Мы живем в России.

Так почему на улицах наших городов, даже в сибирской глубинке, мы видим "Open", "Welcome" и "Sale"? Почему названия кафе и магазинов коверкают латиницей — "блинstreet", "шашлыкоff"?
Это не «мелочи» и не «просто бизнес». Это элемент гибридной войны.
Как говорил Михаил Задорнов, слово приходит в язык вместе с явлением. И вот что интересно: какие «явления» пришли к нам с Запада? «Бандит», «хулиган», «киллер», «рэкет», «олигарх», «офшор».
После развала СССР мы, как классическая колония, унизительно переименовали свои должности на западный лад: «президент», «мэр», «премьер-министр». (Вспомните, на оккупированных территориях немцы тоже вводили свои названия — «бургомистр»).
Существует мнение, что это «лингвистическая геополитика». Ее цель — вытеснить русский язык и изменить наш менталитет. Приучить нас к тому, что мы не являемся суверенным государством.
Как считают эксперты, когда в московском метро дублируют названия на английском — это не «забота о туристах» (в Париже такого нет), а «размывание суверенитета».
Такое есть в Германии — стране, потерпевшей поражение во Второй мировой. Нам сознательно навязывают психологию побежденной, колониальной страны.
«Язык — это душа народа». Через него мы воспринимаем образы и мысли. Когда мы сами начинаем говорить «окей» (вместо «хорошо»), «лайк» (вместо «нравится»), «гаджет» (вместо «устройство»), мы добровольно демонстрируем предательство по отношению к родной речи. Мы показываем, что презираем свое и преклоняемся перед чужим.
Эта атака идет не только на язык, но и на культуру в целом:
На свадьбах мы танцуем что угодно, но не русские народные танцы (хотя другие народы России своих корней не стесняются).
Мы едим «пиццу» и «суши», а наша родная русская кухня не популяризируется.
Это происходит потому, что мы сами позволяем чужому вытеснять наше. И если мы не проснемся, мы просто потеряем свою самобытность и связь с предками.