Отчалил утренним сапсаном. — 7 линия, дом 52, парадная номер 4, пожалуйста, — нервно сообщил таксисту и выдохнул. Парадная оказалась похожа на зачуханный подъезд бабушкиной хрущевки в Ясенево. И пахло в нем, как у бабушки. Даже хуже. Элегантно поднялся на третий этаж, меня должен был ожидать сударь, сдававший доходный дом. То есть комнату в коммуналке. — Здравствуйте, а я к вам, — звонок в парадной не работал со времени последнего парада императорской армии, а дверь ремонтировали примерно в Крымскую войну. Замок держался на вставленных спичках. — Добрый день, — хозяин протянул руку и улыбнулся, виновато запихивая под стоящее в прихожей кресло пожелтевшие бумаги. Должно быть, газеты с отречением Михаила. В дальнем углу коридора стояла банка краски, стулья, тряпки. — ремонт тут всё никак не закончу, — мужчина с петровской бородой махнул рукой в дальний угол и достал ключ из-под раскольниковского пальто, — комната небольшая, но уютная. Комната оказалась, действительно, ничего. Штукатурка, правда, местами отваливалась и паркет почернел, но зато на стенах висели покрывшиеся пылью канделябры. Мечтательно предположил, что их, может быть, украла из Зимнего фрейлина царицы. Кровать, судя по всему, тоже притащила она, причем, после императорских спаниелей. Но он, в конце концов, не спать сюда приехал. — А шкаф? — он обернулся. — Ааа, шкаф я докуплю. Привезу завтра, окей? я кивнул. За окном шумел Средний проспект Васильевского острова. На противоположной стороне улицы пара бомжей просила милостыню, пахло «Вкусноточкой» и шаурмой. Шавермой, тут же прикусил язык ,и поставил галочку завтра же взять. — А соседи кто? — Ой, — мужчина выглянул в коридор, — соседи так себе, признаюсь. Мать с сыном живут в соседней комнате, они немного пьют… и он судим, надеюсь, вас это не смутит. Меня это не смущало. Лучше бы, конечно, чтобы сосед был политическим диссидентом, но алкоголик тоже сойдет. — …а в третьей комнате художник. Я кратко набросал пост в твиттер: «Живу с художником теперь лол типичный спб». — … он тоже пьет, но они безобидные, вы не бойтесь. — Из окна было видно название станции «Василеостровская» и уже я ничего не боялся. Это Санкт-Петербург. Тут и следует жить с художниками и политическими диссидентами. — А покажете ванну с туалетом? — Конечно, — туалет в доме, по счастью, был неплох, — а душевая — на кухне. На кухне, действительно, стояла душевая — А, просто на щеколду кухню закрываете и никаких проблем, — хозяин улыбнулся виновато. Я представил, как пьяный политический диссидент и художник тарабанят в дверь, потому что хотят закусон, но его размышления прервал реальный сосед, вышедший на кухню в красном махровом халате. «Художник», — тут же определил я. — Привет, — сосед деловито прошел мимо к своей полочке, по пути носком тапка откидывая в сторону таракана. — Привет, — проводил их маленького попутчика скорбным взглядом, — а ты художник, да? — Тип того, — пацан сделал себе бутерброд и отошел к окну, — пока баристой работаю, но вообще художник, в Репина учусь. — Ну что, снимать будете? Квартиру ., конечно, снял. Художник через месяц съехал — вернулся к себе в Рязань. Второй алкаш периодически водил друзей и рассказывал им, как не принял приглашение переехать в Амстердам, потому что «а че я там не видел». В кухню никто не ломился, она свободна-то была только утром, в остальное же время чудесным образом трансформировалась в рюмочную. Банки с краской в коридоре медленно покрывались слоем отчаяния и пыли. Ремонт никто не делал. Через год в коммуналку пожаловала полиция и забрала алкаша. Тот орал, что на него шьют дело, что вообще-то мог бы эмигрировать. Я поправил беруши и продолжил спать. Средний проспект всегда шумел. Деревянное окно плохо закрывалось. Через два года на научных конференциях я с достоинством говорил: *Я из Петрограда" Яна Титоренко