Полины, могла б и зародить излюшнюю уверенность в себе, надменность, но этого у Поли не было. Она была приветлива, мила, хозяйственна, вела себя ровно и просто. Прибегала к Вере на дела огородные, то ягоды обрать, то грядки прополоть. Первый год Иван писал часто. И матери писал, и Полине. А через год вдруг пропал месяца на три. Полевая почта получала запросы и письма от матери и невесты, но ответа не было. И только через три месяца – короткое сухое письмо матери. Письма шли реже и реже. Стали они какими-то скупыми, скучными, как отписки. Особенно расстраивалась Полина. Она решила, что у него депрессия, усталость от тяжёлой службы, заваливала его посланиями, отправляла посылки и даже собиралась ехать сама, но так и не уехала – Иван написал, что ехать не надо, он сменил место службы. Почему не пишет подробности? Неужели уж такая тайна – место службы, чтоб писать не на полевую? Удивляло и то, что Иван пишет так мало, он был большим охотником к письму с описанием деталей, и первый год именно такие письма от него и шли, подробные и очень душевные. Три года пролетели, а сын не вернулся и писем опять нет. Вера забила тревогу. Помог председатель, повез сам лично её в областной военкомат. – Как не помочь, Вера Григорьевна? На таких как ты все наше хозяйство держится. Вера засмущалась от таких слов. Она ведь и не ради помощи этой работала, не ради похвалы. Просто на рассвете выходила первой на участок, а за ней тянулись и другие бабоньки, а управившись со своей нормой, помогала тем, кто не успевал, у кого дети, кто приболел. В этом и видела смысл всей своей жизни – работа, помощь людям и сын, его счастье. В военкомате выяснили – со срочной службы сын уволился, но поступил на сверхсрочную. Обещали посодействовать – сына найти, сообщить его адрес. – Теть Вера! – кричала со двора Катя– дочка почтальонши, – Вам письмо там, вроде от Ивана. Я принесу. Но Вера уже бежала впереди Катюхи. Схватила на почте конверт и тут же раскрыла. Письмо было неприятное. Иван ругал мать, писал, что досталось ему от начальства за жалобу материнскую в военкомат, прослыл он там плохим сыном. Сердце Веры забилось, так, что пришлось за него ухватиться, обмякли ноги. – Что с Вами, Теть Вер? Сядьте-ка вот, – Катерина кружила над ней, подскочила и Шура – почтальонша. – С Ванькой что? – Да нет, нет! – Вера отдышалась, – Все в порядке с ним. На сверхсрочную службу пошёл. Только вот навредила я ему ... не надо было, а я .... Почти год писем не было никому. Ни Полине, ни матери. Что только не передумала за это время Вера, тысячу раз перечитывая письма сына. Обиделся? Но предпринимать что-то уже боялась. И вот, наконец, письмо. Хорошее. Просит прощения за предыдущее, сообщает, что все у него хорошо, служба идёт успешно. Вера, получив его по дороге с работы, забежала домой, бросила поросёнку на скорую руку, загнала кур и метнулась в Высоково к Полине. Знала, та как раз дома, на каникулах институтских. – Жив, здоров! Жив, здоров! Видишь, Поль. Знать, приедет. Как не приехать-то? Дом тут родной. – Хорошо, что жив, здоров! Вот и ладно, – сказала как-то растерянно. Ведь в письме ни слова о ней. Отобедать позвала, добрая душа, а в глазах – тоска. Почти четыре года ждёт, а в последнее время ждёт, не получая писем. А поселок не молчит. Знают уже, что письма редки, что запропал Иван. Полину жалеют, шепчутся за спиной, дают неуместные советы. И так стыдно Вере стало перед Полей. Так стыдно! Да что ж это он делает! Ведь как дочка ей Поля уже. Родная ... Даже родинка на подбородке её и та – родная. Все кажется Вере, что и у внучки или внука ее вот такая же родинка будет, до чего хороша. А он ... Такую девушку сам из рук выпускает! Такую верную, порядочную и красивую... Полина за это время заходила к ней лишь пару раз. Обе носили в себе что-то невысказанное, словно стыдились смотреть в глаза друг другу. А следующее письмо совсем огорчило мать. Так огорчило, что слегла, отказалась идти на работу, хоть и время было уборочное – сентябрь. И теперь матери все стало ясно – сын писал, что женат. И женился он уж как два года назад. О жене писал мало, написал только, что она служит там же, где и он, только на берегу. И все у них хорошо. Ясно было для чего написал. Конечно, чтоб сообщила мать это Полине, чтоб та не надеялась, не писала писем. Как бы мимоходом сообщила, или просто пустила по поселку слух... Самому написать, видно, было ему боязно. Хотя – чего проще. Признайся, прощения попроси. Но это нелегкое дело он передал матери. Но Вера и понимала сына. Тяжело ему в этом признаться самому. Ей полегче будет. Она перебирала слова, которые скажет, которые должна сказать Полине. Решила, что пойдет на станцию, встретит её с поезда, когда вернется та с работы, чтоб поговорить по дороге, чтоб уж не тянуть... Полина ещё продолжала обучение в институте, но летом подрабатывала. На их станции выходили немногие. Вот и сейчас из вагона вышли всего-то человек пять. Полина была одна. С сумкой в руке она прошла мимо, не заметив встречающую её Веру. Вера окликнула. Полина оглянулась и сразу догадалась – раз встречает её тетя Вера, значит есть вести. И вероятнее всего – плохие. Горькая болезненная гордость кольнула что-то внутри сердца девушки, сердце заиндевело. Она ждала, когда тетя Вера подойдет. Стояла и улыбалась натянуто, заправляла за ухо выбивающиеся волосы. Красивая, высокая и такая потерянная и обманутая в надеждах девушка. – Здравствуй, дочка! – и тут же почувствовала всю неуместность этого обращения. Готовилась, готовилась к этому разговору, а посмотрела в холодные, смотрящие куда-то вдаль, глаза Полины, поняла, насколько уже та догадалась, и выпалила. – Прости меня, Поль! Так хотела назвать тебя дочкой. Видит Бог ... А он ... Женился он, Полечка! Женился. Губы Полины скривились как-то насмешливо, охолодевшее сердце требовало расплаты, желало отомстить за обиду. – А я и не набивалась к Вам в невестки, теть Вер. Таких как ваш Иван – пруд пруди. Я ведь ему сказала, что найдется получше, так и ... вот и нашелся уже. Она искусственно как-то засмеялась, отвернулась и пошла дальше по грунтовке. Но Вера опытным взглядом увидела, как болезненно сжались её губы, покраснели глаза, стиснулись руки. Ей до боли жаль стало девушку, так захотелось обнять, прижать, но она что было сил сдержала себя. А сердце щемило и щемило. Она было тоже пошла за Полиной быстро, надо было ещё сказать что-то недосказанное, успокоить, примириться, но слова не находились, а дыхание участилось. Вера отстала от быстро идущей Полины, остановилась у телеграфного столба, схватилась за него и расплакалась. А через пару минут услышала быстрые шаги – Полина вернулась, бросила рядом свой портфель, положила руку Вере на плечо, что-то сказала. Вера обернулась, схватила её за худенькие плечи и зашептала тихо сквозь слёзы и болящее сердце: – Доченька моя, доченька ты моя ... И Поля уткнулась головой ей в грудь и тоже заплакала. Они выплакались там на пустой дороге и пошли к домам. И уже, когда расходились, Вера сказала: – Забудь его, Поленька. Судьба ведь она и есть – судьба. Выходи замуж и будь счастлива. Сказала это уже спокойно и рассудительно. Зная, что Поля навсегда останется для неё родной душой, как бы не сложилась жизнь. *** Жизнь опять пошла своим чередом. Теперь уж Вера не ждала Ивана с таким трепетом. Приезжал он лишь раз и то на три дня всего. Никуда не ходил, с друзьями не встречался, но по хозяйству помог хорошо, починил крышу сарая, сделал загородку в свинарнике. В этот приезд Вера узнала, что есть у его жены Надежды дочка от первого брака и теперь Иван ей за отца. И эту новость Вера восприняла спокойно. Так значит так. Посмотреть на жену Ивана хотелось очень, но ее он не привозил, и мать в гости не звал. Только фотокарточку Вера и видела – пышногрудая, современная и улыбчивая дамочка. Именно дамочка. – Красивая! Постарше тебя будет? – спросила. – Немного, на три года всего... Матери показалось – преуменьшает. Писал он также редко и скупо. С соседками и на работе говорить об этом сильно она не любила. Обманывать не умела, а жаловаться на сына – последнее дело. Дом был наполнен до краев звенящей тишиной. Вера сидела у окна и задумчиво слушала её. Думала - передумывала свою жизнь, смотрела на грустную темень, вспоминала дом, наполненный детскими, а потом молодыми голосами. Все вспоминалось, и шалости, и проказы. И так хотелось, чтоб все это повторилось в этих стенах. Но дом отвечал гулкой тишиной, лишь ходики на стене стучали, выкладывали мостик между прошлым и будущим. Полина прибегала изредка, навещала. А через год после того злополучного письма пригласила Веру на свадьбу. Она к тому времени уже работала в соседнем селе учителем, вот там и встретила свою судьбу. Сергей работал трактористом, скромный, симпатичный. Закрутилось у них все быстро. Вера отплясывала на свадьбе, веселилась как и положено, а в душе все скребли кошки – вот сейчас бы на место жениха – да её Ивана! Но глядя на то, как Полинка была счастлива, отходила душой и опять шутила, смеялась, пела и веселилась вместе со всеми, обнимала ревущую от счастья бабу Дусю. Бабу Дусю через полгода схоронили. До правнуков не дожила. А так ждала! Полинка плакала горестно, Сергей переживал – нельзя так беременным горевать. Родились у них двойняшки – два мальчонка. И вскоре уже красовались на их подбородках мамины родинки. В эти родинки Вера их и целовала! До чего хороши! Приезжала к Поле в помощники, оставляя все свое хозяйство на соседку. А кто ей ещё поможет? Сергеева мать работала в магазине, а там не убежишь. Вот и помогала. Сергей, хоть и неразговорчивый был, но к Вере привык, относился, как к теще. Порой с ней больше, чем со своей матерью делился. Вера рада была, всегда готова подсказать и по колхозным делам и по домашним. А он и к ней заезжал. Теперь уж огород Вера сама под осень не копала – договаривались в колхозе и копал Сергей трактором. Уж три осени так копал. И вот однажды уж поздней осенью получила Вера известие от Ивана, что приедет. Готовилась, заполнила дом припасами. Очень сына ждала, редкий гость. А как приехал, бросилась сыну на шею, запричитала. Видно возраст добавлял эмоций, или уж не видела слишком давно. Иван изменился. Лицо его похудело, помрачнело, замелькала редь в волосах. Вера даже удивилась тому, что увидела. Но решила, что устал с дороги, начала хлопотать. Он оглядывал дом, присматривался ко всему, как будто видел впервые. "Тоже, поди, скучает, – решила мать, – Чай ведь родной дом." – Ну, как тут в селе? В колхозе? Вера рассказывала, иногда слишком подробно уходя в детали, потом одергивая себя, понимая, что сын уж многого и многих здесь и не помнит. – Живём потихоньку. Чего сейчас не жить. – Как Полина? – спрошено вроде как вскользь, но от Веры не ускользнуло, как ложка с вареньем в руках у сына застыла на мгновение. – Так ведь писала я – замуж вышла, двое мальчишек у неё, – спросил бы кто другой, Веру б было не остановить, рассказывала бы про детей и про то, какая Полина – умница, и какой Сергей – старательный. Но вот сейчас ограничилась этой фразой, сжала губы. – Это хорошо, – ответил сын, и у Веры отлегло. Ну спросил и спросил. Как не спросить-то? И она опять защебетала про дела местные. Иван отмахнулся на вопрос – надолго ли он? Мол, время есть, погощу. Мало рассказывал о семье, сказал только, что с детьми они решили подождать, другие планы. А Вера потом лежала и думала о том, что и раньше у них тоже были планы, но рождение детей с ними никак не связывалось. Дети – это естественно, коль поженились, а планы планами. Но она была счастлива, что приехал сын, уже думала о том, чем они будут завтракать, очень хотелось, чтоб дома сыну понравилось. И он – молодец. Сразу принялся за хозяйство, ремонтировал, помогал, на месте не сидел. Вечерами порой навещал друзей-одноклассников. Многие разъехались по соседним сёлам, Иван ездил в гости. Приезжал, правда, нетрезвым, ну, иначе и никак – встретились, выпили. Так уж у них положено. Курил только много. Не спалось ему ночами. И жила в его глазах какая-то тоска, затаенная боль. В материнском сердце вспыхивала тревога, но за дневными хлопотами и делами она уходила, да и Иван менялся, становился спокойнее и мягче. Прошла уж неделя, пошла вторая, а Иван так и не говорил, когда собирается уезжать. Не то чтобы Вера ждала этого, просто хотелось определенности. – Так надолго ли ты, сынок? – А что, уже надоел? – Да что ты, Бог с тобой! Оставайся хошь насовсем, твой дом. Коли б семью сюда привез, знаешь, как счастлива бы я б была! – Семью! – сын хмыкнул, – Мам, если честно, я даже представить не могу, что Ирина сюда поедет жить. – Да чем это у нас так плохо-то? Места такие, вон – москвичи к нам едут на отдых. – Ну, отдых отдыхом, а жить. Впрочем...я б остался... – А семья как же? – А что семья? Сегодня – есть, а завтра, смотришь, и нет семьи. – Это как это? Сын отмахнулся: – Да ладно, мам, не бери в голову. Это я так. Но в голову бралось. И опять Вера переживала за сына. Не все, видать, ладно там с женой-то, только не говорит. Но потом он отвлекал её разговорами о тамошней его жизни, об интересной службе на флоте, о море и все вставало на свои места. Так и хлопотала все дни Вера по хозяйству. Сын в гостях – это ли не счастье. Выпал первый снежок, начало подмораживать улицы поселка. Сразу стало светлей и радостней. Иван уехал к другу с ночёвкой. Вера с улыбкой отгребала белый лёгкий пушистый снег от сарая рано утром, когда услышала знакомый лязг трактора. Сергей остановился у двора и как-то необычно резво вошёл в калитку. И, не здороваясь: – Теть Вер, я убью его. Вот и Вас не пожалею – убью. Коль ещё раз к Польке сунется, Богом клянусь, топором пришибу! – Кого? – выдохнула Вера, и вправду не понимая, кого Сергей имеет в виду. – Сына Вашего, прощелыгу и паскуду! – Сергей бросила на скамью, сел, опершись локтями на колени, опустил голову, проводя рукой себе по волосам. И тут до Веры, наконец, дошло. Вон оно что? Она подошла к Сергею, села рядом. – Вот, значит, как? – только и смогла сказать. – Вот так, убью! – повторил уже спокойнее Сергей. Вера помолчала, подумала совсем немного и твердо произнесла. – Не убивай, Серёж. Уедет он завтра же, а можа и сегодня уж. – Ага, уедет, – как-то по-мальчишески обиженно произнес Сергей, – Заставишь его! Он как кот на сметану на Польку лыжи навострил. – Так ведь Полька твоя умная и железная, только с виду мягкая. Неее, ты жене верь, такой жене нельзя не верить. А Иван уедет, обещаю тебе. Сергей уехал, наверняка, так и не поверив окончательно тетке Вере. Уехал, готовый воевать за счастье свое. А Вера сначала пошла к сараю, а потом резко повернула и направилась со двора в соседнюю хату. Там у соседа Николая был мотоцикл. Он упирался, говорил, что по снегу никуда не поедет, но Вера прям чуть не бросилась ему в ноги, и сосед, удивленный такому поведению скромной соседки, уступил. С осторожностью повез её на станцию. Благо, снег лежал ещё на сырой непромерзшей земле. На станции Вера купила билет на пять вечера дня сегодняшнего до областного центра, откуда уходили поезда в разные направления. А потом вернулась, удивив Николая, и купила ещё один билет на день завтрашний. Наплевать на затраты, главное, чтоб уехал. Вдруг не вернётся сегодня и вовсе домой. Но Иван вернулся к обеду. Видно было, что не совсем протрезвевший. На пороге его ждал собранный чемодан. Мать вынимала из печи пироги. – Пришел? Ну, вот и хорошо, как раз пообедаешь перед дорогой. А я тебе уж все и собрала. Он непонимающе глянул на свой чемодан, потом снял пальто, сапоги и бухнулся на стул. – Чего-то я не пойму, мам. – А чего тут непонятного, уезжаешь ты на пятичасовом. И билет уже есть. Вот пообедаем, пироги с собой, вон в дорогу – целый свёрток. – Это ещё почему? – По кочану! – Вера сказала резко и посмотрела сыну прямо в глаза, – Ты чего это удумал, в чужую семью лезть! – Ааа..., – Иван откинулся на стуле, протянул ноги, – Доложили, значит. Быстро тут у вас. – У нас быстро, – утвердительно кивнула Вера. – Да плевать мне на то, что говорят. Могу и в глаза это всему твоему колхозу сказать. Это ты всю жизнь по сторонам оглядываешься, – Иван начал вертеть головой, изображая, – Ка-ак бы чего ни сказали? Ка-ак бы не подумали? А вы только и делаете, что сплетни распускаете! И Иван так крепко выругался, как никогда. Вера удивилась его озлобленности, обиделась за односельчан, и ещё за что-то большее обиделась на саму себя. Как так вышло, что это её сын сидит сейчас здесь и так грязно ругается? И жалко ей стало сына очень. Несчастный он. Она несколько смягчилась, отвернулась к пирогам, но со своего решения не свернула, сыну бросила. – Собирайся, Иван... – Гонишь из дому? – Считай – гоню... – Говорила же, что это и моой дом, что могу оставааться тут хошь навеки, – он говорил, как напевал, как издевался. Вера повернулась к нему лицом, держа в руках раскалённую печную кочергу. Кочерга резко в два Вериных шага оказалась у него перед лицом так, что он шарахнулся, чуть не слетел со стула. – Твой дом будет, когда стыд почуешь, когда человеком станешь! Знай, – она трясла кочергой перед его лицом, – Второй раз Полину в обиду я тебе не дам! Хватит! Натерпелась она стыда от тебя уже! Иван был ошарашен. Такой мать он никогда и не видел. Видно, сильно накипело там у нее... Он вскочил со стула, отошёл всторону. Постоял, поглядел в окно, а потом как-то особенно весело хлопнул себя по коленям и сказал: – Вот ведь, мать! А мне и вправду надо уезжать. Дела ведь у меня ещё. И хорошо, что гонишь... – Да не гоню я, просто не делом ты занялся, – бурчала у печки Вера, сама напуганная этим своим действом с кочергой. – Давай обедать тогда, да и пойду. – Успеешь ещё, время есть. Вера и правда сытно накормила сына, навалила всего в дорогу, а когда он начал одеваться, тоже засобиралась. – А ты куда? – Провожу. – Ха! Думаешь, обману, не уеду. Да не ходи, холодно же. Уеду я. – Прогуляюсь. Вера обещала Сергею, что Иван уедет, и своими глазами хотела видеть, что обещание свое выполнила. Иван шёл широко, Вера семенила. В конце концов, он взял ее под руку, чтоб она не упала. Так и шли – суровая мать и гонимый сын. – Зря ты, мам, пошла. Темнеет ведь, как обратно-то? Одна...скользко. Я б все равно уехал. Полинка же меня погнала к чертям, – сказал он горько, как будто хотел, чтоб мать его пожалела. – Я и не сомневалась, что погонит. Это ж надо чего удумал! – Вера скользила сильно, к вечеру подморозило. – Натворил я дел, да? – Да уж, натворил... Они ещё подождали поезда, а когда тот показался вдали, на Веру вдруг нашла такая жалость к сыну, такая жалость. Она заплакала: – Ванюш, прости меня, ради Христа! Может и не надо тебе уезжать-то? А? – Надо, мам, надо. Ты права... – Так ведь несчастный ты, сынок. – Так ведь и здесь уж нет моего счастья, мам, я проверил – нет. Потерял я его, обломал, как цветы, – он кричал уже сквозь свист поезда и несущийся в лицо снег. Он запрыгнул в вагон. Поезд понемногу набирал ход. Проводник закрывал двери на ходу, Вера шла следом: – Ты, пожалуйста, счастлив будь! Пожалуйста, стань счастливым! Ради меня – стань, сынок... А потом вдруг стало тихо и темно. Несколько вышедших из поезда людей направились в противоположную сторону. Вера стояла, освещённая фонарем с кружащими под ним мотыльками-хлопьями, оглушенная и онемевшая. Как же так? Как же это она собственноручно прогнала сына, которого так ждала? Долгие вечера, долгие месяцы и долгие годы ждала. Как же так? Ведь любовь материнская её так велика! Слёзы полились сами, а с ними пришло осознание, что надо как-то возвращаться. Она оглянулась на запорошенный белым снегом, но темный уже лес, сделала несколько шагов и поняла – насколько же стало скользко. Снег припорошил ледок, за фонарем вообще было плохо видно, а она, во всем этом волнении, даже не удосужилась взять фонарик. Потихоньку, держась за перила, она спустилась с перрона, посмотрела через поле примерно на ту точку, где была их дорога. И вдруг... увидела фары моргающие ей из лесу. Что это? Неужели ... Она остановилась. Заскрежетал, завелся мотор, темная тень трактора двинулась ей навстречу. Сергей. Тоже, видать, провожал. И Вера вздохнула с облегчением! Все верно, правильно все. Теперь осталось и её сыну найти свое собственное счастье... Автор: Рассеянный хореограф.