Как назвать котенка.

― Вот, принесла,― сказала дочь Ксюша.
На сгибе ее руки сидел бело-рыжий котенок.
Ну, и как зовут это прекрасное создание?― спросил я. ― Котенок, конечно, весьма и так далее по всем параметрам, и судя по росту ему месяца два.
― Ему месяц,― ответила Ксюша,― так сказала хозяйка, и звала котенка Василий Кондра-тович, он был самый крупный.
― Значит, назовем Кондрат, что бы необычно, а не примитивный кот Васька. Пока маленький будем называть Кондик, а вырастет, получит вполне солидное имя для взрослого кота ― Кондрат. Может быть, и отчество добавим, как наши соседи: котенка звали Мурзик, а когда вымахал с болонку, стали звать Пахомыч.
― Ну, уж нет,― возразила Ксюша.― Наш котик милашка, ну какое может быть отчество, ты только посмотри: мордочка беленькая-беленькая, и над глазами беленькие полосочки, а еще беленькая полосочка от носа до затылка, а по сторонам головка ярко-рыженькая, и вся спинка такая же до кончика хвоста, а лапки в белых носочках. И в меру пушистенький, не то что Пахомыч, весь прилизанный, и морда наглая, как у депутата. И кличка у него дурацкая, а в кошачьем имени надо чтобы звучало «кс», тогда кошки лучше откликаются.
― Нет ничего проще, назовем Кекс, и коротко, и «кс» есть.
― Ну-у, папа…
― Тогда… пусть будет… э-э-э…, пусть будет ― Бисквит.
― Папа, ты наверно кушать хочешь, что-то тебя на съедобные имена тянет― засмеялась Ксюша.
― Ну, что тебе сказать в свое оправдание… Ты оторвала меня от столь важного мероприя-тия, я не успел доесть мясо, а вот нашему Прянику это будет самое то.
Я быстро покрошил ножом кусочек мяса из борща, и положил в плошку на полу. Ксюша опустила котенка, и слега ткнула мордочкой в пищу. Кошачий носик задергался, котенок повер-нул голову и посмотрел на меня с недоумением: «И что такое ты мне дал»?
― Это мясо,― пояснил я. ― Ты хищник, тебе без мяса никак.
― Наверно его недавно кормили,― сказала Ксюша.
― Наверно он еще слишком мал для мяса,― предположил я. ― На сосунка вроде как не похож, а там кто его знает…
В дверях кухни возникла овчарка Альма, холеный откормленный кабан под сорок кило-грамм. Мгновение она смотрела на котенка и бросилась, мы не успели сказать «Ах!», как Альма слизнула из плошки мясо, и уставилась на котенка. Котенок метнулся в угол, стоя на задних лап-ках, раскинул передние с выпущенными коготками и грозно зашипел, он готов был биться на-смерть с чудовищем за свою крохотную, но такую дорогую, кошачью жизнь. Вид был настолько потешный, что мы засмеялись, а я, на всякий случай, ухватил Альму за ошейник. Альма посмотрела на меня с недоумением: «Хозяин, ты что…? Я же только посмотреть». Она явно хитрила.
― Знаю я твое «посмотреть»,― сказал я строго. ― Ты всем кошкам в округе житья не да-ешь, не знаю почему. А это наш котеночек,― сказал я мягче,― новый член нашей семьи, ты должна его любить и защищать от врагов. Котеночек вырастет в большого грозного кота, и будет давить мелких врагов, а ты против врагов крупных. Или ты ревнуешь и думаешь, что мы будем тебя меньше любить? Нет, Альма, тебя мы любим по-прежнему, и по-прежнему ты будешь спать в своем кресле. А если опять припрешься ночью ко мне и будешь спихивать меня с лежбища, я подвинусь. Вот видишь, как я тебя люблю, поэтому будь умницей.
Альма ничего не ответила, хотя было видно, что поняла что-то, однако с места не сдвину-лась и продолжала внимательно смотреть на котенка, как паровоз на Анну Каренину. Котенок по-прежнему стоял с растопыренными лапками и грозно шипел. Пришлось Альму в приказном порядке отправить во двор, Альма обиженно посмотрела на всех и гордо удалилась.
― Назовем его Рэмбо,― сказала Ксюша. ― Видишь, какой храбрый. Пока маленький, можно называть Ромбик.
― Он больше на квадратик похож, и даже на кубик,― засмеялся я.
― Я не оговорилась,― возразила Ксюша,― просто Рэмбик труднее выговаривается, и мы невольно будем говорить Ромбик.
― Назовем его Веня,― вмешалась моя жена, по-домашнему позывному ― Маменька. Самое хорошее имя, и пока вы тут спорите, мой Веня от голода умрет, если не дать ему молока.
Молока в холодильнике не оказалось, был кефир. Маменька плеснула кефир в плошку и слегка подогретый в микроволновке, поставила перед котенком, плошка опустела мигом.
― Ну, что я говорила,― сказала Маменька. ― Чуть голодом ребенка не заморили.
А «ребенок» тем временем растянулся возле плошки и уснул.
― Да, действительно, чуть не уморили,― согласился я. ― Он с таким удовольствием хле-бал кефир, что это наводит на мысль...
― Категорически возражаю,― сказала Маменька.
― Ну, хорошо,― пошел я на компромисс,― чтобы никому не было обидно, пусть будет Веня Кефир.
― Пока пусть будет, а там посмотрим,― сказала Ксюша. ― Он у нас первый день, а там чем-нибудь себя проявит, вот тогда и назовем. Помнишь Шуршика, серенький такой был? Он когда приблудился, всю ночь под кроватью шуршал газетой, потому и Шуршик. А еще был Мурчик, черненький. Помню: спит и мурчит, на полу играет чем-нибудь, и мурчит, мурчал даже когда ел. И когда совсем ничего не делал, все равно мурчал.
На том и порешили. Обычно котята на новом месте осваиваются два-три дня, ведут себя тихо, присматриваются, и только потом начинают проявлять любознательность и характер. Веня Кефир оказался на редкость любознательным со второго дня. Он пролез во все щели, где смог, за мебелью и под ней, за что я обозвал его Пржевальским. Не упускал возможности залезть по штанине на колени и там полежать ― Лежебока. Он карабкался на плечи и там умудрялся вздремнуть, или просто потоптаться ― Альпинист несчастный. Мне от этих лазаний досталось больше всех, и потому через пару дней мои ноги покрылись мелкими царапинами. Однажды котенок исчез на несколько часов, и найти его было невозможно, я обозвал его Штирлицем и стал звать по новому имени, и он появлялся неизвестно откуда и с невинным видом стал умываться.
Пару раз я застал его спящим между моей прикроватной тумбочкой и стенкой. Тумбочка была отодвинута от стенки на ладонь, с одной стороны эту щель прикрывает платяной шкаф, с другой ― мой диван, идеальное место, где прятаться котенку. Я отодвинул тумбочку еще на ла-донь, жена как от сердца оторвала мой мохеровый шарф, который я носил последний раз лет десять назад, и аккуратно сложив в три слоя, застелила нишу. Теперь у котенка стало свое лежбище, и место для засады. Стоило мне прилечь на диван и укрыться пледом, как этот маленький Гангстер взбирался ко мне и начинал грызть мои пальцы, не сказать, что больно, но и приятного мало. Я плотнее заворачивался в плед, и тогда этот Грызун переключался на пальцы моих ног. Я отбрыкивался, а этому Шалопаю такая игра нравилась, и он набрасывался с новым усердием. Я заворачивался в плед, как гусеница в кокон, и только тогда котенок успокаивался и ложился мне на грудь поспать.
Маленьким детям родители прощают многие шалости, дедушки и бабушки становятся сообщниками внуков в их шалостях, и редко накричат, а тем более шлепнут, да и то с перепугу, если малыш может покалечиться или еще что-то. Щенкам и котятам хозяева разрешают еще больше. Я прятался под толстым пледом от забав котенка, и все чаще стал называть его Забавчик.
Дней через пять после появления в доме маленького гангстера ― он же Царапка, Разбойник, и прочее ― мы ели на кухне пельмени. Котенок сидел у меня на коленях и принюхивался. Я искрошил пельмень вилкой на блюдечке и поставил его на пол.
― Забавчик, ешь пельмень,― сказал я,― будь настоящим мужиком.
Котенок спрыгнул на пол, мордочка его ткнулась в пищу, и началось… Он не стал есть, он стал жрать, с упоением и жадно. Задние лапки выпрямились, и котенок едва не опрокидывался в блюдце через голову, или приседал и бил в нетерпении передней левой по полу, и жрал, жрал, жрал, и при этом грозно ворчал. Я покрошил еще пельмень, и когда клал его из ложки в блюдеч-ко, котенок ударил меня коготками по пальцам и грозно зашипел. На пальце осталась пара цара-пин, за столом едва не подавились от смеха, а я машинально сунул палец в рот. Для лечения. Котенок преспокойно съел второй пельмень и невинно уставился на меня: А еще дашь?
― Фигушки тебе,― ответил я и погрозил вылеченным пальцем. ― Ты парень, конечно, красавец хоть куда, и забавный ― дальше некуда. Лазаешь по мне, как обезьян на пальме, всего ободрал, исцарапал, как медведь липку, я терплю твои выходки, как партизан на допросе, и ты думаешь, что тебе все дозволено, а вот и нет. Запомни: никогда не кусай руку, которая тебя кор-мит, ты ведешь себя, как дикий невоспитанный хищник. Так и буду звать тебя ― Хищник.
― Ни за что,― сказала Маменька. ― Это мой котенок и зовут его Веня.
Веня Хищник встал на задние лапки, в свою любимую позу, раскинул передние, и через несколько шагов коготки вцепились в мою штанину, и мигом оказался на моих коленях, где и улегся.
Прошла еще неделя, котенок перешел на твердую пищу. Ел кашу или мелко порезанное мясо, ел рыбу сырую и вареную, или хлебал суп, иногда ему давали молоко, Веня-Хищник-Кефир-Забавчик сметал все. В субботу Маменька напекла пончики. Большие и круглые, они лежали на блюде золотой горкой, с рыжеватым отливом, в кухне стоял одуряющий запах печеного. На стуле свернулся клубком осоловевший от еды котенок, и был он похож на пончик, только очень большой. Ксюша посмотрела на него и сказала:
― Если бы я не знала, что это котенок, съела бы его вместо пончика, такой он красивый и аппетитный.
Может быть и правда ― Пончик? Кто-нибудь подскажет?
Николай Парфенов.
Оренбург.
07.10.2020.