Последнее стихотворение Есенина.

Любопытно будет рассмотреть автограф приведенного выше стихотворения Есенина, полученный Устиновым от убийц или от сотрудников правоохранительных органов:
Прежде всего обратим внимание на то, где пересекаются линии сгиба листа — под словом «предназначенное» и между словами «обещает» и «встречу», т.е. отнюдь не в центре симметрии листа, как обычно бывает, если листок складывают для того, чтобы положить в карман. С данной целью логично бы было сложить лист сначала поперек, но приведенный лист сложен, наоборот, сначала вдоль, на что указывает сломанная поперечная линия сгиба, а потом поперек, но не симметрично. Таким образом сложить лист можно, например, для того, чтобы он был достаточно длинным и не остался бы забытым между страниц записной книжки. Поскольку же люди не совершают объективно немотивированных и бесцельных поступков, заключаем: Эрлих и Устинова солгали, что Есенин вырвал листок из своего блокнота и положил его Эрлиху в карман. Нет, в данном случае Есенин сложил бы лист нормально — так, что пересечение сгибов оказалось бы в центре листа. Не является приведенный лист и листом из блокнота Есенина, так как опять возникает бессмысленный поступок: Есенин вырвал лист из своего рабочего блокнота, чтобы положить его в свою записную книжку или в иное свое хранилище… Кстати, по формату, отношению сторон, приблизительно 1,5 : 1, лист напоминает медицинскую карту, на которой пишут историю болезни. Для медицинской карты листок маловат, однако и почерк крайне мелкий… Я, к сожалению, не знаю истинного размера приведенного листа.
На мысли о больнице наводит также написание кровью. Посмотрите, какая большая клякса посажена выше стихотворения. Чтобы посадить такую кляксу, нужно обмакнуть перо глубоко в кровь, но в таком случае из раны она должна идти обильно… А можно ли при обильном кровотечении не заляпать кровью страницу, если пользоваться кровью из раны? Выточить же небольшое количество крови в «чернильницу» без особых затруднений можно было в больнице, а прийти эта мысль Есенину могла, например, когда у него брали кровь на анализ, что в больнице естественно.
Стоит также отметить хорошую ориентацию строк друг относительно друга. Строки по преимуществу ровные и почти параллельны друг другу, да и отступ от левого края един: если к началам строк приложить линейку, то очень хорошо будет видно, что текст ориентирован отлично, в линию (видно, впрочем, и без линейки). Поскольку указанные действия «высчитать» невозможно, т.е. они являются рефлексом письма, заключаем, что Есенин был нормально ориентирован в пространстве, рефлексы не были нарушены, т.е. он не был пьян во время создания данного автографа. Значит, он не мог написать это стихотворение непосредственно перед смертью, так как на основании протокола судебного эксперта можно заключить, что перед смертью он был пьян. Это, впрочем, не противоречит показаниям Эрлиха и Устиновой.
Теперь о переправлениях.
Обратите внимание на фразу.." без руки,без слова" .Буква "Б" написана в зеркальном отображении,когда как в слове "бровей" и в слове "обещает" она написана нормально. Кроме того в этой фразе отслеживается явное исправление.
Далее следует обратить внимание на фразу,которую принято читать "Ты у меня в груди". На листе она явно читается как "Чти у меня в груди",но при этом буква "У" с явным переправлением. Во всех других словах стиха буква "У" написана иначе,с недоведенным хвостиком.Предполагается,что изначально было написано-"Чти и меня в груди"..
Теперь про кляксу.
На листке она в форме головы свиньи. Возможно это совпадение,но именно такое погонялово прилипло к Эрлиху. Именно так его нарисовала Шура и внизу подписала,что это Эрлих.Сам Эрлих в письме к Бениславской упоминул,что он в курсе,что в ее комнате висит портрет свиньи с надписью" Эрлих" и даже нарисовал схему комнаты Бениславской. http://esenin.ru/gibel-poeta/zagadka-poslednego-stichotvoren Мнение В. Кузнецова... Свидетельство Вольфа Эрлиха - поэта, приятеля Есенина в последние два года его жизни. Он принимал активное участие в издательских делах Есенина и оставил воспоминания о своей дружбе с ним. Именно Эрлиху Есенин адресовал известную телеграмму 7 декабря 1925 года: "Немедленно найди две-три комнаты. 28 числах переезжаю жить Ленинград. Телеграфируй". Утверждениям Эрлиха вы тоже не верите?
- Мне была не вполне ясна личность этого молодого человека, пока я не обнаружил, что с 1929 года (с восемнадцати лет!) он являлся секретным сотрудником ЧК-ГПУ-НКВД и по этому роду деятельности находился в непосредственном подчинении известного ленинградского чекиста Ивана Леонова. В 1925 году тот являлся заместителя начальника местного управления ГПУ, где заведовал секретно-оперативной частью. Лично мне кажется подозрительным то обстоятельство, что практически вся компания свидетелей и понятых, поставивших свои подписи под документами о смерти Есенина, состоит из знакомых и друзей Вольфа Эрлиха. Больше того, литературный критик Павел Медведев, поэты Илья Садофьев, Иван Приблудный, журналист Лазарь Берман и ряд других также являлись сексотами ГПУ. Литература служила очень удобной ширмой для осведомительской деятельности людей этого сорта. Где граница между их дружескими, творческими отношениями и стукачеством? И какова цена оставленным ими воспоминаниям?
Вызывает вопросы и вояж Эрлиха из Москвы в Ленинград 16 января 1926 года, когда в течение одного дня он организует сомнительное свидетельство о смерти Есенина. Причем он обращается в загс не Центрального района, на территории которого расположен "Англетер", а Московско-Нарвского района. Мелочь? Но не случайная: именно в этом районе города все ключевые административные посты тогда находились в руках троцкистов, с помощью которых было проще оформить нужный документ. Эрлих тут же возвращается в Москву на вечер памяти Есенина, где зачитывается руководящее слово Троцкого.
С именем Эрлиха связано и обнародование известного и якобы последнего стихотворения Сергея Есенина "До свиданья, друг мой, до свиданья...". По словам Эрлиха, вечером 27 декабря, прощаясь после встречи в гостинице, Есенин засунул листок с этими стихами в карман пиджака Эрлиха с просьбой прочесть их как-нибудь потом, когда он останется наедине. А Эрлих об этих стихах забыл. Вспомнил лишь на следующий день, когда Есенина уже не было в живых.
29 декабря стихотворение публикуется в ленинградской "Красной газете". Датируется 27 декабря. Но в оригинале нет даты его написания. Странным кажется и еще одно обстоятельство, связанное с этим стихотворением: почему его оригинал впервые появился на свет только в феврале 1930 года? Его принес в Пушкинский дом крупный политвоенчин, впоследствии - литературный критик Георгий Горбачев. В журнале осталась запись: "от Эрлиха". Но Эрлих в 1930 году - мелкая сошка, малоизвестный стихотворец. А "курьер" Горбачев - видный политкомиссар, хороший знакомый Троцкого, сидевший с ним в "Крестах" в 1917 году. Что-то тут не сходится... После знакомства с воспоминаниями Вольфа Эрлиха, с его стихами у меня сложилось впечатление, что по характеру своего творчества и по своей натуре он был очень далек от Есенина, если не оказать - враждебен ему. Резкий, злобный, мстительный человек с потаенными мыслями - полная противоположность открытому, доверчивому Есенину. Меня буквально обескуражило стихотворение Эрлиха "Свинья", написанное в 1929 году, где есть такие строки:
"Пойми, мой друг,
Святые именины
Твои отвык справлять наш бедный век.
Запомни, друг,
Не только для свинины
- и для расстрела создан человек".
Они тут же вызвали в моей памяти силуэт головы свиньи, нарисованный над бурыми строками оригинала есенинского "До свиданья...". Изображение свиного рыла с ушами на том листке трудно с чем-либо перепутать. Что стоит за этой неожиданной аллегорией, получившей столь зловещее стихотворное продолжение? Нет, очень непрост был в своих взаимоотношениях с Есениным секретный сотрудник ГПУ Вольф Эрлих.