Имена глав Союза Пяти озёр: Гао Чун, Чжао Цзин, Шэнь Шэнь, Дэн Куань, Сун Хуайжэнь, Се Уян.

Гао Чун 高崇, Чжао Цзин 赵敬, Шэнь Шэнь 沈慎, Дэн Куань 邓宽, Сун Хуайжэнь 宋怀仁 — все эти имена имеют в основе ключевые добродетели конфуцианской философии, но автор не относится к этому всерьёз, а обыгрывает в ироническом ключе. [1]

«Чун» 崇 — «величие», «благородство» (а вместе с фамилией получается «гао чун» 高崇 — «высокое величие»). Имена учеников Гао Чуна: «Куань» 宽 — «милость», «великодушие», «Хуайжэнь» 怀仁 — «преисполненный гуманности» (имя Се Уяна выбивается из этого ряда, но о нём ниже). Гуманность 仁 — основная добродетель конфуцианства, а благородство и милосердие — одни из важнейших в конфуцианстве ценностей. Однако представители школы Юэян, включая самого Гао Чуна — самые грубые, заносчивые и тщеславные в цзянху, не проявляющие ни гуманности, ни великодушия, ни благородства.

«Цзин» 敬 означает «уважение», «вежливость», «почтительность», однако Чжао Цзин уважителен только на словах: его вежливое обхождение — это его оружие, благодаря которому он втирается в доверие к людям, чтобы потом их использовать и губить.

«Шэнь» 慎 — «внимательность», «благоразумие», «осмотрительность», однако Шэнь Шэнь не проявляет ни благоразумия, ни осмотрительности и ведёт себя с точностью до наоборот.

Ещё в копилку таких ироничных имён — имя Лун Сяо 龙孝, сына Лун Цюэ, хозяина палат Лунъюань 龙渊阁: «сяо» 孝 — это сыновняя почтительность, краеугольная добродетель конфуцианства. Хороший выбор имени для того, кто посадил своего отца на цепь!
Лунъюань 龙渊, или Драконовая Бездна — название легендарного меча, изготовленного оружейником Оу Ецзы в эпоху Сражающихся царств: 七星龙渊 "Драконовая бездна Семи звёзд", т.е. Большого Ковша, имеющего в Китае сакральный статус.
«Цюэ» 雀 в имени Лун Цюэ 龙雀 означает «воробей», а имя + фамилия вместе букв. переводятся как «драконий воробей»: это мифическая птица, а также название ещё одного легендарного меча, 大夏龙雀, "Лунцюэ из Великого Ся". По одной версии, под Великим Ся подразумевается легендарное царство, якобы существовавшее на территории Китая в доисторическую эпоху, по другой — меч был выкован вождём сюнну (хунну) Хэлянь Бобо, основавшим в 407 царство Ся на севере Китая.
В этом же ироничном ключе названа усадьба, где располагается школа Тайху семьи Чжао: Саньбай 三白. У выражения «саньбай» 三白 (букв. «три белых») есть несколько значений, в т.ч. «рис, соль и редис» — самая простая и доступная еда, пища бедняков, а в переносном смысле — простая, скромная и безыскусная жизнь, что иронически противопоставлено образу жизни Чжао Цзина. Т.е. на русский название усадьбы можно было бы перевести как «На хлебе и воде».

Се Уян 谢无恙 — один из учеников школы Юэян, однако он, как и Сун Хуайжэнь, на самом деле служит не Гао Чуну, а Чжао Цзину, своему названому отцу (ифу 义父). Выражение «уян» 无恙 («быть в добром здравии», «быть благополучным», букв. «без бед») происходит из заключительных строк поэмы Сун Юя (3 в. до н.э.) «Девять рассуждений» [1]:

赖皇天之厚德兮，还及君之无恙！

…И поддержку найдя в щедрой силе Великого Неба,
Возвращу, государь, процветание нашей стране!
(Перевод М.Е. Кравцовой)

Мой подстрочник:
Опираясь на щедрые милости всемогущего Неба, возвращу государю жизнь без бед!

Поэма весьма длинная, целиком на русском её можно прочитать здесь: https://chinese-poetry.ru/poems.php?action=show&poem_id=41

Казалось бы, радостные и оптимистичные строки. Однако вся поэма проникнута тоской, она повествует об одиночестве, тяжких думах, и, хотя в конце и срывается в бравурный тон, однако это происходит уже после того, как измученный лирический герой принимает решение умереть. Стихотворение недвусмысленно предсказывает печальную участь Се Уяна, убитого (за кадром) Се-ваном:

...О, как горько, что цветок орхидеи, едва лишь раскрыв лепестки,
Затерялся в пышных покоях среди изобилия трав.
Не успев отцвести, не оставив семян,
Он был залит дождем и, подхваченный ветром, вдаль унесен.
А ведь это для Вас, государь, орхидея цвела,
Но ее аромат не смогли отличить Вы от запаха прочих цветов...
Как обидно и горько, что мыслям моим Вас, государь, не достичь!..
(Перевод М.Е. Кравцовой)

А эти строки поэмы, как мне кажется, красноречиво говорят об отношении Се Уяна и прочих названых сыновей (ицзы 义子) к Чжао Цзину:

…Есть, правда, один прекрасной души человек, чье сердце ко мне не охладело.
Я покинул родные края, расстался с семьей, стал бездомным скитальцем,
Ухожу все дальше и дальше, и где-то остановлюсь?..
Думы только о Вас, государь, и нет им предела!
Знаю, это неведомо Вам, что же тут можно поделать?
А мысль все настойчивее, а печаль все острее,
До того измучил себя, что забыл о еде и делах…
Мне Вас бы увидеть один только раз, чтоб о чувствах своих поведать,
Вы душой неизменны, о мой государь, как и прежде я Вам любезен.
Вот сейчас подстегну коня да поеду обратно к дому,
Только к Вам все равно не допустят меня, я лишь сердце сильней растревожу…
И стоит неподвижно повозка, я сижу, непрерывно вздыхая,
Неуемные катятся слезы, словно дождь, все вокруг орошая.
Никогда с ним не буду вместе – не дано это, не дано!
А душа разрывается-мечется, и не сделаешь ничего! –
Сам себя утешая, желаю, чтоб мечтам наступил конец,
Сердце - что ж: поболит-пострадает, а потом и ему надоест...
(Перевод М.Е. Кравцовой)

Поэма Сун Юя обращена к правителю государства, однако в силу особенностей поэтического стиля её легко спутать с любовной лирикой. Неудивительно, что некоторые считают, будто принадлежавший к одному с Сун Юем направлению поэт Цюй Юань был любовником своего государя, Хуай-вана, и утопился, утратив не просто расположение владыки, а его любовь. Возможно, отсюда идёт традиция отождествлять в стихах государя с возлюбленным: часто, когда поэт описывает мысли брошенной женщины, страдающей от одиночества, на самом деле он сетует, что это его государственным талантам не нашлось места при дворе (например, многие стихи Ли Бо, на первый взгляд кажущиеся любовной лирикой, написанной от лица женского персонажа, надлежит рассматривать именно так). Этим можно было избежать придирок цензуры и обвинений в неуважении к власти — и одновременно выразить собственную досаду.

Раз уж речь зашла о Чжао Цзине, скажу и о фразе, которую он использовал в отношениях с Ло Фумэн: 君不负我，我不负君。

Эта фраза — вовсе не зловещее, какое-то мафиозное предупреждение, как в англопереводе («You won't fail me, I won't fail you», «Ты не подведёшь меня — я не подведу тебя», ты мне — я тебе, кто не со мной, тот против меня...) Подобные примитивные угрозы были бы совершенно не в характере Чжао Цзина и не отвечали бы эффекту, производимому этой фразой на Ло Фумэн и Се-вана, поэтому я постаралась выяснить, отсылкой к чему она является (старинное слово 君 буквально кричало, что это что-то из классики).

Полагаю, это отсылка к довольно известному стихотворению «На мелодию "Предсказание"卜算子» Ли Чжии (1048-1117) 李之儀:

我住长江头，君住长江尾。
日日思君不见君，共饮长江水。
此水几时休，此恨何时已。
只愿君心似我心，定不负相思意。

Я на Чанцзян живу, в ее истоке,
А вы в низовье той реки живете.
Мы друг о друге
Думаем с любовью,
Но встречи
Нам судьба не уготовит,
Хоть из Чанцзян, как я,
Вы ту же воду пьете.

Когда поток иссякнет бесконечный,
Когда придет конец моей печали?..
Хочу, чтоб вечно
Вы со мною были
И на меня
Обиду на таили
Из-за того,
Что я о вас скучаю.
(Перевод М.И. Басманова)

Мой перевод с учётом перевода на современный китайский и комментариев:

Я живу в верховьях Янцзы, [мой] любимый живёт в низовьях Янцзы.
День за днём думаю о любимом, но не вижу его, хотя мы вместе пьём одну воду из Янцзы.
Эти воды когда остановятся? Эта боль [от разлуки] когда иссякнет?
Только бы сердце любимого было едино с моим, и я оправдаю его непрестанную тоску обо мне (или: и я не пренебрегу его непрестанной тоской обо мне; или: тогда его непрестанная тоска обо мне будет не зря).
(https://baike.baidu.com/item/%E5%8D%9C%E7%AE%97%E5%AD%90%C2%B7%E6%88%91%E4%BD%8F%E9%95%BF%E6%B1%9F%E5%A4%B4/10953709)

Это стихотворение Ли Чжии написал, когда на склоне лет, потеряв детей и жену и будучи понижен в должности и сослан на юг, встретил там куртизанку Ян Шу, в которую влюбился. Слушая игру Ян Шу на гуцине, он написал для неё несколько стихотворений-песен. Говорят, стихотворение «На мелодию "Предсказание"» было сочинено Ли Чжии, когда он вместе с Ян Шу прогуливался по берегам Янцзы. Проникновенное по содержанию и в то же время простое и изящное по форме, оно вскоре стало популярной в народе песней.

君 — государь, муж (в т. ч. «благородный муж»), супруг, господин; в старинной речи и в поэзии часто используется как вежливое «Вы». Здесь означает возлюбленного, поэтому я выбрала перевод по смыслу, хотя вариант «Вы» был бы, наверное, более точным.
不负 — оказываться достойным, заслуживать, оправдывать (надежды, ожидания); не отворачиваться, не пренебрегать, не нарушать.

Т.о. фразу Чжао Цзина 君不负我，我不负君, являющуюся сокращённым парафразом последней строки стихотворения Ли Чжии, можно перевести как-нибудь вроде «[Если] сердце любимого со мной, [то и] моё сердце с любимым», чтобы сохранить и смысл отсылки, и поэтичность. Или «Если наши сердца едины, мы не нарушим нашу любовь».

(Уже после написания статьи я узнала, что это стихотворение Ли Чжии присутствует и в книге-первоисточнике, причём тоже его последняя строка, и тоже в качестве признания в любви: строку 只愿君心似我心，定不负相思意 Вэнь Кэсин чертит на ладони Чжоу Цзышу.)

Когда-нибудь я напишу отдельный пост про литературные отсылки в сериале, а пока что, чтоб не потерялось, оставлю это тут: что за фразы каллиграфирует Чжао Цзин?

Это цитата из текста «Великое учение» (大学 «Да сюэ»), по преданию написанного Цзэн-цзы, учеником Конфуция, и входящего в конфуцианское Священное писание Четверокнижие. В числе прочего Цзэн-цзы подчёркивал значение принципа «почтительности к родителям» (сяо), считая это гарантией гармоничного мироустройства. Вот «Да сюэ» в одном из конфуцианских храмов:

Полностью предложение, фразы из которого пишет Чжао Цзин, выглядит так: 知止而后有定，定而后能静，静而后能安，安而后能虑，虑而后能得。

Перевод (отсюда http://www.daolao.ru/Confucius/Da_xue/da_xue_yk.htm):

Познать предел [совершенного Добра], а затем можно обрести упорядоченность. Обрести упорядоченность, а затем можно хранить покой. Хранить покой, а затем можно оставаться неколебимым. Оставаться неколебимым, а затем можно строить планы. Строить планы, а затем можно обретать [прибыль].

Моя версия:

Познав меру, обретёшь порядок; обретя порядок, достигнешь покоя; обретя покой, достигнешь умиротворения; обретя умиротворение, построишь замыслы; построив замыслы, приобретёшь выгоду.

По сути, это modus operandi Чжао Цзина, его девиз: не надо торопиться и действовать сгоряча, надо размеренно строить планы и следовать им, сохраняя спокойствие и ясность рассудка.

В 15-й серии Чжао Цзин пишет начало фразы: «Познав меру, обретёшь упорядоченность; обретя упорядоченность, достигнешь покоя» 知止而后有定，定而后能静. В 21й он дарит свиток с этой фразой Се-вану по его просьбе.

В 27-й серии Чжао Цзин пишет дальше: «Обретя покой, достигнешь умиротворения; обретя умиротворение, построишь замыслы» 静而后能安，安而后能虑, но теперь уже не для себя — персонально для Се-вана. Это и пожелание Чжао Цзина нервничающему Се-вану — не спеши, расслабься, скоро всё само упадёт нам в руки, — и объяснение своих действий. Но Се-ван намёка не видит и не понимает, каллиграфию рассматривает только как сувенир от ифу, в смысл фразы не вчитывается и от подарка отказывается.

Вопреки приказу Чжао Цзина, он организовывает нападение на школу Цинфэн, за что получает леща и теряет лицо перед подчинёнными. Не исключено, что, публично унижая Се-вана, Чжао Цзин не просто срывал гнев, а надеялся, что Мо Хуайян не потребует для Се-вана большего наказания. Но Мо Хуайян потребовал. А для Се-вана это стало последним доказательством того, что Чжао Цзину он больше не нужен.

Имена глав Союза Пяти озёр и иже с ними: Лу Тайчун, а также Чжан Юйсэнь и его сыновья

В случае семей Лу и Чжан иронические аллюзии к конфуцианству отсутствуют.

Лу Тайчун 陆太冲 — персонажа с таким именем нет в книге-первоисточнике (впрочем, там нет и Союза Пяти озёр в том виде, как он представлен в сериале). «Тайчун» 太冲 (букв. «великий прорыв») — это важная концепция даосизма, означающее духовную безмятежность, полное душевное спокойствие. Что ж, учитывая, что в сериале Лу Тайчун не появляется вовсе и гибнет где-то за кадром, можно сказать, что он воплощает даосскую идею безмятежности, доведённую до абсурда.

Можно сделать вывод, что семьи Гао, Чжао и Шэнь традиционно придерживаются конфуцианской идеологии, а семья Лу следует принципам даосизма.

Чжан Юйсэнь 张玉森 из школы Цзинху: его имя означает «нефритовый лес». Какого-то скрытого смысла тут найти не удалось.

А вот имена его сыновей, Чжан Чэнфэна 张成峰, Чжан Чэнлуаня 张成峦 и Чжан Чэнлина 张成岭, являются отсылкой к стихотворению Су Ши (1037-1101) «Начертал на стене монастыря Силинь» [1]:

横看成岭侧成峰，
远近高低各不同，
不识庐山真面目，
只缘身在此山中。

Смотришь вдоль — образуют горный кряж, с оконечности — образуют пик.
Издалека, вблизи, с высоты и снизу — отовсюду различны.
Не знаю истинный облик гор Лушань,
Лишь потому, что сам нахожусь в этих горах.
(Перевод: http://chinavsem.ucoz.ru/forum/16-112-7567-16-1487936050)

«Чэн» 成 в именах братьев — это т. н. «идентификатор поколения»: компонент имени, общий для сыновей одного отца. Обычно в контексте имени такой идентификатор не несёт смыслового значения. Смысловые же компоненты имён всех троих связаны с горами: «фэн» 峰 — пик, вершина; «луань» 峦 — отрог; «лин» 岭 — горный хребет.

В книге-первоисточнике имена братьев Чэнлина остаются неизвестными. В сериале имя старшего брата взяли из того же стихотворения Су Ши, что и имя Чэнлина, чтобы зритель уж точно не пропустил эту отсылку, а именем среднего продолжили «горную» тему.

Пока Чжан Чэнлин жил в своей семье, являвшейся частью Союза Пяти озёр — т. е. «внутри гор Лушань», — он не знал ни подлинной сути Союза Пяти озёр, ни того, что представляет собой мир за его пределами. Только покинув родной дом и взглянув извне, он понял, кем на самом деле являются многие люди, узнал много неприятных фактов о Союзе Пяти озёр, да и вообще повзрослел и продвинулся в правильном направлении по пути саморазвития — увидел «истинный облик гор Лушань».

Часто в классической уся, например, в романах Цзинь Юна (самый известный из которых — «Биографии героев, стрелявших в беркутов» 射鵰英雄傳/ Legend of the Condor Heroes), протагонист — подросток, на первый взгляд бесталанный и глупый, но под его глупостью прячется храброе и доброе сердце, а под мнимой бесталанностью — огромный потенциал, спрятанные резервы, которые надо только развить. Если бы сценарий «Странников» писал Цзинь Юн, то Чэнлин был бы протагонистом этой истории.

Однако и в «Странниках» Чэнлин играет важную роль: он оказывается рассказчиком, и, получается, всю историю мы узнаём с его слов. Но надёжный ли он рассказчик? Видим ли мы «истинный облик гор Лушань», или Чэнлин, как лицо, непосредственно вовлечённое в события, не в состоянии охватить картину целиком?