КЛАССОВЫЙ ПОДХОД МАРКСА

Пролетариями умственного и физического труда в буржуазном обществе становятся именно те, кто не способен НАУЧНО оценить обстановку и свое положение в обществе. В невежестве подавляющего большинства пролетариев умственного, физического и сексуального труда, в том числе и представителей многих наемных инженерных, военных, чиновных профессий, и состоит особенность их классового подхода, который, разумеется, порождает и классовую борьбу, и оппортунизм, но не может привести к победе, что убедительно доказывают последние более чем 200 лет бесплодного экономического сопротивления пролетариев Запада.
Классовый подход коммунистов резко отличается от собственно пролетарского тем немногим, что исходным пункта коммунистической формы классового подхода, является его НАУЧНОСТЬ. Этим коммунистический классовый подход резко отличается, например, и от рабовладельческого, феодального, капиталистического и даже от чисто пролетарского.
По Мерлину [один из критиков Подгузова — прим. редакции] получается, что денежные отношения вырастают из классовой борьбы и объясняются классовой борьбой, хотя у Маркса все наоборот, сначала возникают товарные отношения ещё без классов, а затем денежные отношения, всё еще в весьма безобидной неклассовой форме и только по достижении определенного количественного размаха (т.е. в соответствии с законом качественных скачков под воздействием количественных изменений) начинается формирование нового класса, для которого деньги превращаются в самоцель, а уж затем, по достижении определенного масштаба, этот новый класс, прежде всего, класс купцов, вступает в борьбу с феодалами, которая завершается для многих аристократов гильотиной. Разумеется, в этом процессе сыграли определенную роль и ростовщики, и мелкие ремесленники, и ничего не понимающие немногочисленные пролетарии, но «главную скрипку», несомненно, сыграл класс купцов, как бы это не нравилось моим невежественным оппонентам.
Наберитесь терпения, уважаемые читатели: вновь отправляемся за советом к Марксу, как это делаю я всегда, прежде чем браться за перо.
Уже в Манифесте Маркс и Энгельс пишут, что «история всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов». Естественно, далее следует перечень этих классов: «Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый, в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов».
Как видим, не только рабовладелец и раб, но и свободный человек и раб в рабовладельческом обществе находятся в системе классовой борьбы. Более того, если кто и охотился за рабами, травил их собаками, то это делали именно свободные люди, но плебеи.
И далее: «В предшествующие исторические эпохи мы находим почти всюду полное расчленение общества на различные сословия, — целую лестницу различных общественных положений. В Древнем Риме мы встречаем патрициев, всадников, плебеев, рабов; в средние века — феодальных господ, вассалов, цеховых мастеров, подмастерьев, крепостных, и к тому же почти в каждом из этих КЛАССОВ — еще особые градации».
Как видим, классики диаматики, начав рассуждение с наиболее общей категории «сословия», традиционно используемой для характеристики структурных элементов общества, приводят читателя к выводу о том, что все перечисленные сословия, характеризуются наличием существенных отличий друг от друга, и поэтому эти сословия следует называть классами.
Но наш сивый Мерлин не знает вообще, что существуют общенаучные категории, которые с одинаковым успехом применяются в разных науках, поскольку ученые давно пришли к выводу о том, что именно следует обозначать этими категориями. Поэтому, например, такие слова как род, вид, группа, класс — одинаково применимы и в физике, и в биологии, и в социологии. Но слово «сословие» применимо только по отношению к сообществу людей.
Сословие — это широкое понятие, принятое для обозначения больших и малых групп людей, обладающих выраженными различиями в их социальном положении. Класс же, это общенаучный термин, принятый во всех науках для обозначения множеств, проявляющих себя как противоположности, или вообще отрицающие друг друга и потому состоящие в отношениях антагонистического противоборства. Противоборствующие сословия в марксистской науке и обозначают словом «класс». Правда, слово «класс», для обозначения сословий, занимающих существенно различные положения в экономической жизни общества, гораздо раньше Маркса, стал применять доктор Кенэ, но паразитизм класса землевладельцев он обозначил лишь теоретически, завуалировано, и вопрос об политических отношениях между этими классами общества им ещё не ставился. До Маркса паразитизм класса землевладельцев обличал и Рикардо. Он предлагал ликвидировать земельную собственность как феодальный пережиток, но без ликвидации рыночного капитализма. Наблюдательный Маркс заметил в этом вопросе больше, чем Кенэ, Рикардо и поэтому сделал классовый подход обязательным элементом теории о законах развития общества через борьбу, прежде всего, классов, хотя в этой борьбе могут участвовать и дети, и офицеры, и поэты, т.е. не только классы. Однако, как было показано, Маркс, в отличие от Мерлина, применял классовый подход строго уместно.
С другой стороны, поскольку некоторые сословия, в силу своих специфических отличий, заняли по отношению к другим сословиям не только положение противоборствующей стороны, а положение угнетателей, постольку у теоретиков возникла потребность сгруппировать сословия по признаку угнетенных и угнетающих сословий. Но раз выявилось то противоположное, что свойственно сословиям, значит появляется логическое основание ставить их и в теории именно в антагонистические отношения к другим сословиям и поэтому, тем более, возникает необходимость применить слово «класс». Т.е. классом имеет смысл называть не отличающиеся друг от друга сословия, а борющиеся друг с другом во имя реализации интересов или задач именно своего класса. Борьба, а не отличие, является визитной карточкой состоявшихся классов. Нет нацеленности на борьбу, значит, мы имеем дело с сословием, сознание которого содержит всё необходимое для роли раба, пусть даже наемного.
Иной вопрос, что некоторые угнетающие классы были, одновременно, и угнетенными вышестоящими угнетателями, но они тоже находились в состоянии перманентного противоборства, а потому, порой исчезали как классы вместе. Например, класс крупных феодалов и класс вассалов, цеховых мастеров, борьба которых против крупных феодалов и победа над ними, превратила вассалов и цеховых мастеров в пролетариев, свободных от тирании крупных феодалов, но очень голодных.
И что, если Маркс в первом разделе Манифеста в кратком перечне сословий не упомянул купцов и ростовщиков, то, разве это должно вызывать панику, дескать, теперь ни в коем случае нельзя ещё раз внимательно и самостоятельно присмотреться к устройству феодального общества и увидеть в нем еще один-другой класс, который не вошел в приведенный выше перечень сословий, но является едва ли не главным инициатором и провокатором буржуазных революций. Он существовал уже при рабовладении, но не мог сыграть существенной роли, поскольку обдирать до нитки ему приходилось и без того нищих ремесленников, а денежные отношения, в силу своей эпизодичности, еще не стали базисом формации.
В еще больший суеверный ужас должно повергнуть моих оппонентов то, что Маркс в «Капитале» называет должников и кредиторов… классами.
«Так, например, — пишет Маркс, — в античном мире классовая борьба протекает преимущественно в форме борьбы между должником и кредитором и в Риме кончается гибелью должника-плебея, который замещается рабом. В средние века та же борьба оканчивается гибелью должника-феодала, который утрачивает свою политическую власть вместе с утратой её экономического базиса. Однако денежная форма, — а ведь отношение должника к кредитору обладает формой денежного отношения, — здесь лишь отражает в себе антагонизм глубже лежащих экономических условий жизни».
Этой цитаты, естественно, нет ни в одном учебнике, поэтому её не знают и мои оппоненты.
Как видим, Маркс называет классами совсем необычные для профессорской науки КПСС социальные слои и вовсе не товарно-денежные отношения определяет в качестве причины классовой борьбы в те эпохи. Он весьма детально доказывает, что денежная ФОРМА отношения (в данной конкретной эпохе) лишь ОТРАЖАЕТ «антагонизм глубже лежащих экономических условий жизни» и не является при рабовладении и феодализме причиной классовой борьбы, происходящей именно в рамках этих формаций. Представляю, кем бы меня назвали оппоненты, если бы я использовал выражение «класс должников» или «класс кредиторов» без ссылки на Маркса. Иной вопрос, что на стадии разложения феодализма товарно-денежные отношения превращаются в базис будущей капиталистической формации и потому порождают новые формы и содержание классовой борьбы, но уже за устранение феодального базиса.
Меня мало волнует, дойдет ли это до сознания моих средневековых оппонентов. Мне важно, чтобы читающий рабочий не схематизировал понятия «класс», «классовый подход», «классовая борьба». Научное понимание этого вопроса Лениным позволило ему поднять на классовую борьбу пролетариат России в союзе с классом мелкобуржуазных крестьян и, очень часто, мещанствующей прокладки интеллигенции.
Мои оппоненты не понимают, что в Манифесте Маркс обращал внимание читателей на пестрый классовый состав именно рабовладельческого и феодального общества, имеющий непосредственное отношение к феодальному базису. Купцы и в те времена уже являлись классом, но не типичным для базиса феодальной формации. Поэтому в конкретном перечне классов, имманентных рабовладению и феодализму, класс купцов не значится.
В работе «К критике политической экономии» Маркс так характеризовал купеческий класс: «Здесь достаточно простого указания на промежуточные формы, [Zwitterformen] при которых прибавочный труд уже не выжимается из производителя путём прямого принуждения, но не наступило ещё и его формальное подчинение капиталу. Тут капитал ещё не овладел непосредственно процессом труда. Наряду с самостоятельными производителями, которые занимаются ремеслом или земледелием на основе традиционных прадедовских способов, выступает ростовщик или купец, ростовщический или торговый капитал, который, как ПАРАЗИТ ВЫСАСЫВАЕТ их. Преобладание в обществе этой формы эксплуатации исключает капиталистический способ производства, хотя, с другой стороны, она может составить переходную ступень к нему, что и было в конце средних веков».
Ясно, что эквивалентный обмен и паразитическое высасывание — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Но в двадцать первом веке мои оппоненты не разглядели в купечестве класса паразитов, хотя Маркс указывает на его противоположность иным классам эпохи рабовладения и феодализма, в том числе, на рекордный его паразитизм, не уступающий ростовщическому, а по эффективности превосходящий феодальный.
Поражает то обстоятельство, что мои оппоненты путают вопрос о теоретической эквивалентности предпринимателя при покупке товара «рабочая сила» с неэквивалентностью оплаты капиталистами всего труда, затраченного непосредственным производителем. Если бы мои оппоненты когда-нибудь читали «Капитал», то они заметили бы, что Маркс отвел много места в «Капитале», доказывая, что никогда и нигде рабочая сила не оплачивалась капиталистами по её стоимости, что они используют массу ухищрений для того, чтобы обмануть рабочих при покупке их рабочей силы ради увеличения абсолютной прибавочной стоимости. Но, во-первых, я не ставил целью своей статьи рассмотрение именно этого вопроса еще раз, во-вторых, я пишу, в основном, об эпохе становления денег как удобного средства маскировки именно неэквивалентного обмена, и, в-третьих, общая беда моих оппонентов в том, что они не читали и уже не прочтут тех мест в «Капитале», где Маркс пишет о том, что деньги ВОЗНИКЛИ на основе эквивалентности в ходе простого, а не капиталистического товарного обмена, но, по мере своего количественного роста, изменили свое качество, как и предусмотрено диалектикой, на противоположное и превратились, сначала, в формальный, а затем, и реальный источников кризисов диспропорциональности при капитализме.
#От_подписчика