Нижний склад.
В Чепецком леспромхозе Юринского лесопункта в нашу бытность на реке Чепце действовали на нижнем складе 3 эстакады.
Первая находилась на берегу – напротив
посёлка. Сюда хлысты привозили зимой. На свайной эстакаде имелась электрическая бревнотаска , теплушка для
рабочих. Раскряжёвывали лес электрическими пилами, штабелевали по лёжкам лебедкой. Штабеля получались высокие, не меньше чем в Рехино под кранами.
Здесь же выбирали для сплава материал, из него строили маточный плот и связки прицепного леса. Из штабелей брёвна
сбрасывали летом в Чепцу; зацепляли тросами целую пачку, подтаскивали к берегу и сваливали в реку. Река временно
перетягивалась бонами, что бы лес накапливался до нужного объёма, потом боны убирали, и брёвна плыли по течению – это назывался молевой сплав.
Рабочие с баграми после сопровождали вниз по течению массу лесную, отталкивая застрявшие брёвна.
Сброс выполнялся так - один конец троса был закреплен на лебедке, другой к одному из «мертвяков» - тросовой петле заложенной в земле с бревенчатым якорем. Весь трос скользил по блоку закрепленному тоже к мёртвой петле на другом берегу реки. Наш отец Кайдалов Александр Иосифович по одно время работал десятником на этой эстакаде,
поэтому и зимой я бывал у него, видел весь этот процесс.
Ещё здесь скажу, скорее добавлю, про наличие ледоколов (деревянных сооружениях из трех столбов с упором) которые стояли перед зимней эстакадой на берегу Чепцы, несколько ледоколов было и за штабелями. Они служили для того, что бы дробить при
ледоходе большие льдины, которые могли разрушить штабеля леса жилые дома и другие строения на нижнем складе. Без
них большие льдины стали бы двигаться по прямой, так как река здесь делала поворот.
В разное время действовали ещё две летних эстакады, одна из них была построена сразу на выходе дороги из леса, которая шла через лесной кордон – Смолокурку. Суда я тоже
приходил к папе , здесь научился удить рыбу и плавать. На эстакаду лес выгружали дизельной лебёдкой, бревнотаски
не было сортировали брёвна вагонеткой, которую толкали сами рабочие. С вагонетки сбрасывали брёвна под обрыв, они стуча гулко друг о друга скатывались с обрыва и,поднимая брызги плюхались в воду. Некоторые разгоняясь подпрыгивали высоко на
естественных выбоинах спуска и весело ныряли в глубину. Шум стоял какой-то особенный, естественный - не такой как
на электрифицированных эстакадах.
Где-нибудь у Плотбища строили обоновку или сплавляли до зимней эстакады в существующую у неё.
Чуть выше по течению, в небольшой бухточке стояла
казённая лодка – полузавозня, я любил в ней сидеть наблюдая за работой лесорубов и за летающими брёвнами.
Однажды папа принёс мне удочку, у некоторых работников всегда имелись под эстакадой свои простенькие, неказистые удочки из дерева; поплавок из пробки, маленькое грузилко и крючок. Я ловил мух в дощатом сарайчике, где отдыхали рабочие и
обедали. На единственном окошечке их в жару
набиралось немало. Отец мне показал процесс ловли шаклеи, так и стал любителем рыболовом в шесть лет. Сначала видимо слишком усердно взялся за дело и после поклёвки выдергивал удочку из воды с одной рыбкиной губой. Много рыбы я не ловил, так ради спортивного
интереса, но этот интерес не пропал и сейчас. Люблю посидеть с удочкой на бережку пруда или речки.
На следующий год эстакада снова отправляла еловые и
сосновые брёвна в путь-дорогу по реке, и
я снова стал наведываться сюда. Иногда приходил с друзьями, чаще с
Витькой-Гудзаком, по-моему отец у него работал там лебёдчиком. Когда было жарко купались иногда
рыбачили. Обычно вся Юринская и Плотбищенская ребятня купалась и загорала на пляжике у устья Лёвинской речки,
здесь же у эстакады было слишком глубоко для неумеющих плавать, но мы приспособились окунаться, держась за тонкий тросик, который был натянут с берега к небольшому плотику. Он висел
в нескольких десятках сантиметров над водой, мы
перебирались по нему руками, отцеплялись и барахтались не доставая дна, когда начинали тонуть, снова хватались за этот стальной канат. Так я научился плавать ещё до школы, а осенью пошёл в 1 класс.
К тому времени я уже сносно проплывал с
десяток метров. В следующее лето научился нырять а после 3 класса уже переплывал Чепцу туда и обратно. Позднее классе в шестом с бон у зимней эстакады ныряя доставал дна с
любой глубины. Парни постарше вдвоем на скрепленных руках раскачивали нас и подбрасывали вверх,
развернувшись в воздухе, мы ныряли , на дне хватали горсть ила или песка и выныривали. В некоторых местах у дна даже больно давило в ушах значит было глубоковато. Кто из пацанов задерживался или, вынырнув не мог справиться с течением наши дрессировщики помогали слабому выбраться на боны и пока не
отдышится не бросали в воду.
Вообще, все мои знакомые с Плотбища и из Юринцев
плавали хорошо, на моей памяти никто не утонул.
В. Кайдалов.
Школьный интернат.
В первом
классе, примерно в октябре меня определили в
интернат, который открылся, по-моему, в тот же год. В Бачурах закрылась школа, всех учеников
перевели в Спасо-Заозерницкую школу, поэтому и назрела необходимость создать
такое общежитие для школьников. Для этого приспособили здание бывшей колхозной
конторы. В помещении по средине стояла печка с плитой, на которой готовили
завтраки и ужины, обедом первое время не кормили и хлеб все приносили свой. Мне
старшие сёстры доставляли из дома вместе
с ним молока и что-нибудь ещё.
С открытием интерната некоторые ученики начальных классов, которые жили в удаленных деревнях, тоже пробовали
пожить поближе к школе, но почему-то лысёнские вскоре отказались. А наши леспромхозовские с Плотбища, Юринцев и Лёвинцев жили даже до окончания восьмилетки, не все конечно. Домой уходили в субботу, а за бочуровскими и барахайскими приезжали на лошади или увозили и привозили с другой оказией, потому что туда было километров
8-10.
Интернат открыли в старом здании бывшей конторе колхоза по
печке разделили на мальчиковую и девичьи комнаты. Капа Наговицина жила с дочерями в маленьком закутке в конце
коридора , она была поваром и техничкой.
На следующий год или чуть позже за лето здание увеличили; пристроили рабочую просторную комнату и спальню для девочек, парни остались в старом помещении. Вместо бывшего туалета сделали вход в здание, а туалеты переместили
к рабочей комнате, туда вели отдельные двери из рабочей комнаты и был ещё выход на улицу на случай пожара. В рабочей
комнате стояли длинные столы со скамейками, где мы делали домашние задания.
Не помню в каком году, но в школу купили телевизор; сначала его установили в здании , где мы учились в 1
классе, но вскоре перенесли в интернат в рабочую комнату, на полку в углу.
Антенна была на высоком шесте, но все равно показывал он плохо. Гудел, шипел, бегали полосы . Иван Викторович крутил ручки регулировки и бывало что-то и появлялось
на экране. Чаще смотрели диафильмы, направляя проектор на печку.
Мне иногда приходилось читать вслух титры, поэтому диафильмы в стихах порой знал наизусть. Например, «Два артиллериста». ( Был у майора Деева товарищ
– майор Петров….)
В рабочей комнате проводили общешкольную ёлку, на стене
развешивали конкурсные стенгазеты старших классов, младшие почему-то не участвовали. Я был редактором и «художником»
в своём классе с 5 класса и рисовал газету для интерната отдельно, даже когда уже не жил там. Однажды во время проведения ёлки отключили свет и почему-то все ринулись к выходу, старый пол в коридоре не выдержал и рухнул.
Обошлось без тяжёлых последствий, но перебираться в темноте через порог было даже смешно. Воспитатель обычно проверял домашние задания у отстающих , на меня он не обращал внимания уже с 1 класса, так как я все делал сам без его
подсказки. Успевающим он разрешал
гулять; мы уходили осенью в лес, жгли костры, пекли картошку, которая хранилась в подполье в парнешечьей комнате. Некоторые тогда уже покуривали, я тоже как-то попробовал, но мне не понравилось.
Зимой катались на лыжах с горы за бывшим гаражом. Весной на
речке даже прыгали по плывущим льдинам. Это потом уже став взрослым стали понимать, каким
опасностям подвергали себя и нашего воспитателя, ведь по сути дела, мы на улице были предоставлены сами себе. Уходили весной и осенью
далеко в поля и леса, бывали иногда и у большой реки – Чепцы. Ходили как-то и на поле к Горбушенскому
гуменнику, там по одну осень осталось много репы – попадалась большая, крупная.
Лазили по церкви, по деревьям рядом с интернатом, ходили на кладбище, не знаю только за чем. Часто играли на
территории старого колхозного гаража.
Когда было холодно или шёл дождь
находили занятие в большой комнате; там были
различные игры , головоломки и даже настольный бильярд. Иван Викторович старшеклассников часто опускал в кино в
п.Мочёнки, когда там показывали детские сеансы. Бывало и дрались между собой, но дискриминации младших в интернате не было – жили как обычная большая семья.
Девочки тоже участвовали в некоторых наших мальчишеских играх , в помещении сами придумывали и развлекали нас.
Ночные няни Ольга Архиповна Лыскова, Дуня (Евдокия) по прозвищу «Бойкая» - мать Ивана Аверина из Горбушей.По один год
работала мать классной руководительницы Евгении Александровны.
Не знаю как девочки, но мы, бывало, просто
издевались над ними. Они дежурили, скорее всего, спали на диване в рабочей комнате. Мы затевали дур; кидались
подушками, скакали по кроватям . Няни прибегали к нам ругались, а иногда и приводили на усмирение нашего воспитателя или даже директора школы. А как-то у нас в комнате появился патефон,
мы ставили пластинку и выключали свет. Ольга прибегала ругалась, мы же делали вид, что спим. Видимо пластинка была одна, так как я слова песни помню и сейчас –«Мальчик по поводу шёл с кораблём, завтра вернётся лихим моряком……»
Были случаи и воровства, но я не буду называть сейчас фамилии – ведь это было детство, а сейчас мы все уже взрослые дяди и тёти, а некоторые уже покинули этот мир. Привет вам всем, когда-то
проживавшим в Спасском интернате!
С уважением В. Кайдалов.