Предыдущая публикация
Планомерное уничтожение русского языка
В своей знаменитой антиутопии «1984» Джордж Орруэл сформулировал принципы порабощения и контролирования сознания. В числе прочего в этом произведении, где показывается тоталитарное государство Океания, беспощадно подавляющее индивидуальность своих граждан, Орруэл вывел такой закон: тот, кто контролирует язык человека, контролирует его сознание.
Придуманный автором «новояз» формировался по принципу «невозможно сделать (и даже подумать) то, что нельзя выразить словами». Поэтому с каждым новым изданием словаря новояза из него выбрасывались слова и понятия, чуждые господствующей идеологии. Зато появлялись новые слова, в основном, сокращения более длинных фраз, что тоже помогало избавиться от многозначности старояза.
«Каждое сокращение было успехом, ибо чем меньше выбор слов, тем меньше искушение задуматься».
Новояз был призван также постепенно устранить все слова в языке, имеющие излишнюю эмоциональную окраску (например, слово «хороший», имеющее эмоционально-оценочную семантику, заменялось нейтральным словом «плюсовой»). Другими словами, гражданам запрещалось употреблять одни слова и вместо них рекомендовалось использовать другие.
Звучит знакомо? Конечно – это же современная политкорректность во всей красе. Нельзя говорить «негр» — надо говорить «чёрный». Нельзя говорить «умственно отсталый» — правильно будет «альтернативно одаренный». И так далее.
Что любопытно, в романе в государство Океания входят территории Америки, Англии и Австралии – костяк нынешнего англосаксонского мира. Но здесь я хочу поговорить не о западных способах манипулирования людьми под видом заботы о чьих-то правах (как с помощью этого дурят людей – отдельная тема), а о том, что гораздо ближе населению России – русском языке. Как вы увидите из дальнейшего текста, обращение к “1984” было совсем не случайным.
Придуманный автором «новояз» формировался по принципу «невозможно сделать (и даже подумать) то, что нельзя выразить словами». Поэтому с каждым новым изданием словаря новояза из него выбрасывались слова и понятия, чуждые господствующей идеологии. Зато появлялись новые слова, в основном, сокращения более длинных фраз, что тоже помогало избавиться от многозначности старояза.
«Каждое сокращение было успехом, ибо чем меньше выбор слов, тем меньше искушение задуматься».
Новояз был призван также постепенно устранить все слова в языке, имеющие излишнюю эмоциональную окраску (например, слово «хороший», имеющее эмоционально-оценочную семантику, заменялось нейтральным словом «плюсовой»). Другими словами, гражданам запрещалось употреблять одни слова и вместо них рекомендовалось использовать другие.
Звучит знакомо? Конечно – это же современная политкорректность во всей красе. Нельзя говорить «негр» — надо говорить «чёрный». Нельзя говорить «умственно отсталый» — правильно будет «альтернативно одаренный». И так далее.
Что любопытно, в романе в государство Океания входят территории Америки, Англии и Австралии – костяк нынешнего англосаксонского мира. Но здесь я хочу поговорить не о западных способах манипулирования людьми под видом заботы о чьих-то правах (как с помощью этого дурят людей – отдельная тема), а о том, что гораздо ближе населению России – русском языке. Как вы увидите из дальнейшего текста, обращение к “1984” было совсем не случайным.
Примерно таких идиотов из нас и пытаются сделать. Кто смотрел фильм “Бразилия” по мотивам “1984”, помнит блаженную улыбку главного героя в конце, когда в результате пыток он сходит с ума и погружается в райский мир грёз, в котором у него всё складывается идеально. (С этой целью для нынешнего обывателя созданы социальные сети, в которые он может проецировать идеальный образ самого себя и своей жизни).
В прошлые века развитые государства официально имели свои колонии, откуда они выкачивали ресурсы. Само собой, эксплуатируемые и постоянно ограбляемые аборигены не были довольны таким положением вещей и периодически вели с разным успехом борьбу за независимость. В итоге к концу XX-го века страны-эксплуататоры, а точнее узкая прослойка их так называемой элиты, получавшая сверхприбыль, вынуждена была перейти к иному способу колонизации – скрытому. Формально страна обладает независимостью, массы радостно машут флагами, отмечая день её обретения, выбирают среди местных кандидатов во власть себе правителей, но на самом деле положение страны-колонии остаётся точно таким же, как и было. Просто управление извне уже идёт не явно для широких масс.
Этим можно объяснить порой откровенно антинародные законы, издаваемые местной властью, забота об интересах других стран в первую очередь, а не о своей, вывод гигантских ресурсов из страны за рубеж и т.п. Со стороны такая вредоносная деятельность может казаться нелепой, дикой, а правители порой выглядят откровенным идиотами, делая как будто специально всё наоборот, чтобы местному населению было хуже. При этом они по сути пилят тот самый сук, на котором сидят, возбуждая своими откровенно разрушительными действиями массовое недовольство.
Но если учесть тот факт, что местное правительство выполняют чужую волю, указания своих хозяев за рубежом и действуют в их пользу, всё становится на свои места. Дикая коррупция, к слову, это один из механизмов, при котором колонизатор контролируют свою колонию, он поощряет её (вспомним хотя бы разворовывание ельцинской командой денег МВФ в 90-е).
Культурная экспансия – основа порабощения государств. Военное вторжение, революции, словом, силовой вариант, служит для того, что уничтожить тех, кто может её остановить и продвинуть во власть своих людей, которые будут заведовать источниками поставки ресурсов.
При скрытой колонизации с одной стороны разрушается всё местное, с другой – насаждается любовь ко всему иностранному, а точнее любовь к стране-колонизатору.
Уничтожение местного языка – это один из основных фронтов работы по культурному порабощению. Начиная с 90-х продажная российская пресса насильно внедряет в русский язык иностранные слова, причём не только те, у которых нет аналогов, но и заменяя русские слова транскрипциями иностранных слов. Русскую речь буквально насилуют, делают это публично и демонстративно.
В прошлые века развитые государства официально имели свои колонии, откуда они выкачивали ресурсы. Само собой, эксплуатируемые и постоянно ограбляемые аборигены не были довольны таким положением вещей и периодически вели с разным успехом борьбу за независимость. В итоге к концу XX-го века страны-эксплуататоры, а точнее узкая прослойка их так называемой элиты, получавшая сверхприбыль, вынуждена была перейти к иному способу колонизации – скрытому. Формально страна обладает независимостью, массы радостно машут флагами, отмечая день её обретения, выбирают среди местных кандидатов во власть себе правителей, но на самом деле положение страны-колонии остаётся точно таким же, как и было. Просто управление извне уже идёт не явно для широких масс.
Этим можно объяснить порой откровенно антинародные законы, издаваемые местной властью, забота об интересах других стран в первую очередь, а не о своей, вывод гигантских ресурсов из страны за рубеж и т.п. Со стороны такая вредоносная деятельность может казаться нелепой, дикой, а правители порой выглядят откровенным идиотами, делая как будто специально всё наоборот, чтобы местному населению было хуже. При этом они по сути пилят тот самый сук, на котором сидят, возбуждая своими откровенно разрушительными действиями массовое недовольство.
Но если учесть тот факт, что местное правительство выполняют чужую волю, указания своих хозяев за рубежом и действуют в их пользу, всё становится на свои места. Дикая коррупция, к слову, это один из механизмов, при котором колонизатор контролируют свою колонию, он поощряет её (вспомним хотя бы разворовывание ельцинской командой денег МВФ в 90-е).
Культурная экспансия – основа порабощения государств. Военное вторжение, революции, словом, силовой вариант, служит для того, что уничтожить тех, кто может её остановить и продвинуть во власть своих людей, которые будут заведовать источниками поставки ресурсов.
При скрытой колонизации с одной стороны разрушается всё местное, с другой – насаждается любовь ко всему иностранному, а точнее любовь к стране-колонизатору.
Уничтожение местного языка – это один из основных фронтов работы по культурному порабощению. Начиная с 90-х продажная российская пресса насильно внедряет в русский язык иностранные слова, причём не только те, у которых нет аналогов, но и заменяя русские слова транскрипциями иностранных слов. Русскую речь буквально насилуют, делают это публично и демонстративно.
Заимствования были и раньше, в том числе и молодёжный сленг, который устаревал и исчезал с появлением нового поколения. “Шнурки в стакане” (родители подростка дома) сейчас вряд ли кто скажет. Но начиная с 90-х идёт не дополнение, а целенаправленное уничтожение русского языка, а вместе с ним и русского этноса, превращение местного населения в глобализированный сброд без “корней”.
Постоянно слыша иностранные замены русских слов, человек, во-первых, начинает уже забывать их русские аналоги. Во-вторых, окружающие, впитывающие модные тенденции, смотрят на него как на дикаря, только что вышедшего из леса, с его “устаревшей” речью. Особенно это характерно в молодёжной среде. И, в третьих, меняется сам смысл слов, подстраиваясь под нынешнюю обстановку. Ты обнаруживаешь, что вместо одного слова, точно обозначающего для окружающих какой-то предмет или явление, тебе уже нужно сказать несколько. Возьмём, к примеру, слово “киллер” (killer) в дословном переводе это “убийца”, но в русской речи оно означает именно “наёмного убийцу”. И это далеко не самый сложный вариант из имеющихся замен.
Возникает многословие, с которым при нынешнем быстром темпе жизни современному обывателю уже не так удобно выражать свои мысли. Если бы не было иностранных заимствований в подобных случаях, то наверняка российское общество подобрало более точные и ёмкие слова из русского языка. А так вот вам слово в английской транскрипции, даже искаженное согласно изначальному смыслу, и нечего думать, давайте повторяйте, как попугаи.
Смотря интернет, я обнаружил неплохой цикл заметок у одного автора, школьного учителя, на тему уничтожения русского языка и решил объединить их в одну большую статью. Проблема актуальна и тут всё намного глубже, чем просто чужая глупость или холопское преклонение перед иностранным. Это информационная война, в которой русских людей хотят сделать западными рабами. Сначала агенты влияния действовали экономически, превращая Россию в сырьевой придаток, потом взялись за разрушение культурного слоя, а теперь хотят уже залезть, что называется, в самый мозг людей и программировать, как им нужно.
Техники, которые применяются для переформатирования общества, любому человеку, не утратившему разум, очевидны и лежат на поверхности. Уродование национального языка – это один из способов воздействия на сознание. Человек каждодневно применяет письменную и устную речь в общении, думает на родном языке. Разрушь язык – повредишь и сознание. Катимся по наклонной год за годом.
О засорении русского языка
Засорение русского языка американскими фразами, жаргонами. Для чего все это? Засилие чужой культуры и (не самой лучшей ее стороны) подражание западу. Что движет людьми? Мода на новые иностранные слова, боязнь казаться “несовременными” или “нецивилизованными”?
Еще Пётр I требовал от своих современников писать «как можно вразумительней», не злоупотребляя нерусскими словами. М. В. Ломоносов в своей «теории трех штилей», выделяя в составе русской лексики слова различных групп, не оставил места для заимствований из не славянских языков. Против засорения русского языка модными в то время французскими словечками выступали и А. П. Сумароков, и Н. И. Новиков и многие другие ученые.
Ныне же новых слов и словечек с экранов телевизора, с газетных полос вбрасываются в наш язык за год куда больше, чем за все предшествующие века. Но разве все эти дилеры, киллеры, риэлторы, дистрибьютеры и прочий словесный мусор, обновляют, обогащают язык? А бескультурье, брань – все это можно услышать на каждом шагу. Разве это так необходимо? Надо ли доказывать, что наше русское слово светит на весь мир, наша классика считается одной из лучших. Вот что сказал один из известных европейцев – Нобелевский лауреат Кнут Гамсун: «Я не знаю в мире ничего более великого и достойного, чем русская литература».
И не самая ли насущная наша задача в нынешнее безвременье, в годы различных реформ и модернизаций – защитить, сберечь наше величайшее достояние, наше великое русское Слово. Именно к этому призывают нас строки другого Нобелевского лауреата – Ивана Бунина:
И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бесценный – речь.
«Язык есть исповедь народа»
Мы теперь часто говорим о современном состоянии нашего «великого и могучего» языка, когда «…дни сомнений…дни тягостных раздумий о судьбах родины» не исчезают, а устрашающе множатся. В такие минуты вспоминаются проникновенные, пронзительные слова Ивана Тургенева: «…Ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!»
Постоянно слыша иностранные замены русских слов, человек, во-первых, начинает уже забывать их русские аналоги. Во-вторых, окружающие, впитывающие модные тенденции, смотрят на него как на дикаря, только что вышедшего из леса, с его “устаревшей” речью. Особенно это характерно в молодёжной среде. И, в третьих, меняется сам смысл слов, подстраиваясь под нынешнюю обстановку. Ты обнаруживаешь, что вместо одного слова, точно обозначающего для окружающих какой-то предмет или явление, тебе уже нужно сказать несколько. Возьмём, к примеру, слово “киллер” (killer) в дословном переводе это “убийца”, но в русской речи оно означает именно “наёмного убийцу”. И это далеко не самый сложный вариант из имеющихся замен.
Возникает многословие, с которым при нынешнем быстром темпе жизни современному обывателю уже не так удобно выражать свои мысли. Если бы не было иностранных заимствований в подобных случаях, то наверняка российское общество подобрало более точные и ёмкие слова из русского языка. А так вот вам слово в английской транскрипции, даже искаженное согласно изначальному смыслу, и нечего думать, давайте повторяйте, как попугаи.
Смотря интернет, я обнаружил неплохой цикл заметок у одного автора, школьного учителя, на тему уничтожения русского языка и решил объединить их в одну большую статью. Проблема актуальна и тут всё намного глубже, чем просто чужая глупость или холопское преклонение перед иностранным. Это информационная война, в которой русских людей хотят сделать западными рабами. Сначала агенты влияния действовали экономически, превращая Россию в сырьевой придаток, потом взялись за разрушение культурного слоя, а теперь хотят уже залезть, что называется, в самый мозг людей и программировать, как им нужно.
Техники, которые применяются для переформатирования общества, любому человеку, не утратившему разум, очевидны и лежат на поверхности. Уродование национального языка – это один из способов воздействия на сознание. Человек каждодневно применяет письменную и устную речь в общении, думает на родном языке. Разрушь язык – повредишь и сознание. Катимся по наклонной год за годом.
О засорении русского языка
Засорение русского языка американскими фразами, жаргонами. Для чего все это? Засилие чужой культуры и (не самой лучшей ее стороны) подражание западу. Что движет людьми? Мода на новые иностранные слова, боязнь казаться “несовременными” или “нецивилизованными”?
Еще Пётр I требовал от своих современников писать «как можно вразумительней», не злоупотребляя нерусскими словами. М. В. Ломоносов в своей «теории трех штилей», выделяя в составе русской лексики слова различных групп, не оставил места для заимствований из не славянских языков. Против засорения русского языка модными в то время французскими словечками выступали и А. П. Сумароков, и Н. И. Новиков и многие другие ученые.
Ныне же новых слов и словечек с экранов телевизора, с газетных полос вбрасываются в наш язык за год куда больше, чем за все предшествующие века. Но разве все эти дилеры, киллеры, риэлторы, дистрибьютеры и прочий словесный мусор, обновляют, обогащают язык? А бескультурье, брань – все это можно услышать на каждом шагу. Разве это так необходимо? Надо ли доказывать, что наше русское слово светит на весь мир, наша классика считается одной из лучших. Вот что сказал один из известных европейцев – Нобелевский лауреат Кнут Гамсун: «Я не знаю в мире ничего более великого и достойного, чем русская литература».
И не самая ли насущная наша задача в нынешнее безвременье, в годы различных реформ и модернизаций – защитить, сберечь наше величайшее достояние, наше великое русское Слово. Именно к этому призывают нас строки другого Нобелевского лауреата – Ивана Бунина:
И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бесценный – речь.
«Язык есть исповедь народа»
Мы теперь часто говорим о современном состоянии нашего «великого и могучего» языка, когда «…дни сомнений…дни тягостных раздумий о судьбах родины» не исчезают, а устрашающе множатся. В такие минуты вспоминаются проникновенные, пронзительные слова Ивана Тургенева: «…Ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!»
Но (не сочтите за старческое брюзжание) и эту поддержку крадут. И эту верную нравственную опору выбивают. И начинаешь скорбно удивляться: и День языка государственно определен, и разговора о сохранении, изучении, бережном отношении к языку стало неизмеримо больше, чем прежде, и «Тотальные диктанты» пишутся по всей России и миру, а губительного сору в нашем родном языке не убавляется. Избыточное, совершенно неоправданное иноязычие в различных видах СМИ становится не вкраплением в письменной и устной речи телеведущих, журналистов, политиков, комментаторов и прочих «блогеров» с «колумнистами», а весьма широко распространенным языковым явлением, даже нормой, обязательной и модной. Без этой языковой «моды» теперь никуда: употреблять русское слово считается как бы правилом дурного тона. Языковое чужесловие, как чумовой мор, охватило многие слои нашего общества.
Я знаю, что наш язык способен и сам переварить, приспособить, «русифицировать» огромные объемы иностранной лексики, что и было в прошлых столетиях. От ненужного, наносного он избавится. Но насильственное массированное вторжение неуместной лексики уже вредит нашему языку, и он начинает болеть почти неизлечимыми язвами. Неужели в приведенном ниже языковом соре мы так нуждаемся? Ведь есть вполне русские слова и сочетания слов, которые можно употребить без труда. И всё будет понятно – «всё на русском языке»! Вот некоторые примеры словесного чужебесия. Среди деятелей культуры распространились всякие презентации, номинации, перформансы, поп-арт, шоу-бизнес, кастинг, гламур, попса, синглы, хиты, шлягеры, продюсеры, диджеи, шоумены, промоутеры… На телевидении царствуют киллеры, триллеры, блокбастеры, киборги, ток-, дог-, реалити-шоу, брейн-ринги, прайм-таймы. Спортивные обозреватели не могут обойтись без овертаймов, тайм-аутов, прессинга, фолов.
Журналисты – без бриффингов, пиаров, ньюсмейкеров, слоганов, он-лайнов, эксклюзивов. Язык экономистов, финансистов и управленцев изобилует иностранщиной. Вот они, эти перлы: дефолт, транш, секвестр, фьючерс, офшор, лизинг, дилер, брокер, риелтер, мониторинг, менеджмент, маркетинг, холдинг, консалтинг, офис.
У торговцев в ходу гипер- и супермаркеты, шопы, бутики, прайс-листы, шопинги, провайдеры, дистрибьютеры, сэконд-хенды.
У градостроителей – пентхаузы, аквапарки, сити. Людям науки «нравятся» ноу-хау, хай-треки, гранты, пилотные проекты, менталитет. Язык людей политики и дипломатии засорён такими словами, как консенсус, саммит, плюрализм, рейтинг, спикер, инаугурация, истеблишмент, элита, имиджмейкер, электорат. Подобных англоязычных слов в русском языке теперь тысячи.
Известный судебный деятель дореволюционной России С.П. Пороховщиков справедливо замечал: «В тысячу раз лучше передать мысль в описательных выражениях, чем мириться … с нетерпимыми для русского уха созвучиями». А вот слова русского историка В.Н.Татищева: «Российский язык – велик и знатен. Поискать – так всегда слово нужное сыщется, Когда одним словом не выразить смысла, можно и два применить, беды особой не будет». Например, зачем так современные политологи оскорбили народ, употребив вместо слова «избиратель» заёмное – «электорат»? Разве нам по силам услышать душу народа, употребив чуждые нашему уху слова? Поэт Вяземский, друг Пушкина, писал: «Язык есть исповедь народа,/ В нем слышится его природа,/ Его душа и быт родной…» Этому предупреждению поэта всечасно и везде следовать надо.
«Развал государства начался с «гэканья»
Моя знакомая, молодая женщина с редким чутьем культуры, природным эстетическим вкусом и той образованностью, которую не всегда ныне встретишь, повела своего ребенка, первоклассника, на школьную линейку. По обыкновению, на линейке речи, речи, речи. Вот о них она и повела разговор со мною. Говорит, выступала чиновничья элита. То есть те люди, которые должны быть образцом речевой культуры, ума, логики и тех необходимых, существенных вещей в речи, которые могут потом взять на вооружение дети. «Я поразилась убогости их речи», – с горечью жаловалась мне молодая мама, – И все почему-то «гэкают». Мне кажется, «прогэкают» они всю нашу Россию…». Мне на память сразу пришли слова одного академика, который сказал во время «воцарения» М.Горбачева: «Развал государства начнётся с «гэканья»…». Как в воду глядел…
Что ж, «гэканье» продолжается. Но разве только оно? Нарушаются почти все языковые нормы. И находятся, тем не менее, люди, которые, в ответ на предупредительные речи защитников норм русского литературного языка, с не подтвержденной ничем верой утверждают, что всё нормально, всё естественно, язык, дескать, сам очистится от мусора и будет таким же «великим и могучим», как и прежде. И это страшное заблуждение живет и процветает даже в среде пишущей интеллигенции. Но разве можно сохранить русскую речь в стране, где все признаки оккупации, несмотря на то, что на территории Отечества нет сапога иноземного поработителя? Великий русский писатель, Валентин Распутин, предупреждал, пока был жив: «Сегодня мы живём в оккупированной стране, в этом не может быть никакого сомнения… Что такое оккупация? Это устройство чужого порядка на занятой противником территории. Отвечает ли нынешнее положение России этому условию? Ещё как! Чужие способы управления и хозяйствования, вывоз национальных богатств, коренное население на положении людей третьего сорта, чужая культура и чужое образование, чужие песни и нравы, чужие законы и праздники, чужие голоса в средствах массовой информации, чужая любовь и чужая архитектура городов и посёлков – всё почти чужое..!».
Я знаю, что наш язык способен и сам переварить, приспособить, «русифицировать» огромные объемы иностранной лексики, что и было в прошлых столетиях. От ненужного, наносного он избавится. Но насильственное массированное вторжение неуместной лексики уже вредит нашему языку, и он начинает болеть почти неизлечимыми язвами. Неужели в приведенном ниже языковом соре мы так нуждаемся? Ведь есть вполне русские слова и сочетания слов, которые можно употребить без труда. И всё будет понятно – «всё на русском языке»! Вот некоторые примеры словесного чужебесия. Среди деятелей культуры распространились всякие презентации, номинации, перформансы, поп-арт, шоу-бизнес, кастинг, гламур, попса, синглы, хиты, шлягеры, продюсеры, диджеи, шоумены, промоутеры… На телевидении царствуют киллеры, триллеры, блокбастеры, киборги, ток-, дог-, реалити-шоу, брейн-ринги, прайм-таймы. Спортивные обозреватели не могут обойтись без овертаймов, тайм-аутов, прессинга, фолов.
Журналисты – без бриффингов, пиаров, ньюсмейкеров, слоганов, он-лайнов, эксклюзивов. Язык экономистов, финансистов и управленцев изобилует иностранщиной. Вот они, эти перлы: дефолт, транш, секвестр, фьючерс, офшор, лизинг, дилер, брокер, риелтер, мониторинг, менеджмент, маркетинг, холдинг, консалтинг, офис.
У торговцев в ходу гипер- и супермаркеты, шопы, бутики, прайс-листы, шопинги, провайдеры, дистрибьютеры, сэконд-хенды.
У градостроителей – пентхаузы, аквапарки, сити. Людям науки «нравятся» ноу-хау, хай-треки, гранты, пилотные проекты, менталитет. Язык людей политики и дипломатии засорён такими словами, как консенсус, саммит, плюрализм, рейтинг, спикер, инаугурация, истеблишмент, элита, имиджмейкер, электорат. Подобных англоязычных слов в русском языке теперь тысячи.
Известный судебный деятель дореволюционной России С.П. Пороховщиков справедливо замечал: «В тысячу раз лучше передать мысль в описательных выражениях, чем мириться … с нетерпимыми для русского уха созвучиями». А вот слова русского историка В.Н.Татищева: «Российский язык – велик и знатен. Поискать – так всегда слово нужное сыщется, Когда одним словом не выразить смысла, можно и два применить, беды особой не будет». Например, зачем так современные политологи оскорбили народ, употребив вместо слова «избиратель» заёмное – «электорат»? Разве нам по силам услышать душу народа, употребив чуждые нашему уху слова? Поэт Вяземский, друг Пушкина, писал: «Язык есть исповедь народа,/ В нем слышится его природа,/ Его душа и быт родной…» Этому предупреждению поэта всечасно и везде следовать надо.
«Развал государства начался с «гэканья»
Моя знакомая, молодая женщина с редким чутьем культуры, природным эстетическим вкусом и той образованностью, которую не всегда ныне встретишь, повела своего ребенка, первоклассника, на школьную линейку. По обыкновению, на линейке речи, речи, речи. Вот о них она и повела разговор со мною. Говорит, выступала чиновничья элита. То есть те люди, которые должны быть образцом речевой культуры, ума, логики и тех необходимых, существенных вещей в речи, которые могут потом взять на вооружение дети. «Я поразилась убогости их речи», – с горечью жаловалась мне молодая мама, – И все почему-то «гэкают». Мне кажется, «прогэкают» они всю нашу Россию…». Мне на память сразу пришли слова одного академика, который сказал во время «воцарения» М.Горбачева: «Развал государства начнётся с «гэканья»…». Как в воду глядел…
Что ж, «гэканье» продолжается. Но разве только оно? Нарушаются почти все языковые нормы. И находятся, тем не менее, люди, которые, в ответ на предупредительные речи защитников норм русского литературного языка, с не подтвержденной ничем верой утверждают, что всё нормально, всё естественно, язык, дескать, сам очистится от мусора и будет таким же «великим и могучим», как и прежде. И это страшное заблуждение живет и процветает даже в среде пишущей интеллигенции. Но разве можно сохранить русскую речь в стране, где все признаки оккупации, несмотря на то, что на территории Отечества нет сапога иноземного поработителя? Великий русский писатель, Валентин Распутин, предупреждал, пока был жив: «Сегодня мы живём в оккупированной стране, в этом не может быть никакого сомнения… Что такое оккупация? Это устройство чужого порядка на занятой противником территории. Отвечает ли нынешнее положение России этому условию? Ещё как! Чужие способы управления и хозяйствования, вывоз национальных богатств, коренное население на положении людей третьего сорта, чужая культура и чужое образование, чужие песни и нравы, чужие законы и праздники, чужие голоса в средствах массовой информации, чужая любовь и чужая архитектура городов и посёлков – всё почти чужое..!».
Лингвопсихология – это мощнейшее оружие и средство самоидентификации людей, сейчас осуществляется вторжение в русский язык, подмена терминнов и слов чужими.
Для того чтобы сохранить русскую речь, её нормы и правила, мы – не на словах, а на деле – должны быть суверенными во всем, национально независимыми. Наш язык обессилен чужестью нравов и обычаев, носитель языка (уже теперь под известным воздействием ненавистного заимствования в виде ЕГЭ) перелицован, переиначен под чуждые стандарты так, что в нем с трудом уже видишь что-то русское. Вот поэтому из русского языка вымывается воля и сила. А СМИ, журналисты и некоторый слой творческой интеллигенции, депутаты, чиновники всех мастей способствуют этому в таких масштабах, что оторопь берет. «Отовсюду – с телеэкранов, “от микрофонов”, с газетных полос – на нас хлынул поток мутной, безграмотной речи», – говорит нам известный литератор И. Волгин.
Что уж тут говорить о «вякании» и «гэканьи» чиновников местного уровня, над чем смеются в открытую даже дети на школьных линейках, когда «высшая» элита бессовестно попирает все нормы русского литературного языка! Заботящиеся только о прибыли и неуёмном потреблении как об основе жизни, алчные собственники освоили в совершенстве только язык криминальной коммерции, хамства, вседозволенности во нравах, язык насилия, разнообразной пошлости. «Над Россией сегодня висит смог сквернословия, – пишет ученый В.Троицкий – В таких условиях нелепо ожидать того, что называют культурной жизнью… В таких условиях каждое непечатное слово, произнесённое человеком, имеющим сознание, – плевок в лицо русского языка…»
Защитим язык – сохраним свой код
Русский философ Николай Бердяев однажды открыл простую, но мало замечаемую нами истину. Он сказал, что «слова имеют огромную власть над нашей жизнью, власть магическую, мы заколдованы словами и в значительной степени живем в их царстве». Эта «огромная власть» часто не осознается нами. Одни незаметно для себя, читая русскую классику, вбирая в себя живую народную речь, очаровываются современным русским литературным словом, пытаются следовать ему в устной и письменной речи.
Другие, погружаясь в мир вульгаризмов, жаргона, блатной лексики и прочей словесной шелухи, не могут выпутаться из тенет бескультурья и даже получают, как видится этому слою носителей языка, что-то вроде физиологического удовольствия.
Третьи, часто весьма образованные люди, те, которых относят к элитной части нашего общества, так околдованы иноязычной лексикой, что шагу ступить не смеют, чтобы не произнести чужое, но модное словечко, хотя для этого есть очевидная русская замена.
Вот об этом явлении искусственного, совершенно не обязательного заимствования иноязычной лексики хотелось бы еще раз поговорить. Особенно интересны встречи политической элиты с молодежью. Но, помимо любопытного содержания бесед, их наполнения, меня не могла не заинтересовать речь многочисленных персонажей. Временами было такое ощущение, что собеседники по речи – иностранцы. И обилие неоправданно употребленных ими англицизмов вызывало вполне законное недоумение.
Не стану называть фамилии, но количество тех, кто стал намеренным (в угоду моде) «создателем» по ходу своей речи некоего англо-русского суржика, поражало. Даже не из числа тех, кто задавал вопросы («отборная» молодежь), а из числа тех, кто отвечал на них (высшая и «мудрая» часть общества).
Вот один из них, самый «рейтинговый» (то есть очень популярный и известный) политический деятель, отвечая на какой-то вопрос, говорит, что «в наше время теперь такой трек…». Вероятно, в контексте его речи это слово должно было означать «дорогу», «направление», «след». В несколько ином речевом окружении данное слово означает «ристалище», «поприще», «поле», «арена». Видите, сколько исконно русских синонимов и естественно обрусевших слов можно употребить на месте слова «трек»? Но важное лицо, стараясь угодить молодежной публике, чтобы не выглядеть неудачником (лузером – на молодежном сленге), употребляет совершенно неуместно слово «трек».
Некоторые, представшие перед российской «молодью», не обходились без очень модного теперь слова «фейк» («фейковый»). Если в узкой молодежной (Сетевой) среде это сленговое понятие выглядит почти естественно, то из уст «образцово-показательных» представителей нашего общества оно звучало нелепо, смехотворно. Да и сами нечаянные «носители» этой нелепости виделись уже «фейковыми» фигурами – подделкой, фальшью, липой.
Я не успевал делать записи совершенно необязательного употребления англицизмов: их было много. Вот некий словарь злоупотреблений. Это иноязычье легко и без ущерба для смысла может быть заменено русскими словами или обрусевшими:
дилер – представитель
драйв – запал, энергетика
имидж – образ
кастинг – подбор (актеров)
лейбл – этикетка
лузер – неудачник
маркит – рынок
массмедиа – СМИ
миллениум – тысячелетие
пирсинг – прокол, укол
римейк – переделка
суперстар – суперзвезда
тинейджер – подросток
тренд – тенденция, важное, заметное направление
и т.д.
Я подозреваю, что некоторые весьма пройдошливые лингвисты, филологи кинутся защитить диссертацию на тему «Современный англо-русский суржик» только на примере речи нашей политической или творческой интеллигенции, популярных представителей массовой культуры. Для них это «доходная» часть…
Не случайно эти деятели кличут себя «креативщиками»: стыдно им на обыкновенном русском языке называть себя творцами, созидателями, творческими личностями, ибо творить уже не умеют, а только заимствовать, красть чужое и чужестью прикрывать свою творческую немощь…
Для того чтобы сохранить русскую речь, её нормы и правила, мы – не на словах, а на деле – должны быть суверенными во всем, национально независимыми. Наш язык обессилен чужестью нравов и обычаев, носитель языка (уже теперь под известным воздействием ненавистного заимствования в виде ЕГЭ) перелицован, переиначен под чуждые стандарты так, что в нем с трудом уже видишь что-то русское. Вот поэтому из русского языка вымывается воля и сила. А СМИ, журналисты и некоторый слой творческой интеллигенции, депутаты, чиновники всех мастей способствуют этому в таких масштабах, что оторопь берет. «Отовсюду – с телеэкранов, “от микрофонов”, с газетных полос – на нас хлынул поток мутной, безграмотной речи», – говорит нам известный литератор И. Волгин.
Что уж тут говорить о «вякании» и «гэканьи» чиновников местного уровня, над чем смеются в открытую даже дети на школьных линейках, когда «высшая» элита бессовестно попирает все нормы русского литературного языка! Заботящиеся только о прибыли и неуёмном потреблении как об основе жизни, алчные собственники освоили в совершенстве только язык криминальной коммерции, хамства, вседозволенности во нравах, язык насилия, разнообразной пошлости. «Над Россией сегодня висит смог сквернословия, – пишет ученый В.Троицкий – В таких условиях нелепо ожидать того, что называют культурной жизнью… В таких условиях каждое непечатное слово, произнесённое человеком, имеющим сознание, – плевок в лицо русского языка…»
Защитим язык – сохраним свой код
Русский философ Николай Бердяев однажды открыл простую, но мало замечаемую нами истину. Он сказал, что «слова имеют огромную власть над нашей жизнью, власть магическую, мы заколдованы словами и в значительной степени живем в их царстве». Эта «огромная власть» часто не осознается нами. Одни незаметно для себя, читая русскую классику, вбирая в себя живую народную речь, очаровываются современным русским литературным словом, пытаются следовать ему в устной и письменной речи.
Другие, погружаясь в мир вульгаризмов, жаргона, блатной лексики и прочей словесной шелухи, не могут выпутаться из тенет бескультурья и даже получают, как видится этому слою носителей языка, что-то вроде физиологического удовольствия.
Третьи, часто весьма образованные люди, те, которых относят к элитной части нашего общества, так околдованы иноязычной лексикой, что шагу ступить не смеют, чтобы не произнести чужое, но модное словечко, хотя для этого есть очевидная русская замена.
Вот об этом явлении искусственного, совершенно не обязательного заимствования иноязычной лексики хотелось бы еще раз поговорить. Особенно интересны встречи политической элиты с молодежью. Но, помимо любопытного содержания бесед, их наполнения, меня не могла не заинтересовать речь многочисленных персонажей. Временами было такое ощущение, что собеседники по речи – иностранцы. И обилие неоправданно употребленных ими англицизмов вызывало вполне законное недоумение.
Не стану называть фамилии, но количество тех, кто стал намеренным (в угоду моде) «создателем» по ходу своей речи некоего англо-русского суржика, поражало. Даже не из числа тех, кто задавал вопросы («отборная» молодежь), а из числа тех, кто отвечал на них (высшая и «мудрая» часть общества).
Вот один из них, самый «рейтинговый» (то есть очень популярный и известный) политический деятель, отвечая на какой-то вопрос, говорит, что «в наше время теперь такой трек…». Вероятно, в контексте его речи это слово должно было означать «дорогу», «направление», «след». В несколько ином речевом окружении данное слово означает «ристалище», «поприще», «поле», «арена». Видите, сколько исконно русских синонимов и естественно обрусевших слов можно употребить на месте слова «трек»? Но важное лицо, стараясь угодить молодежной публике, чтобы не выглядеть неудачником (лузером – на молодежном сленге), употребляет совершенно неуместно слово «трек».
Некоторые, представшие перед российской «молодью», не обходились без очень модного теперь слова «фейк» («фейковый»). Если в узкой молодежной (Сетевой) среде это сленговое понятие выглядит почти естественно, то из уст «образцово-показательных» представителей нашего общества оно звучало нелепо, смехотворно. Да и сами нечаянные «носители» этой нелепости виделись уже «фейковыми» фигурами – подделкой, фальшью, липой.
Я не успевал делать записи совершенно необязательного употребления англицизмов: их было много. Вот некий словарь злоупотреблений. Это иноязычье легко и без ущерба для смысла может быть заменено русскими словами или обрусевшими:
дилер – представитель
драйв – запал, энергетика
имидж – образ
кастинг – подбор (актеров)
лейбл – этикетка
лузер – неудачник
маркит – рынок
массмедиа – СМИ
миллениум – тысячелетие
пирсинг – прокол, укол
римейк – переделка
суперстар – суперзвезда
тинейджер – подросток
тренд – тенденция, важное, заметное направление
и т.д.
Я подозреваю, что некоторые весьма пройдошливые лингвисты, филологи кинутся защитить диссертацию на тему «Современный англо-русский суржик» только на примере речи нашей политической или творческой интеллигенции, популярных представителей массовой культуры. Для них это «доходная» часть…
Не случайно эти деятели кличут себя «креативщиками»: стыдно им на обыкновенном русском языке называть себя творцами, созидателями, творческими личностями, ибо творить уже не умеют, а только заимствовать, красть чужое и чужестью прикрывать свою творческую немощь…
Вот поэтому вместо острых приключений, необыкновенных путешествий они «впадают» в «квесты». Похоже, истории и приключения Одиссея, Дон Кихота, Робинзона, Гулливера «Двух капитанов» Каверина надо теперь называть по англо-русскому суржику «квестами»?..
Этой заметкой я вовсе не хотел сказать, что я против заимствований. Нет. Мне совершенно ясно, что «законно», уместно пришедшие слова из иных языков в наш «великий и могучий» существенно обогатили не только русский словарь, но и наполнили творческих людей России могучими знаниями.
Надо просто понимать: заимствованиями нужно пользоваться тогда, когда это диктуется необходимостью. Злоупотребление ими, произнесение их моды ради – губительно не только для языка, но и для его носителей: русский теряет в себе то, что является РУССКОСТЬЮ, его самостью, его духовным кодом.
Варвары и варваризмы
Я уже говорил, что заимствование слов из других языков – явление закономерное, нормальное. Многие такие слова хорошо прижились в русском литературном языке. Русские приставки, суффиксы, окончания помогли иноязычным словам окончательно «обрусеть», и мы их не осознаем сегодня как чужие.
Однако безудержное увлечение англицизмами опасно засоряет нашу современную речь. Это происходит тогда, когда в этом нет никакой необходимости. Такой речевой порок не случайно именуется варваризмом. А тот человек, который употребляет варваризмы, наверное, может именоваться варваром, вольно или невольно губящим русскую речь. Когда в 41 году прошлого века к нам явились непрошеные гости, фашистские варвары, Анна Ахматова была уверена, что мы не дадим в обиду русское слово: «И мы сохраним тебя, русская речь, / Великое русское слово. / Свободным и чистым тебя пронесем, / И внукам дадим, и от плена спасем – Навеки!» В те страшные, священные годы поколение носителей русской речи оказалось на высоте: русское слово не отдали в плен варварам.
Что же сейчас?
Каковы носители языка, таков и язык. Поддались чужебесию почти во всём – и стали с неуёмным желанием заимствовать чужеземную лексику. Чтобы выглядеть «цивилизованными», иные «интеллигенты» из либеральной «элиты» не могут слова родного молвить. Они стыдятся его, отрекаются от него, меняют речь свою на чужую. А ещё два века назад Виссарион Белинский предупреждал: «Употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово, значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус».
Нынешние носители варваризмов, оскорбляя и здравый смысл, и здравый вкус, не понимают этого. В одном солидном печатном издании нахожу такое предложение в тексте статьи: «…крупнейшие рекорд-лейблы тоже гоняются за артистами электроклэша… А персонажи электороклэша делают настоящее шоу, феерический зажигательный перформанс». Тарабарщину такую может нести только варвар.
Но это своеобразная среда носителей варваризмов. Варвары не могут сами существовать без неё. Это их стихия, и обычному человеку эта среда недоступна, как Эверест.
Я выработал для себя мнение, быть может, спорное. Но поделюсь им: мы сталкиваемся здесь со специально изобретенным языком, изменяющим или затемняющим смысл знакомых русских слов. Я с растерянностью иногда вижу, как чужеземные слова, слова-захватчики, окружили нас и взяли в плен. Это засилье иноземщины угнетает и душит:
эксклюзив (исключительный), консенсус (согласие), ноу-хау (новые технологии), презентация (представление), легитимность (законность), офис (контора, кабинет).
Стали русские слова, называющие прямо явления нашей «свинцовой действительности», заменять иностранным «благоречием». Вымогательство называем рэкетом, убийцу величаем киллером, взяточничество коррупцией, кражу детей киднепингом…
Слушать по телевидению ведущих стало невыносимо. За каждым чужим словом ныряй в словарь. Да разве поспеть за варварами, произносящими варваризмы! Ньюсмейкер, секьюрити, хедлайн, ридер, кастинг, промоушен, маркетинг, брэндинг… – все услышать или прочитать нет уже ни сил, ни желания.
Где-то однажды промелькнуло сообщение, как один из чиновников Ульяновска назвал Ильича брэндом города…
Даже скудословие Эллочки-Людоедки выглядит не столь опасно: оно всего лишь комично…
Этой заметкой я вовсе не хотел сказать, что я против заимствований. Нет. Мне совершенно ясно, что «законно», уместно пришедшие слова из иных языков в наш «великий и могучий» существенно обогатили не только русский словарь, но и наполнили творческих людей России могучими знаниями.
Надо просто понимать: заимствованиями нужно пользоваться тогда, когда это диктуется необходимостью. Злоупотребление ими, произнесение их моды ради – губительно не только для языка, но и для его носителей: русский теряет в себе то, что является РУССКОСТЬЮ, его самостью, его духовным кодом.
Варвары и варваризмы
Я уже говорил, что заимствование слов из других языков – явление закономерное, нормальное. Многие такие слова хорошо прижились в русском литературном языке. Русские приставки, суффиксы, окончания помогли иноязычным словам окончательно «обрусеть», и мы их не осознаем сегодня как чужие.
Однако безудержное увлечение англицизмами опасно засоряет нашу современную речь. Это происходит тогда, когда в этом нет никакой необходимости. Такой речевой порок не случайно именуется варваризмом. А тот человек, который употребляет варваризмы, наверное, может именоваться варваром, вольно или невольно губящим русскую речь. Когда в 41 году прошлого века к нам явились непрошеные гости, фашистские варвары, Анна Ахматова была уверена, что мы не дадим в обиду русское слово: «И мы сохраним тебя, русская речь, / Великое русское слово. / Свободным и чистым тебя пронесем, / И внукам дадим, и от плена спасем – Навеки!» В те страшные, священные годы поколение носителей русской речи оказалось на высоте: русское слово не отдали в плен варварам.
Что же сейчас?
Каковы носители языка, таков и язык. Поддались чужебесию почти во всём – и стали с неуёмным желанием заимствовать чужеземную лексику. Чтобы выглядеть «цивилизованными», иные «интеллигенты» из либеральной «элиты» не могут слова родного молвить. Они стыдятся его, отрекаются от него, меняют речь свою на чужую. А ещё два века назад Виссарион Белинский предупреждал: «Употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово, значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус».
Нынешние носители варваризмов, оскорбляя и здравый смысл, и здравый вкус, не понимают этого. В одном солидном печатном издании нахожу такое предложение в тексте статьи: «…крупнейшие рекорд-лейблы тоже гоняются за артистами электроклэша… А персонажи электороклэша делают настоящее шоу, феерический зажигательный перформанс». Тарабарщину такую может нести только варвар.
Но это своеобразная среда носителей варваризмов. Варвары не могут сами существовать без неё. Это их стихия, и обычному человеку эта среда недоступна, как Эверест.
Я выработал для себя мнение, быть может, спорное. Но поделюсь им: мы сталкиваемся здесь со специально изобретенным языком, изменяющим или затемняющим смысл знакомых русских слов. Я с растерянностью иногда вижу, как чужеземные слова, слова-захватчики, окружили нас и взяли в плен. Это засилье иноземщины угнетает и душит:
эксклюзив (исключительный), консенсус (согласие), ноу-хау (новые технологии), презентация (представление), легитимность (законность), офис (контора, кабинет).
Стали русские слова, называющие прямо явления нашей «свинцовой действительности», заменять иностранным «благоречием». Вымогательство называем рэкетом, убийцу величаем киллером, взяточничество коррупцией, кражу детей киднепингом…
Слушать по телевидению ведущих стало невыносимо. За каждым чужим словом ныряй в словарь. Да разве поспеть за варварами, произносящими варваризмы! Ньюсмейкер, секьюрити, хедлайн, ридер, кастинг, промоушен, маркетинг, брэндинг… – все услышать или прочитать нет уже ни сил, ни желания.
Где-то однажды промелькнуло сообщение, как один из чиновников Ульяновска назвал Ильича брэндом города…
Даже скудословие Эллочки-Людоедки выглядит не столь опасно: оно всего лишь комично…
08:20
Разрушение русского языка для подчинения сознания. В России сейчас людям усиленно навязывается колониальный тип мышления, в том числе и через разрушение национальной идентичности и родного языка. Конечно найдутся те, кто скажет, что, переводя всё у себя на английский, Россия просто привлекает туристов, это заработок в кризис, вот для них и создают максимально комфортные условия. Но деструктивные программы внедряются всегда с информационным прикрытием, а не в лоб, это вещи двойного назначения. Это как те же “зелёные” якобы борются за природу, а на самом деле против людей. Секс-секта ЛГБТ выступает якобы за какие-то права меньшинств, а на самом деле против традиционной семьи. То же можно сказать про феминисток, которые якобы борются за права женщин, а на деле против мужчин и про ювенальную юстицию, которая якобы печётся о правах детей, а на деле является инструментом шантажа со стороны государства, когда у неподконтрольных рабской системе родителей можно изымать детей за их взгляды.
Прибалтика уже прошла этап внедрение английского языка, теперь они на подсосе у Европы, их роль – быть на побегушках, дешёвая рабочая сила, которая будет бюргерам унитазы чистить.
Ещё раз о защите родного языка
Однажды по телевидению прошел почти никем не замеченный, но очень симпатичный мне сюжет. Он был посвящен тому, как учителя-словесники проводят беседы о защите русского языка от словесного мусора. Педагоги и даже дети говорили не дежурные слова в защиту «великого и могучего», а выказывали искреннее беспокойство о том, что наш язык – «единственная надежда и опора» – сам нуждается в защите и опоре. И эта обеспокоенность, пусть до конца и не осмысленная, растет даже у детей, несмотря на то, что они (на уровне подражательном) являются носителями ужасающего словесного мусора.
Однако меня встревожил несколько необоснованный оптимизм выступивших учительниц, высказавшихся в том духе, что язык русский способен к самоочищению, к саморазвитию. Всё, дескать, выправится, не раз в нашей истории это было с языком, но он, выздоровев, развивался и сейчас развивается. Он будто бы сам отринет от себя словесный мусор и речевую мишуру.
Однако обстоятельства с состоянием языка тревожные.
Читатель, вероятно, помнит, что для И.С. Тургенева язык был защитой от «отчаяния» при осмыслении тех событий и явлений, что происходили в Отечестве. Нынче смута, разрушившая все нравственные основы русской жизни, гораздо опаснее времён Тургенева. И уже сам язык занедужил. «Он перестаёт быть гарантом здоровья нации, он сам болен, на каждом шагу свидетельствуя о том, «что свершается дома», – обеспокоенно предупреждает нас истовый защитник русского языка, пушкинист Валентин Непомнящий. И он прав.
В нашей стране произошли такие необратимые процессы, когда язык сам не способен к саморазвитию, ибо он уже бессилен «переварить» иноязычный мусор. В страну хлынули иностранные предметы быта, продукты питания, явления субкультуры вместе с иноязычным наименованиями. И это само по себе не угрожало бы языку, если бы нарочито не были уничтожены отечественное производство, наука, образование, не подвергнуты осмеянию русская и советская литература, искусство, культура в целом, где почти каждая вещь, явление, понятие оформлялись русским словом или словесным сочетанием.
О современных заимствованиях нельзя сказать, что они органично вплелись в ткань «живого великорусского языка» и что мы их стали воспринимать родными, как это было в прошедшее время. Им не приладишь ни русский суффикс, ни приставку, ни окончание, чтобы это слово «обрусело». Например, иноязычные слова «тренд», «драйв» и многие другие словесные «чужести» способны стать русскими?
Прибалтика уже прошла этап внедрение английского языка, теперь они на подсосе у Европы, их роль – быть на побегушках, дешёвая рабочая сила, которая будет бюргерам унитазы чистить.
Ещё раз о защите родного языка
Однажды по телевидению прошел почти никем не замеченный, но очень симпатичный мне сюжет. Он был посвящен тому, как учителя-словесники проводят беседы о защите русского языка от словесного мусора. Педагоги и даже дети говорили не дежурные слова в защиту «великого и могучего», а выказывали искреннее беспокойство о том, что наш язык – «единственная надежда и опора» – сам нуждается в защите и опоре. И эта обеспокоенность, пусть до конца и не осмысленная, растет даже у детей, несмотря на то, что они (на уровне подражательном) являются носителями ужасающего словесного мусора.
Однако меня встревожил несколько необоснованный оптимизм выступивших учительниц, высказавшихся в том духе, что язык русский способен к самоочищению, к саморазвитию. Всё, дескать, выправится, не раз в нашей истории это было с языком, но он, выздоровев, развивался и сейчас развивается. Он будто бы сам отринет от себя словесный мусор и речевую мишуру.
Однако обстоятельства с состоянием языка тревожные.
Читатель, вероятно, помнит, что для И.С. Тургенева язык был защитой от «отчаяния» при осмыслении тех событий и явлений, что происходили в Отечестве. Нынче смута, разрушившая все нравственные основы русской жизни, гораздо опаснее времён Тургенева. И уже сам язык занедужил. «Он перестаёт быть гарантом здоровья нации, он сам болен, на каждом шагу свидетельствуя о том, «что свершается дома», – обеспокоенно предупреждает нас истовый защитник русского языка, пушкинист Валентин Непомнящий. И он прав.
В нашей стране произошли такие необратимые процессы, когда язык сам не способен к саморазвитию, ибо он уже бессилен «переварить» иноязычный мусор. В страну хлынули иностранные предметы быта, продукты питания, явления субкультуры вместе с иноязычным наименованиями. И это само по себе не угрожало бы языку, если бы нарочито не были уничтожены отечественное производство, наука, образование, не подвергнуты осмеянию русская и советская литература, искусство, культура в целом, где почти каждая вещь, явление, понятие оформлялись русским словом или словесным сочетанием.
О современных заимствованиях нельзя сказать, что они органично вплелись в ткань «живого великорусского языка» и что мы их стали воспринимать родными, как это было в прошедшее время. Им не приладишь ни русский суффикс, ни приставку, ни окончание, чтобы это слово «обрусело». Например, иноязычные слова «тренд», «драйв» и многие другие словесные «чужести» способны стать русскими?
Начиная с 90-х на людей, живущих в России, идёт мощнейшая информационная атака, цель её – убедить их, что они – люди второго, а то и третьего сорта, рабы, которые должны смотреть на белого господина с Запада снизу вверх. Мало колонизировать страну, захватив её с помощью своей армии или, как случилось в СССР, а после в России, через предателей в руководстве, важно создать у населения колониальный тип мышления. А для этого колонизатору надо навязать свою культуру, в том числе свой язык. Только это гарантирует стабильность колонии.
«Язык – вместилище национальной системы ценностей»
(В. Непомнящий).
Но это «вместилище» подвергнуто невиданной в истории мутации. Она связана, прежде всего, с исчезновением с лица русской земли необыкновенного человеческого пласта – крестьянства. Ведь именно оно было питательной средой для русского писательства, русского языка и речи. Это был действительно родник. Но этот родник высох. Взамен взращены убогие носители языка. Вы их можете видеть в современных электронных СМИ.
Такого орудия катастрофического оскудения русской речи, её уклонения в штампованность и примитив, такого носителя вульгарности и непристойности телевидение и радио «проклятого советского прошлого» не знало. Теперь в ходу безграмотная плебейская речь комментаторов и так называемых ведущих, занявших место великолепных дикторов советского прошлого. Ни богатой лексики, ни правильного выговора, ни точного интонирования, ни обыкновенной грамотности хотя бы на уровне десятиклассника, ни чистоты, ни образности – ничего за плечами этих ведущих. Я затрудняюсь кого-нибудь привести в качестве положительного примера. Не может же служить положительным примером вот такая «выразительная пошлость» одного известного комментатора в биатлоне: «Ну как шурует немка по биатлонной трассе! Как будто занимается любовью!». И таких примеров можно набрать не на одну статью!
Нашествие безграмотности во всем. Достаточно зайти на форум любого издания, чтобы в этом убедиться. Но эта техническая сторона языка поддается исправлению.
А вот переориентация соотечественников на словесный мусор, стеб и чужесть, без которых можно и нужно обойтись, вредят языку системно, а значит в такой степени, когда надеяться на процессы саморазвития, самоочищения языка было бы непростительной ошибкой. Надо понимать, что развитие языка – это обогащение, цветение, разнообразие функций, смыслов, оттенков. А нарочитая упрощенность, безмерные заимствования и ограничения национальной лексики приведут к неизбежному оскудению и дальнейшей деградации русского языка.
Истовый заступник русской речи
31 мая К.Г. Паустовскому 125 лет. Но я его книги читаю не только к юбилейным датам. Они всегда со мной. Слово писателя для меня как камертон. Если бы была возможность и моя воля, то я добился бы от каждого разумения, почему “от одного слова может померкнуть солнце”. Признаюсь: уже знаю наизусть почти все абзацы из сборника “Наедине с осенью”. Особенно вот этот:
“Дурной язык – следствие невежества, потери чувства родной страны, отсутствия вкуса к жизни. Поэтому борьба за язык должна начаться со всеобщей борьбы за подлинное повышение культуры, за власть разума, за истинное разностороннее образование”
Читаю К.Г. Паустовского и думаю думу, почти крамольную. Должно быть, хорошо, что К.Г. Паустовский не дожил до нынешних дней, когда варварский язык стал почти нормой. Стоит только пройтись по улице и посмотреть на рекламные вывески и, если иметь то чувство языка, каким обладал Паустовский, то можно сойти с ума от бесчисленных примеров языкового варварства.
Я уже не говорю о языке интернета, социальных сетей… Наше чутье на языковое благородство, уместность употребления того или иного слова огрубело, “затуманилось”, притупилось, “замылилось”, а потому не воспринимает всего “сетевого бескультурья как ужасной беды. Паустовский не пережил бы всего этого…
Поэтому надо не только помнить просьбы и предупреждения истового заступника русского слова, но и выполнять их:
“Русский язык, по существу, дан не одному, а многим народам, и было бы настоящим преступлением перед потомками, человечеством, перед культурой позволить кому бы то ни было искажать его и калечить”.
Свободное» слово в соцсетях и чате. Хорошо это или плохо?
Часто приходится слышать сетования о губительном влиянии Интернета на формирование речевой среды у наших детей. Иногда спрашивают, насколько справедливы эти сетования. А с появлением социальных сетей эти вопросы стали частыми и все более тревожными, потому что дети значительную часть свободного времени, даже в перерывах между уроками в школе, проводят в интернете, в том числе в соцсетях.
Определенного, или как нынче модно выражаться, однозначного ответа на этот тревожный ропот нет.
Понятно, что ничто не заменит живого общения между людьми. Когда «глаза напротив», душа рядом с душою собеседника, когда сердцем чувствуешь сердце иной стороны, то проявление чувств, эмоций, окрашиваются в живые слова, в их неожиданные формы, изобретаемые сразу, в ходе живого общения.
Когда не было ТВ, Интернета, будучи по каким-то причинам разлученные далекими расстояниями, мы общались с помощью писем, самым древним и удивительнейшим способом общения. И в древних глиняных табличках, и в египетских папирусах, и в берестяных грамотах, и в бумажных рукописных текстах мы находим великолепные образцы письменной беседы между людьми. Перепиской выдающихся писателей и поэтов 19-20 века мы зачитываемся до сих пор, и она нас пленяет так, как не пленяет ни один самый занимательный роман. Впрочем, люди моего поколения с удовольствием обращались к этому незаменимому средству взаимосвязи. В письмах к родственникам, знакомым, любимым они старались подбирать каждое слово так, чтобы оно соответствовало правде, состоянию души, сердца, разума. Я, например, с удовольствием, если мне удаётся добыть чье-то старое письмо, читаю эти необыкновенные откровения. Даже и тогда, когда они, эти письма, написаны не совсем грамотным человеком, обыкновенным крестьянином, рабочим. В них много простоты, добродушия, правды, совестного отношения друг к другу, и эти отношения не позволяют явиться в строчках писем грубому, оскорбляющему слову, обнажающему хамство и беспардонность пишущего…
«Язык – вместилище национальной системы ценностей»
(В. Непомнящий).
Но это «вместилище» подвергнуто невиданной в истории мутации. Она связана, прежде всего, с исчезновением с лица русской земли необыкновенного человеческого пласта – крестьянства. Ведь именно оно было питательной средой для русского писательства, русского языка и речи. Это был действительно родник. Но этот родник высох. Взамен взращены убогие носители языка. Вы их можете видеть в современных электронных СМИ.
Такого орудия катастрофического оскудения русской речи, её уклонения в штампованность и примитив, такого носителя вульгарности и непристойности телевидение и радио «проклятого советского прошлого» не знало. Теперь в ходу безграмотная плебейская речь комментаторов и так называемых ведущих, занявших место великолепных дикторов советского прошлого. Ни богатой лексики, ни правильного выговора, ни точного интонирования, ни обыкновенной грамотности хотя бы на уровне десятиклассника, ни чистоты, ни образности – ничего за плечами этих ведущих. Я затрудняюсь кого-нибудь привести в качестве положительного примера. Не может же служить положительным примером вот такая «выразительная пошлость» одного известного комментатора в биатлоне: «Ну как шурует немка по биатлонной трассе! Как будто занимается любовью!». И таких примеров можно набрать не на одну статью!
Нашествие безграмотности во всем. Достаточно зайти на форум любого издания, чтобы в этом убедиться. Но эта техническая сторона языка поддается исправлению.
А вот переориентация соотечественников на словесный мусор, стеб и чужесть, без которых можно и нужно обойтись, вредят языку системно, а значит в такой степени, когда надеяться на процессы саморазвития, самоочищения языка было бы непростительной ошибкой. Надо понимать, что развитие языка – это обогащение, цветение, разнообразие функций, смыслов, оттенков. А нарочитая упрощенность, безмерные заимствования и ограничения национальной лексики приведут к неизбежному оскудению и дальнейшей деградации русского языка.
Истовый заступник русской речи
31 мая К.Г. Паустовскому 125 лет. Но я его книги читаю не только к юбилейным датам. Они всегда со мной. Слово писателя для меня как камертон. Если бы была возможность и моя воля, то я добился бы от каждого разумения, почему “от одного слова может померкнуть солнце”. Признаюсь: уже знаю наизусть почти все абзацы из сборника “Наедине с осенью”. Особенно вот этот:
“Дурной язык – следствие невежества, потери чувства родной страны, отсутствия вкуса к жизни. Поэтому борьба за язык должна начаться со всеобщей борьбы за подлинное повышение культуры, за власть разума, за истинное разностороннее образование”
Читаю К.Г. Паустовского и думаю думу, почти крамольную. Должно быть, хорошо, что К.Г. Паустовский не дожил до нынешних дней, когда варварский язык стал почти нормой. Стоит только пройтись по улице и посмотреть на рекламные вывески и, если иметь то чувство языка, каким обладал Паустовский, то можно сойти с ума от бесчисленных примеров языкового варварства.
Я уже не говорю о языке интернета, социальных сетей… Наше чутье на языковое благородство, уместность употребления того или иного слова огрубело, “затуманилось”, притупилось, “замылилось”, а потому не воспринимает всего “сетевого бескультурья как ужасной беды. Паустовский не пережил бы всего этого…
Поэтому надо не только помнить просьбы и предупреждения истового заступника русского слова, но и выполнять их:
“Русский язык, по существу, дан не одному, а многим народам, и было бы настоящим преступлением перед потомками, человечеством, перед культурой позволить кому бы то ни было искажать его и калечить”.
Свободное» слово в соцсетях и чате. Хорошо это или плохо?
Часто приходится слышать сетования о губительном влиянии Интернета на формирование речевой среды у наших детей. Иногда спрашивают, насколько справедливы эти сетования. А с появлением социальных сетей эти вопросы стали частыми и все более тревожными, потому что дети значительную часть свободного времени, даже в перерывах между уроками в школе, проводят в интернете, в том числе в соцсетях.
Определенного, или как нынче модно выражаться, однозначного ответа на этот тревожный ропот нет.
Понятно, что ничто не заменит живого общения между людьми. Когда «глаза напротив», душа рядом с душою собеседника, когда сердцем чувствуешь сердце иной стороны, то проявление чувств, эмоций, окрашиваются в живые слова, в их неожиданные формы, изобретаемые сразу, в ходе живого общения.
Когда не было ТВ, Интернета, будучи по каким-то причинам разлученные далекими расстояниями, мы общались с помощью писем, самым древним и удивительнейшим способом общения. И в древних глиняных табличках, и в египетских папирусах, и в берестяных грамотах, и в бумажных рукописных текстах мы находим великолепные образцы письменной беседы между людьми. Перепиской выдающихся писателей и поэтов 19-20 века мы зачитываемся до сих пор, и она нас пленяет так, как не пленяет ни один самый занимательный роман. Впрочем, люди моего поколения с удовольствием обращались к этому незаменимому средству взаимосвязи. В письмах к родственникам, знакомым, любимым они старались подбирать каждое слово так, чтобы оно соответствовало правде, состоянию души, сердца, разума. Я, например, с удовольствием, если мне удаётся добыть чье-то старое письмо, читаю эти необыкновенные откровения. Даже и тогда, когда они, эти письма, написаны не совсем грамотным человеком, обыкновенным крестьянином, рабочим. В них много простоты, добродушия, правды, совестного отношения друг к другу, и эти отношения не позволяют явиться в строчках писем грубому, оскорбляющему слову, обнажающему хамство и беспардонность пишущего…
Но что говорить! Этот век речевого общения уходит вместе с нами. Вместо нас и нашего общения приходят молодые люди с совершенно иным «инструментарием» речевой (если говорить по-научному сухо) коммуникации. И это надо принять как данность, в которой, однако, есть и положительная сторона.
Мы сегодня можем наблюдать появление в подростковой среде примеры непринужденного письменного общения. Об этом уже был разговор на страницах «ЛГ» в спецпректе «Словесник». Суть этого разговора вот в чем.
В отличие от прошлых времен, когда не было Интернета, соцсетей, письменный обмен между подростками был разве только в записках, переданных на уроке друг другу («Тонька – дура» – «Сам дурак!»), на стенах в подъездах да на заборах. Но и такой способ письменного обмена был, пожалуй, не столь массовым. Теперь непринужденное письменное общение приняло массовый характер. Можно смело сказать, что распространение Интернета вовлекло в раскрепощенное, простецкое письменное общение миллионы подростков.
Хорошо это или плохо? Находясь в неформальной обстановке, не боясь «получить двойку» за письменное задание, ребята пишут всё, что вздумается, как захочется, без оглядки на орфографию, пунктуацию, речевые и этикетные нормы – «без руля и без ветрил». Совершенно очевидно, что в «аськах» и «чатах», этой быстрой письменной болтовне (от английского chat – болтовня, беседа), можно рассмотреть умения не только ёрничать, но и первые, едва пробивающиеся зачатки раскованно о чем-то писать. Это одна из тренировочных площадок для получения навыков естественной, не официозной письменной речи. И это хорошо, если еще раз сказать о массовой вовлеченности детей в письменную речь – совершенно безыскусственной, без всякого понуждения к ней.
Но здесь, в этой «простецкости», в непринужденности кроется страшная опасность закрепления вопиющей безграмотности, бескультурья, излишней развязности, сужения умственных возможностей, оформления их в примитивные словесные образцы – наподобие лексики ильфо-петровской Эллочки-людоедки, но только в письменном варианте. Пускать на самотек такую письменную свободу опасно. И это очевидно.
Как быть? Простите за банальности, но ничего другого нет, как взрослым самим показывать пример образцовой письменной речи, участвовать взрослым в этой переписке, вытесняя речевой стёб, «олбанский язык», хамское слово. И читать, читать, читать русскую классику. Вслух. С детьми. Каждый божий день. И говорить – чисто, красиво, чтобы даже разговорные слова стали для детей примером образцовой речи и безупречного эстетического вкуса.
Почему наши дети безграмотны
Не раз мне пришлось выслушивать один и тот же вопрос, который задавали люди приблизительно моего поколения: «В чем причина страшной безграмотности наших внуков? В школах разные учебные технологии, современные программы, учебники, умнейшие учителя, а толку нет».
И в самом деле, в чем проблема? Даже мой многолетний педагогический опыт не позволяет мне сходу внятно осмыслить причину падения уровня образования. На ум приходит многое, но все кажется неистинным, неубедительным и даже фальшивым.
Вот мои собеседники, люди моего поколения или чуть моложе, чутьём определили: все дело в новых программах. Не в учителях, не в родителях, а именно в учебных программах. Должен согласиться с вами, дорогие собеседники: вы правы. И начнем наш разговор с программ в начальной школе.
Поколение первоклассников, конца 40-х, начала 50-х годов прошлого века, обучались по удивительно продуктивным программам. В классе было всегда не меньше 41 человека. Учительница или учитель (в начальной школе нередко работали и учителя мужчины) имели в лучшем случае учительский институт. В основном трудились учителя после курсов по ускоренной подготовке учительских кадров: в стране после войны педагогов не хватало. Но на выходе из четвертого класса отличников из 41 -45 учащихся была треть, столько же было «хорошистов», остальные оканчивали начальную школу после обязательных испытаний (экзаменов) удовлетворительно. 1-2 человека – второгодники. И такая статистика была повсеместной. В чем же дело? А дело все в программах, учебниках, единых в своих требованиях и содержании.
Помню, писали огромные диктанты, где после пяти ошибок ставил учитель безусловное «два». Но этих двоек было одна или две на класс. Все дело в том, что изучение грамматики было построено на зрительно-логическом методе. Специфика нашего языка в чем? Упрощенно: мы говорим, произносим одно, а писать надо то, что видим и по правилам. Например, произносим «вада», а пишем «вода». В то время при изучении написания слова преобладала зрительная доминанта.
Моя пожилая уборщица, которая училась в школе в 50-е годы, сокрушалась тем, что все правила перезабыла, но пишет все слова правильно. А внучка её, десятиклассница, умная девочка, слово «ещё» преобразует в «исчо». В чём причина грамотности бабушки, перезабывшей правила, и безграмотности внучки, которая правила не забыла, но пишет столь безграмотно? Выше я отметил, что программы по русскому языку базировались на зрительной доминанте и на правильной логике выстраивания обучения в букварный период. И всё базировалось на зрительном восприятии слова, списывании с текста, чтении. На слух (диктанты) писали только в третьем классе. Фонетику, звуковой состав слова, в младших классах не изучали.
Современная ученица, внучка бабушки, попала под каток фонетического и фонематического метода изучения слов. То есть, сначала – как слово звучит. На смену зрительной доминанте был взят фонетический, звуковой, Бедной внучке и в детском садике в подготовительных группах пришлось воспринимать слово на слух – так, как оно звучит: «карова» «маркоф», «сабака». Уши слышали, а глаза не видели верного написания слова. Даже весь букварный (эльконинский) период дети с учителем бились не над зрительным восприятием слова, а над его произношением.
Сами того не ведая, учителя создавали все условия для дисграфии у внучки. То есть, при нормальном интеллекте ребенок не смог нормально овладеть письмом. Да и как он мог правильно им овладеть, если первоклассник впервые видит букву, реально знакомится с нею только во второй половине учёбы в первом классе! Первичным стало для него восприятие слова через звук.
Развивая фонематический слух у детей, учителя, следуя программе, стали с удивлением замечать, что дети пишут скверно, безграмотно. И безобразная безграмотность стала устойчивым грехом учеников, когда фонетический метод в программе по изучению русского языка стал доминирующим.
К слову сказать, мне, филологу по образованию, с фонетикой как с разделом науки о языке удалось серьёзно встретиться только на первом курсе института. Но это не делало моё поколение безграмотным. Конечно, это не означает, что дети не должны изучать её в школе. Но как доминанту при изучении слова фонетику надо исключить. Следует вернуться к зрительно-логическому методу. И грамотность повысится, и развитие будет к месту. И помнить: многознание уму не научает.
Сможет ли выжить русская литература в современной школе?
Генеральной конференцией ЮНЕСКО в ноябре 1999 года был провозглашен Международный день родного языка. Он отмечается с 2000 года. Установлена и дата – 21 февраля. Провозглашены и цели: для содействия языковому и культурному разнообразию и многоязычию.
Я бы не стал утомлять бедного читателя еще одной всемирно обозначенной датой, которых стало столько, что уже не хватает места в календаре, если бы не одно обстоятельство. Эта дата была выбрана в знак памяти событий 21 февраля 1952 года, когда в Дакке, столице нынешней Бангладеш, от пуль полицейского погибли студенты – участники демонстрации в защиту своего родного языка – бенгали, который они требовали признать одним из государственных языков страны.
Пять лет я уже без школьной практики, где физически, почти всем своим существом, пришлось ощущать истребляющие нововведения в образовательный процесс. Я не раз об этом говорил и писал и тогда, когда работал, и сейчас, когда приходится знакомиться с сущностными изменениями в образовании заочно. Не покидает ощущение, что живёшь на колониальной территории, где правят всем, что ни есть вокруг, захватчики. Особенно это касается русского языка и литературы, уровень преподавания которых вполне укладывается в представление, что ты и твои русские соотечественники живут в условиях оккупированной страны.
Причем должен заметить, что не учителя повинны в том, что уровень преподавания страшно, бедственно снижается . Прежде всего, отмечаю (не мне принадлежит это открытие, а многим честным ученым), что в последние десятилетия ужасающе помутилось качество языковой среды. Почему?
Имеющие власть нарочно и с легкостью отдали ТВ и другие СМИ в руки русоненавистников-либералов. И все под вывеской «свободы слова», когда любое национально-патриотическое слово подавляется беспощадно и с издевательской насмешкой. Везде и во всем, на всех «шоу», (а кроме «шоу» для развлечения и отвлечения ничего на ТВ уже не осталось) вытесняется русское слово. На нём говорить становится для новоиспеченных буржуа и тех, кто их обслуживает, признаком дурного тона, безвкусицей и даже позором. Жаль, что границы заметки не позволяют мне привести языковую муть, без всякой надобности употребляемую ведущими ТВ, комментаторами, журналистами, актерами и актерками, прочей «творческой элитой».
Но читатель, к его несчастью, сам слышит её, эту словесную чепуху, каждый божий день. Но самое страшное в том, что волей-неволей через ТВ и интернет окунают в эту тяжелую языковую среду, где только словесная муть, школьников. А потом заставляют выпускников на ЕГЭ или ОГЭ, где всё пропитано примитивизмом и пустомыслием, угадывать ответы и создавать тексты по предложенным шаблонам, называя их сочинениями.
Мы сегодня можем наблюдать появление в подростковой среде примеры непринужденного письменного общения. Об этом уже был разговор на страницах «ЛГ» в спецпректе «Словесник». Суть этого разговора вот в чем.
В отличие от прошлых времен, когда не было Интернета, соцсетей, письменный обмен между подростками был разве только в записках, переданных на уроке друг другу («Тонька – дура» – «Сам дурак!»), на стенах в подъездах да на заборах. Но и такой способ письменного обмена был, пожалуй, не столь массовым. Теперь непринужденное письменное общение приняло массовый характер. Можно смело сказать, что распространение Интернета вовлекло в раскрепощенное, простецкое письменное общение миллионы подростков.
Хорошо это или плохо? Находясь в неформальной обстановке, не боясь «получить двойку» за письменное задание, ребята пишут всё, что вздумается, как захочется, без оглядки на орфографию, пунктуацию, речевые и этикетные нормы – «без руля и без ветрил». Совершенно очевидно, что в «аськах» и «чатах», этой быстрой письменной болтовне (от английского chat – болтовня, беседа), можно рассмотреть умения не только ёрничать, но и первые, едва пробивающиеся зачатки раскованно о чем-то писать. Это одна из тренировочных площадок для получения навыков естественной, не официозной письменной речи. И это хорошо, если еще раз сказать о массовой вовлеченности детей в письменную речь – совершенно безыскусственной, без всякого понуждения к ней.
Но здесь, в этой «простецкости», в непринужденности кроется страшная опасность закрепления вопиющей безграмотности, бескультурья, излишней развязности, сужения умственных возможностей, оформления их в примитивные словесные образцы – наподобие лексики ильфо-петровской Эллочки-людоедки, но только в письменном варианте. Пускать на самотек такую письменную свободу опасно. И это очевидно.
Как быть? Простите за банальности, но ничего другого нет, как взрослым самим показывать пример образцовой письменной речи, участвовать взрослым в этой переписке, вытесняя речевой стёб, «олбанский язык», хамское слово. И читать, читать, читать русскую классику. Вслух. С детьми. Каждый божий день. И говорить – чисто, красиво, чтобы даже разговорные слова стали для детей примером образцовой речи и безупречного эстетического вкуса.
Почему наши дети безграмотны
Не раз мне пришлось выслушивать один и тот же вопрос, который задавали люди приблизительно моего поколения: «В чем причина страшной безграмотности наших внуков? В школах разные учебные технологии, современные программы, учебники, умнейшие учителя, а толку нет».
И в самом деле, в чем проблема? Даже мой многолетний педагогический опыт не позволяет мне сходу внятно осмыслить причину падения уровня образования. На ум приходит многое, но все кажется неистинным, неубедительным и даже фальшивым.
Вот мои собеседники, люди моего поколения или чуть моложе, чутьём определили: все дело в новых программах. Не в учителях, не в родителях, а именно в учебных программах. Должен согласиться с вами, дорогие собеседники: вы правы. И начнем наш разговор с программ в начальной школе.
Поколение первоклассников, конца 40-х, начала 50-х годов прошлого века, обучались по удивительно продуктивным программам. В классе было всегда не меньше 41 человека. Учительница или учитель (в начальной школе нередко работали и учителя мужчины) имели в лучшем случае учительский институт. В основном трудились учителя после курсов по ускоренной подготовке учительских кадров: в стране после войны педагогов не хватало. Но на выходе из четвертого класса отличников из 41 -45 учащихся была треть, столько же было «хорошистов», остальные оканчивали начальную школу после обязательных испытаний (экзаменов) удовлетворительно. 1-2 человека – второгодники. И такая статистика была повсеместной. В чем же дело? А дело все в программах, учебниках, единых в своих требованиях и содержании.
Помню, писали огромные диктанты, где после пяти ошибок ставил учитель безусловное «два». Но этих двоек было одна или две на класс. Все дело в том, что изучение грамматики было построено на зрительно-логическом методе. Специфика нашего языка в чем? Упрощенно: мы говорим, произносим одно, а писать надо то, что видим и по правилам. Например, произносим «вада», а пишем «вода». В то время при изучении написания слова преобладала зрительная доминанта.
Моя пожилая уборщица, которая училась в школе в 50-е годы, сокрушалась тем, что все правила перезабыла, но пишет все слова правильно. А внучка её, десятиклассница, умная девочка, слово «ещё» преобразует в «исчо». В чём причина грамотности бабушки, перезабывшей правила, и безграмотности внучки, которая правила не забыла, но пишет столь безграмотно? Выше я отметил, что программы по русскому языку базировались на зрительной доминанте и на правильной логике выстраивания обучения в букварный период. И всё базировалось на зрительном восприятии слова, списывании с текста, чтении. На слух (диктанты) писали только в третьем классе. Фонетику, звуковой состав слова, в младших классах не изучали.
Современная ученица, внучка бабушки, попала под каток фонетического и фонематического метода изучения слов. То есть, сначала – как слово звучит. На смену зрительной доминанте был взят фонетический, звуковой, Бедной внучке и в детском садике в подготовительных группах пришлось воспринимать слово на слух – так, как оно звучит: «карова» «маркоф», «сабака». Уши слышали, а глаза не видели верного написания слова. Даже весь букварный (эльконинский) период дети с учителем бились не над зрительным восприятием слова, а над его произношением.
Сами того не ведая, учителя создавали все условия для дисграфии у внучки. То есть, при нормальном интеллекте ребенок не смог нормально овладеть письмом. Да и как он мог правильно им овладеть, если первоклассник впервые видит букву, реально знакомится с нею только во второй половине учёбы в первом классе! Первичным стало для него восприятие слова через звук.
Развивая фонематический слух у детей, учителя, следуя программе, стали с удивлением замечать, что дети пишут скверно, безграмотно. И безобразная безграмотность стала устойчивым грехом учеников, когда фонетический метод в программе по изучению русского языка стал доминирующим.
К слову сказать, мне, филологу по образованию, с фонетикой как с разделом науки о языке удалось серьёзно встретиться только на первом курсе института. Но это не делало моё поколение безграмотным. Конечно, это не означает, что дети не должны изучать её в школе. Но как доминанту при изучении слова фонетику надо исключить. Следует вернуться к зрительно-логическому методу. И грамотность повысится, и развитие будет к месту. И помнить: многознание уму не научает.
Сможет ли выжить русская литература в современной школе?
Генеральной конференцией ЮНЕСКО в ноябре 1999 года был провозглашен Международный день родного языка. Он отмечается с 2000 года. Установлена и дата – 21 февраля. Провозглашены и цели: для содействия языковому и культурному разнообразию и многоязычию.
Я бы не стал утомлять бедного читателя еще одной всемирно обозначенной датой, которых стало столько, что уже не хватает места в календаре, если бы не одно обстоятельство. Эта дата была выбрана в знак памяти событий 21 февраля 1952 года, когда в Дакке, столице нынешней Бангладеш, от пуль полицейского погибли студенты – участники демонстрации в защиту своего родного языка – бенгали, который они требовали признать одним из государственных языков страны.
Пять лет я уже без школьной практики, где физически, почти всем своим существом, пришлось ощущать истребляющие нововведения в образовательный процесс. Я не раз об этом говорил и писал и тогда, когда работал, и сейчас, когда приходится знакомиться с сущностными изменениями в образовании заочно. Не покидает ощущение, что живёшь на колониальной территории, где правят всем, что ни есть вокруг, захватчики. Особенно это касается русского языка и литературы, уровень преподавания которых вполне укладывается в представление, что ты и твои русские соотечественники живут в условиях оккупированной страны.
Причем должен заметить, что не учителя повинны в том, что уровень преподавания страшно, бедственно снижается . Прежде всего, отмечаю (не мне принадлежит это открытие, а многим честным ученым), что в последние десятилетия ужасающе помутилось качество языковой среды. Почему?
Имеющие власть нарочно и с легкостью отдали ТВ и другие СМИ в руки русоненавистников-либералов. И все под вывеской «свободы слова», когда любое национально-патриотическое слово подавляется беспощадно и с издевательской насмешкой. Везде и во всем, на всех «шоу», (а кроме «шоу» для развлечения и отвлечения ничего на ТВ уже не осталось) вытесняется русское слово. На нём говорить становится для новоиспеченных буржуа и тех, кто их обслуживает, признаком дурного тона, безвкусицей и даже позором. Жаль, что границы заметки не позволяют мне привести языковую муть, без всякой надобности употребляемую ведущими ТВ, комментаторами, журналистами, актерами и актерками, прочей «творческой элитой».
Но читатель, к его несчастью, сам слышит её, эту словесную чепуху, каждый божий день. Но самое страшное в том, что волей-неволей через ТВ и интернет окунают в эту тяжелую языковую среду, где только словесная муть, школьников. А потом заставляют выпускников на ЕГЭ или ОГЭ, где всё пропитано примитивизмом и пустомыслием, угадывать ответы и создавать тексты по предложенным шаблонам, называя их сочинениями.
Но более всего удручает, когда вытесняется, выбрасывается вон из школьных программ по литературе русская классика, сокращаются часы на литературу. Внешне вроде всё объемно: заглянешь в учебник литературы, в оглавление, и кого там, и чего там не увидишь. Вроде всё есть. А по существу – галопом по Европам. Многообразия, что требует многознания, столько, что мозги зашкаливает. Повторю то, что было в прошлом тексте, размещенном на сайте: «многознание уму не научает». Эта известное предостережение Гераклита Эфесского верно и в нашу эпоху.
Совершенно верно пишет профессор Всеволод Троицкий, доктор филологических наук, профессор, член-корреспондент РАН, гл. сотрудник Института мировой литературы им. А.М.Горького, член Союза писателей России. Привожу его утверждение полностью: «Словесность в школе «сократили» под стать программам школы колониальной страны, сократили так, чтобы народ (в массе) не владел свободно русским литературным языком, как это по преимуществу было в лучшие для школы годы ХХ века. Сократили так, чтобы у окончивших школу не могло сформироваться должного для свободного человека запаса культурной памяти в виде знания традиционного объёма произведений русской классики, того школьного литературного канона, который был не вся классика, но ворота в неё. Ведь только это и может обеспечить знание литературного языка и связь со старшими поколениями, с культурой и историей своей Родины…
Одновременно увеличили программы по английскому и др. иностранным языкам. Всё это, если исходить из нынешних задач и интересов школы независимой державы, – очевидно антипатриотично, противоречит интересам народа, формированию национального культурного сознания, здоровому органическому развитию личности и бережному отношению к традиционным духовным ценностям нации».
Вот об этом и надо не просто говорить, но бить в набат.
Источник: на основе заметок Михаила Мороза
Совершенно верно пишет профессор Всеволод Троицкий, доктор филологических наук, профессор, член-корреспондент РАН, гл. сотрудник Института мировой литературы им. А.М.Горького, член Союза писателей России. Привожу его утверждение полностью: «Словесность в школе «сократили» под стать программам школы колониальной страны, сократили так, чтобы народ (в массе) не владел свободно русским литературным языком, как это по преимуществу было в лучшие для школы годы ХХ века. Сократили так, чтобы у окончивших школу не могло сформироваться должного для свободного человека запаса культурной памяти в виде знания традиционного объёма произведений русской классики, того школьного литературного канона, который был не вся классика, но ворота в неё. Ведь только это и может обеспечить знание литературного языка и связь со старшими поколениями, с культурой и историей своей Родины…
Одновременно увеличили программы по английскому и др. иностранным языкам. Всё это, если исходить из нынешних задач и интересов школы независимой державы, – очевидно антипатриотично, противоречит интересам народа, формированию национального культурного сознания, здоровому органическому развитию личности и бережному отношению к традиционным духовным ценностям нации».
Вот об этом и надо не просто говорить, но бить в набат.
Источник: на основе заметок Михаила Мороза
Следующая публикация
Нет комментариев