Макс Фрай → Кофейная книга

Обычно мы вместе пили кофе. У нее был муж, у меня тоже кто-то, ревновать глупо, и потом — чуть не полвека разницы в возрасте. Однажды, когда мы лезли в окно к мужу моей девушки (свой дом, первый этаж, без решеток), чтобы уговорить его вынуть голову из петли, она сказала, принимая мою руку: «Видимо, я смогу сделать для тебя все». — «Кроме одного — я не буду держать для тебя свечку», — сказано было через полгода, но это была одна фраза. Наверное, я был единственным человеком, который мог погладить очень короткий седой ежик, другой прически никогда не было, — прикосновений к своей голове, даже случайных, она не терпела совершенно, но я терпел ее, а она — меня. Не думаю, что у любого из нас был кто-то ближе, а на слухи ей всегда было плевать, и ректор вуза был ее студенческим любовником.
Я узнал едва ли не последним. Страшная худоба, липкий от пота ежик на голове. «Эти мудаки запретили мне кофе, я не могу напоить тебя кофе, слышишь?» — и медленные слезы. Умница Наташа ее горничная, спустила в канализацию всю коллекцию, оставив какой-то случайный декаф в зернах (кофе без кофеина врачи разрешили). Его, с трудом добравшись до унитаза, спустила в канализацию сама хозяйка, она не терпела фальши. «Сигареты я тебе не принесу», — сказал я; это было честно, она никогда не курила при мне, но кофе — совсем другое дело. Глаза умирающей горели свирепым огнем, таким взглядом ее прадедушки заставляли осесть на задние ноги боевых коней моих прадедушек, чтобы ловчее всадить стрелу в открывшееся горло седока. Наташа плакала в коридоре: «Даже одна чашка может ее убить, ты это понимаешь? Я же сварила ей декаф». Куда больная вылила чашку фальшивого кофе, прежде чем высыпать в сортир зерна, по Наташе было видно: кофе плохо отстирывается от светлой блузки.
На террасе отеля хорошо шли итальянские сорта кофе, которые я покупал в маленькой лавочке у живого неаполитанца; голландские ей присылал друг, историк. В Гааге у него был двухэтажный дом, на первом жили его любовники — всегда больше одного, на втором — кабинет, она иногда ездила к нему — отдыхать.
За два дня она звонила мне раз пять: «Ты что, хочешь, чтобы я сдохла не от сердца, а от ломки, как поганый наркоман в засранном подвале, ты этого хочешь?!» На шестой раз я не выдержал и заорал в ответ: «Ладно, я сейчас куплю тебе растворимый кофе в дешевом кафе, я привезу тебе его в термосе, слышишь, извращенка, я вылью его в термос прямо из липкой чашки!» Она бросила трубку. Тот самый итальянский кофе я достал на следующий день к вечеру; кроме всего прочего, это стоило мне нескольких часов международных телефонных разговоров. Чью-то девушку, которая везла для меня два пакета, я встретил в аэропорту раньше, чем ее родители, — за 15 долларов меня пустили в транзитную зону; дура курьерша испугалась, что везет наркотики.
Пока я варил кофе, мы говорили, кажется, о Полин Рейдж: «Эта умерла в девяносто один, знаешь?» Очень крепкий кофе, густой, как обычно; держать что-то она уже не могла, я поил ее, как ребенка: в левой фарфоровая чашечка кофе, в правой — стакан «Perrier», она всегда пила кофе с водой. Глотать ей было трудно, густой кофе вырывался изо рта в чистую воду и мгновенно растаивал. Допив, она закрыла глаза (опять потекли слезы) и приказала: «Поставь на стол, не убирай ничего», — наверное, ей было важно, чтобы врач увидел пакет сильно обжаренных зерен и черную гущу на дне хрупкой дорогой чашки.
Через месяц после того, как все кончилось, зареванная Наташа принесла мне эти зерна, пакет долго лежал на полке, потом куда-то исчез. Очень дорогой кофе, знаете? Произведенный знаменитой итальянской фирмой, небольшой партией, совсем без кофеина, а на вкус такой, что даже хороший любитель не отличит. Быстро достать его — это была непростая задача даже для богатого гаагского гомосексуалиста. Очень, очень похож, и я пересыпал зерна в настоящую пачку от настоящего кофе этого сорта.
Она была умна, умнее всех, кого я знал, а я был юный балбес и только очень не скоро, проснувшись среди ночи в другом городе и другой жизни, вдруг понял: она знала, что я привез ей декаф, знала с самого начала. Выбирала между двумя привязанностями и выбрала — меня. Но как же ей, должно быть, хотелось тогда настоящего кофе.
Кофе без кофеина
Декаф — нелюбимый ребенок большой кофейной семьи; кофеманы всех мастей морщатся непроизвольно, когда речь заходит о нем. И правда, кофе — напиток куда более утилитарный, чем чай; его тонизирующие свойства для многих — не приятное дополнение ко вкусу и ритуалу, а причина, главный повод пить кофе. Если отнять у кофе кофеин, который даже название свое занял у зерен, разве это будет кофе?
Что только не делают с зернами, чтобы отнять у них, несчастных, кофеин: обрабатывают горячим паром — и это до жарки. Промывают хлористым метиленом (самый употребимый, к слову, способ) — растворителем для масляной краски. Даже при лучшем и самом «естественном» способе зерна сначала долго промывают водой, чтобы отнять у них и запах, и масла, и кофеин, потом кофеин удаляют уже из воды и снова вымачивают, выпаривают в этой воде зерна — чтобы вернуть им отнятый вкус и аромат, в любом из способов страдают и вкус, и запах; результат, по мнению многих, — уже и не кофе вовсе, а помои.
С другой стороны, если оставить знаменитое кофейное пижонство, декаф — единственный способ для людей с высоким давлением или болезнями сердца пить настоящий (по крайней мере, бывший настоящим до обработки) кофе. Сами производители хороших сортов никогда не готовят декаф — слишком дорого.