Горбачёвщина как предостережение.

Последний акт перелицовки КПСС в буржуазную партию
Это был последний, самый позорный политический акт, совершённый, если подходить к нему формально, Коммунистической партией Советского Союза. 32 года назад в прессе появился текст проекта Программы КПСС, названный «Социализм, демократия, прогресс». Причём первая его публикация вышла в… «Независимой газете» и только через несколько дней, 8 августа 1991 года, с небольшой правкой — в центральном органе КПСС. Уже сама подобная очерёдность представления проекта главного документа партии была символичной: коммунисты, весь советский народ знакомились со среднесрочной стратегией и тактикой Коммунистической партии в незадолго до этого появившемся буржуазно-демократическом издании. Но ещё существеннее другой факт: за 6 лет, пока во главе КПСС находился М. С. Горбачёв, партии навязывался уже третий вариант её Программы.
Доруководились:
«Партию в таком состоянии оставлять нельзя»
Через год после избрания Горбачёва генсеком ЦК КПСС XXVII партсъезд принял новую редакцию третьей партийной Программы. Она была очищена от хрущёвского волюнтаризма по поводу «развёрнутого строительства коммунизма». При этом документ опирался на теорию революционного марксизма-ленинизма. «Третья Программа КПСС в её настоящей редакции — это программа планомерного и всестороннего совершенствования социализма, дальнейшего продвижения советского общества к коммунизму на основе ускорения социально-экономического развития страны. Это программа борьбы за мир и социальный прогресс» — такими словами завершалась её преамбула. Здесь к месту заметить, что наиболее активная работа над новой редакцией третьей Программы КПСС велась в пору, когда генеральным секретарём ЦК был К.У. Черненко, а рабочей группой Программной комиссии руководил М.С. Горбачёв.
Но всего через четыре года эта Программа и генсеком, и его поклонниками уже отвергалась. На эту тему на XXVIII съезде КПСС случился показательный диалог:
«Фролов И.Т., секретарь ЦК КПСС, главный редактор газеты «Правда». …Предлагаю внести следующий пункт (в резолюцию по Политическому отчёту. — В.Т.): «Съезд считает утратившей силу ныне действующую Программу КПСС, создаёт комиссию для выработки новой программы, проект которой необходимо вынести на всенародное обсуждение на конференции или съезде партии уже в 1991 году». …
Ивашко В.А. …Если мы запишем слова «утратившей силу», то по существу надо сказать, что партии нашей нет, потому что чт`о это за партия, у которой нет программы…»
При голосовании предложение Фролова поддержали 754 человека, а высказались против 3272 делегата. Однако на одном из последующих заседаний горбачёвцы добились, чтобы съезд всё-таки проголосовал за то, что «коммунистам, партийным организациям вплоть до принятия новой Программы КПСС руководствоваться Программным заявлением XXVIII съезда КПСС «К гуманному, демократическому социализму». Примечательно, что название съездовского Программного заявления им удалось протащить с большим трудом, так как многие делегаты видели в нём переход на терминологию социал-демократизма. Они предлагали «вернуться к исходному марксистскому пониманию социализма».
За изменение названия проголосовали 1868 делегатов, а против — 2077, воздержались 98 человек. Кворум для принятия решения составлял 2117 голосов. Получилось, что тех, кто против, тоже не хватало до кворума. Но поскольку было отклонено предложение «изменить», то Программное заявление съезда сохранило теоретически сомнительное название. Председатель редакционной комиссии по этому документу В.А. Медведев так толковал принятое решение: «чтобы отмежеваться от тех извращений социализма, которые были в нашей стране». Как выяснилось, лгал.
3 июля 1991 года, через год после XXVIII съезда КПСС, состоялось заседание Программной комиссии, которой предстояло принять решение об обнародовании подготовленного проекта новой, четвёртой Программы партии. Открывая заседание, председатель комиссии М.С. Горбачёв предупредил: «Очень важно работу нашей комиссии над проектом Программы вести более интенсивно, с тем чтобы мы смогли его уже в ближайшее время обнародовать и тем самым открыть дорогу для широкого обсуждения и выхода на партийную конференцию, на которой, как мы условились, можно было бы принять новую программу и решить те вопросы, которые назрели в партии».
Объясняя острейшую необходимость ускорения на означенном поприще, генсек обрисовал собравшимся обстановку в КПСС и стране: «Партию в таком состоянии, в каком она сейчас находится, дальше оставлять нельзя. Мы, по сути дела, уже видим, как в партии образовалось несколько течений. Здесь есть «истинные марксисты», они будут доказывать это. Перед вами сидит «руководитель буржуазной фракции в партии», который якобы поставил своей целью «угробить» и страну, и партию, и «всё похоронить». Развязность в навешивании ярлыков выходит за всякие рамки партийной, гражданской и просто человеческой этики. Интеллектуальная партийная дискуссия зачастую подменяется разнузданностью. Я должен сказать, что если это будет продолжаться, если в таком состоянии будет партия, то она проиграет все политические битвы и все выборы, которые предстоят в ближайшее время. Она всё проиграет, если будет заниматься самоедством, как это уже не раз бывало в истории. Люди просто отвернутся от партии: что она обществу может дать, если не разберётся в своём собственном доме. Поэтому ситуация, я прямо скажу, критическая».
В выступлении на Программной комиссии Горбачёв поставил неожиданный, никогда в истории партии не возникавший вопрос, кому обсуждать проект и решать вопрос о его готовности: «Мы — Программная комиссия, созданная съездом партии, таким образом мы — орган съезда. Многие товарищи мне говорят: не нужно нам никаких одобрений с чьей бы то ни было стороны, мы — орган съезда, нам дано поручение, нам надо быстрее делать и публиковать документ, не дожидаясь пленума ЦК». Но инициатива генсека повисла в воздухе, так как она нарушала не только партийные традиции, но и Устав КПСС.
В итоге проект четвёртой Программы был вынесен на пленум, который состоялся через три недели. Там тема «прохождения» проекта четвёртой партийной Программы была поднята вновь. Сторонники «обновления социализма» снова предлагали ограничить круг допускаемых к обсуждению этого документа. Доцент из Свердловска Б. Гуселетов даже предложил не считаться с заявлениями от имени тех или иных организаций партии, а брать в расчёт только социологические исследования. За образец им были рекомендованы не материалы авторитетных социологических центров того же Свердловска, а данные некоей службы-новодела. Большинство ЦК посчитало правильным провести обсуждение проекта в соответствии со сложившимися в партии нормами и принять четвёртую Программу не на конференции, как предлагал М. Горбачёв, а на внеочередном XXIX съезде КПСС в декабре 1991 года.
Впрочем, теперь-то все знают, что эти прожекты Горбачёва и его приверженцев не были реализованы. Через 10 дней заявил о себе ГКЧП, а через 15 дней, злорадствуя и издеваясь над своим соперником, Ельцин подписал на сессии Верховного Совета РСФСР, транслируемой ТВ на страну, указ «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР». Но ещё накануне один из лидеров антикоммунистических сил той поры Ю. Афанасьев отправил молодчиков для рейдерского захвата Российского социально-политического института (бывшей Московской ВПШ).
Агрессия слов трансформировалась в агрессию дел. Победители о демократических процедурах уже не вспоминали. Впрочем, это была характерная черта горбачёвщины. На июльском пленуме ЦК КПСС 1991 года первый секретарь МГК КПСС Ю. Прокофьев, выражая позицию тысяч коммунистов столицы, говорил: «Проект перестройки, реализуемый с середины 1987 года, — это революция сверху, осуществляемая узким кругом — высшей партийной номенклатурой, отчасти посвящённой в этот проект, и либеральной научной элитой, знающей суть замысла… Теперь эта суть достаточно очевидна всем. Этот союз принёс с собой и новую идеологию — идеологию либералов-шестидесятников… Чем глубже становится кризис, тем в большей степени проявляются… волюнтаризм, новая идеологическая зашоренность, безальтернативность мышления и сдерживание демократических процессов в партии».
Какая точная оценка ситуации! Какая поверхностная оценка! Руководитель столичной организации Компартии стеснялся дать классовую оценку происходящему. Потому контрреволюцию он величал «революцией», а обуржуазившуюся интеллигенцию называл «либеральной научной элитой». И уж совсем непростительно определять идейное ренегатство «идеологической зашоренностью». Прокофьев точно перечислил явления политической деградации горбачёвщины, в том числе её антидемократизм, но обошёл вопрос о сущности процесса — о реставрации капитализма.
Говоря о перестройке, мы крайне редко указываем на идейную хлипкость большой части актива КПСС, в том числе идеологических кадров партии. Горбачёвщина — это не только и не столько предательство, в конце концов круг лиц, которым можно предъявить обвинения в этом уголовном деянии, не так уж велик: Горбачёв, Ельцин, Яковлев, Шеварднадзе, Бакатин… Горбачёвщина — это многие тысячи партийных функционеров (даже из числа членов ЦК), для которых марксизм-ленинизм не был личным партийным стержнем, а служил погремушкой, которой можно потрясти, взойдя на трибуну. Особенно больно такое отношение к марксистско-ленинской теории со стороны тех, кто её эксплуатацией обеспечивал себе благоденствие. Академики и профессора, не являвшиеся марксистами по своей сути, стали искать проявление своей «учёности» у столпов модных буржуазных теорий. Методология марксизма для них была красивой фразой, но не инструментом познания.
В годы перестройки в качестве эталона этого типа «учёных» раскрылся академик Л. Абалкин. На заседании Программной комиссии он важно выкладывал свои псевдонаучные аргументы необходимости «обновления социализма»: «Оценивать проект надо прежде всего по тому, насколько он соответствует современным научным представлениям, отражает то, что происходит в мире, в человеческой цивилизации на рубеже XX и XXI веков, независимо от того, расходятся ли они с представлениями 50- или 100-летней давности. Речь идёт о том, чтобы помочь людям, помочь коммунистам преодолеть прежние суеверия и мифы». За такую речь академик удостоился похвалы генсека, который в заключение того заседания изрёк: «Я вижу проект прогрессивным документом. И это перекликается с тем, что говорил здесь Л.И. Абалкин».
Читаешь эти речения — и муторно становится на душе: ораторы наверняка понимали, что создаваемые на Западе «современные научные представления» об обществе направлены в конечном счёте на защиту капиталистического жизнеустройства, на сохранение эксплуатации человека человеком. Примечательно, что ни горбачёвы, ни абалкины никогда не рассматривали свой «обновлённый социализм» через призму эксплуатации наёмного труда капиталом. Ссылка на зарубежных буржуазных светил им заменяла всё.
Но пора обратиться к самому проекту четвёртой Программы КПСС. Его на пленуме ЦК представлял генсек. Гвоздь документа он обозначил так: «Прежняя теоретическая и практическая модель социализма, которая в течение многих десятилетий навязывалась партии, оказалась несостоятельной. Появилась необходимость глубокой перестройки, демократической реформации всех сторон общественной жизни. С этим связано и обновление самой партии, и потребность в новой партийной программе». На этот гвоздь Горбачёв навешивал приоритетные постулаты своих идей: «Главное в проекте — решительный разрыв с отжившими идеологическими догмами и стереотипами», подразумевая под оными марксизм-ленинизм.
Нет, двигаться генсек призывал не вперёд, а в прошлое. Горбачёв лукаво изрекал: «Были предложения, в том числе в рамках программной комиссии, о переименовании партии в социалистическую либо социал-демократическую, как она называлась первоначально. Товарищи мотивировали такое предложение тем, что название партии, ставящей перед собой достижимые цели, должно отражать основной вектор её политики, а это сегодня гуманный, демократический социализм». Высказав милую ему идею, добавлял, что реализовывать её пока рано.
Здесь надо напомнить, что уже в марте 1918 года, через четыре месяца после победы Октябрьской революции, по инициативе её вдохновителя и вождя РСДРП была переименована на VII партсъезде в Российскую коммунистическую партию (большевиков). В.И. Ленин напоминал делегатам, «что название «социал-демократическая партия» научно неправильно… Начиная социалистические преобразования, мы должны ясно поставить перед собой цель, к которой эти преобразования, в конце концов, направлены, именно цель создания коммунистического общества, не ограничивающегося только экспроприацией фабрик, заводов, земли и средств производства, не ограничивающегося только строгим учётом и контролем за производством и распределением продуктов, но идущего дальше к осуществлению принципа: от каждого по способностям, каждому по потребностям…
С другой стороны, важнейшим доводом за перемену названия партии является то, что до сих пор старые официальные социалистические партии во всех передовых странах Европы не отделались от того угара социал-шовинизма и социал-патриотизма, который привёл к полному краху европейского социализма… Наша партия обязана выступить с возможно более решительным, резким, ясным, недвусмысленным заявлением о том, что всю свою связь с этим старым социализмом рвёт, и для этого перемена названия партии будет средством, наиболее способным достичь цели».
В проекте Программы в короткой преамбуле назойливо повторяется горбачёвская идея: «Необходимо радикальное обновление самой партии, новое понимание её роли в обществе». В разделе «За партию политического действия» авторы проекта возвращаются к спору, родившемуся на II съезде РСДРП о членстве в партии. Горбачёвцы отходят от ленинской постановки вопроса значительно дальше, чем Ю. Мартов. В проекте Программы, во-первых, содержится резиновое положение: «Член партии свободен в выборе сфер партийной деятельности». Не менее безразмерным является и разъяснение этого тезиса: «Коммунисты участвуют в работе одной из организаций партии или иным способом (?!) проводят её политическую линию, платят членские взносы, оказывают ей материальную поддержку».
Во-вторых, членам партии предоставляется вольница в области мировоззрения: «они могут придерживаться атеистических убеждений или веровать», то есть быть идеалистами, что несовместимо с идеологией марксизма-ленинизма.
Для нас сегодня является предостережением ещё одно положение этого раздела. «Обновление партии предполагает» фактическое превращение КПСС в партию парламентского типа, при этом «она готова на широкое сотрудничество, а там, где это диктуется обстановкой, на заключение союзов и коалиций с другими партиями и организациями в интересах выполнения программы демократических преобразований». Заметьте: не в интересах защиты человека труда, а только ради неких демократических преобразований.
Откровенно антимарксистским, антиленинским является утверждение документа о размывании социализма: «Весь опыт ХХ столетия свидетельствует, что социалистические тенденции не локализуются в избранных странах, а представляют глобальный процесс развития мирового сообщества, который опирается на высшие достижения труда и культуры всех народов, отражает стремление людей к социальной справедливости, свободе и демократии. Всё более широкое прорастание социалистических реалий в общемировом процессе развития цивилизации — такова уже явно обозначившаяся перспектива». Столь размытого положения о социализме не встречалось ещё ни в одном документе партий, ориентирующихся на социализм. Горбачёвщина здесь проявилась по максимуму: она устранила границу между капитализмом и социализмом. В этом положении нет ничего общего с марксизмом-ленинизмом. Ленин доказал, что и социалистический уклад не может существовать в рамках капитализма, что идея врастания капитализма в социализм является заурядным оппортунизмом.
Продолжение: https://1kommunist.ru/2020/08/14/viktor-trushkov-posl ..