– Когда мы договаривались об интервью, вы сказали, что в Москве будете недолго. По-прежнему живете в Берлине? – В Берлине живет семья. А я по роду своей деятельности – нефтянки – нахожусь в районе Персидского залива. Там все спокойно, хорошо. С футболом сейчас никак не связан. Смотрел вживую сборную России – по-моему, в игре со шведами. А в конце того сезона был с семьей на матче, в котором «Уфа» обыграла «Спартак». Стадион, конечно, хороший. – А сам «Спартак»? Болельщики не могут смотреть на игру команды без слез. – Сейчас ни один российский клуб не вызывает у меня эмоций. Исключения – ЦСКА, «Зенит», где какие-то всплески, и ростовский проект Бердыева. А проблемы «Спартака» находятся внутри клуба. Вот возьмем фигуру того же Попова – я его знать не знаю, видеть не видел… – Его почти никто не видел. Как вступил в должность, так и пропал. – Фигура спортивного директора одиозная, конечно. Вся селекция идет через него. Или не идет, а используется как прикрытие. Есть вариант, что селекцией в «Спартаке» занимается родственник Федуна, который сидит над Поповым (речь о зяте Федуна Юхане Гераскине – «Матч ТВ»). Но, может быть, парень не настолько в футболе разбирается? Разве у «Спартака» состав под Лигу чемпионов? Не понимаю, например, как можно было не подписать контракт с Дзюбой. До меня это не доходит. – Вы говорили, что хотите вернуться в «Спартак». – Уже нет. Во-первых, это нереально – по причине времени и по причине углубления противоречий внутри «Спартака». Разгребать это не хочется, там все обросло какими-то родственными связями. Кто на кого влияет, никто не знает, Попова никто не видит. Чтобы что-то случилось, изменения должны произойти в голове у Федуна. Честно говоря, не хочется говорить на эту тему. Потому что беседы ни к чему не приводят. В клубе вся вертикаль управления неправильная. Сейчас идет разговор о Бердыеве, но он придет со своей командой. Я имею в виду администрацию, а не игроков. И сразу начнутся расхождения. Но готов ли Федун отдать власть? – С кем-то из нынешнего совета директоров «Спартака» вы знакомы? – Даже не представляю, кто там. Матыцин остался? – Да. Есть мнение, что среди директоров он самый преданный болельщик. – В его внутренностях не копался, но он точно вменяемый. Финансист, дебет-кредит знает. Для болельщика в совете директоров это уже хорошо. На самом деле, думаю, Леонид Арнольдович просто перекладывает ответственность. Решения принимает он, а голосуют все. – В ваше время в совете директоров были люди, которые могли препятствовать его решениям?

– Да нет, у нас и совет директоров так часто не собирался. Было достаточно одобрения Федуна и Матыцина как финансиста. Все встречались на футболе и общались там. Я и оперативки по понедельникам не проводил. Для этого были замы. * * * – Насколько велики в «Спартаке», на ваш взгляд, полномочия гендиректора? – У меня по этому вопросу сомнения. Я с уважением отношусь к Сереге Родионову. Он работал в академии, достиг хороших результатов. Ему давали деньги, он подписывал докладные и работал. Но большой «Спартак» – это немножко другое, там у гендиректора должно быть больше самостоятельности. Особенно в хозяйственных вопросах. Когда был я, какие-то решения принимал сам. Тренер хотел игрока, а я обосновывал. Были и спортивные директора – при мне, например, работал Федотов. Он поначалу не воспринимал меня как спартаковца. А я подшучивал, что он крестики-нолики рисует, хотя уже были технические средства. Ничего, потом нашли общий язык. Хаджи звонил, говорил: «Володька о тебе вспоминал, удивлялся, как так друг друга не поняли?» А чего меня понимать? Я работал и работал. Понимать девушку надо, жену будущую. В общем, я чувствовал доверие Федуна, а когда его стало не хватать, просто встал и ушел. Не могу жить чужими мозгами. У меня свои есть. А какие они – судить уже не мне. – Что значит «когда доверия стало не хватать»? Вам не давали что-то делать? – Скажем так: может быть, Федун стал принимать решения со Смоленцевым. Может быть, мне показалось, что вектор развития пошел в другую сторону. И нет программы, которую я вижу: не то чтобы для меня не существовало российского чемпионата, но я всегда говорил, что это этап к Лиге чемпионов. А когда ты шарахаешься из стороны в сторону, то своими воспитанниками хочешь играть, то отдаешь их и берешь испанцев… – Испанцы и воспитанники были позже. – Про воспитанников и при мне разговоры ходили. А потом брали и покупали Кавенаги. Там, кстати, какие-то непонятные агентские вознаграждения: из 14 миллионов трешка, наверное, ушла на сторону. – Если сейчас Федун спросит у вас совета, поможете? – Этого не случится. Мы не общаемся. Нет, с днем рождения я его поздравлял – написал по вотсапу. Он ответил: «Спасибо». Вот в прошлом году у меня было настроение поговорить. Я впервые за много лет позвонил ему и сказал, что есть тема для разговора. Решили встретиться, но потом он добавил мой номер в черный список. Больше я не смог ему дозвониться. А теперь и не пытаюсь. * * * – Президент «Лукойла» Вагит Алекперов интересуется футболом? – Вот про Вагита Юсуфовича ничего не хочу говорить, он для меня большой авторитет. Человек работает и приносит пользу стране, дай бог ему здоровья. Наверное, его участие есть и в «Спартаке», и в стадионе. Просто об этом не говорят. Значит, он так хочет. – Вы приходили в «Спартак» антикризисным менеджером? Какой изначально был план? – Виделось, что это надолго. У меня же не было контракта как такового. Зарплату я получал в «Лукойле» и договор со «Спартаком» не подписывал. У Леонида Арнольдовича горели глаза – мы туда, мы сюда!.. На контрактах, правда, 73 игрока находилось, большая их часть не соответствовала уровню. Тогда же Червиченко и Федун владели клубом в пропорции 30 на 70, вот и игроков они так покупали. – Фамилию «Старков» вы произнесли, как только переступили порог офиса. Почему именно он? – Старков – русскоязычный тренер, который не был россиянином. К тому же сто с лишним голов в советской первой лиге удавалось забить не каждому. Когда мы пришли, сразу стали покупать игроков под Старкова. На чемпионате Европы все время с ним общались, я этого не скрываю. Но Скала не был против трансферов. И с Федуном назначение Старкова было обговорено. Правда, когда латыши не очень удачно выступили на Евро, Леонид Арнольдович сомневался. Но я его убедил. Сказал: «Давай попробуем, это же не на всю жизнь». – В одном из первых интервью вы объявили, что команду будете строить из бойцов. Как проверяли наличие у игрока бойцовских качеств?

– Проверить это было невозможно – только по играм, а больше никак. Все футболисты, поиграв какое-то время, говорили, что они с детства за «Спартак». Я так не говорил, но мне и не надо было. Я пришел в клуб как менеджер и в качестве болельщика был ему не нужен. Хотя меня тоже захлестывали эмоции. Вы и не помните такие моменты – когда мы в Хорватии играли в Кубке Интертото. – А когда с Видичем договорились, ликовали? – Это тоже было приятно. В Белград я летал 7 раз, но был уверен, что сделка состоится. Потому что это обычная игра и потому что я знаю сербов. Это касается и условий, которые меняются, и количества агентов вокруг. «Црвена Звезда» тогда была в долгах, и изначально мы собирались платить за Видича в рассрочку, в течение трех лет. Но через полгода пришло письмо: «Дайте деньги сейчас, и мы снизим стоимость». Миллион на этом выиграли. – Плюс у вас был козырь – иголки китайца Лю. Где вы его нашли? – Он мою дочь с детства поднимал, лет с десяти. И Аньке Чакветадзе помогал. Нас Джамал (отец Чакветадзе – «Матч ТВ») как раз и познакомил. Это еще в теннисном клубе «Валери» было, потом его [Лю] Леонид Арнольдович купил. Видич – это самый известный случай, когда Лю кого-то спас. Но если человек при всех тренерах и директорах работает, это о чем-то говорит. Валера (Карпин – «Матч ТВ») разогнал всех, кого только мог, а его оставил. * * * – Йиранека было проще привезти, чем Видича? – Йиранека жена привезла. Мы сидели с агентом Витей Коларжом, разговаривали. А Йиранек что-то уперся. Но у меня в Чехии бизнес, я там с 1992 года работаю и знаю местных. Спрашиваю: «Вить, ну кто поможет?» Он отвечает: «Давай жену позовем, она модель. Получится ее устроить?» Пообещать можно, говорю. Позвали жену Йиранека, она – самого Мартина. И тут же все подписали. Получилось быстро, он даже и не читал, по-моему. Кроме нас, Йиранека хотел в «Шахтер» Ахметов – в компанию к Хюбшману. Мы и Яна Полака ездили смотреть, но по деньгам не сложилось. Леонид Арнольдович сказал, что дорого – он два миллиона, что ли, стоил. С Бояринцевым тоже было непросто. Мы его как свободного брали, но агенту пришлось платить. По-другому не складывалось: Денис провел успешный год в «Рубине», его ждали в «Локомотиве». Он же воспитанник этого клуба, и предложение там было, наверное, побольше. Но мы его по своим каналам забрали. – А в Павлюченко вы почему не верили? – Кто говорит, что не верил? Это я ляпнул что-то… Десятку свою он забивал, англичанам в «Лужниках» тот гол положил. У меня сын благодаря ему за «Тоттенхэм» болеет. После недавней игры с «Вест Бромвичем» всю ночь не спал. Пишет мне: «Пап, три штанги было!» Сын вообще в Швейцарии учится, но пару раз летал на игры в Лондон. – Никита Баженов летом 2004-го казался самым перспективным российским футболистом? – Наверное, тут мы ошиблись. Но забрать его было несложно. Одним из спонсоров «Спартака» была водка «Парламент», а ее производители владели частью прав на Баженова. Так и договорились. – Аршавин действительно мог перейти в «Спартак» вслед за Быстровым? – Мог, но история с Быстровым вылилась в шумовой эффект, которого никто не ожидал. И агент, оценив это, притормозил. А потом я ушел. Какие ко мне могут быть претензии? В любом случае, Быстрова приняли, и лучшие годы он отдал именно «Спартаку», а не «Зениту». – Кавенаги и Клементе Родригеса покупали с подачи Евгения Смоленцева. Вы пытались затормозить эти трансферы? – А я даже не понял, как все случилось. Что-то копошились, копошились… Работы много было – в то же время бухгалтерии нормальной в клубе не существовало. – Как не существовало? – Ну не существовало. Записочки с цифрами друг другу передавали. «Долг – 20 тысяч долларов», например. Я с собой бухгалтера привел – случись чего, никто мою задницу не отмазал бы. Проблемы с налогами никому были не нужны. А Кавенаги я на молодежном чемпионате мира увидел, но там и бразилец Дуду 4 мяча забил. Мы хотели его, но не взяли из-за травмы. И как-то вышли на Кавенаги. Насчет Смоленцева – я не думаю, что у него было влияние на Федуна, просто он давно работал с Леонидом Арнольдычем как юрист, и тот ему доверял. Смоленцев – настоящая птица-говорун, он из тех людей, которые понимают теорию. – Почему при вас гимн «Спартака» исполнял Стас Михайлов?

– Господи, была мелодия какая-то из его песни. Я даже историю Стаса Михайлова не знаю. Он для меня что есть, что нет. Я слушаю нормальную музыку: Pink Floyd, «Машину времени». Просто товарищ начинал с ним работать, раскручивал его. Потом Михайлов, по-русски говоря, товарища и его партнеров швырнул. Они очень на него в обиде были. А в то время Михайлов жил у него в Подмосковье, через забор от меня. Ну и как было. «Давай?» «А давай!» Песню его переделали, слова новые подобрали, чтобы подошли. Она же вроде ничего такая, боевая. В общем, попробовали и попробовали. Получилось или не получилось, не знаю. У меня нет опыта музыкального продюсерства. Мы впоследствии, правда, на концерте Стаса Михайлова с женой появились. – Там женщины в экстазе бьются. – Но не моя жена. Посмотрели, музыки нет. Вышли, я другу сказал: «Слушай, это не дело вообще». Больше никогда Стаса Михайлова не видел и не слышал. * * * – Как у вас появилась команда в Челябинске? – У нас в области было несколько больших нефтебаз, одна из них находилась в 50 км от Челябинска. Там играли в футбол и как-то люди пришли ко мне: «Нам бы майки, пару мячей». Я им купил все, а они раз – что-то выиграли в своей группе. Где-то там среди колхозов. Перешли во вторую лигу первенства области. Ну что, решили забрать команду в Челябинск играть. Так и попали в ПФЛ, оттуда в первую лигу. Причем у нас бюджет небольшой был даже в первой лиге, около 3 миллионов долларов. Может быть, под Павлова по трешке долларов за игру платил, чтобы они убрали «Луч» или, например, «Кубань». – А в «Спартаке» какие были премиальные? – Не помню точно, очень давно это было. Наверное, что-то около десятки под ЦСКА, «Зенит», «Локомотив». – Челябинский «Лукойл» попал в первую лигу, потому что с «Содовика» сняли очки за грузинского легионера, который не имел права играть. – Это в Татарстане обнаружили. Они играли с «Рубином-2», я приехал на игру. Ребят попросил проверить, все было налицо. – Получается, вы дали ход этой истории? – Я не давал ни ход, ничего. Мы реально должны были быть в первой лиге, мы туда и попали. – Какие впечатления от нее остались? – Я работал в «Лукойле» и на футбол приезжал не всегда. Дальше был в «Спартаке», поэтому тоже почти не успевал и не смотрел матчи. Но потом все время был с командой. И увидел отношение судейского корпуса, как тебя просто плавят. Был Николаев, который с «Тереком» дал пенальти просто на ровном месте. Мы же начали достаточно хорошо, но потом Колю Толстых осенило. Как это – переехали из одного города в другой, а еще и играют (клуб Юрия Первака тогда переехал из Челябинска в Нижний Новгород – «Матч ТВ»). – Вы даже не спрашивали Толстых о возможности переезда? – Команда – это обычная фирма, юридическое лицо, не надо никого спрашивать. Мы уже перевели команду в Нижний Новгород, а потом началось это разбирательство. Он там как всегда крыльями махал, шумел, папки с места на место перекладывал. Всех собрал, все голосуют в его поддержку, как в СССР. Потому что половина первой лиги и вся вторая зависят от бюджетов, а он ездил с губернаторами разговаривать. Но мы уже перешли в Нижний Новгород, ничего было не сделать, поэтому ему с фактом пришлось смириться. После этого началось все это судейство. – Думаете, предвзятое судейство связано с самостоятельным переездом? – Сто процентов. – Многие уверены, что Николай Толстых – самый честный и справедливый человек в нашем футболе. – Когда Толстых выдвигали в президенты РФС, для меня это дикостью казалось. Если бы меня тогда спросили, назвал бы это самой глубочайшей ошибкой. Все были в эйфории, что сейчас придет самый честный и все изменит. Не может быть на такой должности человек, который со всеми конфликтует. У него есть парочка своих людей, а с остальными у него конфликты. Еще он решения боится принимать. – Одно время команду тренировал Валерий Овчинников. Как часто он говорил игрокам, что их премия закопана в чужой штрафной и что надо забрать ее? – Я такого не слышал. Овчинников любил сборы в Сочи, около аэропорта. У него там было оприходовано место. Футбольное поле, а рядом самолеты. Валера там гонял всех, а сам ездил еще на белом хаммере.

– Помните футболиста по имени Валерий Сорокин, который один сезон играл в вашем «Спартаке»? – Да, помню. – Он передавал вам привет и интересовался, когда вы с ним расплатитесь. – Первый раз слышу. По деньгам скажу так: мы команду перевели из Челябинска в Нижний Новгород под Шанцева, но деньги появились только осенью, за месяц до конца сезона. До этого было все только мое. И как только появлялась возможность, сразу платил. Вы поймите, я же не работал тогда уже ни в футболе, ни в «Лукойле». – Сорокин рассказывал, что вы их собрали и спросили: «Ну чо, бабло хотите? Если хотите, тогда подписывайте бумагу, что в случае вылета из первой лиги вы отдаете Юрию Михайловичу Перваку полугодовую зарплату». – Глупость какая-то. * * * – В вашей жизни был период, когда вы работали дальнобойщиком. Самая страшная ситуация на дороге? – Если сны когда-то снились, то об этой работе. Да не было страшных ситуаций. Единственное, голова освобождена. Просто ставишь себе задачу доехать до какой-нибудь точки и едешь. Доезжаешь, например, до озера и отдыхаешь. – Максимальное расстояние, которое покрывали на КАМАЗе за раз? – Где-то тысячу километров. – Тяжело? – На КАМАЗе тяжело. Я проезжал и больше, но только на «Бентли». – Куда ехали? – За сутки около двух тысяч километров проехали. Выехали из Берлина, дочь играла в Праге. Посмотрели матч, поехали в Мюнхен ужинать с Хитцфельдом. Мы же хотели, чтобы он консультировал Старкова, Леонид Арнольдович одобрял. Но сам Старков не согласился. Вечером из Мюнхена поехали в Дюссельдорф, а рано утром отправились в Голландию, где «Спартак» тренировался. – Насколько известно, в нефтяном бизнесе вы оказались случайно. – Нет, совсем не случайно. Мы прогрессировали, нам задолжали денег. Работали с Китаем, занимались поставкой сахара в обмен на металл из Челябинской области. Везли очень быстро, может быть, быстрее всех. В общем, зарабатывали деньги. Как-то пришли ребята-должники, говорят: «Вот, заправка». Я смотрю на них: «Какая заправка?» Они отвечают: «Две заправки!» Я проверил, что там вообще такое, заправляются ли там люди. Машины были, все было. Как раз из Китая привезли две «Ауди» – все немецкое, но китайской сборки. Мы сказали: «Если под ключ сдаете, забираем». Набираю знакомому банкиру: «Слушай, а где берется бензин, на каком заводе?» Он обрадовался: «Тебе нужен бензин? У меня полно должников! Тебе сколько? Тонн пятьсот? Хорошо!» Я был без понятия, куда сливать его, где хранить. Позвонил знакомому, у него асфальтовый завод, спросил, есть ли емкости. Он говорит: «Есть, на 500 тонн вообще без проблем, вези». И здесь случайно у «Лукойла» бензина не было. К нам трехкилометровая очередь, мы за три дня продали все. Через год пятнадцать заправок было, за зиму построили. Я, кстати, на дизеле езжу с 1995 года. В Челябинке первым был, кто купил «Мерседес» дизельный. – Где вы в Челябинске нашли дизельные заправки в 1995 году? – Я себе возил из Уфы бочки, я же занимался этим. Договорился с директором завода, он мне посылал. На моих заправках стали делать первые дизельные колонки, потом друзья тоже начали. – Форс-мажоры на заправках возникали? – На юге области был взрыв при зачистке емкости, но это просто момент нарушения техники безопасности. В жару 38 градусов приемничек на клеммы КАМАЗа посадили, выключили и ушли на обед. Когда начали зачистку, люди на крышу емкости залезли, а водитель повернул ключ зажигания. Искра и взрыв. ФСБ, все приехали. К счастью, обошлось без жертв, кто-то просто немного обжегся. – Как человек, хорошо знающий нефтяную отрасль, можете по событиям в мире предсказывать стоимость нефти? – Не могу. На моем веку это уже третий кризис. Когда мы начинали работать, нефть и 9 долларов стоила. Никто не умирал, все нормально функционировало. Особенно внутренний рынок оживлялся. Не могу сказать, что сегодня в стране абсолютно все зависит от нефти. Другие виды промышленности тоже есть. Например, оборонка, которая работает на полную катушку. Самолеты летают, пулеметы делаем, ракеты запускаем прямо с Каспийского моря. – Когда нефть стоит 20 долларов за баррель, по вам это сильно бьет? – По мне это вообще никак не бьет. Так или иначе, мы что-то зарабатываем, вопрос только, больше или меньше. – До какой цены должна упасть планка, чтобы бы вы ушли в минус? – Я же не называю место, в котором нахожусь, а эта цифра зависит от рынка этого региона. * * * – Нефтяной бизнес сильно отличается футбольного? – В любом бизнесе главное выстроить модель. Везде есть человеческий фактор, везде есть задачи. В нефтянке – производственные, в футболе – достижения какие-то. Все равно не ты это выстраиваешь, ты организовываешь. Лучше не мешать, чем помогать. Наверное, в этом сейчас и задача Леонида Арнольдовича. Выбрать человека и не мешать ему. Главное, без родственников. У меня, например, было два опыта работы с родственниками. Все, больше никогда. Исключение – сын, с которым мне повезло. Но я сейчас вижу, что «Спартак» постепенно становится семейным бизнесом. В деле брат, в деле зять. Я точно не знаю, думаю, что зять играет ключевую роль в селекции. Но если результата нет, селекции нет, то надо что-то менять. А своих менять очень сложно, их лучше вообще не допускать.