В книжном шкафу библиотеки — гордости Московского Английского клуба — чудом сохранился один из томов воспоминаний Вигеля, изданных в Москве, в Университетской типографии, в 1865 году, через 9 лет после смерти автора.

О нём мы попросили рассказать старшего научного сотрудника Музея, хранителя экспозиции Надежду Гладышеву.
«У меня на временном ответственном хранении в 23 залах постоянной экспозиции и 11 выставочных залах находится около 5 тысяч экспонатов из разных музейных фондов. Это документы, фотографии, книги, предметы декоративно-прикладного искусства, живопись, графика, изделия из металла, в том числе и драгоценного, кости, а также посуда, одежда, мебель, оружие. И, безусловно, много ценных исторических вещей связано с Московским Английским клубом.
В великолепный дом «со львами на воротах» он «перешёл», как тогда говорили, в апреле 1831 года. В этом особняке Английский клуб находился до 1917 г. И для нас не может быть безразлична история общественного учреждения, с которым связаны имена людей, прославивших наше Отечество. Из поколения в поколение членами Английского клуба были представители знаменитых дворянских родов: учёные, политики, крупные сановники и государственные деятели, писатели, поэты. Пушкинские годы — эпоха расцвета Московского Английского клуба — время, когда он действительно играл видную общественную роль. Три поколения Пушкиных были его членами, а также родственники по линии жены поэта, друзья, коллеги.
Одним из ярких представителей близкого круга А. С. Пушкина был Филипп Филиппович Вигель — потомок обрусевших шведов, сын генерала. С перерывами служил в разных ведомствах министерств иностранных дел, внутренних дел, финансов. Действительный тайный советник. Приобрёл репутацию знатока литературы и театра. Убеждённый карамзинист. Был принят в литературное общество «Арзамас» (прозвище Ивиков Журавль — намёк на язвительные насмешки над противниками) и стал одним из активнейших его членов. Человек, чей ум, образованность и особенно остроумие отмечались всеми современниками. Приятельствовал с Жуковским и Пушкиным, Загоскиным и Погодиным, Гоголем и Хомяковым. При жизни не публиковался. Широкую литературную известность Ф. Ф. Вигель приобрёл как автор «Записок», написанных после отставки. Нередко пристрастные в оценке лиц и фактов, «Записки» Вигеля являются одним из важнейших источников по истории и жизни России и русского общества первой половины XIX столетия.
В 7-й части Х главы мемуаров Филипп Филиппович так описывает свои впечатления о посещении знаменитого элитарного заведения, членом которого он являлся долгие годы: «Московский Английский клуб есть место прелюбопытное для наблюдателя. Он есть представитель большой части московского общества, вкратце верное его изображение, его эссенция. Записные игроки суть корень клуба: они дают пищу его существованию, прочие же члены служат только для его красы, для его блеска. Почти все они люди достаточные, старые или молодые помещики, живущие в независимости, в беспечности, в бездействии; они не терпят никакого стеснения, не умеют ни к чему себя приневолить, даже к соблюдению самых простых, обыкновенных правил общежития. Член московского английского клуба! О, это существо совсем особого рода, не имеющее подобного ни в России, ни в других землях. Главною, отличительною чертою его характера есть уверенность в своём всеведении. Он с важностью будет рассуждать о предметах вовсе ему чуждых, незнакомых, без опасения высказать всё свое невежество. Он горячо станет спорить с врачом о медицине, с артистом о музыке, живописи, ваянии, с учёным о науке, которую тот преподаёт… Я почитаю это не столько следствием невежества, как весьма необдуманного самолюбия. Выслушав вас не совсем терпеливо, согласиться с вами значило бы в чём-нибудь да признать перед собою ваше превосходство… Удивительно, как всё это обходилось миролюбиво, без всякой взаимной досады… Хотя я не достиг тогда старости, хотя не был ещё и близок к ней, мне не нравилось также совершенное равенство, которое царствовало в клубе между стариками и молодыми...
Вестовщики, едуны составляли замечательнейшую, интереснейшую часть клубного сословия. Первые ежедневно угощали самыми неправдоподобными известиями, и им верили, их слушали, тогда как истина, всё дельное, рассудительное отвергалось с презрением. Последние были законодателями вкуса в отношении к кушанью и были весьма полезны… стол в английском клубе до днесь остался отличным. Что касается до прочих, то, право, лучше бы было их не слушать. Что за нелепости, что за сплетни! Шумим, братец, шумим, как сказано в комедии Грибоедова.
Меня можно спросить: да зачем же ты так часто бывал в таком месте? Да так. Я тогда не был ещё таким брюзгою, как ныне. Как голова, так и желудок мой всё переваривали. Я наслаждался в разговоре с умным и просвещенным человеком; мне бывало весело с людьми другого рода, меня забавляли их глупости, и я тайком любил над ними смеяться… Увы, как это время уже далеко! В клубе никаких мнений я не предлагал, ни чьих не оспаривал, оттого со всеми жил в ладу и даже имел счастье прослыть добрым и простым малым.
Да не подумают, однако же, что в клубе не было ни одного человека с примечательным умом. Напротив, их было довольно, но они посещали его реже и говорили мало. Обыкновенно их можно было находить в газетной комнате…».
На протяжении 20-летнего знакомства Ф. Ф. Вигеля и А. С. Пушкина связывали уважительные, приязненные отношения. Особенно часто они встречались во время южной ссылки и в конце жизни поэта. Вигелем были подготовлены две статьи для литературного журнала «Современник», издаваемого Пушкиным, но они не были пропущены в печать цензурой. И мне представляется очень важной и ценной характеристика, которую дал пристрастный, наблюдательный и часто язвительный автор «Записок» нашему первому и любимому поэту (5-я часть, глава IV):
«Его хвалили, бранили, превозносили, ругали. Жестоко нападая на проказы его молодости, сами завистники не смели отказывать ему в таланте; другие искренно дивились его чудным стихам, но немногим открыто было то, что в нём было, если возможно, ещё совершеннее, — его всепостигающий ум и высокие чувства прекрасной души его»».