Баронесса Софья Буксгевден / Четырнадцать месяцев в Сибири/// (Декабрь 1917 — январь 1919)

Под властью большевиков. Продолжение
Датчане подтвердили, что чешские отряды, которые сначала намеревались просто сражаться с большевиками, чтобы пробить себе дорогу через всю страну и вернуться домой, присоединились к антибольшевистским вооруженным казакам. Эта объединенная армия продвигалась из Омска к Тюмени, но повсюду, как обычно, произносились лживые слова, обещавшие великие победы, наполнявшие большевистские новости. Телеграммы развешивались на углах улиц — и никто не знал реального положения вещей. Нам оставалось набираться терпения и ждать развития событий. Мы ничего не знали о положении в Екатеринбурге и не могли оттуда ни с кем связаться. Мы старались не передавать друг другу наше беспокойство, которое мы испытывали по поводу судьбы Императорской Семьи, если Екатеринбург будет захвачен чехами. Будут ли заключенные увезены, или что с ними случится, если город будет окружен и большевики окажутся в отчаянном положении?
Чтобы найти какое-нибудь занятие, я проводила большую часть дня, обучая мсье Жильяра английскому языку, и мы работали с утра до вечера. На обед мы ходили в местный ресторанчик, считавшийся модным у солдат. Здесь за очень высокую цену мы получали тарелку щей и кусок говядины. Это было жалкое место. Там обходились без всего того, что посетители ресторана могли бы забрать с собой. Сосновые столы были без скатертей, а деревянные ложки и стальные вилки с двумя зубцами заменили исчезнувших полноценных собратьев. Посуда была весьма далека от чистоты, но еда была обильной. Это особенно радовало, так как наше финансовое положение позволяло обедать в ресторане только через день. В промежуточные дни мы преимущественно питались чаем и яйцами. Место, естественно, было практически полностью занято солдатами и их дамами, и запах плохого табака и кожаных сапог, смешанный с запахом кислой капусты, заполнял не проветривавшиеся комнаты, почему мы обычно старались сесть на веранде. Напуганные официантки сновали между посетителями и принимали заказы от солдат, которые вели себя беспардонно, заказывая из меню самые дорогие блюда и вина. Для уважающей себя женщины было невозможно войти в этот ресторан без сопровождения. Только однажды я сделала такую попытку, но уже через десять минут вынуждена была бежать через боковую дверь, воспользовавшись помощью дружелюбной официантки.
Вечера мы проводили дома, сидя все вместе, экономя наш маленький запас свечей, за которые надо было дорого платить. В наших комнатах не было электрического освещения, и мы позволяли себе роскошь сжигать одну свечу за пару часов.
Мы рано отправлялись спать, раздевались уже в темноте, и долгие бессонные ночи были для нас не меньшим испытанием.
Мы редко встречались с нашими хозяевами. Они были занятыми, так как им надо было выполнять самим почти всю домашнюю работу. Слуги как класс исчезли и, кроме того, представляли большую опасность. Доносы большевиками хорошо оплачивались, и, если служанка вами была недовольна, был всегда риск, что она пойдет и донесет властям на своих хозяев и тем самым получит добавку к своей зарплате. Людей арестовывали по малейшему обвинению. Женщина, которую я знала, была строго наказана и едва избежала тюрьмы, сказав своему кучеру обращаться к ней «барыня», а не «гражданка». Ее служанка отправилась в Совет и доложила об этом, и по отношению к ней было вынесено обвинение в контрреволюционной тенденции.
Мы слышали о постоянных арестах по совершенно незначительным причинам. Советская система в добывании денег на свои нужды за счет наложения контрибуции на горожан сначала работала очень успешно, но, так как никто не мог прикоснуться к своим банковским вкладам — все частные вклады в банках были заморожены предыдущим декретом Совета — у людей не осталось больше средств. Вот тогда начались аресты людей побогаче. Купцы и буржуи сажались в тюрьму за малейшее нарушение правил, а их родственники, зная, какое будет с ними обращение, стремились побыстрее заплатить за них выкуп. А так как наличных денег не было, женщины продавали последние остатки драгоценностей, но платили, какую бы сумму ни требовали.
Постепенно аресты стали распространяться на менее обеспеченных людей, а к концу большевистского правления даже иностранцы не могли избежать этого риска. Несколько человек, которых я знала, было отправлено в тюрьму, и даже жена одного старейшего британца, жившего в Тюмени, миссис X. три дня провела в женском изоляторе по поводу отсутствия своего мужа. Ее телеграммы британскому консулу в Омске с просьбой о помощи не отправлялись, а другие иностранцы испытывали трудности доказать, что мистер X., находясь в поездке в восьми днях пути, не мог немедленно появиться, когда за ним послали.
В результате всех этих мер все тюрьмы были переполнены. Вместо четырех-пяти человек в каждой камере было втрое больше. Не было различий в отношении пола, мужчины и женщины набивались в камеры вместе. Когда их выводили во двор, солдаты издевались над ними, а если какой-то заключенный пытался ответить, ему угрожали немедленным расстрелом. Это иногда практиковалось, чтобы держать заключенных в повиновении властям, а однажды, рассказывал мне очевидец, их жизни спасло только присутствие тюремного надзирателя. Как-то заключенных разбудили поздно ночью и приказали встать и приготовиться к выходу на расстрел. Их всех вывели, поставили в ряд у наружной стены и сказали сделать последнее послание родственникам, так как отряд, который должен был привести казнь в исполнение, уже был на подходе. Бедные люди ждали в течение часа прибытия отряда, но вместо этого появился офицер из Совета и объявил, что была допущена ошибка, и казнь откладывалась. Облегчение от услышанного после невыносимого напряжения было так велико, что один из заключенных, крепкий мужчина около тридцати пяти лет, тут же упал в обморок.
Оказалось, что начальник тюрьмы напился и отдал приказ всех расстрелять, а один из тюремщиков, видя его состояние, поторопился в Совет, где, к счастью, он нашел дежурного члена Совета. Этот человек, не зная ничего о приказе массового расстрела, послал офицера остановить его.
Родственникам заключенных разрешалось передавать им еду, но тюремщики, опасаясь, что какие-нибудь сообщения будут спрятаны в еде, приносимой из дома, обычно переливали весь обед в грязную миску и отправляли ее в камеру. Вследствие этого не только хлеб, мясо и каша плавали в супе, но солдаты часто доставляли себе удовольствие бросать туда окурки и другие, совсем неаппетитные вещи, пока это не становилось непригодным к употреблению. Одна из жен арестованных, видевшая это, рассказала мне это и добавила, что послала записку мужу, умоляя его не прикасаться к пище, которую она ему принесла, и она боялась не того, что он останется голодным, а что ее записка не будет доставлена, и он съест этот невкусный обед.
Суды были превращены в фарс. В стране больше не было регулярных судов: старый процессуальный кодекс был отменен, а нового не было. За каждое нарушение люди представали перед революционным трибуналом, члены которого назначались Советом и состояли исключительно из красногвардейцев. Этих людей инструктировали выносить свой приговор, исходя из «их революционного сознания», поскольку не было установленных законов. Их сознание всегда подсказывало им применять различные наказания по отношению к пролетариату и интеллигенции за одинаковые нарушения. Частым приговором была высшая мера. У приговоренного не было права выбирать себе адвоката. «Общественным защитником» обычно бывал солдат, назначенный Советом. В Тюмени общественным защитником выступал владелец маленького ресторана. Мы часто видели его, как он обслуживает клиентов, очевидно, только что вернувшись из суда, все еще с лентой на рукаве, на которой красными буквами была написана его должность. Его назначение не вызывало у меня никакого доверия, так как у него не было никакого юридического образования, но, возможно, из-за того, что он был владельцем гостиницы, а эти люди обычно обладают мягкосердечием, он, вероятно, был более человечным, чем остальные.
Продолжение следует.
Публикуется по: Большое городище. 2022 № 8-9 (41-42)
На фото: София Карловна Буксгевден. Источник сайт Город Т.
#мандрика #БольшоеГородище