29 января 1943 года (587 день войны)... -- Войска Воронежского фронта приступили к уничтожению окруженных войск противника в районе юго-восточнее Касторное. -- Началась наступательная операция войск Юго-Западного и Южного фронтов в Донбассе. Операция имела цель разгромить войска немецкой группы армий «Дон» и освободить Донбасс. Войска Юго-Западного фронта должны были наступать из района Старобельска в общем направлении на Мариуполь и отрезать пути отхода на запад донбасской группировке противника. Войска левого крыла этого фронта должны были наступать на луганском направлении. Войска Южного фронта имели задачу овладеть Ростовом-на-Дону и затем развивать наступление на запад вдоль побережья Азовского моря. -- Началась Ворошиловградская наступательная операция войск Юго-Западного фронта (29 января - 18 февраля 1943 года) с целью отрезать пути отступления, окружить и уничтожить основные силы 1-й немецкой танковой армии и освободить Донбасс. Завершилась 18 февраля. В ходе операции советские войска продвинулись на глубину наступления до 250 км, освободили северный Донбасс. Полностью выполнить поставленные задачи они не смогли из-за отсутствия необходимого превосходства и из-за трудностей с тыловым обеспечением. -- Советские войска освободили гг. Новый Оскол и Кропоткин. -- Опубликовано сообщение о том, что воины Закавказского фронта внесли более 24 млн. 400 тыс. рублей на строительство вооружения для Советской Армии.

– Что самое страшное на войне? – спросила я у своего деда.
Наверное под впечатлением от фильма о войне.
Он как-то задумчиво помолчал, замешкался с ответом, а я настаивала:
– Тебе было страшно?
И услышала:
– Нет…
– Ну там же стреляют, убить могут…
– К этому быстро привыкаешь…
Нужно сказать, что дед мой не любил смотреть фильмы о войне, всегда смотрел, но не любил. Вставал, выходил покурить, опять возвращался, нервничал, говорил, что всё неправда, что не так было, что снимать не умеют, опять тянулся за сигаретой и снова уходил, резко махнув рукой, как-бы отмахиваясь от чего-то, и чуть погодя возвращался к экрану.
А мне было интересно, что не так, и как было на самом деле. Поэтому я продолжала настаивать:
– Ты что, совсем-совсем не боялся?
Это сегодня я понимаю, что даже в самом страшном фильме о войне мы всё равно видим только её парадную, героическую сторону. И что страшно даже представить то, что видели глаза моего деда. Ну как он мог объяснить десятилетнему ребёнку все ужасы войны?
Он молчал. Привычным жестом опять потянулся за сигаретой. Молча закурил, глядя сквозь меня, в дым от сигареты… И вдруг заговорил:
– Самое страшное на войне – это дождь!
– Дождь? – растерянно и разочарованно протянула я.
– Да! Когда он льёт не переставая день за днём.
Особенно здесь на Украине, когда мы освобождали её, была как раз осень и дожди. Холодно. Чернозём раскис, орудия проваливаются, как в болото, а у нас наступление. Мы их на руках выносили. Машиной не вытащить, – буксуют. Их тоже толкаешь-толкаешь – никак – «на пупок брали». Пробовали лошадей запрягать – вязнут по брюхо, ещё и их вытаскивать, а они тут же снова проваливаются. Приходилось машины бросать. Упираешься-упираешься, а упереться-то не во что – ноги скользят по грязи, разъезжаются, мы падаем, извалялись в грязи с ног до головы, а никак не сдвинуть… Так и выносили орудия на руках. Отстреляемся, а тут опять атака… И по новой… Солдат ногу поставит, она проваливается, достаёт уже без сапога. Он туда рукой – нет сапога, ушёл как в трясину. Холодно, осень, дождь полощет…
До окопов добрались, у немцев отбили, стемнело. Радовались, часовых расставим, хоть вздремнём до утра – сил никаких уже нет. А не тут-то было. Дождь льёт не переставая, земля так промокла, что больше не впитывает воду, и окопы стали водой наполняться. Из окопа не высунешься – немцы близко, сразу очередью скосят, снайперы стреляют – чуть кто шевельнётся… Так и сидели в ледяной воде. Кто задремал, упал – захлебнулся, утонул.
– Как утонул? В окопе?
– Мы дежурных назначали по очереди. Одни спят, другие следят. В темноте не видно, по всплескам ориентировались. Бывало, что и дежурный вздремнёт – все измучились – одна надежда, что сосед «бульк» услышит и вытащит. А на рассвете опять в атаку пошли.
– Мокрые?
– Помнишь, как на пальчиках кожа морщится, когда долго руки в воде?
Я кивнула.
– Вот таким всё тело становится, кожа сморщивается. Обсушиться негде. Всё мокрое. И укрыться негде. Дождь неделями не переставал, на нас форма прела и ткань начинала расползаться, сапоги в грязи позади остались (где запасных то набраться? – наступление).
– Так вы же, наверное, простуживались все… Болели?
– Не болели. На войне не болеют.
– Совсем? Почему?
– Не знаю почему – никто не болел.
– Дедушка, а дальше?
Следующую ночь уже стояли на пригорке, всё равно мокро, но хоть не в воде. Под деревом пристроились и уснули. Утром проснулись, а встать не можем.
– Заболели?
– Примёрзли!!! Ночью подморозило, шинели мокрые насквозь – её же не отожмёшь, да ещё и пропитанные жидкой грязью, вот и примёрзли. Пришлось расстегиваться и из шинели вылезать. Пробуем их отодрать, а они намертво, да и толку-то – те, что отодрали колом стоят. Как бельё, которое сушат на морозе. Так и пошли в атаку в гимнастёрках.
– Ну вы победили немцев?
– Победили, – ответил он задумчиво, продолжая смотреть куда-то в даль, сквозь время.
Может тогда меня слегка и разочаровал этот не героический рассказ. Я ожидала услышать что-то другое, какой-то секрет, я хотела узнать, что самое страшное на войне, или что мой дед такой герой, что вообще ничего не боится.
Я не знаю, не помню. Но слушала я заворожённо… Запомнила… Запомнила так, как будто была там. Не в окопе, наполненном водой – видно моё детское воображение не могло этого даже представить, а под тем деревом, где примёрзли шинели. И я спала там со своим дедом, крепко прижавшись спиной к его тёплому животу, под его защитой, накрытая той самой шинелью, и мне не было страшно. Я видела серое утро, раскидистое дерево, укрытое инеем, и пар, поднимающийся от их мокрых гимнастёрок. А потом они ушли в наступление…
Вот она – генетическая память, связь времён и поколений.
Потом я слышала много других уже героических историй не от него, а о нём, о его подвигах и ранениях, о том, за что он получил свои звания, медали и ордена. Но помню я то, что видела глазами своего деда.
Спасибо тебе, дедушка! Теперь я знаю, что самое страшное на войне. Я тебе верю…
Автор неизвестен