САВЕЛИЙ

Николаю дочка Маркела была очень благодарна за то, что он взялся учить её грамоте, а вот красивое лицо Савелия проникло в её сознание намного глубже.
И дело было вовсе не в том, что фактически парень её спас.
Хотя и данный поступок сыграл немаловажную роль в зарождении чувства большего, чем обыкновенная симпатия.
Этот кареглазый юноша с темно-каштановыми волосами вызвал в ней настоящую бурю эмоций.
Даже вечером засыпая, девушка теперь думала только о нем.
А в самый разгар дневных работ по хозяйству при одном воспоминании о Савелии сердечко вдруг начинало взволнованно биться и Оня забывала обо всем на свете, вызывая подозрительные взгляды матери.
Но не надо сбрасывать со счета того, что Сава был тем парнем, которому она подарила свой первый поцелуй.
Девушки это не забывают никогда…
В понедельник Оня с нетерпением поглядывала на ходики, дожидаясь желанного момента, когда мать закончить поить скотину и приляжет на кровать немного вздремнуть.
Как только та устало прикрыла глаза, девушка на цыпочках вышла из комнаты и, для отвода глаз взяв в руки корзинку, вприпрыжку помчалась на речку.
Конечно, у неё внутри шевелился крохотный червячок сомнения, слишком уж «вольготно» вел себя горбуновский парень, но красота, как известно, такое человеческое качество, перед которым трудно избежать соблазна. Это может сделать только очень решительный человек, но откуда взять силу воли шестнадцатилетней девушке, выросшей в одиночестве на безлюдном хуторе?
Как-то мимолётом слышала девушка от отца интересную фразу: миром правит красота. В тот момент Оня не приняла всерьёз отцовские слова. Правит, ну и пусть себе правит. Но вчера вечером, когда она прежде, чем уснуть, пыталась отогнать от себя постоянные мысли о Саве, а воспоминания прошедшей встречи сплошным цветочным потоком вновь и вновь будоражили её сознание, юная красавица не на шутку встревожилась.
Неужели к ней пришло чувство называемое любовью?
Оня сразу поняла, от этого парня её уже не уйти, не убежать, не скрыться.
Никакими запретами отца или матери его из сердца уже не вырвать….
Савелия долго ждать не пришлось.
– Привет, майская ночь!
– Почему? – подняла свои изящные брови хуторская красавица.
– Ну, или утопленница!
Оня обиженно надула губки. Вот так встреча! Она не ожидала от парня таких неприятных слов.
– Савелий, если ты дальше меня будешь оскорблять, я могу уйти. Я же не по своей воле в воду упала.
– Что ты, Оньша! Разве ты не читала повесть Гоголя « Майская ночь или утопленница»? Я в прошлом году читал, в этой книге, между прочим, говорится точно про такую же красавицу, как ты. Но, надо признать, книжная героиня тебе даже в подмётки не годится. Ты в тысячу раз краше и лучше.
Какой девушке не льстят подобные слова?
Оня сделала слабую попытку улыбнуться:
– Нет, не читала, – ей было неприятно сознаться, что читать и писать она до сих пор не научилась…
– Отец твой вернулся?
– Почему ты об этом меня спрашиваешь? Обещал через две недели.
– А это я к тому, что надо бы сватов присылать.
– Каких ещё сватов?
– Оня, ты мне нравишься, и я без тебя не мыслю свою дальнейшую жизнь! – выпалил Сава.
Оня опешила.
Такого поворота событий она не ожидала. Девушка даже рассердилась.
– Ты что, сегодня с луны свалился? Сказал, как в лужу пукнул! Может, я за тебя вовсе не хочу. Да и рано мне…
Оня состроила на личике равнодушную мину, хотя то, что сказал Савелий, ни в какие рамки не укладывалось.
Естественно, она хотела встречаться с парнем, а в последствии может и выйти за него замуж, но не так же быстро.
Каждая девушка хочет этого, но в то же время каждая мечтает, чтобы за ней поухаживали.
И чем дольше, тем лучше.
– А за кого ты хочешь выйти? – с наивным прямолинейным упорством продолжал Савелий высказывать свои скороспелые мысли.
– Ни за кого! Маманя, чем только не бита. И кнутом, и палкой, и поленом…
– Оня я вполне серьёзно…
– И я тоже. У вас парней на языке мёд, а токо женитесь, превращаетесь в лёд.
– Да тебя, такую… такую нежную красивую тонкую как березка, даже пальцем не трону. Клянусь! Бог тому свидетель.
– Маманя мне всегда твердит: не верь молодым парням – обманут. Им бы, говорит, обещаниями девки добиться, а потом, хоть трава не расти.
– Оньша, но я же к тебе по-христиански, по православному. Сватов…
– Савша, разговор окончен! – Оне с трудом дались эти строгие слова.
– Я тебе, чего пожелаешь, могу отдать, самое драгоценное: небо, солнце, эту прекрасную речку, даже вон ту гору, которая называется Липовой…
– Ага! Ты хочешь, чтобы и любовь была липовой. Давай, прекратим этот напрасный разговор. Лучше расскажи что-нибудь интересное. А то отдавать то, что тебе не принадлежит очень легко. Только обман всё это. И, пожалуйста, не начинай мне говорить о сватах. Лучше расскажи что-нибудь интересное.
– Ладно, я могу рассказать тебе историю, которую ещё дедушка мне поведал.
– Вот это другое дело! – обрадовалась Оня.
Настойчивость красивого парня уже начинала её немного пугать.
Беспокойные мысли начали больше и больше охватывать Оню.
…Дело в том, что мать не зря определила девушку в «старики». Как уже упоминалось, она ходила вместе с матерью на молебны, устраиваемые в деревнях по случаю смерти или рождения сельчан.
Строгая родительница всерьёз готовила дочь к посвящению в кержацкие монашки. Она надеялась и мечтала, что именно такой непорочный ангелочек, как её единственная дочь, может прислуживать Богу.
Даже на редкое ворчание мужа по этому поводу, она не обращала никакого внимания.
Маркел не был таким набожным христианином, как Настасья. Но он помалкивал, чтобы избегать ненужных столкновений с женой. Про себя мужик размышлял так: «Скачет баба задом и передом, а дело идёт своим чередом».
Придет время и выдаст он свою Оню за хорошего парня, которого подыщет ей лично сам.
Пусть пока исполняются дурацкие Настасьины «закидоны».
Причина жалеть свою супругу имелась: она никак не могла забеременеть и родить ему сына. Говорят в деревне: один сын – нет сына, два сына – полсына, и только три сына – полный сын. Однако Бог ему послал только одну дочь. Видать, сам он сильно прогневи Господа. В результате, сколько Маркел не таскал Настасью за волосы, сколько не бил, а наследника так и не выколотил.
В конце концов, он смирился и перестал упрекать жену…
…Между тем Оня и Савелий медленно пошли вдоль Ольховки.
Молодой человек принялся рассказывать историю, услышанную ещё в детстве:
– Это случилось в те стародавние времена, когда наши кержаки только-только принялись осваивать уральские земли. А здесь раньше еловые да пихтовые леса стояли, можно сказать, стеной. И в Трошину гарь, да и во все здешние елани, можно сказать, не ступала нога человеческая. Вот.… Немного лет спустя прибыл сюда со своими казаками один пугачевский воевода, которого звали Петька Горб. Не известно, горбатым был он или нет, но говорят, что деревня Горбуны названа по его фамилии. Правда, наши старики утверждают иное, мол, первоначально поселилась тут семья кержаков с такой фамилией, кстати, Горбуновых у нас в деревне и нынче много. Вот…Ну и этот воевода, а может и не воевода, просто атаман какой-нибудь, решил скрыться в нашей глухомани от преследования царских войск. А жила в нашей деревне одна симпатичная девушка. Ну, вроде тебя. Этот воевода или атаман возьми и влюбись в нашу Агашу. Так звали красавицу. Вот… На свадьбе пугачевский сподвижник подарил Агаше перстень красоты неслыханной, а стоил тот перстень, наверное, полцарства. Говорят, что его носила сама дагестанская принцесса или царица. Вот… Глупой Агаше прижать бы хвост и не оказываться на людях. Но она вздумала с этим перстнем однажды пройтись по деревне. Уж как ругал Петька Горб свою глупую-преглупую жену, как не материл, до нас, конечно, это не дошло. Вот.… Но Петька Горб сразу догадался о грозящей опасности и решил убраться из деревни восвояси. Построил хитрый атаман на склоне горы Липовой рядом с непроходимым болотом что-то вроде скита или укрепления. С одной стороны гора стеной с другой топь. Думал атаман, что туда никто не доберется. Но болото в жаркий год почти высохло. Между прочим, говорят, на макушке горы когда-то старая липа росла. Поэтому сейчас и называют гору Липовой. Через определённое время дошло до властей, что в наших лесах скрывается беглый атаман. Сюда послали большое количество солдат, которые зимой приступом взяли эту заставу, а саму постройку сожгли. Место пожарища, где она стояла, долго звали Агашиной гарью. Но с годами здесь снова всё лесом поросло. Вот…
– А что стало с Агашей?
– Погоди, я самое главное не рассказал. Говорят, что перед нападением Петька Горб зарыл свои награбленные у помещиков сокровища где-то в лесу. Потом люди долго искали клад, но всё бесполезно. Сейчас это людьми воспринимается не иначе, как сказка…
– А Агаша?
– Что Агаша? Сгорела она вместе с Петькой во время пожара.
– Савелий, зачем мне нужно было рассказывать такую неприятную историю? Жалко эту Агашу до слез.
– Оня, ну не стоит переживать. Может и взаправду выдумка это. Небылица.
– Все равно жалко.
– В нашей деревне все бабушки знают это предание про клад возле Липовой горы.
– А почему кривашевские парни называют эту гору Ханской?
– Откуда мне знать? Мы с кривашевскими парнями не якшаемся.
Савелий замолчал, а Оня невольно залюбовалась молодым человеком, который так походил на русского богатыря изображённого на почтовой открытке, что ей купил отец в райцентре.
Только Сава был слишком худощав и бледен.
Хотя эта бледность придавала ему неповторимую привлекательность.
– Ой, совсем забыла! – воскликнула Оня. – Мне ещё вечор маманя наказала нарвать клоповник. Хорошо, что я корзинку с собой взяла.
– Что за клоповник?
– Да трава такая на нашенских лугах растёт. С мелкими жёлтыми цветочками.
– Купавка что ли?
– .Да ты, видать, вовсе в травах ничегошеньки не петришь!
– Можно подумать, что в них сложный механизм заключен. Просто не хочу голову забивать.
– Не надо зря лялякать. Лучше бы подсобил траву рвать. Клопы одолели, невозможно спать стало. На полу приходится ночевать.
– Мой отец чем-то вонючим плинтуса обработал.
– Ну и как?
– Клопы этой дряни наелись и ушли на Ольховку воду пить. Теперь в избе как в мехмастерских на маслозаводе.
– Я серьёзно, а ты как всегда…
Непринуждённо болтая, молодые люди принялись рвать траву.
– Видишь, когда люди влюбляются, как этот самый Петька Горб, им не жалко дарить любимым самое дорогое, что они имеют, – как бы невзначай промолвила Оня.
– Так я тоже, на всё готов.
– Ну да! И солнце, и луну, и звезды. Это я уже слышала.
– Онечка, если бы у меня были бриллианты, неужто я бы зажилил? И зачем тебе они здесь, в нашем Кержакистане? Это же, ведь, не Персия или Дагестан, а всего лишь столица кержацкого края.
Оня весело рассмеялась:
– Вот видишь, ты уже пошел на попятую. Жалко тебе стало драгоценных камней, которых у тебя нет. А что будет, когда вдруг случайно появятся эти бриллианты?
– Перестань надо мной смеяться, ты все время меня пытаешься заболтать, отлично зная, что я так не поступлю.
– Всё! Корзинка полная, и пора мне домой.
– Онечка, через неделю я тебя буду ждать на этом самом месте. Договорились?
НИКОЛАЙ
Второй урок привел Николая в необыкновенный восторг.
Оня уже могла читать букварь по слогам и уже для человека, никогда не бравшего в руки никакую книжку, достаточно быстро.
– Если так дело пойдет, – весело заключил Николай, – на следующий раз я тебе принесу все книжки, которые мне дали в райцентре.
– Маманя мне уши оборвёт, если увидит хошь одну. У нас, у кержаков неприлично мирские байки читать.
– Ну и темнотища. Словно мы в древнем мире живем. Ты, наверное, из мирской кружки воду не пьёшь? Пока её калёной клюкой не прокалишь.
– Конечно!
– Господи! И это в нашу эпоху, когда прошла Великая октябрьская революция, когда в деревнях создаём колхозы.… В эпоху, когда люди покоряют океаны и небеса. Помнишь, в прошлом году над нашими деревнями впервые пролетел самолёт?
– Как не помнить! Маманя в ужасе была. Говорит, сатана пролетал по небу.
– Что тут сказать? Темнота есть темнота. Как с такой темнотой людей в колхозы сгонять? Я вот хочу летчиком стать, тоже в поднебесье летать. Птицей. Я бы точно определил, есть там Бог или нет.
– Куда он денется Бог-то?
– Да вот загвоздка, – сказал Николай, не обращая внимания на слова Они, – кто у нас учить водительству будет, когда ни одной машины, ни одного трактора в деревнях нет?
– .Я бы тоже хотела выучиться на шофера. А то, честно признаюсь, надоело за маманей, точно хвост таскаться.
– Молодец, Оня! В правильном направлении мыслишь. Скоро говорят, будут у нас проводить индустриализацию. В городах, может, она уже началась, эта индустриализация.
– Чего-чего?
– Индустриализация…
– Кто проводить-то её будет? Три индуса что ли?
– Темнота. Ни одного светлого лучика! Райком будет проводить.
– Как это райком? Да Всевышнему на вашу эту… дуст… дустриализацию наплевать!
– Райком вовсе не связан с раем. Это районный комитет ВКПб. Короче, коммунисты.
– Свят, свят, свят! – три раза перекрестилась Оня. – Батяня говорит, что все крестьянские беды от этих коммунистов.
– Отстала ты Оня от жизни. Вон даже и крестишься двумя пальцами.
– Не пальцами, а перстами.
– Ну и деревня! Вот к какой беспросветной темноте приводит хуторная система. Кто вас по одиночке учить-то станет? Вот и культурную революцию с таким сознанием как у тебя, мы можем провалить.
– Кольша, что опять вы хотите революцию делать? Опять люди друг друга убивать примутся?
– Знаешь, вся жизнь – борьба. Только эта революция – мирная. Будем сражаться с безграмотностью! Но сначала надо ликвидировать вас, как класс кулачества.
– Да мой батяня и в школу-то не ходит.
– Не про школьные классы речь идет. Я, конечно, уважаю твоего отца. Мужик он, конечно, крепкий. Но знаешь, как крестьяне его называют?
– Как?
– Веслом!
– Почему? – удивилась Оня.
– А ты не знаешь как будто? Потому что под себя всё гребет. Впрочем, я бы его назвал лопастью.
– Скажешь тоже! А почему лопастью?
– Лопасть – самая загребущая часть весла.
Оня сердито поджала сочные губки, и даже щечки её от искреннего негодования вспыхнули алым огнем.
Николай вдруг подумал: «Такой раскрасавице не надо их даже натирать свеклой».
Установилось молчание. Видимо, до молодого человека дошло, что, ведя подобные разговоры, он никогда не завоюет сердце юной хуторянки.
И юноша неожиданно спросил:
– Каким чудодейственным мылом ты моешь свои волосы? Они пахнут так, что от весьма приятного аромата у меня кружится голова.
– Меня маманя научила лесной травой мыть, – уже примирительно произнесла Оня.
– Интересно, где такая произрастает?
– Я правильного названья травы не знаю. Но маманя говорит, что это – лисичкины лапки. Корешки этой травы действительно на лапки похожи. Будем мимо проходить, я тебе обязательно покажу.
– А давай в следующий раз сходим на Ханскую гору?
– Нет, я не могу. Маманя хватится. Волосы повыдёргивает. Туда идти часа полтора да обратно столько же, – огорченно сказала Оня. – В Горбунах эту гору называют Липовой.
– Какая разница? Не в названии дело, главное там очень интересно.
– Я уже слышала историю про то, как там пугачевский воевода клад зарыл. Среди сокровищ есть перстень, который носила одна персидская царица.
Вот бы его найти! Может, он счастье приносит?
– Ерунда всё! Бабушкины сказки, – твердо и уверенно заявил Николай. – Если хочешь знать, дело происходило совсем по-другому.
– А ты-то откуда знаешь?
– Нам учитель в серафимовской школе объяснял.
– Расскажи! – с огромным любопытством попросила Оня.
Девушка уже слышала историю про перстень из уст Савелия, теперь её захотелось узнать, что расскажет Николай.
Парня долго просить не пришлось:
– Было это ещё во времена татарщины.
– Когда полчища татарского хана Батыя на Русь напали?
– Правильно! Он распорядился во всех завоёванных землях крепости построить. Одна такая застава или крепость появилась на склоне здешней горы. Отсюда и название пошло – гора Ханская. Там до сих пор заметны каменные развалины. Когда пойдем на гору, я их тебе обязательно покажу. Кстати, там есть малинники на вырубках и гарях. Когда малина поспеет, может, пойдем за ней? Там, кстати, наша картонная фабрика заготовляет лес. Отсюда и вырубки появились.
– Неужто возили оттудова? Почти за десять километров…
– Не оттудова, а оттуда. Учу тебя, учу. Все равно говоришь, как обычная деревенская староверка.
– А я и есть староверка!
– Вот это да! Тебе-то сколько лет? Поди не шестьдесят, а шестнадцать.
– Мы – из кержаков! – пояснила девушка.
– Знаю, знаю. Но Маркел Кухаренко, вроде с Украины?
– Национальность по мамане считается.
– Кержаки вовсе не национальность. Просто принято среди людей
нашу местность иронически называть Кержакистаном. На самом деле это религия такая. У нас в деревне тоже почти все кержаки. Православных раз два и обчелся: наша семья Тюляндиных да еще семья Петровых, они тоже православные. Да и то моя мамка – кержанка.
– Значит, ты тоже кержак!
– Считай, как знаешь. Мне все равно. Я – атеист!
– Это кто ещё такой? То, говорят, ты – комсомолец, то, теперь, – атеист.
Сразу не поймешь.
– Тут и понимать нечего! Иными словами я – не православный!
– Батяня недавно сказывал, что в райцентре православную церковь хотят закрыть.
– А тебе, Оня, чего обеспокоиться? У вас же церквей нет. Но ихнюю обязательно закроют! Поп открыто заявляет, что христианам в колхозы объединяться есть великий грех. На днях его уже забрали. Не суй нос в чужой вопрос.
– Куда забрали-то?
– Темень! На кудыкину гору. Чекисты забрали. Сначала в милицию, а после в тюрьму.
– Нам, староверам, конечно, ваш поп не указ. Видать, господь Бог православных наказывает…. За то, что они кержаков прогнали со своих исконных земель. Маманя говорит, что ваш патриарх Никон в те поры продал Иисуса Христа, что его, мол, сам дьявол ниспослал….
– Я в ваших религиозных делах – ни бельмес. Одно твердо знаю: религия есть опиум для простого трудового народа. Ваша вера – самый настоящий обман. Честно, честно…
– Разве можно так говорить!? Я уже тебе сказывала: без веры жить нельзя. Человек прямо обязан верить. Сначала вера, потом надежда, а потом уж и сама любовь, – сказала Оня и почему-то густо покраснела.
Чем дольше они вели разговор, тем больше Николаю нравился тихий и спокойный голосок девушки.
Он даже подумал: «Её ласковый и мягкий говор похож на бархатное журчание ручья. Можно слушать целую вечность и не надоест».
А Оня вдруг, словно опомнившись отчего то не слишком приятного, сердито промолвила:
– Кольша, хватит мне про какой-то опиум талдычить! Говори уж скорей, что там на Ханской горе случилось?
На самом деле такой тон её нужен был для того, чтобы справиться с собой. « Второй раз покраснеть во время встречи, причем, ни с того ни с сего, это уж слишком!» – в сердцах подумала девушка.
Впрочем, Николай не заметил её состояния и обыденным голосом продолжил:
–Что там случилось? Ничего не случилось. Татарский хан на склоне горы построил крепость. Прозывается по ихнему сарай. Отсюда произошло название деревни Араи на другой стороне склона.
– А про сокровища? Что с сокровищами-то сталось?
– Ах, да! Говорят, у ханши были несметные количества украшений. Среди них перстень красоты неописуемой. Сокровища стали передаваться из поколения в поколение. Когда русские войска начали вытеснять татарские орды, одна из последних владелиц этих драгоценностей спрятала всё в подземелье…
– В каком ещё подземелье?
– Под крепостью, говорят, имеются предлинные поземные ходы. Они образовались, когда во время её строительства рабочие брали из-под земли известняк.
– Зачем он был им нужен?
– Как зачем? Он – сравнительно мягкий строительный материал.. Татары нарезали известняк в виде кирпичей и клали из них стены. Там есть развалины и эти кирпичные камни, говорят, до сих пор можно разглядеть. Как я уже упоминал, особую ценность представлял перстень. Много охотников пыталось его разыскать, но клад был так искусно запрятан, что люди уходил в подземелье и обратно уже не возвращались.
– Да, интересная история. На сказку похожа, – задумчиво промолвила красавица Оня.
– Скорей всего это и есть сказка. Кто знает, что там на самом деле происходило сотни лет назад. Но что под землей находятся ходы, или, как нам учитель Сергей Семеныч рассказывал, катакомбы – сущая правда. Он врать не станет. Ведь, при революции наш учитель служил под началом героического командарма товарища Ворошилова…