Продолжение повести о Белкине

Гробовщик
Когда тебе двадцать шестой год и ты ещё не замужем, то это что-нибудь означает. Или ты – полная идиотка, или у тебя целый набор различных комплексов. Так или иначе, налицо полная перспектива навсегда остаться гордой и заносчивой холостячкой.
Хотя с какой стороны посмотреть на существующую, в основном женскую, проблему.
Нельзя твердо и убеждённо сказать, что жизнь одинокой старой девы не для тебя, что она пугает твой разум однобокой зацикленностью.
Но уж лучше просидеть всю жизнь монашкой в ухоженной современной келье, чем притащить в неё какого-нибудь завалящего недоразвитого пропойцу-прощелыгу и всю оставшуюся жизнь мучиться с ним, проклиная свой недоразвитый характер.
Жизнь старой девы опаснее инфекционной болезни. Зараза излечивается, а куда деться с напрасно потраченными годами? Их в полиэтиленовом пакете на помойку не выкинешь. Такое даже острым ножом со своей судьбы не соскребешь…
Почему я постоянно думаю об этой с виду незаметной серенькой личности
с посредственными серенькими глазками? Что я нашла в ней привлекательного? Неужто какой-то серый кардинал манипулировать моими чувствами.
А может быть, он на самом деле является простым скромным молодым человеком, не претендующим на сверхзаумную тенденциозность к авантюризму? Тогда почему именно в моей квартире произошла трагедия, несомненно, связанная с его появлением?
Если только Герман, то есть Михаил, не имеет прямого отношения к происшедшему, то, значит, кто-то очень хочет сделать его соучастником преступления.
Сейчас в милиции сидят такие твердолобые спецы, которые ради собственного спокойствия, любого запрут в тюремную камеру. Им бы лишь освободиться от незакрытых уголовных дел! После долгих и упорных размышлений я прихожу к выводу: Михаил нуждается в моей поддержке. Не мог, в принципе, бесхитростный и скромный человек совершить противоестественный подлый проступок. Если у человека постоянно светится в глазах нежный огонек доброты, то он неспособен творить зло любому другому существу, даже дикому зверю.
А я?
Неужели я стала такой бессердечной и упертой, чтобы не разобраться в истине?
В конце концов, мне удаётся сделать две глупости.
Первая – иду в отпуск в конце марта, когда на улице сплошная туманная мракота. Вторая – берусь хоть как-то помочь Михаилу, без всякого сомнения попавшего в беду.
Первый отпускной день я валяюсь на диване почти до обеда. Тщательно ещё раз пытаюсь проанализировать события самого скверного дня в моей жизни.
Итак, Михаил пришел в мою квартиру примерно за час до окончания моей работы, потому что он позвонил мне в библиотеку сразу после беседы с дирекцией завода.
Это время я запомнила достаточно хорошо: следом за звонком Михаила нас загнали в актовый зал на встречу с каким-то кандидатом в депутаты, весьма невзрачным чиновником из городского совета. До квартиры Михаил добирался примерно минут тридцать-сорок, не меньше и не больше.
Наша встреча с кандидатом закончилась довольно быстро. Около четырёх часов. И практически сразу я отправилась домой.
Поскольку в обеденный перерыв я ничего сверхъестественного не обнаружила, следовательно, убийство произошло в пределах от часу дня до четырех часов.
Работники милиции тщательно проверяли моё алиби. Смешно даже – куда уйдешь из библиотеки, хотя бы на полчаса. Из-за пяти минут сотрудники хай на весь мир поднимают. В принципе, попытаться можно, но потом тебя студенты по листочкам раздерут, как учебную литературу…
Современным бандитам открыть двери в мою квартиру – раз плюнуть… Они могут всё сделать, чтобы подвести Михаила под статью уголовного законодательства.
Но только опять же огромный вопрос. Почему эпицентром событий была избрана моя квартира? Почему меня приплели к этому ужасному преступлению?
Поразмыслив ещё немного, я прихожу к единственному выводу: простая библиотекарша никому не нужна. Кто будет связываться с перезрелой девушкой, обходящей за сто верст все увеселительные заведения Керчи. Тем более ни разу не посетившей ни одну дискотеку.
Нет, естественно, я не вхожу в планы тех крутых парней, которые являются «в келью одинокой монашки», чтобы убить в ней какого-то журналиста не слишком известной симферопольской газетенки.
Впрочем, насчет корреспондента «Таврических ведомостей» я не права. Сейчас столько гибнет людей причастных к средствам массовой информации, просто ужас.
Каждый день по телевизору показывают чью-то смерть. Может быть, бандиты убили Владимира, сунувшего свой длинный нос в их делишки, совсем в другом месте и решили скомпрометировать Михаила?
Да, так оно и есть!
Крайним оказался Михаил. Я им – до лампочки. Чтобы бросить тень на него, бандиты произвели фарс с похищением трупа.
Существует ли возможность помочь молодому человеку?
Мне до боли в сердце жаль испуганного Михаила Белкина, загнанным диким зверьком ворвавшегося в нашу библиотеку. И я решаюсь начать своё собственное расследование…
Сначала захожу к соседям.
В трехкомнатной квартире живет семья из четырех человек. Но меня интересует семидесятисемилетняя старушка Дарья Павловна.
Умоляюще прошу парализованную бабку вспомнить день, когда я, словно сумасшедшая, ломилась в их дверь, чтобы позвать на помощь её внука – стокилограммового балбеса, в этом году заканчивающего школу. Если бабка смогла открыть дверь, если бы шалопай оказался дома, то, может быть, всё было по-другому. Потом, не достучавшись до соседей, когда я, высунув язык, оббегала полдома, труп загадочным образом испарился.
Итак, день поистине обернулся кошмаром.
Во-первых, загадочная смерть Владимира.
Во-вторых, внезапное исчезновение Германа, то есть Михаила.
В-третьих, непонятная депортация трупа.
То, что бедолага Белкин заходил ко мне, не вызывает сомнения. Даже свои покупки не прихватил с собой. Хорошо, что ещё ключи догадался кинуть в почтовый ящик. Однако, любое предательство намного страшнее смерти, наверное, простить его подленькое бегство я никогда не смогу…
– Дарья Павловна, – трогаю я старушку за плечо, после того как заспанный центнер мяса пропускает меня к ней, – вспомните, пожалуйста, день, когда я не смогла до вас достучаться…
– Как не вспомнить, милая, – прерывает меня старушка, – ты сперва звонила, потом оглушительно барабанила по дверям. А я, как говорится, почти не транспортабельная, С кровати в тот день милая никак не могла сползти, не то, что встать. Теперь даже в инвалидную коляску часами переваливаюсь. Сил совсем нет. Видать скоро тот свет насовсем уже переберусь. Лишь бы Бог забрал…
– Что вы, Дарья Павловна, как можно такое говорить? Вам жить да жить, а вы на небеса захотели.
– Отжила я, Ренатушка, своё. Не хочу быть обузой ни сыну, ни его жене, ни внуку. Отравили бы чем-нибудь…
Старушка замолчала. По её пергаментной щеке поползла капелька влаги. Она смахнула слезу коричневой ладошкой, виновато улыбнулась и вдруг заговорила бодрым звонким голосом:
– Никого не было, дети на работе. Егорка дома не сидит. Ушел к одноклассникам, скучно ему с парализованной старушенцией.… И тут ты со своей бедой…
– Не переживайте, бабушка, я соседку с девятого этажа позвала.
– Милая, объясни ладом, в чем дело-то? Меня милиционер уже спрашивал. Но что я скажу, вон какая стала – чурбан да и только. Как в песне поётся: «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу».
– Так вы, бабушка, точно ничего подозрительного не слышали?
– Точно, милая, ни единого выстрела! Страсти Господни! Как ты теперь, милая, одна-то живешь?
– Дарья Павловна, отец железную дверь поставил. Связка ключей теперь полпуда весит.… Ну, до свидания бабушка, спасибо и за такую информацию.
– За что спасибо-то? Постой, выстрел я, конечно, не слыхала, а вот, как двери открывались, чуяла. Слышу-то я, между прочим, хорошо и вижу – тоже. Как ты домой заходила и выходила, слышно было хорошо. Только ты, видать, много раньше, чем обычно, домой-то пришла.
– Когда, в какое время? Вы об этом никому не говорили?
– Да и никто, милая, меня и не спрашивал. Моя койка, милая, видишь, супротив твоих дверей находится. Каждый стук по сердцу отдаётся. Потому и, помнишь, просила тебя открывать их с осторожностью.
– Но, Дарья Павловна, я, ведь, всегда словно мышка…
– Знаю, знаю, милая, поэтому тебя не обвиняю. Но мало ли из-за чего могут из себя вывести, теперь такая жизнь…
– Время, бабушка? Время вы не упомните?
– Да разве я вовсе из ума выжила? Глянь на часы, что на стенке-то! Сынок в подарок повесил. Так они бьют почище твоей двери. Спасу нет Хорошо, что вместо нервов у меня, видать, железные провода остались. Ну, вот. Первый раз домой ты пришла полчетвертого. Как раз я в это время седуксен да этот… пира… пирацетам принимаю. Язык сломаешь, прежде чем выговоришь.
– Погодите, Дарья Павловна, вы не ошибаетесь? Работа у меня в четыре заканчивается.
– Закрутилась ты, милая, в тот день. Видать, сильно закрутилась. От того и запамятовала. А у меня, видишь, какие ходики – во всю стену. Блестят, аж глаза режет, один ремешок висит на полметра. Через полчаса я принялась другое лекарство пить, по телевизору рекламируют. Сын купил – сплошная напраслина, не помогает. Дурят нас, а мы верим.… Ой, Ренатушка, а ведь, взаправду, это не ты была. Точно к тебе бандюги заходили. Раза два или четыре дверь хлопала. Стены даже дрожали. Я ненароком подумала, что упадет подарок сынов-то, снова останусь без часов… Они это! Истинный крест они. Кто ещё, как не бандиты, может дверями хлопать? Ведь, не станешь ты зря баздарахать. Как это я, дубина старая, сразу не догадалась? Что же я милиционеру сразу-то не сказала?…
После разговора со старушкой вопросов у меня не убавилось, но одно обстоятельство я устанавливаю достаточно верно: время убийства или появления трупа в моей квартире.
Теперь моя следующая задача – поехать в Симферополь и постараться узнать как можно больше сведений об убитом журналисте из «Таврических ведомостей».
Несмотря на огромную занятость: идет интенсивная предвыборная газетная перестрелка, я застаю редактора на своём рабочем месте.
– Чем могу быть полезной? – вежливо обращается ко мне синеглазая блондинка средних лет. – Ваш визит, конечно, связан с выборами?
– Нет, я по другому вопросу.
Заинтересованность в больших коровьих глазах женщины падает с быстротой молнии, но учтивая улыбка на лице пока сохраняется.
– Слушаю вас, только, пожалуйста, цените моё время.
– Мне бы хотелось узнать некоторые подробности о вашем журналисте.
Улыбка на лице редактора заменяется выражением похожим на неприступную китайскую стену.
– Кто вы такая? Представьтесь, пожалуйста!
– Это сугубо личное дело. Меня интересует Владимир.
На китайской стене вырисовываются твердость и недоумение:
– О своих сотрудниках мы никаких справок не даём. Впрочем, в нашей редакции мужчины никогда не работали и не работают…
Боже мой, кажется, чем больше я вникаю в происходящее, тем больше неясностей возникает на пути моего сумасбродного расследования. Чувствую, как желание помочь Белкину постепенно рассеивается, словно дым. Слишком уж оно становится не реальным и не выполнимым.
Однако, переночевав в гостинице «Украина», я первым автобусом уперто отправляюсь в Северокрымск.
Естественно, мысли о несчастном Михаиле, попавшем в передрязги, меня не покидают, но в первую очередь мне хочется побывать у подружки, известной мне по Таврическому национальному университету.
Она по образованию юрист, а я училась на филологическом факультете у известного крымского профессора Николая Кобзева. Кстати, Света уже неоднократно приглашала меня в Северокрымск, в городской прокуратуре которого она стала трудиться сразу после выпуска.
И вот, я вознамерилась сразу убить двух зайцев: найти Михаила Белкина и поговорить с ним, какую конкретную помощь он хочет получить, а также навестить Свету, которую не видела несколько лет.
Но неулыбчивая фортуна снова поворачивается ко мне неприличным местом.
В местной милиции доходчиво объясняют, что встреча с Белкиным исключается в интересах следствия, а в прокуратуре меня ждет очередной казус: Светлана находится в командировке. И, если вдруг случайно повезет, вернется завтра.
Всё же я зря горько обижаюсь на судьбу, она меня сталкивает с человеком, который хорошо знает мою подругу.
Он учтив, приятен и лысоват, то есть вполне соответствует облику провинциального следователя. Его манера, сразу располагать к себе людей, срабатывает непрекословно и после двух-трех ненавязчивых наводящих вопросов мне приходится выложить ему причину моего приезда.
Я ближе знакомлюсь с педантичным мужчиной, которого зовут Ильёй Борисовичем, и он, напомнив мне, что выполняет это ради Светланы Александровны, весьма им уважаемой сотрудницы, охотно делится со мной «некоторыми соображениями».
– Да, Рената. Я знаю Белкина. Точнее, уже довольно хорошо изучил, чтобы дать о нем полную справедливую характеристику. Но вам скажу одно: посидит с месяц в камере предварительного заключения – расколется. Хлюпик он, ваш знакомый.
– А если Михаил невиновен?
– Голубушка, люди такого склада на моём пути встречаются не впервые. За двадцать лет работы в органах, нет, вру – скоро будет двадцать один, научился даже камни насквозь просматривать. А на поверхности каждая зазубринка о чем-то может поведать. Гранит раскалывается, а этот интеллигентик, как вода, куда захочешь, потечет.
– У меня есть одна знакомая старушка…
– Погодите, Рената, – прерывает меня, в общем-то, вежливый работник прокуратуры, – у вас есть какие-либо доказательства более существенного характера?
– Илья Борисович, послушайте, старушка действительно может подтвердить, что в мою квартиру заходил не только Белкин. Кто-то был ещё. Бабушка не сразу сконцентрировала своё внимание. У неё – очень хороший слух, в своё время она преподавала сольфеджио в музыкальном училище. Всё дело в том, что ни я, ни предупрежденный мной Михаил так сильно не хлопаем дверью.
– Э-э-э, голубушка, сколько мне иногда приходится внимать разным, порой бредовым, инсинуациям стариков и старушек – не сосчитать!
– Но, может быть…
– Рената, почему она сразу не заявила?
– Просто её никто не спрашивал.
– Я вам советую, не засоряйте умную головку Светланы Александровны. Бог знает, когда твоя подруга приедет? Может завтра, а может… Короче отправляйтесь-ка лучше в свой прекрасный приморский город Керчь и со спокойной совестью отдохните от дел. А Белкин не достоин вашего внимания. Поверьте мне, опытному человеку.
Но бес противоречия таится в моей натуре, заставляя меня постоянно во всем сомневаться.
Искреннее желание помочь Михаилу пока не гаснет.
К моему счастью Света появляется уже на следующий день, и я из гостиницы перебираюсь в её малосемейку.
Целую ночь напролет мы вспоминаем студенческие годы. Как прекрасно и полезно бежало время в те незабываемые дни и как неумело оно используется сейчас, когда жизненная тропинка виляет в дебрях нашей самостоятельности!
Кажется, прошли не каких-то три года, а огромная вечность, не ведающая снисходительности на слишком молодой возраст. Однако, если посмотреть на этот срок более внимательно, то с удивлением обнаруживаешь, что он похож на бесшабашное мгновение.
Только под утро я выкладываю Свете мою криминальную историю.
Подруга принимает решение – поначалу самой поговорить с Белкиным, потому как сделать это будет гораздо проще.
Целый день я провожу в её холостяцкой комнате. Узкое помещение мне напоминает зал ожидания на небольшом вокзальчике крохотной провинциальной станции.
– Ну, как? – вонзаю я вечером испытывающий взгляд в румяное лицо подруги.
– Впечатление не плохое. Не красавец, но что-то в нем есть.
– Светка, я спрашиваю тебя не о внешнем виде? – коршуном набрасываюсь я.
Она выкладывает о Михаиле всю информацию, имеющуюся в органах внутренних дел, и у меня мгновенно пропадает альтруистическое желание производит сугубо частный следственный эксперимент.
Почему на мою долю выпадает незавидная участь встречаться только с одними подонками? Какой злой дух руководит мной, точно марионеткой?
Мало того, что Михаил Белкин морочил мне мозги псевдоименем, оказывается, он к тому же ещё и женат! Даже не разведен!
Видимо, я всё-таки сама виновата во многом: нечего сопли размазывать при виде мужиков похотливо взирающих на тебя. Надо самой не быть дурой, а менять их, как перчатки!
Заметив моё внезапно потемневшее лицо, Света нежно трогает меня за рукав:
– Не унывай, что-нибудь устроим.
– Я не хочу о нем даже думать!
–Напрасно. А мне он понравился – обыкновенный скромный молодой человек, случайно попавший под тяжелые колеса правосудия, порой весьма подслеповатого. Конечно ситуация не простая. Белкин – не идеал, совершил много ошибок, но мне кажется, он уже во всем разобрался. Я даже могу поверить, что те преступления, которые на него пытается повесить Илья Борисович Ровнер, совершены и спланированы совсем другими людьми. Как следователю, Ровнеру цены нет, но он – образец обыкновенного служебного зануды. Ежели упрется, ни чем не свернёшь. Ему поручают самые запутанные дела.
– Света, скажи, пожалуйста, зачем мне разбираться в полнейшей мистификации? В редакции «Таврических ведомостей» ничего не знают о журналисте Владимире. Холостой Герман оказывается женатым Михаилом.… С меня довольно!
– Кстати, твой Белкин…
– Извини, милая, отныне он такой же мой, как и твой! Всё! «Отговорила роща золотая». Лучше жить одной. Эту истину я поняла, правда, слишком поздно.
– Нет, уж теперь выслушай меня, если взялась помочь Белкину. Можешь не иметь с ним любовных дел, но уголовное дело Михаила требует твоего немедленного вмешательства, иначе трудолюбивый Ровнер доведет своё дело до конца. Кроме личных, дорогуша, существуют ещё общечеловеческие взаимоотношения. Так вот, Михаил вспомнил, где видел таинственного журналиста ещё до того, как вместе с ним вы пришли в кафе «Золотой грифон».
– Наверняка опять какая-нибудь «преступная малина»?
– Я не шучу. Белкин мимоходом встретил его в гостинице, в которой поселился сразу по приезду в Керчь. Он говорит, что гостиница эта небольшая, находится в районе автовокзала и можно вычислить Владимира по паспортным данным. Он, ведь, в тот день был в ней зарегистрирован.
Я долго молчу.
Света тоже не решается прервать мои противоречивые мысли, которые похожи на потревоженный муравейник.
Наконец, я «выдаю на гора» сногсшибательный вывод:
– Светка, я сейчас же еду в Керчь, вечерним поездом. У меня в запасе нет ни единой минуты.
Моя подруга в замешательстве, но, наверное, готова правильно оценить мой поступок.
Из меня декабристки не получится, однако Белкину помочь надо!
–Может быть, завтра? – с надеждой произносит подруга, хотя отлично знает мой взбалмошный характер.
– Нет, только сегодня! Чего тянуть резину? Верно думает Белкин, зная имя и возраст, можно по гостиничной книге определить, где жил несуществующий корреспондент «Таврических ведомостей».
– .Лучше позвони?
– Я сама во всем разберусь, кроме того, забегу в свою квартиру. А вдруг там опять труп лежит?
– Рената, ты такая странная. От твоих слов мороз по коже пробирает. Только будь все-таки осторожна. Если что выяснишь, звони или приезжай сюда. Ровнер – педант, но меня-то он выслушает и примет во внимание новые разведывательные данные. Лишь бы они помогли твоему Белкину.
– Светка, я рассержусь, если ты ещё раз выскажешься подобным образом.
– Учту твоё замечание. Но запрещаю тебе вмешиваться, куда попало, если вдруг что-то выяснится. Слышишь, со своими разборками не лезь!
Итак, я снова в Керчи.
Снова по дороге мучительные сомнения одолевают мою душу, но я, как завороженная, ищу гостиницу возле автостанции.
Проходит ещё полчаса, прежде чем я уговариваю пожилую кастеляншу посмотреть книгу учета проживающих в гостинице.
На тот момент, когда происходили события, затронувшие мой спокойный личный мирок и заставившие меня так много переживать, обитателей этого заведения можно пересчитать по пальцам.
Владимира среди них не оказалось.
И кастелянша не припомнит портрет человека, который я нарисовала.
Что ж, опять глухой угол!
Я уже собиралась совсем уходить, но на всякий случай задаю этой пожилой женщине ещё один вопрос:
– Давайте проверим, проживал ли здесь кроме Белкина мужчина лет около тридцати? В книге, вероятно, записаны и другие паспортные данные, не только фамилия и адрес.
Ей уже надоела моя настырная настойчивость. Тем более время уже позднее и кастелянша беспрерывно зевает. Книга проживающих нехотя просовывается через окошечко:
–Ладно, смотри уж сама!
Заведение, в котором я нахожусь, ничуть не похоже на гостиницу. Оказывается, это санаторий-профилакторий одного из заводов в зимнее время используемый под гостиницу.
Записи в книге сделаны четко и аккуратно. Полистав её, я натыкаюсь на страницу, где занесен Михаил Белкин, а чуть раньше нахожу интересную запись:
«Ящук Артем Петрович, год рождения одна тысяча девятьсот семьдесят второй, проживает по адресу: город Северокрымск, улица Озерная, дом два, квартира тринадцать»
Остальные приезжие не укладываются в возрастные рамки.
Наконец, небольшая искорка надежды проблескивает перед моими глазами. Можно выяснить, что за птица Артем Ящук, он же мифический Владимир. Как знать, не приведет ли эта ниточка к разгадке всей темной истории?
Через сутки я снова в Северокрымске, приезжаю рано утром, ещё до начала рабочего дня. Скорей бегу к Светлане поделиться своей новостью. Но на мой звонок дверь не открывается, хорошо, что подружка дала второй экземпляр ключей от квартиры.
Захожу внутрь, на столе лежит коротенькое послание:
«Я отправляюсь в очередную командировку. На этот раз в Киев. Приеду скоро. Прошу – не занимайся без меня никакими собственными расследованиями. Поняла!? Лучше осмотри наш небольшой степной городок. Кстати завтра во Дворце Культуры будет держать речь знаковая личность: сам Председатель Совета Министров Крыма, бывший наш мэр. На встрече выступят известный певец Игорь Кармелюк и российский писатель Константинов, тот что написал книгу «Бандитский Петербург». А послезавтра приезжает со своей командой Виктор Ющенко, кандидат в президенты Украины. Сходи обязательно. Не скучай»…
Судя по записке, Света уехала ещё вчера…
…Но разве что-то может удержать женщину, охваченную страстным желанием?
Я пытаюсь проигнорирвать просьбу подруги, но максимум, что я могу сделать, так это продержаться до четырех часов пополудни. К этому времени все мероприятия во Дворце Культуры уже закончились, и ноги сами понесли меня на Озерную, крохотный уголок однотипных построек сталинской эпохи, чудом уцелевший в центре города. Двухэтажные домишки возведены в первый год после окончания отечественной войны, и поэтому достаточно потрепаны временем.
С трудом нахожу необходимую квартиру.
В полумрачном коридоре стучу в потрепанную дверь и слышу глухой мужской голос:
– Кого там ещё принесло?
–Из избирательной комиссии, – вру я напропалую, подобрав на всякий пожарный случай валявшийся у входа агитационный листок.
Дверь распахивается и в желтом едком тумане показывается существо лицом похожее на гориллу, а фигурой на огромный корнеплод, только что вытащенный из земли. Настоящий персонаж повести Гоголя!
Я отшатываюсь в сторону от этой нелепой уродины, однако, набрав смелость, не позволяю себе даже думать о том, чтобы скорей ретироваться из этого страшного места.
Хотя желание убежать с каждой секундой растет в геометрической прогрессии.
Заикаясь, произношу первые слова, попавшие на язык:
– В-вы з-за кого будете голосовать?
– Кто ты такая, слишком прыткая?
–Я? – испуганным дискантом верещу я в удушливое пространство комнаты, в которой беспорядок и грязь сами бросаются в глаза.
– Ну, а кто ещё?
Горилле на вид тоже лет около тридцати. Я непроизвольно делаю шаг назад – не дай Бог, образина вздумает потащить меня в своё вонючее логово.
Наверное, запах сельского самогона по сравнению с препротивнейшим смрадом, который исходит от его «норы» любому человеку покажется нежнее аромата утонченных французских духов.
Но мне надо как-то выкручиваться из затруднительного положения, куда я по неосторожности ступила, не глядя себе под ноги, поэтому приходится вновь применять враньё.
– Я – доверенное лицо… то есть я – из избирательной комиссии, уточняю списки избирателей. Вы – Артем Петрович Ящук. Так? – лепечу я снова, лишь бы только не молчать, а сама подумываю о путях отступления.
– Так-то оно так…
– С вами никто больше не проживает или проживал?
– Кто ещё будет жить в этом гадюшнике?
Действительно, миазмы гнилья окатывают меня с головы до ног. И я чувствую, даже стоя у порога вонючего жилища этого нестандартного человекообразного существа, больше минуты мне не выдержать.
К горлу уже подкатывает неприятный ком.
–Приглашаю вас, Артем Павлович, то есть Петрович, прийти с паспортом на наш избирательный участок или покажите мне его сейчас, я запишу ваши паспортные данные, – слова, точно испорченная зубная паста из старого тюбика, выдавливаются с трудом.
В горле – песок из пустыни Каракорум, воздух в груди накален до предела, того и гляди покажутся трепещущие языки пламени страха. Мой голос предательски хрипит и немеет, ведь, я даже представления не имею, где находится избирательный участок.
– Нету, женщина, паспорта, потерял я его.
– Но надо выписать новый…
– Хиляй отсюда! Да побыстрее! Иначе мне вместо депутата тебя придется выбирать, – верзила сморщивает в отвратительной улыбке свою ужасную физиономию.
А я опрометью выскакиваю на улицу.
Боже, какая жуть!
Словно мы не в двадцать первом веке, а во времена дикой инквизиции. Такое чувство, что меня только-только отвязали от дыбы.
Неказистый дом быстро тает в густом вечернем тумане. Вместе с ним снова тает моя в уверенность в собственных криминальных способностях. Без Светланы подобными экспериментами лучше не заниматься.
Торопливо иду к девятиэтажному зданию моей подруги.
Неожиданно ловлю на себе чей-то заинтересованный взгляд. Оборачиваюсь – никого! За мной сплошная темнота и волнообразный шум от редких автомобилей.
Я иду по обочине дороги без тротуаров. С правой стороны тянется еле различимая высокая железная ограда, с левой – небольшие черные заросли кустов напоминающих воткнутые в землю веники.
Снова чувствую на затылке холодный пронзительный взгляд, снова оборачиваюсь и снова не вижу никого, кроме приближающихся огней движущегося автомобиля.
Неужели я тоже заболела болезнью Михаила? Он – большой любитель повертеть головой без всякого повода.
Интуитивно сворачиваю влево, поближе к насаждениям, тянущимся вдоль длинного пятиэтажного дома.
Вдруг бешенный рев буквально оглушает меня. Ощущаю сильный толчок, затем этот гремящий звук и острая боль, смешавшись с ним вместе, проникают куда-то вглубь меня, подбираясь к каждой косточке…
Все-таки фортуна заботливо оберегает мою жизнь – спасают густые пружинистые ветви кустов, плюс – обостренное чувство в виде быстрой реакции на грозящую опасность. Не зря я входила в университете в сборную команду по гимнастике.
Однако собраться и сгруппироваться, как следует, я не успеваю. От крепкого удара теряется сознание и мне не удается запомнить даже цвет машины. Впрочем, всё происходит в кромешной мгле. Об уличных фонарях в этом провинциальном городке ещё не вспомнили.
Еле нахожу в себе силы медленно проковылять до квартиры. Очень ноет весь правый бок, расцарапана левая ладонь остальное – терпимо. Самое главное, целы джинсы и кожаная куртка, даже сумочка не повреждена.
Мне остаётся уверять себя, что неприятный инцидент – простая случайность. И это вполне вероятно, крутые местные парни даже днем гоняют, как сумасшедшие, почти перед самым носом «гаишников».
На второй день я чувствую себя намного лучше и могу спокойно порассуждать наедине, не обращая внимания на ноющую боль.
Но удар все-таки прочистил мне мозги. Уже больше не хочется совать свой длинный нос, куда попало.
И вдруг в памяти совершенно случайно всплывает разговор с «мнимым Владимиром», когда я как дурочка прогуливалась с ним по набережной, а он напыщенно сравнивал море с доской обработанной шерхебелем.
У меня в тот момент возник вполне закономерный вопрос, что это за новое слово? Хотя я окончила университет по специальности библиография, но значение его или не залетало в мою память или напрочь исчезло из неё.
Помнится «Владимир» засмеялся и ответил:
– Прежде, чем стать журналистом, хотя правильней сказать, прежде чем я попал в редакцию «Таврических ведомостей» мне пришлось пару лет проработать плотником в паршивой столярной шарашке.
–Вот видишь, – сказала я тогда, – нерадивому филологу приходится спрашивать смысловую дефиницию у плотника.
Разумеется, я тогда хотела его немного «подколоть» – пусть не задирает нос, что он корреспондент крымской газеты.
– Ничего удивительного, – понял мои мысли «Владимир», – зато я прошел все университеты имени Горького. Даже поваром некоторое время работал. А шерхебель – грубый рубанок для обтесывания досок. Видишь, море слегка волнуется? Очень похоже на грубо обработанную деревянную поверхность, может быть, чуточку подкрашенную темно-синей мареновой краской.
Именно в тот момент мне стало ясным, что «Владимир» является неплохим журналистом. Такое сравнение мог привести только настоящий литератор…
Пока я думаю и размышляю, боль постепенно отходит на задний план.
И у меня возникает навязчивая идея поискать следы «Владимира» на одном из мелких деревообрабатывающих предприятий города Северокрымска. Ведь, если он когда-то работал плотником, то, возможно, найдутся люди, которые его хорошо знали и которые могли бы подсказать, в каких потом кругах вращался «Владимир», чтобы потом уже, когда приедет Светлана, выйти на преступников, хладнокровно его убивших. При условии что он, конечно, проживал в этом степном городишке.
Кроме того, не найден до сих пор побочный вопрос: зачем «Владимиру» понадобился паспорт Артема Ящука? Здесь явно скрывается лихо закрученная тайна.
Но у меня хватает ума дождаться приезда подруги.
Я, захлёбываясь от собственного героизма, рассказываю о своей встрече с Ящуком, о неудачном столкновении с автомобилем и о догадке с шерхебелем.
– Нет, тебя определенно нельзя выпускать на улицу. Или кирпич на голову брякнет или сама поскользнешься на ровном месте и переломаешь кости. Кстати, Артем Ящук – брат Лизы, погибшей жены Белкина.
– Неужели? – приходится мне раскрывать рот почти до ушей. – До чего узок мир! Люди и факты переплетаются в нем чрезвычайно запутанно.
– Рената, надо обо всем проинформировать Илью Борисовича Ровнера. Дорожно-транспортное происшествие или, как ты говоришь, случайность происшедшая с тобой, явно носит не случайный характер. Ящук тебя раскусил с первого взгляда, потому что все твои уловки насчет избирательной комиссии имеют наивный внешний вид. У тебя же на лице записано, что врать ты не способна!
На следующий вечер Света передает мне настойчивую просьбу Ровнера не вмешиваться в ход следствия. Что, мол, поступая таким образом, я ввожу в заблуждение и его, и Свету. Оказывается, у Артема Ящука нет не только машины, но даже «задрипанного велосипеда». И что тот в последнее время, кроме ограбления заброшенных дачных участков и избиения маленьких младенцев, вроде Белкина, в никаких серьёзных противоправных действиях не был замешан. Ящук превратился в спившегося «бомжа».
«Гвоздодер», так уголовники звали Ящука, выполнявшего, в основном работы по переносу тяжестей, после разгрома банды местного авторитета «Цыгана», начал заниматься только одним делом – в неимоверном количестве употреблять спиртные напитки».
Ещё Света рассказала мне, что Ящук, несмотря на свой бандитский вид, в настоящее время не опаснее обыкновенного северокрымского комара, зловредные родственники которого в неимоверных количествах изобилуют теперь в подтопленных водой подвалах. Так что брать его в расчет не следует. Пусть себе собирает металлолом на производственных свалках.
Тогда я предлагаю Свете найти «столярные шаражки», где работал исчезнувший покойник.
Скептически улыбнувшись, она все-таки принимает моё предложение.
Подруга составила небольшой список, где предположительно мог работать «Владимир». Это были: лесопильный цех небольшой швейной фабрики, практически переставшей работать, с женственным названием «Вера», столярка бывшего комбината бытового обслуживания населения и плотницкая мастерская городского жилищно-коммунального хозяйства.
– Только без меня – ни шагу! Я сегодня освобожусь пораньше, и мы пойдем вместе, – строго предупреждает Света уходя, на службу.
– Давай, сделаем так, – предлагаю я свой альтернативный вариант, – кто станет поднимать на меня руку в светлое время? Никто. Обещаю тебе держаться подальше от темных углов. Часть «шаражек», сколько успею, проверю я, а после обеда пойдем вместе. Проверим, и я сразу на вечернем поезде поеду домой. Мне неудобняк загружать тебя своими проблемами.
– Рената, ты – в уме? Мы с тобой ещё, как следует, обо всем не поговорили, не вспомнили студенческие годы. То ты уезжаешь, то я в командировку…
– Нет, дорогая подружка, всё! Я теперь сама себе ставлю условие. Ерундистикой занимаюсь последний день. И этот день называется сегодня. А вдруг Михаил – совсем не тот человек, за которым можно пойти в огонь и в воду. У меня было много увлечений, много я страдала из-за своей глупой чувствительности. Перетерплю и этот мимолетный роман. Хотя романом его нельзя назвать – сплошное криминальное чтиво.
– А мне кажется, Белкин стоит сострадания.
– Хорошо. Есть другой вариант. Я с утра иду на швейную фабрику и столярку быткомбината, разузнаю что смогу. После обеда встречаемся и уже вместе посетим плотницкую жилищно-коммунального хозяйства. Вечером обязательно мы пойдем в какое-нибудь кафе, а завтра с утра я уеду домой. Согласна?
– Чего ты меня спрашиваешь? Я же тебя знаю. Ты – как тот некрасовский мужик, из твоей головы задуманное не выбить ни чем.
– Кстати, пока ты ездила в Киев, я даже фоторобот на «Владимира» составила. Увидела твои цветные карандаши.… Хотя художник из меня нулевой, несмотря на то, что я в школе в изостудии занималась. Но кое-какие черты лица различить можно…
…Как и следовало ожидать работники деревообрабатывающего цеха швейной фабрики «Вера», глядя на рисунок, в унисон отрицательно качают головами. И моя уверенность быстро начинает падать к нулю.
То же самое происходит в столярной мастерской быткомбината. Тогда я решаю прекратить бессмысленное дело. Поход в плотницкую жилищно-коммунального хозяйства навсегда.
Итак, моим послеобеденным планам не суждено было сбыться.
Светлана приходит с работы очень поздно, и я ей докладываю, что осмотр всех городских шаражек никаких результатов не принес. Она, конечно, ругает меня за самодеятельность.
Мы отправляемся с ней в кафе, а потом с ней долго бродим по вечернему Северокрымску, пока темнота не овладевает окружающим воздушным пространством.
Света не перестаёт расхваливать свой степной городок.
А я рассеянно слушаю её и от души сожалею, что втянула лучшую студенческую подругу в совершенно безрезультатную, даже бессмысленную авантюру. Может, и правда, как тактично намекнул Ровнер, что скромность и честность Михаила – плод моего девичьего воображения?
Мы возвращаемся домой по темным неосвещенным улочкам, мимоходом запасаясь съестными припасами.
Немного не доходя до подъезда, Света останавливается:
– Слушай, у меня хлеба нет. Подержи мою ношу со снедью, я забегу в булочную.
Магазин находится недалеко – за углом девятиэтажки.
Она отдаёт мне довольно тяжелый кулек и мгновенно растворяется в молочном тумане. Я медленно бреду к входным дверям, ещё окончательно не освободившись от раздумий, наполненных горькими сомнениями.
Вдруг сокрушительный удар прекращает моё грустное общение с мыслями и нечто ещё более черное, чем не непроглядный мрак, накрывает мою бедную голову.
Что теперь спасает меня от верной смерти, известно одному Всевышнему.
Говорят, женщины живучи, словно кошки. Могу подтвердить эти слова – я выжила! Благодаря верной подруге и капельке везенья. А может, действительно, как сказала Света, я родилась в счастливой рубашке?
Оказывается, после удара по голове меня затянули в канализационный люк. Хорошо, что в этом городе канализационные люки не такие глубокие, как в Керчи. Хорошо, что тяжеленная чугунная крышка оказалась не плотно закрытой, преступники, видимо торопились. Хорошо, что яблоки купленные Светой, указали ей путь первоначальных поисков. Хорошо, что она предусмотрительно имела с собой портативный электрический фонарик. А самое главное, что моя дурная голова тоже оказалась чугунной.
Всё остальное плохо.
Сколько случайностей надо собрать в единое целое, для сохранения жизни легкомысленной дурехе! Может быть, никому не нужной, кроме самой себе.
Я валялась в Светкиной постели два почти два. На третий день становится ясным, что мне крупно повезло. Я вновь начинаю бегать по комнате, и не только бегать, но даже что-то соображать.
Врач сказал, что жизнь мне спасла вязаная шапочка крупным помпончиком на макушке.
И снова бес противоречия толкает меня на свершение новых подвигов. Но теперь вполне осознанных. Стала совершенно понятной сложившаяся обстановка: нужна помощь Михаилу, а точнее сказать, мы оба с ним нуждаемся в защите.
Теперь уже Светлана согласна со мной на все двести процентов.
Кроме одного утверждения, что я могу помочь Белкину больше, чем хваленый северокрымский следователь Ровнер.
Подружка сокрушенно ворчит:
– Какая я глупая! Впервые послушалась не себя. Потому что всю дорогу слушала одну фразу: случайно то, случайно сё. Никогда больше не стану полагаться на твои бесформенные слезливые чувства. Они тебе вредят, ведь, на самом деле ты – совсем другая. Ну да ладно.… Где твой фоторобот? Пора подключать Илью Борисовича. Я думаю, что старая черепаха уже сомневается в своих первоначальных действиях в отношении Белкина.
– Света, я с тобой!
– Ещё чего надумала? Что тебе прописал врач? Молчи несчастная. Лежи, пока лежится! Без тебя разберемся.
– Светочка, я давно бегаю по комнате, как белка в колесе. Мне нужен свежий…
– Всё! Прекрати! Приду на обед, тогда видно будет. Ты вечно заводишь разговоры, когда мне надо бежать на работу. Я из-за тебя и так уже один раз опоздала.
– Светлана…
– Ты можешь хоть чуточку помолчать? Сказано: лежи! – по-военному приказывает подруга, и я с удивлением отмечаю, что её голос иногда бывает необычно жестким и твердым.
Примерно через час после ухода Светы от бесцельного брожения из кухни в гостиную и наоборот, внутри меня, как у гончей собаки возникает такое чувство, будто бы я взяла след.
Человека в подобном состоянии не удержать никакими силами.
Мне все время кажется, что раскачать Ровнера будет чрезвычайно трудно. Поэтому я привожу в порядок кожаную куртку, латаю найденную дырку на джинсах и мчусь в плотницкую мастерскую городского управления жилищно-коммунального хозяйства.
Ведь, я ничего не сказала подруге, что там ещё не была.
Посмотрев в спешке выполненный набросок физиономии «Владимира» первый же попавшийся рабочий, откладывает в сторону свой нехитрый инструмент и изумленно смотрит на меня.
А я с не меньшим изумлением смотрю на результаты его труда. Оказывается, здесь делают гробы!
Наконец, слышу его заключение:
– Знавал такого человека. А теперь он ездит на «Мерседесе» или «Форде», кто их разберет. Я эти заморские катафалки друг от друга не отличаю. Да и не разглядеть, гоняет как черт, спеша на свой дьявольский шабаш. Или на свадьбу с самой ведьмой.
– Как фамилия? Как его зовут? – я почти сгораю от нетерпения.
– Чего вы кричите? Я никого не боюсь. Мне восьмой десяток пошел, даже женщина с косой мне уже давно не страшна, да и что может быть страшней радикулита? – рабочий помолчал, а затем степенно продолжил. – Владимиром зовут его.
Сердце хочет выпрыгнуть из моей груди, и я даже забываю о своих болях, ставших теперь уже постоянными.
Досадно лишь то, что слова приходится вытягивать из старика, как леску, на которой висит огромная рыбина.
– А фамилия? Фамилия какая?
– Барышня, перестаньте кричать, я ещё не глухой! Фамилия известная в нашей пустыне – Владимир Тихоня. Правда, раньше-то о ней редко вспоминали. К примеру, лет десяток назад. Теперь же он под началом самого главного бандюги ходит. По кличке «Цыган».
– Так «Цыган» – это и есть Владимир Тихоня?
– Барышня, до чего вы такая непонятливая? Он – не «Цыган», он – намного хуже. Здесь по ночам он огромный шмон в городе наводил, что мертвый Дзержинский в гробу не один раз перевернулся. Был такой, барышня при советской власти большевик. Железным Феликсом звали. Тоже, говорят, не мало честных людей на тот свет отправил.
– Вы расскажите о Владимире, что он за человек? И где его искать?
– Вам-то зачем? Да и откуда я его теперешнего знаю? Раньше, когда он в столярке работал, его все хохмачом звали. Только шутки те были совсем невеселые, скорее мрачные. Ему, что собаку прибить, что кошку – никакого труда не составляло. Кроме того, точно Гитлер считал себя сверхчеловеком. Что чуть не по нему – сразу в рыло норовил дать. Шутя ради, ради хохмы. Меня не трогал, мне пришлось для этой сволоты быть первым учителем по плотницкому делу. Где-то с полгода он здесь после школы кантовался. А сейчас у Тихони кличка другая – «Гробовщик». Видать, дружки вспомнили, где он до разбоя мантулил. Но говорят люди, банду ихнюю недавно милиция разгромила…
– Вы давно Владимира видели?
– В гробу, девочка, я хотел бы его видеть. В гробу! Где он, и чем занимается – понятия не имею…
Я выхожу из мастерской с чувством глубокого удовлетворения. Если Владимир преступник, то смерть – логическое завершение его бесславных делишек. Только вот его приспешники…
Но моё расследование зашло в глухой тупик. Мне не найти мужиков, что решили свалить на Михаила смерть своего подельника.
Мои думы прерывает молодой человек в длинном черном пальто:
– Вы – Рената Кардаш?
– Да.
– Я – от вашей знакомой. Светлана Александровна прислал за вами машину.
«Откуда Света узнала место моего пребывания?» – мелькает у меня в голове. Но я все равно сажусь на заднее сиденье новенького лимузина рядом с длинным высоким парнем в черном пальто.
Машина быстро срывается с места, а человек, сидящий за рулем, наоборот, слишком медленно поворачивается в мою сторону. Чем-то неприятным веет от его взгляда через круглые темные очки, похожие на маленькие колеса.
Внезапно звук, напоминающий крик или истошный вопль исторгается из моей груди.
Боже! Я его узнаю!
Впереди меня сидит тот самый Владимир, внесший сумятицу в моё безмятежное девичье существование.
Живой и невредимый.
Я не успеваю опомниться, как сильные мужские руки сидящего рядом о мной бандита опутывают меня, словно беспомощную куклу, белым прочным шнуром.
Понимаю, сопротивляться бесполезно.
Лимузин продолжает мчаться, увозя меня в неизвестность.
Но первые приступы жуткого страха проходят, и, хотя весь мой организм продолжает трястись от неописуемого волнения и неукротимой ярости, я больше не сдерживаю себя:
– Шутки у вас «Гробовщик» подстать кличке, выглядят какими то плоскими, вроде грубых досок, обработанных этим самым…
– Шерхебелем, – осклабившись, оборачивается Владимир.
– Только не пойму, зачем нужен спектакль-маскарад, устроенный в моей квартире. Режиссер из тебя – никудышный. И журналист – тоже.
– Мне хватит и того, что есть, а тебе в скором времени не будет хватать самого главного…
– Зато у тебя не будет хватать в голове! Неизвестно только чего – шариков или роликов, – прерываю я наглого уголовника.
– Слышь, «Серый», – снова оборачивается «Гробовщик», а потом, безразлично поглядывая по сторонам, бубнит пустым ровным голосом, – она ещё пытается шутить. Ты знаешь, Рената, я всю жизнь люблю экспериментировать. Жизнь – своего рода театр. Только из баб – никудышные артистки. В основном они – плаксивые зрители. И дуры. А на мою голову свалились сразу две. Первой возомнившей себя крутой любовницей, я пообещал за приличные «бабки» отправить мужа в бессрочную командировку. А второй решил в качестве компромата самого себя подкинуть. Лишь в одном шутка не удалась. Кто знал твой паршивый занудный характер? Вообще-то, надо было вас с Белкиным вместе шлепнуть. В одной квартире. А я решился разыграть буффонаду.… Хотел было тебя, в общем-то, симпотную бабу, попугать.… Чтобы ты с кем попала не трахалась… Да заодно своих ребят потешить свежей комедией. Так «Серый»?
Рядом сидящий дылда оглушительно хохочет.
– Разве я похожа…, – пробую заговорить я.
«Гробовщик» прерывает мою попытку:
– Все вы, сучки, на один манер устроены, вроде старой совдеповской машины. Задок у вас будто ничего, а передок явно слаб. Одно удивляет, как можно было с куриными мозгами так быстро вычислить меня? Сидела бы наедине со своей скромностью в своем сраном курятнике и не рыпалась. Глядишь, лет до ста бы протянула... Надо признаться, когда я случайно увидел твою мордашку в Северокрымске, у меня чуть челюсть не отпала.
Он вдруг на минуту задумывается, а потом громко кричит:
– «Серый», так ведь, она со Светланой Александровной заодно! Шутить так шутить на полную! Не пора ли нам и её на тот свет отправить? Чего больше тянуть? Все равно она нам спокойно жить не даст. Если погибать, так с музыкой! Гони обратно в город! Как раз начинается перерыв на обед. Там и возмем.
– На хате?
– На хате, «Серый», на хате.
– Подонок, – кричу я ему в бритый затылок, – Светлана здесь совсем не причем!
– Это не тебе решать, дура!
– Может, хватит одной? – вопросительно глядит на него подельник. – Зачем дерьмо на себя валить? Светлана Александровна в прокуратуре…
– Кончай дрейфить, «Серый»! Прежде чем уехать в края, где яблоки и везде «малина», я хочу дать прощальный аккорд. Билеты у нас на руках, ксива – в порядке. Есть место, где их ни одна сволочь не найдет.
Я смотрю через затемненные окна салона и вижу, как автомобиль стремительно приближается к городу.
– Где такое место ты отрыл? – спрашивает напарник «Гробовщика».
– «Серый», а северо-крымский канал зачем? И отрыл его не я, а коммунистический босс Никита Хрущев. В твоем сером веществе одни мысли о бабках. А я тебе сразу двух молодых тёлок дам. Кстати, из них замечательные русалки получатся. Только скучно мне с тобой, «Серый», ты шуток не понимаешь. Впрочем, как и все слюнявые бабы. Правда, в мозгах у них в отличие от твоих опилок – одна сплошная шерсть. Потом она в волосы прорастает. Когда спишь с ними – всюду шерсть, которая лезет прямо в рот, в нос, в уши. Вот и Лиза, жена Белкина, у той волосы тоже, словно куделя. Приперлась дурочка ко мне со своею любовью и с приличными баками, как мотылек на костер. Вот и сгорела…
«Гробовщик» снова поворачивается ко мне:
– Только ты, действительно, живучая, как кошка. Думаешь, женщины являются всему началом? Нет, там, где возникают бабы, всегда конец виден. Ты не лыбься, «Серый», я правильно говорю. Жизнь, правда, слава Аллаху, ставит всё по местам, в том числе и эту слишком заносчивую Лизетту. В начале всего были и будут «бабки». А не бабы.… И ты Рената, туда же, в театр под названием «куриные мозги» Только тебе даже роль статистки доверять нельзя.
Я безропотно слушаю противное брюзжание «Гробовщика». В голове лихорадочно проносятся различные варианты, как найти выход из создавшегося положения? Но реально я могу только одно – истошно закричать. Рот пока мне ещё не закрыли.
Вот уже знакомая девятиэтажка.
На моё счастье мимо нас с одной стороны проходит группа школьников, а с другой – рабочие, видимо, спешащие на обед. Машина сбавляет ход до минимума. И тогда я использую ошибку бандитов: включаю на полную мощность свой визг и потом головой бросаюсь на «Гробовщика»…
«Серый» оглушает меня сильным ударом в затылок…
… Я открываю глаза и вижу человека в белом одеянии.
Как это я по глупости не верила в существование Бога?
Вот он! Передо мной.
Над его головой колышется красивая светлая аура. Сияние имеет голубой оттенок. Пытаюсь вспомнить, что означает этот цвет? О цветовой гамме ауры, писал какой-то магистр оккультных наук. Эту книгу я нашла в комнате Светланы.
Бог наклоняется надо мной и ласково утешает:
– Бедняжка! Сколько ещё ударов может выдержать твоя голова? Наверное, тебе, как средневековому рыцарю надо постоянно носить металлический шлем.
Однако приятный женственный голос Всевышнего мало-помалу трансформируется и становится похожим на мягкий украинский голос Светы:
– Хорошо, что я вовремя вызвала две оперативные бригады милиции.
В нежном голосе Светы проскальзывает укоризна и я, чувствуя за собой определенную долю вины, смущенно улыбаюсь.
Как прекрасно иметь такую догадливую подругу!
Метель
Ранняя весна запорошила белизной улицы и сады Северокрымска.
Отгремели предвыборные баталии. Горожане получили власть, которую страстно желали получить.
Отошли в прошлое и события, связанные со встречей двух молодых людей с неутомимой деятельностью правосудия.
Зачем нам искать виновных среди тех, кто искренне стоит на страже людской чести и достоинства? Хвала и тем, кто всячески поддерживает их.
К тому же судьба сама с неизменным успехом разбирается в любых чрезвычайно запутанных и сложных перипетиях жизни….
Нетерпеливый весенний круговорот настоящей обоюдной любви, возникшей в скромных сердцах Ренаты и Михаила, постепенно превратился в движущийся неукротимый вихрь, который начал свой длинный и легкий бег по просторам родной страны…
…Девушка уже выписалась из больницы и красавица Светлана, словно волшебная богиня человеческой радости, встретила её с букетиком ландышей, символизирующих, как известно, вернувшееся счастье.
– Вот чудаки, – защебетала она, – даже в такой светлый день договориться не можете. Кто в лес, кто по дрова.
– Ты о чем? – Рената испуганно взглянула на подругу.
Видно жизненные парадоксы осточертели ей настолько, что она уже не могла без сердечного трепета воспринимать любые недомолвки.
– Слава Богу, мне в дежурной части сказали, что Белкин, выйдя из камеры предварительного задержания, как помешанный помчался на вокзал. Скорей всего хочет, как можно быстрее очутиться на территории города-героя Керчи? Даже не догадался позвонить мне.
А Рената глянула на часики и, сломя голову, прямо из палаты ринулась на улицу, крикнув на прощание:
– Беги в ординаторскую и вызывай срочно такси. Я буду ждать авто у входа в больницу.
Её желание для Светланы было вполне понятным: молодая девушка каждое мгновение, проведенное без Михаила, считала напрасной тратой времени…
Рената уже выбрала свой единственный и неповторимый путь в этой суматошной современной жизни, который мыслился вылиться в дорогу, ведущую её вместе с Белкиным только вперед, к светлому будущему.
И белая метель закружилась, завертелась перед её сияющими глазами, усыпая путь ажурным кружевом из вишневых лепестков, а, как известно, на востоке у японцев, цветки вишни означают счастье, любовь и благополучие одновременно.
Вполне вероятно, что и солнце, встающее на востоке, будет ежедневно приносить нашим героям вместе с ясными теплыми лучами исполнение всех надежд и желаний.