#В_этот_день

В 1:23 минуты, 50 секунд активная зона реактора 4-го энергоблока оказывается разрушенной. Это катастрофа разделила людей причастных к работе на ЧАЭС, на жизнь до и после аварии.
Наша хроника о том, как видели себе катастрофу на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС ночной оперативный персонал 4-го и частично 3-го энергоблоков, сразу после катастрофы ночью 26 апреля 1986 года.
С первых секунд начала разрушения активной зоны реактора 4-го энергоблока в помещении Блочного Щита Управления № 4 (БЩУ-4) погас свет (работало только тусклое аварийное освещение) и отказал сам блочный щит управления реактором и турбинами (только работали автономные приборы-самописцы). Сильно шатнуло пол и стены, посыпалась пыль и мелкая крошка. Оперативный персонал еще не понимал, что могло произойти. По мнению СИУБа Бориса Столярчука, первый взрыв он принял за гидроудар деаэратора (находящегося выше БЩУ). Столярчук хочет сделать переключение на кнопках в технологических узлах деаэратора, но тут раздался второй взрыв. Внезапно всю смену в БЩУ окутывает пыль, проникшая в помещение. В темноте она была не так заметна. Все находящиеся в БЩУ начинают ощущать странный запах (газы исходящие из реактора имели металлическую отдушку). Операторы еще не догадываются что эта пыль — от последствий разрушения Центрального Зала (ЦЗ) реактора и крыши реакторного зала, частичного обрушения кровли машзала в районе 4-го энергоблока, а также других разрушений в рядом находящихся помещениях. Кроме того, эта пыль уже успела вобрать в себя радиоактивные вещества, в связи с чем, становится особенно опасной. Все по-прежнему остаются на своих местах.
Около 1:24 - 1:25 в БЩУ-4 вновь включился свет. Это заработали аварийные дизель-генераторы. В это же время заместитель главного инженера ЧАЭС Анатолий Степанович Дятлов окриками с НСБ (Начальником смены блока) Александром Акимовым и другими операторами (СИУР Леонидом Топтуновым, СИУБ Борисом Столярчуком и СИУТ Игорем Киршенбаумом) начинает беседу, на предмет возможных сценариев произошедшего. Никто из них не предполагает, что реактор уже разрушен. Первым решением Дятлова было подать воду в реактор. Это было сделано для предупреждения возможного пожара в центральном зале реактора, а также в его активной зоне; о том что реактор уже уничтожен, он пока еще не знал). Однако как и пыль, вода также впитала в себя радиоактивные вещества и когда ее пытаются подать в реактор, она лишь разбрызгивается по помещению машзала.
В это время, примерно, в 1:23, 41 секунду — 1:24 минуты, в турбинном цехе № 2 (объединяющего в себя турбины 3-го и 4-го энергоблоков) начинает разыгрываться настоящая трагедия. В районе 4-го энергоблока начинает шатать стены и пол, крыша резко начинает обрушаться, падая и уничтожая многочисленное оборудование машзала и хороня за собой заживо оператора ГЦН Валерия Ходемчука, а также калеча других инженеров (операторов ГЦН Виктора Дягтеренка, Геннадия Русановского) оказавшихся в это время в помещении машзала и рядом находящихся других помещений. Как вспоминал инженер управления турбиной Юрий Корнеев, находящийся в это время в машзале, возле одной из лестниц, сразу после взрыва он онемел, а когда начала сыпаться крыша машзала, начал приседать и инстинктивно зажал руками голову.
Неподалеку от машзала, сидящий в одном из помещений старший оператор ГЦН Александр Ювченко видит как ударной волной вырывает двери, а стена состоящая из литого бетона просто прогнулась. Там же гаснет свет. Пыль и пар проникает к нему в помещение, становится тяжело дышать. Кроме того Александр слышит непрестанный странный звук, похожий на шипение. Опешивший Ювченко выходит в коридор ведущий в машзал, где видит разрушения (свисающие поврежденные металлоконструкции, искрящие электропровода и т. п.). В коридоре нет света, дышать очень трудно из-за пыли и пара. Пойдя дальше, вспоминал Александр Ювченко, он видит лежавшего на полу Виктора Дягтеренка, находящегося в шоке, который просит оказать помощь Геннадию Русановскому. Он смог узнать знакомого оператора ГСН лишь по голосу, т.к. Дягтеренок имел сильно обожжённое лицо и одежду всю в пыли. Пройдя еще немного, Ювченко находит также лежащего на полу Русановского который также пребывая в шоковом состоянии, указывает рукой на машзал и кричит, чтобы Ювченко помог Валерию Ходемчуку. Уже выйдя из корридора к машзалу Ювченко видит ночное звездное небо и сильные завалы в помещении. Постепенно он начинает понимать, что если Ходемчук был тут когда все случилось, то скорее всего эти завалы его заживо и похоронили.
Рядом с ЦЗ реактора находилось и помещение, где обычно сидели операторы Реакторного Цеха № 2 (РЦ-2), объединявшего в себе 3-й и 4-й энергоблоки. В 0:00 на ночную смену в РЦ-2 4-го энергоблока заступил старший оператор РЦ Анатолий Кургуз и оператор РЦ Олег Генрих. Как потом вспоминал выживший Генрих, за минуту до радиоактивного взрыва он заглянул в пристроенную коморку в этом помещении. Он там хотел взять какие-то вещи или предметы. Когда начался взрыв рядом с постом, где сидели Кургуз и Генрих, разорвало паропровод. Пароводяная смесь, мгновенно впитавшая в себя радиоактивные вещества, "ударила" в Кургуза и Генриха и очень сильно обожгла первого. Кургуз получил почти 90 % ожогов тела, его кожа буквально начала слазить. А вот Генриха по его воспоминаниям спасла эта каморка, снизив воздействие пароводяной смеси на тело Генриха. В итоге, его ожоги были не столь сильны и он выжил.
В первые секунды после разрушений Кургуз крикнул, что сильно жжет лицо. Вместе с товарищем они стали выбираться из разращенного помещения. Именно тут Кургуз совершил свой бессмертный подвиг! Превозмогая адскую боль, он ползком на ощупь стал двигаться в сторону ЦЗ, чтобы закрыть герметичную дверь ведущую в реакторный зал (согласно режиму ЧС на АЭС, эта дверь должна быть немедленно закрыта). Однако он не знал, что никакой двери уже не существует. Впоследствии этот поступок Председателем Президиума ВС СССР Андреем Громыко будет расценен как героический и посмертно Кургуз будет удостоен Ордена Ленина.
Так и не нащупав никакой двери и теряя сознание от адской боли, Кургуз пополз обратно к тому месту, где лежал Генрих. В такой обстановке (радиоактивная пыль, сильно запаренные коридоры, темнота) идти в полный рост было невозможно, из-за невозможности дышать, поэтому Кургуз и Генрих все это время передвигались ползком. Когда им удалось добраться до одной эвакуационной лестницы, ведущей наверх, на крышу машзала, включился свет и Генрих увидел весь ужас перед собой. Одежда вся разодрана, комья красных кусков кожи буквально свисали с лица и тела товарища. Выбравшись наружу, Генрих и Кургуз встретили Анатолия Дятлова, который увидев их положение, посоветовал им идти в медсанчасть ЧАЭС. Оттуда Кургуза и Генриха доставят в медсанчасть Припяти, а на следующий день в Москву.
Но вернемся на место трагедии, в помещения разрушенного энергоблока. Вот что вспоминал Разим Давлетбаев, заместитель начальника турбинного цеха № 2:
Однако, как впоследствии выяснилось, несмотря на начавшееся движение вниз поглощающих стержней, произошел неконтролируемый разгон реактора. Через некоторое время (сколько секунд прошло - не запомнил) послышался гул. Работая на АЭС на разных должностях, я не раз оказывался в различных нештатных ситуациях, в том числе и сопровождающихся сильными шумами. Но этот гул был совершенно незнакомого характера, очень низкого тона, похожий на стон человека. О подобных эффектах рассказывают обычно очевидцы землетрясений и вулканических извержений. Сильно шатнуло пол и стены, с потолка посыпалась пыль и мелкая крошка, потухло люминесцентное освещение, установилась полутьма, горело только аварийное освещение, затем сразу же раздался глухой удар, сопровождавшийся громоподобными раскатами. Освещение появилось вновь, все находившиеся на БЩУ-4 были на месте, операторы окриками, пересиливая шум, обращались друг к другу, пытаясь выяснить, что же произошло, что случилось.
Дятлов, находившийся в это время между столом начальника смены блока и панелями систем безопасности, громко скомандовал: "Расхолаживаться с аварийной скоростью!" Первое, что пришло мне в голову, это мысль, что взорвался деаэратор, находящийся над БЩУ-4, однако, осмотрев самописцы уровней и давления в деаэраторах, я понял, что дело не в них. Это меня несколько успокоило, потому что к этому моменту основное оборудование турбинного цеха было уже отключено и опасений, как будто, не вызвало. И напрасно, В этот момент на БЩУ-4 вбежал машинист паровой турбины (МПТ) Вячеслав Бражник (умер от лучевой болезни в 6-й клинической больнице в мае 1986 г.) и громко крикнул: «В машзале пожар, вызывайте пожарную машину», и тут же без дальнейших объяснений убежал обратно в машзал. За ним побежал я и сразу же у входа в машзал увидел свисающие куски железобетона и обрывки металлоконструкций. Держась ближе к стене, я вышел на площадку отметки +12,0 ТГ-8.
Вот что я увидел. Кровля над турбиной № 7, а также по ряду "Б" над питательной системой, над шкафами электрических сборок арматуры ТГ-7, над помещением старшего машиниста была местами проломлена и обрушена. Часть ферм свисала, одна из них на моих глазах упала на цилиндр низкого давления ТГ-7, Откуда-то сверху доносился шум истечения пара, хотя в проломы кровли не было видно ни пара, ни дыма, ни огня, а видны были ясные светящиеся звезды в ночном небе. Внутри машинного зала на различных отметках возникли завалы, состоящие из разрушенных металлоконструкций, обрывков кровельного покрытия и железобетона. Из-под завалов шел дым. Наиболее крупный завал образовался на цилиндрах и по бортам седьмой турбины. В окнах машзала по ряду «А» выбило много окон, стекла высыпались на проходы отм. +12; 0.0. Потолочное освещение в ячейке ТГ-7 не горело. Из раскрытого от повреждения фланца на всасывающем трубопроводе питательного насоса 4ПН-2 била мощная струя горячей воды и пара, доходящая до стены конденсатоочистки. Сквозь клубы пара были видны сильные всполохи огня на площадке питательных насосов отм. +5.0, причем красные цвета перемежались с фиолетовыми. Что там горело, я рассмотреть не смог, приблизиться близко к струе было невозможно — обдавало горячим паром. От всех завалов, в том числе от маслосистемы смазки и регулирования, от цилиндра высокого давления, от частично заваленного главного маслоблока вверх шел дым. Других открытых крупных очагов пожара на отм, +12 не было, однако, судя по задымлению, что-то горело на пластикате по ряду «Б» отм, .+ 12 ТГ-7 и по-прежнему сильно беспокоило горение на отм. +5.0 питательной системы. В машзале на отм. +12 в этот момент никого не было, возможно, все были на нижних отметках»...