Дело даже не в том, что Изабелла д’Эсте сама управляла Мантуей во время отсутствия своего мужа, маркиза Франческо II Гонзага, частенько «подрабатывавшего» кондотьером. И до, и после неё принцессам по тем или иным причинам приходилось взваливать на свои плечи бремя власти и часто они справлялись с этим делом не хуже мужчин, как, например, Элеонора Арагонская, её мать. И даже не в том, что маркиза Мантуи занималась коллекционированием произведением искусств и покровительствовала деятелям культуры. Опять же, многие знатные дамы, современницы Изабеллы, тратили огромные средства на приобретение различных редкостей, в том числе, и её родная сестра Беатриче д’Эсте, герцогиня Милана. Уникальность личности маркизы заключалась в том, что она полностью затмила в этом деле не только всех образованных женщин своего времени, но даже самых богатых и могущественных государей. Недаром Изабеллу д’Эсте прозвали «примадонной Ренессанса». У неё было много секретов. Но главный – секрет её успеха.

Страсть к изящным искусствам Изабелла, без сомнения, унаследовала от своих родителей: Эрколе I д’Эсте, герцога Феррары, и Элеоноры Арагонской, неаполитанской принцессы. Прозванный за холодный и авторитарный характер «Северным ветром» и «Алмазом», Эрколе, тем не менее, создал в Ферраре лучшую в Европе музыкальную капеллу и первый светский театр, а также прославился своим меценатством. Что же касается герцогини, то она, получив в Неаполе прекрасное образование, тоже покровительствовала искусствам и ремёслам, и занималась коллекционированием картин. При них Феррара стала одним из лучших городов Италии со своими широкими улицами и просторными площадями, благородными статуями и внушительными памятниками. В начале своего правления Эрколе I даже отправился во Флоренцию, чтобы позаимствовать трактат Альберти об архитектуре у тамошнего правителя Лоренцо Медичи, и осуществил свои усовершенствования на основе принципов, отстаиваемых архитектором эпохи Возрождения. Вследствие чего в Ферраре возникали новые церкви и дворцы, к древнему Ломбардскому собору были пристроена высокая колокольня и установлена конная статуя маркиза Никколо III д‘Эсте, отца Эрколе, а бронзовая статуя его брата, Борсо д‘Эсте, первого герцога Феррары, украсила площадь перед замком Кастелло, соединённым крытым переходом с ренессансным дворцом. Именно в этой резиденции правителей Феррары 8 мая 1473 года появилась на свет Изабелла д‘Эсте, первый ребёнок герцогской четы. Там же через год родилась её сестра Беатриче, а в 1476 году – её брат Альфонс, будущий герцог феррарский. Всего же у Изабеллы было четверо родных братьев, а также сводные брат и сестра (внебрачные дети Эрколе I).

В феврале 1477 года Элеонора Арагонская занялась перестройкой старого замка, куда постепенно из дворца переселилась вся семья Эсте. Комнаты герцогини в его западной части украсили росписи в духе античности, дорогие гобелены и восточные ковры, а также другие изящные безделушки. А над внутренним двором был устроен висячий сад. В спальнях же Элеоноры и её детей висели картины с видами Неаполя, как напоминание о предках. Недаром Изабелла д‘Эсте всегда с гордостью говорила, что она «внучка короля, дочь герцога и супруга маркиза». Воочию же Неаполь старшая дочь Эрколе впервые увидела в трёхлетнем возрасте, когда прибыла вместе с матерью и младшей сестрой на свадьбу своего деда короля Ферранте I. При виде своей прелестной племянницы её дядя Федерико, будущий король Неаполя, заявил, что с удовольствием женился бы на ней, если бы не их близкое родство. Однако в этом же году Элеонора по вызову супруга срочно возвратилась Феррару, чтобы в его отсутствие взять на себя бразды правления герцогством. С собой она забрала Изабеллу, в то время как её сестра и брат Ферранте, родившийся в Неаполе, остались на попечении деда. Этот факт – первое свидетельство того, что старшая дочь была любимицей в семье. Даже «ледяной герцог», узнав из письма жены, что Изабелла в четыре года приступила к учёбе, очень этому порадовался и запретил наказывать малышку, в случае, если она вдруг плохо выучит урок. Впрочем, всё, что делала Изабелла, было сделано хорошо. Её быстрота в обучении, великолепная память и прилежание служили любимой темой бесед при феррарском дворе. В возрасте шести лет к ней от имени своего старшего сына посватался маркиз Мантуи, а через несколько дней – регент Милана. Родители Изабеллы решили обручить её с первым претендентом, а второму предложили руку её младшей сестры Беатриче, воспитывавшейся в Неаполе. Посланник Мантуи, который был отправлен в Феррару в 1480 году для согласования условий брачного контракта, был поражён талантами не по годам развитой юной невесты. Девочка не только прекрасно танцевала, но и проявила в разговоре с ним необыкновенный ум и грацию. В 1484 году Беатриса Арагонская, королева Венгрии и тётка Изабеллы, предложила обручить племянницу с королём Богемии Владиславом II, но герцог и герцогиня Феррары остались верны слову, данному первому жениху. Из-за того, что девочка была довольно хрупкой и болезненной в детстве, мать настояла, чтобы её брак с маркизом Мантуи был заключён только спустя десять лет после помолвки, а пока вместе с вернувшейся из Неаполя сестрой Беатриче и их сводной сестрой Лукрецией (внебрачной дочерью Эрколе I), Изабелла продолжила своё образование.

Девушки изучали античную историю и литературу под руководством Баттисты Гуарино, сына веронского гуманиста, обучавшего их также латыни. Ещё они читали провансальскую поэзию и переводы испанских романов, которые брали в библиотеке Элеоноры Арагонской. Но больше всего среди итальянских дам были популярны французские романы о подвигах Роланда и других паладинов двора Карла Великого (от которого Эсте, по утверждениям поэтов, вели свой род). А ещё, склоняясь над пяльцами для вышивания вместе с герцогиней, Изабелла, Беатриче и Лукреция внимали рассказам придворного пиита Маттео Боярдо о приключениях рыцаря Ринальдо из Монтальбано. Только в очень редких случаях юным принцессам Эсте разрешалось оставить свои занятия, чтобы блеснуть своими талантами на придворных праздниках, поплавать по реке в герцогском буцентавре под звуки скрипок или принять участие в охоте. С особым интересом Изабелла изучала музыку, географические карты и занималась астрологией. Среди своих сестёр она выделялась не только своими способностями, но и красотой. Правильные черты и нежный цвет её лица, остроумие и любезные манеры очаровывали всех гостей Феррары. Кроме того, у неё был прекрасный голос. Позднее самые выдающиеся поэты эпохи Возрождения, такие, как Пьетро Бембо и Никколо да Корреджо, Джироламо Касио и Антонио Тебальдео, гордились тем, что она исполняла песни на их стихи, а учёный из Виченцы Триссино написал канцону, адресованную «Мадонне Изабелле, играющей на лютне». Принцы и послы, посещавшие феррарский двор, в своих письмах не скупились на похвалы старшей дочери Эрколе. Можно с уверенностью сказать, что Элеонора Арагонская, получающая удовольствие от бесед с учёными монахинями и часто посещавшая женские монастыри, не пренебрегала также религиозным образованием своих дочерей. Имея перед глазами пример матери, они приобрели тонкий художественный вкус, выделявший их среди принцесс своего времени. И твёрдо придерживались идеалов чистоты и целомудрия, усвоенных в детстве, на протяжении всей своей жизни. (Или, по крайней мере, очень умело скрывали свои романы).

Двойная свадьба Изабеллы и Беатриче должна была состояться в начале 1490 года. Однако жених Беатриче Лодовико Сфорца, регент Милана и герцог Бари, попросил об отсрочке, ссылаясь на неотложные государственные дела (на самом же деле, как доносил феррарский посол из Милана, тот погряз в любовной интрижке с некой Цецилией Галлерани). В отличие от Сфорца, Джан Франческо Гонзага, который был на семь лет старше Изабеллы, показал себя более пылким женихом. Он часто обменивался письмами со своей юной невестой и посылал Изабелле подарки и стихи, написанные в её честь мантуанскими поэтами. После смерти своего отца в 1484 году Франческо II посетил Феррару и привёз герцогине Элеоноре в подарок «Мадонну» кисти знаменитого мастера Андреа Мантеньи, придворного художника Гонзага. Несмотря на то, что жених был невысокого роста, пучеглазый и курносый, Изабелле понравились его бравый вид и сила, и после первых встреч она нашла его общество приятным. Молодой маркиз любил флиртовать с женщинами и знал, как их очаровать. Вот уже год, как Франческо был капитаном на службе у миланского герцога, а потом возглавил отряды Венеции, стяжав со временем себе славу «лучшего рыцаря Италии». Осенью того же года Элеонора Арагонская с дочерью совершила короткий визит в Мантую, где Изабелла впервые познакомилась с сестрой Франческо II, Елизаветой Гонзага, будущей герцогиней Урбино, которая стала её самой близкой подругой и постоянной спутницей в первые дни её замужества. Четыре года спустя Елизавета во время своего свадебного путешествия в Урбино остановилась у Элеоноры и её дочерей. 11 февраля 1490 года в Ферраре состоялась собственная свадьба пятнадцатилетней Изабеллы, которая принесла в приданое своему мужу 25 000 золотых дукатов, а также украшения и посуду, в том числе, столовое серебро. Перед великолепным банкетом, последовавшим за свадебной церемонией, она проехала по главным улицам Феррары на лошади, украшенной драгоценными камнями и золотом, с герцогом Урбино по правую руку и послом Неаполя - по левую. А 12 февраля невеста отправилась в Мантую вверх по реке По в величественном буцентавре, украшенном богатой резьбой и позолотой, который подарил ей отец, и куда загрузили 14 сундуков с её приданым, а также картины феррарского художника Эрколе де Роберти. Её родители и трое братьев: Альфонсо, Ферранте и Ипполито, будущий кардинал д'Эсте, с большой свитой сопровождали Изабеллу до ворот Мантуи, куда она въехала на роскошной колеснице.

Двадцатитрёхлетний маркиз тщательно подготовился к встрече своей невесты и, по моде того времени, позаимствовал у всех своих друзей и родственников золотую и серебряную утварь, ковры и драпировки, в том числе знаменитые гобелены с изображением эпизодов Троянской войны, которые были главными украшениями урбинского дворца его сестры. Следует упомянуть, что первая брачная ночь была травмирующей для девушки из-за «разрыва», вызванного её физической хрупкостью, а также поспешностью и грубостью маркиза. Тем не менее, праздники прошли блестяще, толпы, собравшиеся на улицах Мантуи, были огромными, так как молодость и красота новобрачной вызвали у горожан большой энтузиазм. Единственным их недостатком было отсутствие Андреа Мантеньи, которого папа задержал в Риме, несмотря на настоятельную просьбу маркиза о том, чтобы художник вернулся вовремя и организовал свадебные торжества. Молодые поселились в замке Кастелло ди Сан-Джорджо, своими средневековыми башнями напоминавшем резиденцию Эсте, где старый наставник Изабеллы проливал слёзы из-за расставания со своей любимой ученицей и потерянно бродил по замку, вспоминая каждое её слово и движение, а герцогиня в течении нескольких недель не могла войти в комнату своей дорогой дочери, чтобы не видеть её пустоты и заброшенности. Однако Изабелла уже поддалась чарам маленькой, но уютной Мантуи, выглядевшей достаточно скромно по сравнению с великолепной Феррарой. Всего через месяц после приезда она написала отцу: «Я уже так полюбила этот город, что не могу не заботиться об уважении горожан и их интересах». Вскоре молодая маркиза начала обустраивать в Сан-Джорджо помещение для своей студии (кабинета), где позже разместилась её картинная галерея, а также примыкающую к ней комнату для других коллекций – гротту. Всю жизнь страстно и целенаправленно она собирала не только живопись, но и скульптуру, античные медали и монеты, а также предметы декоративно-прикладного искусства. При этом Изабелла не только покупала произведения искусства, но и предоставляла кров и работу знаменитым мастерам. Ещё она активно интересовалась литературой, дружила со многими писателями и поэтами и переписывалась с ними. Но особое внимание уделяла музыке, наследуя в этом отцу и двум дядям. Ей быстро удалось превратить Мантую в один из главных европейских центров музыкальной культуры и не только. Однако при первой же возможности маркиза с удовольствием покидала тёмный и сырой замок, стоящий на берегу реки Минчо, и, если не путешествовала, то отдыхала на загородной вилле Палаццо ди Порто с её прекрасной лоджией, цветниками и фруктовыми деревьями, где с гордостью демонстрировала гостям собственный фаянсовый сервиз со сценами из мифологии.

Изабелла сразу же наладила прекрасные отношения с новыми родственниками, а вот её отношения с Франческо были далеко не однозначными. Мужа она не любила, да и он предпочитал ей других женщин. Ещё до брака маркиз завёл любовницу, Теодору Суарди, которая родила ему троих детей и с которой он, к стыду Изабеллы, частенько появлялся на публике, причём их связь продлилась до 1497 года. Не ограничиваясь женой и официальной фавориткой, он вступал в связь с юными девушками (правда, впоследствии старался выдавать их замуж), а также не брезговал мальчиками. Хотя содомитов в те времена приговаривали к сожжению на костре, такие влиятельные лица, как маркиз Мантуи, могли легко откупиться. Даже не испытывая страсти к супругу, Изабелла с раздражением относилась к его многочисленным интрижкам. Вся утончённость и лоск слетали с неё, обнажая подлинную страстную и неукротимую натуру, когда она замечала, что кто-то из её фрейлин флиртует с маркизом. Однажды она накинулась на одну девушку с ножницами: «Ва мо! (А ну-ка !) Будешь ещё нимфой крутиться рядом с хозяином?!» Чудом не убила, но шикарные волосы фрейлины обкромсала. Впрочем, муж отдавал должное талантам жены и в первые годы брака даже гордился ею. Проводя много времени в военных походах, Гонзага оставлял маркизат в ведение Изабеллы, и та укрепляла положение Мантуи, верная своему правилу любой ценой поддерживать мир. Уже в апреле 1490 года супруги вместе приехали в Феррару на свадьбу сестры Изабеллы, которая должна была состояться в мае, а в июле их брат Альфонсо должен был жениться на Анне Сфорца, племяннице герцога Бари. Однако оказалось, что Лодовико Сфорца в очередной раз отложил свою свадьбу на июль, чтобы обвенчаться одновременно с племянницей. Вернувшись в июле, молодая маркиза узнала, что её будущий зять снова попросил об отсрочке. Наконец, в августе мать сообщила Изабелле добрые вести: Беатриче уедет в Милан в конце года и её жених выразил надежду, что маркиза будет сопровождать свою мать и сестру.

С радостью приняв это приглашение, Изабелла в третий раз за короткое время посетила Феррару, чтобы помочь сестре подготовиться к свадьбе, а затем поспешила назад в Мантую. Там она намеревалась приобрести лошадей, одежду, драгоценности и столовое серебро для своего путешествия, и объявила о своём намерении взять с собой свиту числом более ста человек, включая девяносто лошадей и трубачей. Однако впоследствии сократила число своих сопровождающих до пятидесяти человек и тридцати лошадей по просьбе Лодовико, который умолял её взять с собой как можно меньше слуг из-за большого количества гостей, которые ожидались в Милане. Франческо, естественно, был тоже приглашён, но, как союзник венецианцев, не одобрявших сближения Феррары и Милана, счёл за лучшее не появляться на свадьбе. Поэтому Изабелла решила присоединиться к своей матери и сестре в их путешествии вверх по реке в Павию, а затем в Милан. К несчастью, зима в тот год выдалась на редкость суровой. Река По замёрзла, и лёд на реке не таял до первой недели февраля, в то время как снег шёл до 12 марта. Пришлось добираться морем, причём флот, который доставил Беатриче и её эскорт из Неаполя в Ливорно, чудом избежал кораблекрушения у берегов Тосканы. Многочисленные неудобства, а также сильный холод и голод, которые пережили дамы Эсте в течение пяти дней, проведенных ими на борту этих судов, наглядно описаны в письме, адресованном мужу Изабеллы её фрейлиной Беатриче де Контра. По словам последней, бедной маркизе было так плохо, что она желала себе смерти. Наконец, путешественницы достигли Павии, где их встретил Лодовико со своей миланской свитой и проводил в замок. Там он устроил для гостей небольшую экскурсию по комнатам, показав собранные им сокровища, в том числе, знаменитую библиотеку, бывшую гордостью Сфорца, и оружейную палату. А ещё там были замечательные часы из меди и латуни с колёсиками и гирями, которые не только звонили в колокола, но также показывали движение солнца, Луны и планет по системе Птолемея и т.п. Все эти редкие вещи были по достоинству оценены Элеонорой Арагонской, взращённой выпускниками Академии, основанной её отцом, королём Неаполя, и не менее образованной Изабеллой, проявлявшей неподдельный интерес к новинкам во всех отраслях знаний.

Между тем герцог Бари, прозванный за смуглый цвет лица «Моро», показал себя гостеприимным хозяином, непринуждённо беседуя с Изабеллой на любые темы и радуя её подчёркнутым вниманием и вежливостью. «Сеньор Лодовико оказал мне высокую честь и обласкал меня», - похвасталась маркиза в письме к мужу. Одновременно проницательный феррарский посланник подметил, что Моро получал неподдельное удовольствие от общества сестёр Эсте. Пятнадцатилетняя Беатриче, казалось, с самого начала привязалась к Лодовико. Хотя тому исполнилось уже тридцать восемь лет, он считался красивым мужчиной из-за высокого роста, выразительного лица и мягких манер. Во вторник 17 января 1491 года в старинной часовне Висконти замка Кастелло в Павии сестра Изабеллы обвенчалась с Моро в присутствии небольшого, но блестящего общества. Маркиза вместе с матерью отвела Беатриче к алтарю в сопровождении их брата Алфонсо, дяди Сигизмондо и приехавших с ними придворных. Ходили слухи, что в толпе, собравшейся во дворе замка, видели также Франческо Гонзага. Но когда Лодовико спросил на банкете Изабеллу: правда ли это, удивлённая маркиза ответила, что ей об этом ничего не известно. Принцессы Эсте были очень довольны тем, что в их распоряжении были не только все сокровища замка, но и граф Галеаццо ди Сансеверино. Самый красивый и галантный из всех миланских кавалеров, он развлекал дам, когда его тесть отсутствовал. Во время верховой прогулки по прекрасному парку Павии между Изабеллой и Беатриче с одной стороны и Сансеверино с другой разгорелся жаркий спор по поводу достоинств знаменитых героев рыцарских романов. На протяжении всех праздничных дней они не могли договориться, кому следует отдать пальму первенства, весело выкрикивая со всем задором юности: «Роланд!» или «Ринальдо!». За подобными развлечениями в Павии неделя пролетела незаметно и пора было отправляться в Милан, где в присутствии молодого герцога Джангалеаццо, племянника Моро, и его супруги должны были состояться официальные торжества.

В предвкушении грандиозных празднеств жизнерадостная Изабелла в послании к своему шурину Джованни Гонзага, перечислив все предстоящие турниры, банкеты, балы и театральные представления в Милане, поддразнила его: «Мы желаем вам всего хорошего, но опасаемся, что наши пожелания принесут вам мало пользы, и уверены, что от моего письма у вас потекут слюнки». И предчувствия её не обманули. В воскресенье утром 22 января 1491 года новобрачная со своей свитой въехала в столицу герцогства, где её первой встретила выехавшая навстречу кузина Изабелла Арагонская, герцогиня Милана, с которой Беатриче вместе воспитывалась в Неаполе. Грандиозные украшения улиц и домов, а также великолепные представления, на которые Лодовико не пожалел средств, поразили как гостей, так и иностранных послов. Элеонору Арагонскую и её дочерей также тепло приветствовала Бонна Савойская, мать герцога Джангалеаццо, всегда мечтавшая породниться с Эсте. На следующий день в часовне Миланского замка произошло венчание Анны Сфорца с Альфонсо, братом Изабеллы и Беатриче. Кульминационным же событием празднеств стал грандиозный трёхдневный турнир или «джостра». Чтобы придать событию больше блеска, рыцари вышли на ристалище целыми компаниями, одетые в модные костюмы с эмблемами по моде того времени. Среди участников, отличившихся во время турнира, хронист упомянул маркиза Мантуи, который внезапно вышел на ристалище переодетым. Затем молодого Аннибале Бентивольо, мужа Лукреции д'Эсте. А также маркиза Джироламо Станга и Никколо да Корреджо, близких друзей Изабеллы и Беатриче. Все четверо братьев Сансеверино тоже сражались с присущим им мастерством и доблестью, но победителем турнира вышел Галеаццо, доказав, что ему нет равных как в куртуазных упражнениях, так и в рыцарских. Как только Моро узнал маркиза Мантуи, он послал ему настойчивое приглашение занять место в герцогской свите; и Франческо, не в силах отказать в столь вежливой просьбе, присоединился к своей жене и сел с остальными своими родственниками на семейный банкет, который состоялся в тот же день в замке Кастелло Сфорческа.

1 февраля 1491 года герцогиня Элеонора отправилась домой со своим сыном, новоиспечённой невесткой и старшей дочерью в сопровождении почётного эскорта из двухсот миланских дворян. По пути в Павию они посетили знаменитый монастырь Чертозу, приору которого Лодовико заранее отправил с курьером письмо, дабы тот оказал подобающий приём герцогине Феррары и её сопровождающим. Вообще регент Милана был исключительно любезен с родственниками своей юной жены и, особенно, с Изабеллой. Чтобы облегчить общение между сёстрами, он наладил почтовую связь между Миланом и Мантуей и регулярно каждую неделю отправлял к маркизе личного курьера, чтобы, как он выразился, не дать Изабелле повода не отвечать на его письма. «Сердечно полюбив Вас, - написал он через две недели после её отъезда, - я обрёл в Вашем лице дорогую сестру, поэтому ничто не может доставить мне большего удовольствия, чем письма из Ваших рук». Все эти любезности в адрес свояченицы невольно наводят на мысль, что Моро, будучи большим бабником, испытывал к ней отнюдь не братские чувства. Вот с кем у неё точно установились дружеские отношения, так это с Галеаццо ди Сансеверино, её другим миланским корреспондентом. В своём послании от 11 февраля тот заверил маркизу, что между её сестрой и Лодовико установились прекрасные отношения, не забыв также в восторженных выражениях отозваться о собственной юной жене, Бьянке Сфорца, внебрачной дочери Моро. Что же касается самой Беатриче, то её привязанность к сестре, казалось, в разлуке ещё больше усилилась. Судя по корреспонденции герцогини Бари, она с нетерпением ждала новой встречи с сестрой, нетерпением, которое, судя по всему, разделяли также Лодовико и Галеаццо. Сама Изабелла тоже горела страстным желанием присоединиться к своим миланским родственникам, но не могла это сделать из-за отсутствия мужа, который в мае отправился на свадьбу своего брата Джованни Гонзага, а затем – к сестре в Урбино. Вообще, маркиз считал, что при миланском дворе во время свадебных торжеств было совершено слишком много «безумств». А, может, он не отпускал жену в Милан из-за ревности к Моро. После же возвращения в Мантую Франческо заболел и поправился только в конце августа. Узнав об это, Элеонора Арагонская, которую беспокоило отсутствие детей у старшей дочери, советовала ей ухаживать за мужем во время болезни, чтобы больше сблизиться с ним, из чего можно сделать вывод, что Изабелла этим пренебрегала (а, возможно, и супружеским долгом?). Маркиза была вынуждена с большой неохотой отклонить настойчивые приглашения Лодовико также из-за того, что в казне Мантуи было мало средств, а поездка в Милан требовала больших расходов. Поэтому она удовлетворилась поездкой осенью в Феррару, отложив до следующей весны встречу с герцогом и герцогиней Бари, к большому разочарованию последних. Лодовико даже написал Изабелле, что решил отложить турнир в честь рождения сына у герцога Джангалеаццо до её приезда.

Увидев в Милане бюст Беатриче работы скульптора Романо, Изабелла 22 июня 1491 года на своей любимой вилле Порто написала сестре, чтобы та попросила мужа позволить «этому превосходному мастеру, Джану Кристофоро, который вырезал портрет Вашего Высочества из мрамора», приехать в Мантую на несколько дней и оказать ей такую же услугу. Вскоре маркиза получила от сестры ответ, что Лодовико с радостью выполнит её просьбу. Однако Романо, несмотря на всю настойчивость Изабеллы, которой «нравилось, когда её желания исполнялись немедленно», прибыл ней только спустя шесть лет. Впрочем, это ничуть не обескуражило маркизу, которая продолжала на протяжении всего этого времени осаждать зятя подобными просьбами. Здесь во всей красе проявилась её страсть коллекционера, ради которой Изабелла, забыв о собственной гордости, могла годами клянчить понравившуюся ей вещицу или льстить тому, кто мог обеспечить ей раритет, которого она так страстно добивалась. Впрочем, если Моро не желал уступать своей очаровательной свояченице своих лучших мастеров, то в других просьбах он отказывал ей редко. Его курьеры постоянно привозили в Мантую подарки: дичь и оленину, отборные овощи и фрукты, артишоки и трюфеля, яблоки, груши и персики. Взамен Изабелла посылала ему знаменитую рыбу (лосося и форель) с озера Гарда, считавшуюся деликатесом, которую герцог Бари любил видеть у себя на столе во время Великого поста. В тот год после их первой встречи переписка между двумя дворами была особенно оживлённой, и Лодовико жаловался на то, что свояченица иногда не сразу отвечала на его письма: «Конечно, моя привязанность к Вашему Высочеству гораздо больше, чем Ваша ко мне».

Однако нельзя сказать, чтобы Лодовико не любил свою жену. Наоборот, он просто обожал Беатриче. В отличие от сестры, та быстренько добилась удаления из замка Сфорца Цецилии Галерани, давней любовницы своего мужа, которую срочно выдали замуж. И почти до самой смерти Беатриче никто не мог уличить Моро в измене. Пока он занимался государственными делами, герцогиня Бари играла в мяч или охотилась с Галеаццо ди Сансеверино, хотя в случае необходимости всегда могла дать мужу, несмотря на свою молодость, мудрый совет. Да и честолюбия ей было не занимать. Известно, что Беатриче уговаривала Лодовико отстранить от власти племянника Джангалеаццо, неспособного к управлению, и провозгласить себя герцогом Милана. Что же касается Изабеллы д’Эсте, то, по крайней мере, в первые годы замужества, она была привязана к Франческо и скучала, когда тот отсутствовал. А вот маркиз не особо считался с молодой женой. Так, не поставив в известность ни Изабеллу, всё ещё находившуюся в Ферраре, ни её родственников, он в начале декабря 1491 года неожиданно прибыл в Милан, где провёл неделю в замке Сфорца с герцогом и герцогиней Бари. Вряд ли те обрадовались компании солдафона с грубыми манерами, каковым являлся Франческо II, тем не менее, маркиз встретил у них тёплый приём и остался очень доволен оказанными ему почестями и вниманием. Со своей стороны, Изабелла была рада услышать о том гостеприимстве, которое оказали её мужу при миланском дворе, и даже заявила, что его письма доставили ей столько удовольствия, как если бы она поехала с ним. Показав Франческо все сокровища замка, Моро отправил его домой, нагруженного подарками. И даже пообещал прислать позже в Мантую пару молодых львов, которых доставляли в его зверинец из Африки. (В благодарность маркиз отправил к нему своего певца Нарциссо, чей голос доставил Лодовико, если верить его письму, ни с чем не сравнимое удовольствие). Впрочем, Изабелла сама была не прочь поживиться за счёт своей богатой родни. По сравнению с Беатриче даже её мать, герцогиня Феррары, чувствовала себя бедной родственницей. «Только вообрази, - писала Элеонора Арагонская старшей дочери из Милана во время визита к Беатриче, - у неё 84 платья, и все они куплены уже после замужества, и сияют они так, словно это священнические облачения в ризнице». В этих строчках доброй герцогини слышится не только зависть, но и сожаление, что её любимице, умнице Изабелле, не досталось такого счастья. Ведь после Венеции Милан считался самым богатым государством в Италии, и доходы герцогства были в десять раз больше, чем у Мантуи!

Летом 1492 года маркиза, наконец, совершила долгожданный визит к сестре, которую не видела со свадебных торжеств. Ещё в начале июля она получила личное приглашение от Лодовико, но, как написала Изабелла мужу, находившемуся в Венеции, для неё было совершенно невозможно немедленно отправиться в путь. Во-первых, половина её домочадцев и слуг слегли от эпидемии лихорадки, охватившей Мантую. А, во-вторых, ей необходимо было подготовиться, дабы достойно предстать перед миланским двором. «Конечно, если ты этого хочешь, то я отправлюсь в одной сорочке…», - иронически заметила в своём письме Изабелла. Тем не менее, приглашение Моро было принято с радостью, и десятого августа она двинулась в путь, а пятнадцатого достигла Павии, где её ждали объятия сестры и герцогини Милана, а затем – Лодовико и герцога Джангалеаццо Сфорца. Предвкушая предстоящие удовольствия, Изабелла сожалела в своём письме к мужу лишь о том, что тот не мог сопровождать её. Одним из развлечений, в которых она принимала участие, была охота на оленя, в которой отличился граф ди Сансеверино. Тем не менее, спустя неделю Изабелла снова написала мужу: «Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я видела Ваше Высочество, и, несмотря на то, что здесь так приятно и восхитительно, я начинаю немного уставать…». Что же так могло утомить энергичную маркизу? Воздержимся пока от предположений, тем более, что в Милане гостью ожидали новые удовольствия, в том числе, театральные представления, которые устраивались во многих знатных домах. Кроме того, она часто прогуливалась с зятем и Беатриче по парку и по садам замка Сфорца среди роз и фонтанов, любуясь парой прекрасных лебедей, плавающих в канале, которых доставили из Мантуи всё с того же озера Гарда. Как неустанно не переставала Изабелла повторять в своих письмах к мужу, Моро выказал себя гостеприимным и щедрым хозяином и неустанно заботился о её развлечениях и удовольствиях. Перед отъездом он сделал Изабелле великолепный подарок: пятнадцать ярдов ткани, вышитой золотом и серебром. «Эта парча, - радостно написала она Франческо, - стоит по меньшей мере сорок дукатов за ярд!» И без промедления послала за портным, дабы он скроил платье, которое она бы могла надеть хоть один раз, прежде чем уедет из Милана.

Рискну предположить, что Моро не зря был особенно любезен, предупредителен и щедр по отношению к свояченице. Если они совершили адюльтер, то именно в то время. В объятия Лодовико Изабеллу могла толкнуть зависть к сестре. «Сегодня, - написала она вечером после своего прибытия в Милан, - сеньор Лодовико показал мне сокровище, которое Ваше Высочество видели, когда были здесь в последний раз, но к которому недавно добавились два больших сундука, полных дукатов, и еще один, полный золотых слитков около двух с половиной фунтов стерлингов... Молю Бога, чтобы мы, которые так любят тратить деньги, обладали таким количеством!» Однако, скорее всего, она изменила мужу не в Милане, где постоянно была на виду. В последующих посланиях Лодовико к ней полно странных намёков на «нашу церковь и монастырь Чертоза, которые ты видела, когда была в Павии». В то же время Изабелла отправила письмо матери, в котором сообщала, что иногда в разгар самой прекрасной охоты она с болью вспоминает, как давно она её не видела, и как далеко она от Феррары, и эта мысль бросает тень на самое яркое солнце и самые веселые развлечения. Уж не угрызения ли совести подвигли её так написать? Ведь Элеонора Арагонская, женщина с безупречной репутацией, наверняка бы осудила свою дочь, если бы узнала об её измене мужу. Что же касается Моро, то ввиду отсутствия любовницы и беременности жены этот ловелас вполне мог пустить в ход все свои чары, чтобы соблазнить прелестную свояченицу.

«Интересное положение» не позволило Беатриче сопровождать свою сестру в Геную, куда в конце сентября Изабелла отправилась из Милана. Маркиза давно мечтала побывать в этом городе, где её ждал торжественный приём. Затем она намеревалась вернуться домой, но, получив известие о болезни Беатриче, поспешила обратно в Милан и не покидала её, пока та не выздоровела. Возможно, она испытывала что-то вроде раскаяния. Лодовико же, как преданный и внимательный муж, вместе с Галеаццо ди Сансеверино развлекал Беатриче остроумными диалогами и розыгрышами. Уже в Мантуе Изабелла узнала, что её сестра 25 января 1493 года родила сына Эрколе (будущего герцога Милана), впоследствии переименованного в Массимильяно в честь императора, женатого на сестре Моро. Элеонора Арагонская, присутствовавшая при родах младшей дочери, лично сообщила об этом счастливом событии Изабелле, которая незамедлительно отправила в Милан с поздравлениями специального посланника. В свой черёд, молодая мать с восторгом в каждом послании к сестре не забывала упомянуть «о моём сыне Эрколе». Маркиза отвечала, что очень хотела бы «не только увидеть его, но и подержать его на руках и насладиться его обществом по-своему». Что она ещё могла написать Беатриче, которая даже в рождении наследника опередила её? А ведь в Ферраре младшую дочь герцога никто не замечал! Тем более, что она отнюдь не блистала своими способностями, как Изабелла, и, вдобавок, нахваталась в Неаполе дурных привычек от деда (в частности, с трудом отучилась болтать на жуткой смеси итальянского языка с каталонским наречием). На все упрёки матери и мужа, что, в отличие от сестры, у неё ещё до сих пор нет детей, Изабелла кратко отвечала, что Беатриче «не лучше меня, но гораздо крупнее». Вскоре маркиза узнала, что Моро пообещал в мае привезти свою жену и ребёнка в Феррару, а затем отправить Беатриче вместе с матерью, герцогиней Элеонорой, в Венецию. При этом намекнул о своём желании по дороге нанести визит своей свояченице в Мантуе.

Изабелла тотчас всполошилась. Помимо личных причин, по которым она не желала встречаться с герцогом Бари, дож Агостино Барбариго перед тем пригласил её посетить Венецию на праздник Вознесения вместе с мужем. Без промедления маркиза написала мужу, чтобы узнать его мнение по этому вопросу. По-видимому, она надеялась, что тот, как генерал-лейтенант венецианских войск, вежливо откажет в визите свояку. Ещё больше, чем встречи с Моро, она страшилась предстать перед дожем и венецианским сенатом одновременно с сестрой, будучи не в состоянии соперничать с её роскошными одеяниями и многочисленной блестящей свитой. «Ничто в мире, - уверяла она Франческо, - не заставит меня отправиться в Венецию одновременно с моей сестрой-герцогиней». К счастью, то ли по политическим соображениям, то ли из-за своего обычного внимания к советам астролога, Лодовико отложил свой визит в Феррару до середины мая и сам написал вежливое письмо Изабелле, выражая сожаление, что не сможет посетить Мантую. Таким образом, счастливо избавившись от своих страхов, маркиза 4 мая отправилась в Феррару, а неделю спустя - в Венецию, удвоив численность своей свиты и напрягая все силы, чтобы не создавать слишком заметного контраста с будущим царственным великолепием Беатриче. Франческо намеревался просить дожа увеличить плату за его «кондотту» (службу). Благодаря красноречию, деловой хватке и дипломатической ловкости Изабеллы, ему удалось получить от венецианцев 4 000 дукатов, то есть, вдвое больше, чем предполагалось изначально. Беатриче с матерью прибыла уже после от отъезда сестры и Франческо, задержавшийся в Венеции, детально информировал жену о каждом действии герцогини Бари. Маркиза, отдыхавшая на вилле Порто вместе с невесткой Елизаветой Гонзага, жадно проглатывала его письма. После чего с деланным безразличием написала матери: «Для меня все эти церемонии кажутся очень похожими по своей природе, и все они одинаково утомительны и однообразны».

11 октября 1493 года Элеонора Арагонская неожиданно умерла от болезни желудка. Смерть этой добродетельной и достойной восхищения женщины была глубоко оплакана как членами её ближайшего окружения, так и подданными, которые любили её за доброе сердце. Надгробные речи в её честь были произнесены как в Мантуе, так и в Милане, а молодой поэт Ариосто произнёс над могилой герцогини панегирик в стихах. Юная Беатриче, которая совсем недавно была с матерью в Венеции, плакала горькими слезами и на протяжении нескольких недель не хотела покидать свои покои. От Изабеллы же, после трёх лет брака ожидающей рождения первого ребёнка, в течение десяти дней скрывали смерть матери. Вскоре маркиза начала беспокоиться и спрашивать, почему она не получает письма из Феррары. Однако печальная весть дошла до неё из Милана. «То ли по простой неосторожности, то ли по какому-то злому умыслу, мы не можем выяснить», - написала одна из её фрейлин отсутствующему маркизу. Изабелла, тем не менее, проявила свою обычную осмотрительность и самообладание. После первого приступа горя она стойко перенесла свою потерю и нашла отвлечение в том, чтобы погрузить себя, свои покои и своих домочадцев в траур. В своём стремлении выглядеть элегантно даже в горе, она обратилась с просьбой к сестре прислать ей из Милана несколько белых газовых вуалей, поскольку в Мантуе она не смогла найти ничего по своему вкусу. И одновременно попросила одного из своих друзей при миланском дворе сообщить ей мельчайшие подробности о цвете и материале траура, который носила герцогиня Бари. А 31 декабря на свет появился первый ребёнок Изабеллы, дочь, которую она нарекла Элеонорой в честь умершей матери. Тем не менее, её разочарование от того, что она не родила сына, было настолько велико, что вскоре после родов она встала с постели и вытащила новорожденную из драгоценной колыбели, присланной из Феррары, в которой, по её мнению, мог лежать только будущий властитель Мантуи. Наперекор жене, маркиз полюбил дочь, как и золовка Изабеллы, бездетная Елизавета Гонзага, которая всегда проявляла заботу о маленькой Элеоноре. А когда в 1496 году родилась её вторая дочь, Маргарита, маркиза так разозлилась, что возложила всю вину на мужа. Однако долгожданного сына, Федерико II Гонзага, она родила только 15 мая 1500 года. Всего же знаменитая маркиза произвела на свет трёх мальчиков и пять девочек. Своих сыновей она любила больше всего на свете, злые языки поговаривали, что затем шли её собаки и только потом дочери, из которых выжили только Элеонора, Ипполита и Ливия. Для старшего сына Изабелла добилась титула герцога Мантуи, второго, Эрколе, сделала кардиналом, а младший, Ферранте, пошёл по стопам отца и за доблестную службу получил от императора герцогство Гуасталлу. Что же касается её дочерей, то старшую выдали за герцога Урбино, а младшие стали монахинями.

3 января 1494 года, «этого самого несчастливого года для Италии, - писал итальянский историк Гвиччардини, - ибо он открыл путь бесконечным и ужасным бедствиям», Беатриче поздравила Изабеллу с рождением дочери в самых нежных выражениях и подписалась: «Та, кто желает видеть Ваше Высочество». Интересно, что герцогиня Бари выказала по отношению к сестре особую теплоту и сердечность, несмотря на разногласия (или вопреки им), которые недавно возникли между её мужем и маркизом, которого пригласили принять командование войсками Неаполитанского короля в войне против Милана. Это предложение Франческо, в конце концов, отклонил, как и приглашение французского короля поступить к нему на службу; но в этом и других случаях его поведение вызвало недовольство Лодовико, в то время как несколько властная манера Моро раздражала как маркиза, так и его жену. Изабелла не нравилось, что её зять желал, чтобы рыбу из озера Гарда отправляли в Милан по первому его требованию: «как будто мы его вассалы». Но, хотя высокое положение Беатриче и блеск миланского двора иногда вызывали зависть Изабеллы, а притязания Лодовико выводили её из равновесия, ничто не нарушало внешне идиллических отношений между сёстрами. Тем временем обстановка в Италии, благодаря Моро, всё больше накалялась. Поссорившись с королём Неаполя, подозревавшего Лодовико в желании узурпировать власть у больного герцога Джангалеаццо, женатого на неаполитанской принцессе, он призвал на помощь французов. 23 августа Изабелла д'Эсте приехала в Парму по приглашению зятя, чтобы своими глазами увидеть, как первые французские войска маршируют по городу. Зрелище, однако, было менее впечатляющим, чем она ожидала: всего около четырехсот солдат лёгкой кавалерии, проезжающих мимо, как она писала, в полном беспорядке. Разочарованная Изабелла вернулась домой. Однако 9 сентября в Асти появился сам французский король Карл VIII, с большим почётом принятый Лодовико и его тестем, герцогом Эрколе. Два дня спустя туда же приехала Беатриче в сопровождении восьмидесяти дам, которых, включая саму герцогиню, король по очереди поцеловал. 12 сентября она похвасталась в письме к Изабелле: «Около полудня король прибыл сюда, чтобы нанести мне дружеский визит вместе с главными вельможами своего двора, и оставался около трёх часов со мной и моими дамами, беседуя с величайшей фамильярностью и любовью. Уверяю вас, что ни один принц в мире не мог бы быть более сговорчивым. Он пожелал увидеть, как танцуют мои дамы, а затем попросил меня потанцевать перед ним, что, казалось, доставило ему большое удовольствие».

20 октября, уже после того, как Карл VIII уехал из Асти, прибыл курьер из Павии, который принёс известие Лодовико о том, что его племянник умирает. Он сразу же отправился в Павию и по дороге встретил другого гонца, сообщившего, что Джангалеаццо уже умер. А 22 октября 1494 года мантуанский посланник Донато де Прети написал Изабелле д'Эсте: «Сегодня утром в Кастелло состоялось собрание, на котором синьор Лодовичус был провозглашён герцогом Милана». Уже в ноябре Моро написал маркизе письмо с просьбой приехать в Милан, и 15 января 1495 года она покинула Мантую. На следующий день после своего приезда Изабелла нанесла визит овдовевшей герцогине, своей тёзке, чьё горе наполнило её состраданием. Беатриче же снова была беременна и 4 февраля родила второго сына Франческо, последнего герцога Милана из семьи Сфорца. Изабелла д'Эсте держала малолетнего принца у купели для крещения, и осталась в Милане до конца Карнавала по настоятельной просьбе своего зятя, который сам написал маркизу, чтобы попросить разрешение оставить его жену у себя еще на несколько недель. К ней присоединился также брат Альфонсо д'Эсте с женой. «Каждый третий день, - писала Изабелла одному из своих друзей, - у нас проходят триумфальные и великолепные празднества, одно из которых длилось до двух часов ночи, другое закончилось только в четыре часа. Мы проводим промежуточные дни, катаясь верхом в парке или по улицам Милана, который стал таким красивым, что если бы вы вернулись сюда сегодня, вы бы больше не узнали это место». Во время этого визита Изабелла увидела у сестры «прекрасные и совершенные клавикорды», и поклялась не оставить камня на камне, пока не получит такой же инструмент. Также её живейший интерес вызвало прибытие мраморной Леды и ряда других предметов антиквариата, которые были приобретены для Лодовико в Риме. Кажется, никто больше неё не разделял страсть Моро к коллекционированию и не ценил произведений искусства, собранных им в замке Сфорца. В этот раз приподнятое настроение не покидало её, а силы, казалось, не иссякали. Изабелла могла ездить верхом весь день и танцевать всю ночь. Или отвечать на стихи Гаспаре Висконти в импровизированных рифмах и поддерживать оживленные литературные споры с Никколо да Корреджо и Галеаццо ди Сансеверино, а также обсуждать серьёзные политические вопросы с Моро. «Как обычно, - писал её секретарь Капилупи, - милостивые манеры Мадонны и её оживленная беседа очаровали всех присутствующих, больше всего синьора Герцога, который называет её своей дорогой дочерью и всегда приглашает её поужинать с ним». Трудно судить, имела ли их связь продолжение в этот визит или Изабелла всего лишь раз изменила мужу, но, судя по всему, Моро очень усердно обхаживал свою свояченицу.

Беатриче не меньше, чем муж, получала удовольствие от общества сестры, чьё присутствие напоминало ей о покойной матери и их юности. В то же время, Изабелла привязалась к своему племяннику Эрколе, который следовал за своей тётей по комнатам замка и заставлял её смеяться, пока слёзы не потекли по щекам. Но счастливому покою этих дней было суждено быть грубо нарушенным. Внезапно, в последний день месяца, до Милана дошли новости о том, что Карл VIII прибыл в Неаполь и 22 февраля был коронован в соборе как король Сицилии. Что же касается короля Ферранте, кузена сестёр Эсте, то он бежал на Искью вместе с остальной королевской семьей. Велико было смятение при миланском дворе в тот вечер, и Изабелла написала своему мужу: «Столь полное и внезапное падение кажется почти невозможным как этому прославленному вельможе, герцогу, так и всем нам. Это действительно было бы невозможно, если бы не Божественный суд. Этот печальный случай должен стать примером для всех королей и держав мира». Плохие новости омрачили празднества в Милане. Всё удовольствие и веселье от Карнавала угасло. Изабелла и Беатриче жалели Ферранте, который был любимцем всех своих родственников, а его сестра, вдовая герцогиня Милана, проливала горькие слёзы над этим новым горем. Даже комедии и театрализованные представления утратили былую веселость и стали скучными и утомительными. «Мне кажется, что этот карнавал длится тысячу лет», - жаловалась Изабелла д'Эсте в письме к своему мужу, сожалея о его отсутствии и о том, что герцог не позволил ей уехать до определённого дня, назначенного его астрологом. Однако в середине марта она вернулась в Мантую, сопровождаемая самыми искренними сожалениями и самыми живыми выражениями любви со стороны сестры и зятя. «Во всех своих действиях, - писал Лодовико маркизу Мантуанскому, - эта достойная Мадонна проявила столько очарования и совершенства, что, хотя мы рады думать, что вы скоро будете наслаждаться её присутствием, мы не можем не испытывать большого сожаления об утрате её милого общества, и когда она завтра покинет нас, должны признаться, мы, похоже, лишимся части самих себя». А неделю спустя уже Беатриче написала сестре: «Я не могу достаточно часто говорить тебе, каким странным и печальным показался мне на этот раз отъезд Вашего Высочества. Куда бы я ни повернулась, в доме или на улице, мне кажется, что я вижу твоё лицо, и когда я понимала, что обманулась, и понимала, что ты действительно ушла, можешь представить, насколько сильным было моё горе — нет, насколько оно всё ещё велико». Странным и печальным предчувствиям Беатриче было суждено сбыться. Это был последний визит Изабеллы ко двору её зятя, и сёстры больше никогда не встречались.

Ни Лодовико, ни его жена на самом деле не желали завоевания Неаполя французами, рассчитывая, что другие итальянские правители не позволят Карлу VIII пройти через их владения. Скорее, они надеялись напугать неаполитанского короля, чтобы тот оставил Милан в покое. Поэтому Моро решил перейти на сторону Священной лиги, созданной противниками французов. По его просьбе император Максимилиан прислал швейцарских и немецких наёмников, объединившихся с отрядами братьев Сансеверино и венецианцами под командованием Франческо Гонзага, чтобы отрезать обратный путь Карлу VIII в Асти. «Я здесь, - писал маркиз своей жене, - во главе лучшей армии, которую когда-либо видела Италия, не только для того, чтобы сопротивляться, но и для того, чтобы уничтожить французов». В ответ Изабелла в приподнятом настроении благословила мужа на «великое предприятие», послав ему крест, чтобы он носил его на шее в бою, и написав, что её молитвы и молитвы всего духовенства Мантуи с ним. Итальянский историк Паоло Джовио описал последовавшее за этим 6 июля 1495 года сражение под Форново как самую жестокую битву века, в которой было пролито больше крови, чем в любой другой за последние двести лет. Франческо Гонзага проявил чудеса храбрости, и под ним были убиты три лошади. Но личные подвиги не могли искупить недостаток у него полководческого мастерства. В то время, как маркиз был вовлечён в отчаянную рукопашную схватку с врагом, большая часть его резерва оставалась бездействующей на берегах реки Таро, а венецианцы были заняты разграблением французского лагеря. В результате, несмотря на численное превосходство, ряды итальянцев были сломлены, а французам удалось форсировать реку и продолжить своё отступление. Но, поскольку королевский лагерь и обоз остались в руках союзников, итальянцы заявили о своей победе. В Венеции, в Милане и в Мантуе ликовали по поводу победы. Написав своей жене из лагеря на следующий день после битвы, Франческо отметил, что если бы только другие сражались так, как он и его солдаты, победа была бы полной, и сожалеет о неповиновении и трусости венецианцев, которые сначала разграбили лагерь врага, а затем бежали, хотя никто их не преследовал. «Эти вещи, - добавляет он, - причинили мне величайшее горе, которое я когда-либо знал». В ответ Изабелла нежно упрекнула его за то, что муж так безрассудно рисковал своей жизнью, выразив пожелание, чтобы он не сражался, а просто командовал, как Моро, однако это было не в характере маркиза. В свой черёд, от поздравлений Лодовико, который не мог простить свояку того, что тот позволил французам беспрепятственно продолжать свой путь, веяло холодом. В ответ Франческо сухо ответил, что если бы он проявил трусость, то сейчас был бы мертвецом. Только братья Сансеверино попытались преследовать Карла VIII со своей лёгкой кавалерией, но у них было слишком мало сил, чтобы нанести врагу серьёзный урон. Таким образом, 8 июля 1495 года французский король и его обессиленная армия благополучно достигли Асти.

Оказавшись в опасной ситуации на поле боя, Франческо Гонзага воззвал к Богу и Богоматери, пообещав в случае спасения воздвигнуть в честь Мадонны новую церковь. Так и было сделано. В 1496 году в честь победы при Форново в Мантуе была построена церковь Санта-Мария делла Витториа. А её украшением стало полотно Андреа Мантеньи «Мадонна делла Виттория», увековечившее триумф Франческо Гонзаги. Интересно, что Изабелла отказалась позировать вместе с мужем, так как ей не понравился собственный портрет, написанный ранее Мантенья. Вместо маркизы художник изобразил справа святую Елизавету, её покровительницу. Среди трофеев, попавших в руки маркиза после битвы, была палатка французского короля со всем её содержимым. Среди вещей были меч и шлем, которые, как говорили, принадлежали ещё Карлу Великому, серебряная шкатулка с королевскими печатями, набор богатых драпировок, переносной алтарь, а также крест, украшенный драгоценными камнями, и реликварий, в котором находились священный шип с куском дерева от святого креста, облачение Богоматери и ветвь Святого Дионисия. Многие из этих реликвий в конечном итоге были возвращены королю. А тот, не желая уступать в любезности, прислал маркизу его любимого белого коня, украшенного золотой сбруей, которого захватили французы. Среди трофеев же, отправленных в Мантую, были великолепные вышитые драпировки из королевского шатра и любопытный альбом с портретами итальянских красавиц, очаровавших короля Карла. Всё это, вместе с рукоятью сломанного меча, которым сам маркиз сражался в битве, были с радостью приняты Изабеллой, считавшей эти трофеи одними из самых драгоценных вещей в своей коллекции. Соответственно, она была очень раздражена, когда неделю спустя Франческо попросил жену отослать обратно альбом короля, поскольку эту вещь очень хотела иметь Беатриче. В ответ маркиза попросила мужа придумать какой-нибудь трюк, чтобы избежать этого. Тогда Франеско предложил ей отдать сестре королевские драпировки вместо альбома. «Я, конечно, повинуюсь вам, но в данном случае должна сказать, что делаю это с большой неохотой, поскольку считаю, что эти королевские трофеи должны остаться в нашей семье на вечную память о ваших славных деяниях», - с неохотой согласилась маркиза. Когда Беатриче поняла, что сестра ни за что не выпустит альбом из своих цепких рук, то сделала благородный жест, с благодарностями отправив подарок обратно в Мантую и сообщив зятю, что трофеи, по её мнению, по праву принадлежат Изабелле. Что же касается щедрости Франческо, то, вероятно, она объяснялась тем, что герцогиня Милана любезно предложила зятю на время разлуки с женой в любовницы женщину из своей свиты. При этом мотивируя свой поступок заботой о сестре, дабы маркиз из-за случайной связи не заразил её сифилисом: то ли Беатриче подозревала Изабеллу в адюльтере с Моро, то ли в своём стремлении заполучить желанную вещь она не уступала старшей сестре своим напором. Впрочем, ради справедливости следует заметить, что маркиза сама впоследствии не стеснялась подкладывать дам из своей свиты под нужных людей.

9 октября 1495 года между королём Франции и герцогом Миланским начались мирные переговоры. Перед своим уходом из Италии Карл VIII захотел встретиться с Франческо Гонзага, прославившим своё имя в битве при Форново. С радостью приняв его приглашение, маркиз поспешно написал своей жене, умоляя её прислать ему лучшие льняные рубашки, лучшие жилеты и накидку из золотой парчи, а также отборные духи. Муж Изабеллы остался очень доволен учтивостью, и, одновременно, простотой, с которой король разговаривал не только с ним, но и с его солдатами, «обращаясь с ними точно так, как если бы они были ему равны» и снисходительно поднося руку к шляпе каждый раз, когда они отдавали ему честь. Но что больше всего впечатлило Франческо, так это вид трёх кардиналов, скромно стоящих среди толпы у двери «точно так, как капелланы, которых можно увидеть в любом другом доме». Перед отъездом маркиза Карл подарил ему двух ценных гнедых скакунов, отличавшихся прекрасной формой и скоростью. Один из них особенно восхитил Франческо тем, что мог преодолевать широкие траншеи и высокие заборы одним прыжком. В то же время секретарь Гонзаги, Якопо д'Ари, сообщил маркизе, что её муж в благодарность отправил вечером к королю священника Бернардино д'Эрбино с капеллой мантуанских певцов, чтобы развлечь его. Карл VIII подробно расспросил капеллана о жене своего хозяина, попросив дать точное описание её роста и черт лица, и особенно хотел узнать, похожа ли Изабелла на герцогиню Беатриче, и была ли она, подобно этой прославленной даме, такой же очаровательной и любезной. Дон Бернардино сдержанно ответил, что маркиза, по правде говоря, даже красивее своей сестры и превосходит всех других дам своим обаянием и блеском. Это возбудило любопытство короля до предела и он настоял на том, чтобы получить полный и подробный отчёт о талантах и достижениях Изабеллы, а также о нарядах, которые она обычно носила, и обрадовался, услышав, что она не очень высокая, поскольку сам был низкого роста и восхищался маленькими женщинами. «Короче говоря, - добавляет секретарь, - Его Величеству, похоже, очень понравилось описание Вашего Превосходительства, и если он встретит Вас, я уверен, он постарается поцеловать Вас в щёку, и не один раз, а много раз. И в таком случае я рад сообщить Вам, что король Франции менее уродлив, чем говорят люди». Желаемая встреча, однако, так и не состоялась. Как только был подписан мир, Карл VIII покинул Италию, перейдя Альпы с остатками своей армии, и 7 ноября достиг Лиона. Таким образом, в Италии и во Франции Изабеллу знали, в основном, как супругу знаменитого кондотьера. Однако пройдёт совсем немного времени и её собственная слава затмит известность мужа. А пока сливки с победы Франческо снял его свояк. «После Форново, - писал венецианец Малипьеро, - всем в Италии правил Лодовико, герцог Миланский». Уход французов сделал практически Моро арбитром между другими итальянскими государствами.

Сохранившиеся источники о личной жизни Изабеллы и её сестры в течение 1496 года очень скудны. Время и мысли маркизы были заняты государственными делами, так как её муж находился с венецианскими войсками в Неаполе, и у неё было мало свободного времени для переписки. 13 июля она родила второго ребёнка, снова девочку, к своему огромному разочарованию, получившую имя Маргарита и прожившую всего несколько недель. Поздравив сестру, герцогиня Милана, в свой черёд, сообщила, что в начале следующего года тоже надеется стать в третий раз матерью. В сентябре Франческо заболел лихорадкой и его жена поспешила присоединиться к нему в Калабрии. Как только он смог двигаться, Изабелла доставила его обратно в Мантую. Тем временем из Милана пришла весть о кончине четырнадцатилетней Бьянки Сфорца, незаконной дочери Моро и супруги графа ди Сансеверино. Герцог и герцогиня были потрясены её смертью не меньше самого мужа Бьянки. Лодовико написал Изабелле, что получил рану в самое сердце. «Потеря действительно больше, чем я могу выразить, из-за наших близких отношений и того места, которое она занимала в моём сердце», - вторила мужу Беатриче. Однако смерть Бьянки Сфорца была лишь предвестником следующих несчастий в герцогской семье. Супруги ещё успели 2 декабря вместе съездить в Павию на встречу с императором Максимилианом, шурином Моро и его союзником. А ровно через месяц, 2 января 1497 года, Беатриче, которой ещё не исполнилось и двадцати двух лет, не стало. По слухам, герцогиню подкосило то, что муж завёл себе новую любовницу из числа её фрейлин, Лукрецию Кривелли. С присущей ему силой духа Лодовико послал за своими секретарями и сам продиктовал письма, в которых сообщил печальные новости родственникам Беатриче в Мантуе и Ферраре: «Вчера в восемь часов вечера у моей жены внезапно начались боли. В одиннадцать она родила мёртвого сына, а в половине первого отдала Богу душу». Горе Изабеллы было велико. «Когда я думаю, - написала она отцу 5 января, - какую любящую, уважаемую и единственную сестру я потеряла, меня так угнетает бремя этой внезапной потери, что я не знаю, как я могу когда-либо найти утешение». Франческо же сообщил Моро, что никогда не видел свою жену настолько подавленной горем; и что она, которая всегда была сильной и мужественной в невзгодах, теперь совершенно сломлена. Услышав это, Лодовико очнулся от своего горя, чтобы попытаться утешить свою свояченицу (и любовницу), и послал ей нежное письмо через одного из своих секретарей, умоляя её искать утешения, которого он сам не мог найти, и говоря ей, как много он думает о ней, хотя его собственное горе лишило его возможности писать своей рукой. Вместе с Беатриче счастье покинуло герцога Милана.

В то время как Лодовико строил святилища и воздвигал памятники своей умершей жене, его свояк из Мантуи вызвал подозрения у венецианцев своими симпатиями к Франции, и в апреле 1497 года был внезапно уволен с поста генерал-капитана армией Синьории. Изабелла д'Эсте была глубоко огорчена, а Франческо Гонзага громко заявил, что этот позор стал результатом ревности графа ди Сансеверино и интриг Моро. В сентябре маркиз и Галеаццо встретились на турнире, проводимом в Брешии в честь королевы Кипра. Но эта встреча не улучшила напряженных отношений между правителями Милана и Мантуи, и весть о тайных переговорах, которые Франческо Гонзага вёл как с Францией, так и с Флоренцией, вскоре дошла до ушей Лодовико. В ноябре герцог прислал Изабелле письмо с упрёками, горько жалуясь на неблагодарность её мужа и заявляя, что разоблачил бы его мошеннические действия в глазах венецианцев и всей Италии, если бы не любовь и уважение, которые он испытывал к ней. Изабелла была серьёзно встревожена тоном письма своего зятя и сделала всё возможное, чтобы добиться примирения между ним и своим мужем. Её усилия поддержал отец, герцог Эрколе, и братья, которые часто бывали в Милане и сохраняли дружеские отношения с Лодовико после смерти Беатриче. Все усилия Лодовико теперь были сосредоточены на создании новой лиги между императором Максимилианом, папой римским, Неаполем и Миланом. Когда это было завершено, он предложил маркизу Мантуанскому должность генерала союзных войск с титулом капитана короля римлян. Тем не менее, Франческо Гонзага не был удовлетворён и жаловался, что ему также следует присвоить звание генерал-капитана герцога Миланского, которое Лодовико отказался отнять у своего зятя Галеаццо. Однако Изабелла умоляла мужа пока довольствоваться предложением герцога, отметив, что главное – это жалованье, и в мае маркиз отправился в Милан, где его тепло встретили и ознакомили с условиями соглашения. После чего Лодовико объявил о своём намерении лично приехать в Мантую и 27 июня 1497 года прибыл туда с визитом в сопровождении молодого кардинала Ипполито д'Эсте и послов Германии, Испании, Флоренции и Неаполя со свитой из тысячи человек. В свой черёд, Изабелла предприняла титанические усилия, чтобы оказать честь своему великолепному зятю. Она позаимствовала столовые приборы и гобелены у своего друга Никколо да Корреджо и попросила своего посланника в Милане Бенедетто Капилупи разузнать, какие вина предпочитает герцог и какой наряд ей лучше надеть во время его приёма. Сам Лодовико ещё не снял траур, и Изабелла колебалась, следует ли оббить стены его апартаментов чёрным бархатом или ограничиться фиолетовым. Капилупи ответил, что Моро будет доволен всем, что бы маркиза ни сделала для него, а что касается вин, то герцог обычно предпочитает за обедом прозрачные белые вина, в то время как за ужином пьёт лёгкое красное вино. Визит прошёл успешно, и после трёх дней праздников Лодовико вернулся в Милан. Франческо Гонзага, однако, всё ещё не потерял надежду на то, что венецианцы одумаются, и только в ноябре между ним и Моро было заключено соглашение. Герцог написал изящную записку своей свояченице, поблагодарив её за добрые услуги в этом вопросе. Он по-прежнему постоянно посылал ей подарки в виде отборных фруктов или вин и оленины, в то время как Изабелла, в свою очередь, посылала ему лосося и форель, а Эванджелиста, знаменитый конюх маркиза, объезжал лошадей Моро. В июле Лодовико прислал ей корзину персиков, жалея, что они были хуже, чем прежние, и Изабелла написала в ответ: «Персики, присланные Вашим Превосходительством, очень желанны, не только потому, что они первые спелые, которые я попробовала этим летом, но гораздо больше потому, что являются доказательством Вашей доброй памяти, ибо за это я никогда не смогу достаточно отблагодарить Ваше Превосходительство».

Смерть Беатриче способствовала тому, что некоторые мастера покинули Милан. Например, той осенью 1497 года Кристофоро Романо поступил на службу к Изабелле, чего она так долго и тщетно добивалась при жизни сестры. Кроме бюстов маркиза Мантуи и его супруги, скульптор также отчеканил золотую медаль с изображением Изабеллы, копии с которой та дарила только самым преданным друзьям, не говоря уже о деятельности Романо в качестве архитектора по перестройке и расширению помещений замка Сан-Джорджо. В свой черёд, Анджело Тестагросса, красивый юноша и любимый певец Беатриче, который, по свидетельствам современников, пел как серафим, тоже принял настойчивое приглашение маркизы и перебрался в Мантую, где сочинял песни и давал Изабелле уроки игры на лютне. Только Леонардо да Винчи, с которым маркиза познакомилась на свадьбе сестры (тот занимался устройством декораций для театрализованных представлений), пока не поддавался на её уговоры. Поэтому через год после кончины Беатриче она попросила Цецилию Галлерани (знаменитую «Даму с горностаем») одолжить ей свой портрет кисти великого флорентийца. Тот факт, что принцесса из прославленного дома Эсте, которая в глазах своего поколения была образцом всех добродетелей, обратилась с подобной просьбой к бывшей любовнице герцога, говорит о готовности Изабеллы смирить свою гордость ради прикосновения к шедевру. А, может, ей и не пришлось переступать через себя? Может, в глубине души она осознавала, что сама ничем не лучше Цецилии? И после измены мужу для неё уже не было никаких нравственных запретов? Пожалуй, для полноты картины, ещё следует упомянуть о том, что маркиза не успокоилась, пока не получила во владение великолепные клавикорды Беатриче. На Новый 1499 год Лодовико послал свояченице два бочонка вина и два ящика лимонов, а в феврале написал ей письмо с благодарностью за рыбу, которая была очень вкусной и попала к нему на стол как раз в пятницу Великого поста. Два же последних письма Изабеллы, адресованных зятю, касались вдовы Джангалеаццо. Через несколько недель после смерти Беатриче герцог попросил эту несчастную даму покинуть свои комнаты в Кастелло и поселиться в старом дворце недалеко от Дуомо. Несмотря на свою ненависть к Лодовико, Изабелла Арагонская по-прежнему поддерживала дружеские отношения со своими кузенами Эсте. В 1498 году она попросила у маркизы антикварный бюст, который Андреа Мантенья привёз из Рима и который, как она слышала, был поразительно похож на неё саму. Художник, однако, долгое время отказывался с ним расставаться и предложил прислать герцогине бронзовый слепок бюста. Тогда Изабелла д'Эсте проявила удивительную щедрость, купив у него голову и отправила её в подарок своей кузине. В то же время она пообещала герцогине копию портрета её брата, короля Ферранте, который она слишком ценила, чтобы расстаться с ним. Однако прежде чем удовлетворить пожелания своей кузины, благоразумная Изабелла обратилась к герцогу и убедилась, что он не возражает против её действий. И снова, когда в марте 1499 года вдовствующая герцогиня умоляла маркизу прислать собственный портрет, та снова попросила у Моро разрешение на это. Скорее всего, её поведение объяснялось не только жалостью к кузине, но и желанием сохранить хорошие отношения с матерью одного из возможных преемников Лодовико.


 

(Продолжение следует) #ОльгаКраева

Читайте также бесплатно на litnet.com мои романы: Ева Арк «Лоренца – дочь Великолепного», Ева Арк «Тайна короля», Ева Арк «Роза из Лотарингии»